13 – 17 декабря 617132 года от Стабилизации

Ночью в институте жизнь кипела не меньше, чем днём, да и вообще создавалось впечатление, что он работает круглосуточно. Подумав, я направилась в ту лабораторию, в которой ежедневно оценивали общее состояние. Стараясь не обращать внимание на обнажённого, покрытого шрамами лысого мужчину — химеру из вольера c высокотехнологичной обстановкой, подошла к незнакомому лаборанту. Гигантское членистоногое неодобрительно притопнуло в ответ на просьбу.

— Сначала занимаются чем попало, а потом бессонницей мучаются, — прощелкало оно подопытному.

— Почему не запретите? — элегантно приподнял бровь тот.

— Это не наша вещь, по договору, — щёлкнул лаборант. — Не имеем права.

Мужчина небрежно повёл плечами и бросил на меня короткий, но очень внимательный взгляд.

— Выпей и иди отдыхать, — резковато продолжил сотрудник, накапав что-то в низкую пиалу. — Не мешай работать.

Кивнув, я так и сделала. Но уже на выходе обернулась и снова заметила холодное изучающее внимание другой химеры.

В следующий раз мы пересеклись только через несколько дней. Точнее, не совсем так: сделав небольшой перерыв в занятиях, я заметила зрителя. Мужчина стоял на аллее и внимательно меня рассматривал, невольно заставив вспомнить, что нахожусь не где-нибудь, а в клетке. Легко переборов первый порыв: пойти и высказать претензии, немного помучилась совестью (вряд ли другим химерам было комфортно, когда я так же бесцеремонно их разглядывала), но всё-таки отказалась и от идеи повести себя подобно нынешнему посетителю в подобной ситуации — то есть просто вернуться к своему занятию. В конце-концов, нам же не запрещали общаться?

Встав с сена, покинула вольер и остановилась в паре метров от мужчины.

— Ты что-то хотел?

Он ещё раз окинул меня изучающим взглядом.

— Похоже, твой хозяин не склонен к излишнему садизму.

— Меня устраивает, — пожала плечами я и невольно поморщилась от боли в спине.

— Но возникает вопрос: почему он готов тратить деньги на то, чтобы уменьшить риск при исследованиях, — как будто не слыша, продолжила химера. — Насколько мне известно, это достаточно большие суммы.

Внутри поднялось раздражение.

— Во-первых, на это пошли мои средства, а не деньги Шаса, — комментарий прозвучал резче, чем хотелось, и я постаралась взять себя в руки. — А во-вторых, тебе-то какое до этого дело?

— Ты — раб. Насколько мне известно, здесь рабы не могут владеть имуществом.

— Ошибаешься, в некоторых случаях — могут, — скрестив руки на груди, я почувствовала себя уверенней. — Ты не ответил на вопрос. Повторить?

Сказала и поразилась сама себе — настолько насмешливо-цинично прозвучали слова. Ещё не освоилась, в порядках разбираюсь плохо, а противную, отталкивающую манеру общения тартарцев уже начала перенимать. Плохой пример заразителен… и с этим надо что-то делать.

— Изучение моего организма подходит к концу. Если не найдётся нормального хозяина, то велика вероятность, что меня купит либо какой-нибудь университет для проведения опытов, либо общество охотников или садистов, — мужчина скупо улыбнулся, когда я поёжилась. — Моя живучесть очень высока даже по меркам химер и моих исходных видов, поэтому для данных заведений такое приобретение, скорее всего, окажется выгодным.

Изменив позу, согласно повела рукой. Естественно, что он не хочет для себя такой судьбы, но ужасает, насколько откровенно об этом говорит. Хотя… если это действительно самые вероятные варианты, то не удивительно, что мужчина хватается за малейший шанс.

— Не знаю, захочет ли Шас кого-то покупать, — сочувственно предупредила химеру.

Он улыбнулся. Спокойно. На мой взгляд, слишком спокойно для находящегося в такой ситуации.

— Лучше хоть какой-то шанс, чем никакого. От попытки хуже не станет.

Я ждала новых вопросов, но их не последовало. Мужчина молчал, смотрел на меня и о чём-то думал.

— Ещё что-то?

— Нет.

Пожав плечами, я вернулась в клетку, а химера ещё некоторое время наблюдала за моими занятиями. Наконец он ушёл и удалось вздохнуть спокойно. Тоже мне, посетитель зоопарка нашёлся. Сам точно такой же зверь!

«Коллега» по институту вернулся к вечеру и долго прогуливался туда-сюда вдоль моего и соседних вольеров. Терпение мужчины оказалось не напрасным — он встретил Шаса на аллее, где они и задержались для разговора. Сначала я не собиралась выходить, но их общение затянулось и, судя по жестам опекуна, выводило последнего из равновесия. Ещё немного подождав, я не выдержала, тихо покинула помещение (внутрь клетки внешние звуки не проникали) и прислушалась.

—… Это всё прекрасно, но если сведения правдивы, то за тебя придётся много заплатить. Кстати, что ты за химера? — рассматривая мужчину как товар на выставке, поинтересовался Шас.

— Чиртериан и арван под эаледа.

Опекун вздрогнул и слегка отшатнулся от собеседника.

— И ты действительно думаешь, что тебя такого хоть кто-нибудь купит? — в голосе тартарца мне почудилась ненависть.

— Кто-нибудь — почти точно, — ровно ответил мужчина.

Шас криво улыбнулся, ещё раз оглядел собеседника и вздохнул.

— Ну да, кто-нибудь точно, — нерадостно пробурчал он себе под нос.

— Ты можешь просмотреть досье, чтобы убедиться в достоверности информации.

— Уже смотрю и даже читаю, — Шас сверлил мужчину неприязненным взглядом. — И мне очень не нравится то, что я вижу. А вижу я врага. Точнее — врагов.

— Если ты меня купишь, то сможешь делать что захочешь, в том числе и мстить. Унижение… — химера совершенно не реагировала на агрессию собеседника. — Если надо, будет и унижение. Кроме того, как уже говорил, я очень вынослив в обоих планах — так что сдерживаться нет необходимости.

— Да что ты понимаешь!.. — почти прошипел опекун, а потом резко осёкся и совсем другим, неожиданно виноватым, тоном добавил. — Да, живучесть у тебя действительно шикарная.

Мужчины помолчали.

— Я подумаю над твоим предложением, — процедил Шас спустя несколько минут. — Но лучше не рассчитывай.

Химера слегка склонила голову:

— Буду ждать твоего решения.

Опекун резко развернулся, и на его лице я заметила неприязнь, страх и что-то ещё — сложную какофонию из эмоций. Но подумать на эту тему не удалось: заметив меня, Шас раздражённо махнул рукой:

— А ну брысь на место!

Вздрогнув от неожиданности, я поспешила выполнить указание. Опекун нервно оглянулся на удаляющегося мужчину и зашёл следом.

— Тварь! — Шас сжал кулаки и некоторое время смотрел на них с непонятной ненавистью, а потом резко вскинул голову. — Не выходи, я скоро вернусь.

Я пожала плечами, недоумевая, что могло вызвать такую бурную реакцию. Может, химера и вела себя не идеально, но вроде ничего настолько вызывающего не творила. С чего бы опекуну… или они были знакомы раньше? Невероятное предположение, но вдруг.

Шас действительно возвратился быстро, притащив с собой большую охапку хвороста.

— Мне это необходимо, — резко пояснил он, разгрёб гальку и быстро сформировал кострище. — Кстати, ты тоже можешь пользоваться без ограничений — в твоём случае снабжение горючими материалами предусмотрено.

Как обычно, опекун не пользовался специальными средствами для розжига — просто засунул руку под ветки и уже через пару минут они горели. Шас долго смотрел на огонь, постепенно успокаиваясь, я тоже молчала, опасаясь попасть под приступ плохого настроения и всё так же безуспешно пытаясь понять, что разозлило опекуна. Не просто же предложение купить?

— Всё. Теперь можно говорить, — через некоторое время вздохнул Шас и посмотрел на меня каким-то горьким, почти больным взглядом.

— А спрашивать, что случилось?.. — осторожно поинтересовалась я. — Если нет, то ты сразу скажи.

Опекун не спешил с ответом. Некоторое время любовался пламенем, а когда я уже решила сесть заниматься, прервал затянувшееся молчание.

— Тоже можно. Даже хорошо, что ты об этом заговорила: от проблемы надо не прятаться, а решать, — Шас снова замолчал.

— Воспоминания о том, что ты был в таком же положении? — решила помочь я.

Опекун погладил огонь и невесело рассмеялся.

— Нет, — покачал головой он. — Я не был в таком же положении. Моя живучесть для химер лишь чуть выше среднего — даже твоя намного лучше. Но ты права, это воспоминания.

Шас опять сделал паузу, но на сей раз я не вмешивалась — просто ждала.

— Мы оба… да, наверное, всё-таки ненавидим и боимся того, кто является одной из составляющих этой химеры. А вторую личность — тоже боимся и испытываем негатив, хотя и не до такой степени. Конфликты цивилизаций, видовые предрассудки… или не предрассудки, — мрачно закончил опекун.

Невольно кивнула. Может, и не знаком лично, но наслышан как факт. Вот, значит, в чём дело. Интересно только, зачем тогда та химера всё-таки подошла к Шасу. Не узнала или хватается за любую возможность? И всё ещё не решён вопрос, почему, собственно, разговор вызвал такие бурные эмоции.

— Но ведь тебя никто не заставляет с ним общаться, — удивилась я. — Или даже встреча?..

— Ты не понимаешь! — Шас вскочил и как будто вторя ему, над костром взметнулся длинный язык пламени. — Его… их… тех, из кого получилось эта тварь, никто не любит! — опекун так же резко сел и склонился над огнём, как будто им умываясь. — По крайней мере очень мало кто относится позитивно, — уже спокойней продолжил Шас.

Ну и при чём тут отношения между видами? Можно понять, когда опекун ссылался на собственные чувства, но чужие-то какое отношение к делу имеют?

— Почему? Они заслужили такое отношение? — на всякий случай поинтересовалась я.

— Да. Уверен, что да. Вторые — очень сильные, быстрые, почти непобедимые противники. Малочисленный вид из моего космоса, опасный, жестокий, но при этом косящий под буйных недоразвитых дурачков, — опекун поёжился своим воспоминаниям. — Именно что косящий, а не являющийся. Да, силу их десанта ещё можно было бы списать на физиологические особенности, но они очень хороши и в космосе: часто способны одолеть более сильный флот — а тут уже требуется понимание и хорошее владение техникой, тактикой и стратегией… и неплохо бы разбираться в психологии и поведении тех, к кем воюешь. В нашем прошлом мире этот вид промышлял грабежом. Чиртериан сложно предсказать, а общаться безопасней на расстоянии: они периодически впадают в разрушительное безумие. Разрушительное для других, — Шас вздохнул и покосился на меня. — Их многие недолюбливают. Люди тоже. К тому же, с ними практически невозможно договориться о сотрудничестве — лишь откупиться от нападения. Первые же, арваны, и вовсе ходячие эпидемии, способные идеально подделаться под любой другой вид. Живущие за чужой счёт и часто занимающие высокие посты в правительстве… большинства цивилизаций. Тех, под кого замаскировались, — заметив моё непонимание, опекун взорвался. — Между прочим, к людям они тоже очень успешно внедряются! Не знаю, жили ли на твоей планете — с учётом того, что цивилизация ещё не вышла в космос, но даже тогда вполне могли быть — это не редкость! — на мгновение Шас прикрыл глаза, а потом снова потянулся к огню. — Прости, мне сложно представить, что об арванах хоть кто-то не имеет представления. Впрочем, даже если арваны были на твоей планете, то их вряд-ли хоть кто-то мог вычислить.

Вроде понятно. Агрессоры-грабители и захватчики-шпионы — не удивительно, что и к первым и ко вторым отношение плохое. А если «внедренцы» ещё и...

— Они захватывают чужие тела? — на всякий случай уточнила я.

Шас недоумённо поднял взгляд. Долго рассматривал меня как вдруг заговорившую собаку, а потом рассмеялся. Что такого я сказала? Нет, пусть бы веселился, но не за мой же счёт! Или хотя бы объяснил, в чём именно состоит глупость. Наконец опекун начал успокаиваться, но заметил мою обиду и снова улыбнулся.

— Спасибо, ты отлично повысила мне настроение — я как-то не думал, что могло быть ещё хуже, — он подбросил к костёр хвороста. — Нет, арваны не захватывают тела, а меняют своё так, что оно становится полностью идентично тому виду, под который маскируется. Отличить невозможно, даже генетический материал соответствует. Насколько мне известно, арваны редко подделываются под уже существующих людей, предпочитая проходить весь цикл развития. Иногда даже рождение. Другой вопрос, что тот, кого окружающие будут считать ребёнком, на деле уже вполне взрослый и обладает качествами, знаниями и умениями, не характерными для представителя своего вида — хотя может их не показывать, — Шас прищурился и бросил быстрый взгляд в сторону аллеи. — Арванов очень сложно выявить. Даже здесь, где сочетаются технологии множества высокоразвитых цивилизаций, на это способны лишь отдельные… скажем так, народы. А именно — сами арваны и их извечные враги. Не будь в институте таких специалистов, наверняка бы этот… эта химера сумела сохранить тайну — и арвана посчитали бы тем, под кого он в тот момент подделывался.

— Это всё очень интересно, — кивнула я. — Но ты прав: я не понимаю, какое это имеет отношение к твоей реакции.

Шас резко помрачнел, заставив пожалеть, что снова подняла больную тему.

— Их не любят — а значит, у него мало шансов, что купит кто-то нормальный. И наоборот, очень вероятно, что найдутся те, кто захочет отыграться.

— Так это только потому, что он — химера?! — теперь я вскочила, не в силах сдержать возмущение. — Но ведь химер здесь достаточно много — зачем зацикливаться именно на нём? Особенно если он — существо с сомнительными моральными качествами и тебе не нравится. Другим химерам наверняка не легче, так не лучше ли помочь кому-нибудь из них? Тем более, насколько мне удалось подслушать, он дорого стоит. Не лучше ли выбрать того, кто тебе симпатичен?

Опекун тоже встал.

— У химеры, хотя бы одна часть которых — арван, шанс выжить и приспособиться намного выше, чем у любой другой. Они способны существовать в широком диапазоне условий, часто могут обходиться без прививок — и при этом сохранить здоровье. А ещё они гораздо лучше других способны вписаться в общество. Арваны именно так и живут — внедряясь в чужие цивилизации под видом аборигенов. Они — приспособленцы.

Постепенно успокаиваясь, я опустилась на сено и начала мучиться совестью. Не знаю, что там с видовой принадлежностью, но мне эта химера ничего плохого не сделала. Поговорили вполне нормально, да и вообще кто дал мне право вмешиваться?

— Всё равно не понимаю, к чему ты ведёшь.

— К тому, что несмотря на большую цену — а он стоит гораздо дороже, чем ты, его покупка с высокой вероятностью не окажется пустой тратой денег. Если у него будет шанс, то он, скорее всего, сможет стать нормальным уважаемым гражданином. В этом плане ты… и я в своё время, сильно ему проигрываем — и отнюдь не только в плане физиологии.

Я потёрла лоб, окончательно запутавшись.

— Так ты хочешь, чтобы он достиг успеха?

— Да. Нет. Не знаю, — Шас вздохнул и сел. — Это было бы разумно. Кроме того, мне когда-то надо начинать бороться со своим негативным восприятием арванов. И не только их.

Кажется я начала понимать, в чём конкретно проблема опекуна.

— То есть ты понимаешь, что покупка была бы правильным решением, но эмоции против? — подумала и добавила. — Но тогда ты можешь узнать, например, у своего бывшего хозяина, не хочет ли он приобрести...

— Если он захочет, то сам будет следить за списками, — покачал головой Шас и горько добавил. — К тому же, у моего бывшего хозяина есть негативная черта — он видист, пусть и наполовину — зато очень ярый. Он никогда не купит такую химеру.

— Но ведь тебя же купил?

— Есть большая разница. Я был для него не опасен. Забавная зверюшка, игрушка, эксперимент и сплав из низших видов. Этот же будет восприниматься как серьёзная угроза, — опекун вновь покосился в сторону пустой аллеи и тихо продолжил. — Ты правильно поняла. Я не хочу его покупать, но понимаю, что если не куплю, то стать гражданином у него шансов практически нет: потому что другие в этом плане его рассматривать не станут. Тогда как если куплю — это почти точно выигрышный вариант. Но если я его приобрету, то это будет серьёзная угроза моей жизни и здоровью… да и психологический дискомфорт никто не отменял. Физически он гораздо сильнее меня, как, впрочем, и психически. А его возможность действовать очень сложно ограничить — разве что в изолированный бронированный бункер сажать, но тогда об адаптации даже думать бессмысленно. К тому же, если судить по характеристике, он вполне вменяем, способен слушать и подчиняться — да будь иначе, его бы банально из клетки не выпускали!

Разговор затих, но теперь необычная, опасная химера заняла и мои мысли. Поэтому вместо того, чтобы вернуться к своим делам, я поискала характеристику арванов и чиртериан в сети. Быстро выяснилось, что Шас не обманул. Даже в том, что чаще всего арванов выявляли уже после того, как они сами заявляли о своей принадлежности к этому народу, а потом данный факт оставалось только подтвердить с помощью экспертов. Поскольку эксперты (почти всегда те же арваны) запрашивали за свои услуги, в том числе распознавание себе подобных, немалую плату, всех разумных поголовно проверять было слишком накладно. Создавалось впечатление, что цена намеренно завышена с целью облегчить сородичам маскировку. Судя по прочитанному, арваны были жестокими, мстительными, но расчётливыми и очень умными существами, чья цивилизация пошла по биологическому пути развития и достигла на нём удивительных высот.

Вторые, чиртерианы, ярко выделялись личным могуществом — в первую очередь необычной скоростью реакции и устойчивостью к некоторым воздействиям. А ещё невоздержанностью, агрессивностью и таким поведением, которое скорее характерно для буйного сумасшедшего, чем для разумного существа. Почитав про чиртериан, я поняла, что они считаются гораздо менее способными к сотрудничеству, чем арваны, да и вообще слабо вменяемыми существами, встреча с которыми представляет серьёзную угрозу для жизни. Нет, судя по найденным материалам, в Тартаре встречались чиртерианы, с которыми можно общаться, но для своего вида эти особи являлись исключением, а не правилом.

Новые сведения не вдохновляли и не подталкивали к общению с шапочно знакомой химерой. Скорее наоборот. А если учесть, что обычаи обоих вышеназванных видов большинству других казались дикими и вызывали отторжение, не удивительно, что любви ни к тем, ни к другим не наблюдалось. Если профессионалов из народа арванов ещё ценили и уважали в роли генетиков и прочих специалистов биологических или медицинских отраслей, то чиртериан вообще старались по возможности избегать. К слову, несмотря на то, что оба этих вида считались редкими, они были очень прославлены и известны… особенно в негативном плане.

Немного поразмыслив над пугающими описаниями (по крайней мере. пока опасная химера по поведению казалась вполне спокойной и вменяемой), я решила поискать информацию насчёт второй половины меня (благо уже знала, как называется этот народ). И снова обнаружила отрицательную характеристику. Свекеры считались ещё более редким, встречающимся только в единичных экземплярах и малоизвестным видом. Из найденного удалось понять, что он очень устойчив к биологическим опасностям, но при этом необычайно требователен к некоторым внешним условиям — по этой причине попавшие из Вне свекеры быстро погибают. А те, что остаются в живых, чаще всего ведут себя, как буйно-помешанные. Или, судя по отдельным записям, такими и являются — в смысле, сходят с ума.

Почему-то стало очень обидно за такое нелестное описание той, что является лидирующей личностью. Хотя… может, в сети вообще обо всех видах мнение плохое, а я переживаю. Надо проверить. К сожалению, описание homo sapiens (кстати, кроме него обнаружилось немало других homo) оказалось достаточно адекватным. Обычный, распространённый вид со средней склонностью к видизму, чуть повышенной агрессивностью, возрастающей в условиях перенаселения, и нормальной приспосабливаемостью. Кстати и особого негатива против людей, как вида в целом, не видно. То есть противники есть — иное было бы странно — но не больше, чем ожидалось. По крайней мере, нет такого, чтобы пришлось искать, прежде чем обнаружить хотя бы относительно нейтральный отзыв. Вполне нормальное отношение… в отличие от вида, к которому принадлежала вторая половина меня и обоих составляющих опасной химеры.

— Шас, а ты был знаком с homo sapiens и свекерами? — поинтересовалась я, оторвавшись от компьютера. — В смысле: был ли знаком до того, как попал в Чёрную Дыру?

— С людьми можно сказать, что да. Хотя общаться довелось с другими видами, а о sapiens только слышал. О свекерах не знаю — наверное, они жили в другое время, в другом месте или просто были малой цивилизацией, возможно, ещё не освоившей межзвёздные полёты.

— И что ты думаешь о людях?

Опекун пожал плечами.

— Они — захватчики. Их цивилизации чаще всего экспансивны. Но, в принципе, дело с людьми иметь можно. По крайней мере, не сложнее, чем с многими другими видами.

— Угу, — кивнула я своим мыслям.

Судя по всему, Шас не симпатизирует людям, но и враждебности особой не испытывает. Мелочь, а радует.

Прочитанное и услышанное заставило серьёзно задуматься. Если верить описанию, угроза реальна. Но и Шас прав: если бы мужчина вёл себя буйно, то его бы изолировали — а он волен выходить из вольера, когда захочет. Очень странно. И ещё более загадочно выглядит поведение опекуна. Он не обязан покупать химеру и давать ей шанс, не испытывает к ней симпатии, но при этом, судя по всему, склоняется к положительному решению. Зачем Шасу тратить свои деньги (и, насколько я поняла, немалые), если он не получит за них ни материальной компенсации, ни даже эмоционального удовлетворения? Почему и с какой целью опекун готов жертвовать своими интересами ради неприятного ему незнакомца?

Вечером я долго поправляла свою сторону сена. Новая жизнь, и особенно, жизнь в Тартаре, частично сломала старые привычки и стереотипы. Прошло всего несколько месяцев, а меня уже мало смущают обнажённые люди. А уж в том, чтобы посидеть на дереве или земле и вовсе ничего зазорного не нахожу. Может, в том числе поэтому в последнее время ночую там же, где и Шас, а не в закутке с кроватью. На куче сена спать оказалось приятно и удобно, а единственный дискомфорт удалось устранить, притащив одеяло. Что же до отдыхающего рядом мужчины — так даже лучше. Не одиноко. Мы не интересуем друг друга в сексуальном плане, что же до остального… на Земле многие не смущаются лежать в одной постели с кошкой или собакой. Разница невелика.

— Есть ещё кое-что, — тихо заметил опекун перед сном. — Он живуч.

— Ты уже говорил об этом, — напомнила я, зевнув. — Это неудивительно — оба его вида отличаются повышенной устойчивостью.

Шас посмотрел вверх и поудобнее устроился на сене.

— Знаешь, как здесь, в институте, определяют живучесть? Нанося раны, ожоги — сначала небольшие, а потом, если никто не поставил ограничений (как у тебя), вплоть до предела выносливости. Без обезболивания, а порой — и без обработки. А после наблюдают, как восстанавливается тело да какие сдвиги в психике, — голос опекуна дрогнул. — Чем живучее химера, чем устойчивей у неё разум — тем дальше заходят в исследованиях. Нас изучают не просто так. Мы — необычные существа, с редкими способностями, необычным их сочетанием и очень высокой выносливостью. Даже если химера сформировалась из представителей одного вида, она намного, иногда в сотни раз более живучая, чем исходные особи. Если разгадать, почему и каким образом это происходит, то, возможно, удастся повторить. Некоторые даже за треть нашей выносливости согласились бы заплатить огромные деньги.

Он замолчал, снова поглядев в закатное небо, на котором только-только начали зажигаться первые, самые яркие звёзды.

— Для химеры я не отличался запредельной живучестью, поэтому исследователи ограничивались только оголёнными рёбрами, позвоночником и плечами — мне и того хватило, чтобы оказаться на грани. Тогда я был уверен, что не выдержу, — совсем тихо добавил Шас. — Каждый день ковыряли и ковыряли, не давая ране зажить или мне — умереть. Но по сравнению с другими я ещё относительно легко отделался, — опекун вздохнул. — Потом, когда опыты на выносливость закончились… не забывай, я был рабом. Вещью. Сотрудникам не запрещают развлекаться с рабами, если это не помешает опытам. Иногда со мной «развлекались». Нечасто, но было. Это сложно забыть.

Я внимательно следила за выражением лица Шаса, и мне чудилось, что на нём отражается весь горький опыт. Опекуну пришлось пережить гораздо больше, чем казалось с первого и даже со второго взгляда.

— Он живуч. К тому же составляющие его виды у многих вызывают негатив. Я уверен, что с ним часто «развлекаются». Гораздо чаще и более жестоко, чем со мной.

— Но он не похож на того, кого подвергают систематическим пыткам, — с сомнением потянула я, но тут же вспомнила о многочисленных шрамах и добавила: — По поведению не похож.

— Не знаю, что там с чиртерианом, а вот арваны точно способны контролировать эмоции. По крайней мере — внешние. Поэтому ты или я увидим не то, что он чувствует на самом деле, а только то, что захочет и посчитает нужным показать или изобразить.

Шас лишь слегка приоткрыл завесу над своим прошлым, но то, что скрывалось за ней, оказалось кошмаром. Кошмаром, который не отпускает его до сих пор и заставляет смотреть на других людей с иной точки зрения.

— Ты уже решил?

— Ещё думаю. Надо будет поподробней досье посмотреть и с сотрудниками поговорить. Но склоняюсь к тому, чтобы купить. Хотя жизнь это мне испортит сильно. Всё, давай спать.

— И тебе приятных снов.

Повернув голову, я тоже посмотрела на звёзды. Почему всё-таки опекун считает, что нужно дать шанс этой химере? Жалость? Сочувствие? Воспоминания? Мнение, что деньги не пропадут впустую? Или что-то ещё? Что-то, пока не доступное моему пониманию.

Со стороны закатившегося солнца наползали облака, обещая вскоре затянуть всё небо. Может и хорошо, что в моё время земляне ещё не установили контакт с другими цивилизациями. Ведь окажись так, я бы попала сюда с уже сформировавшимся мнением о некоторых видах. Симпатия, вражда, ненависть — чувства мешают оценивать ситуацию объективно. Уже не в первый раз Шас упомянул, что ему приходится бороться с самим собой, переоценивать свои прошлые воззрения. Как насчёт самого себя, так и насчёт других видов. А переучиваться иногда сложнее, чем осваивать с нуля.