7. История паразитизма.

Машинист объявил гнусавым голосом, что следующая станция — «Царское Село».

— Лена, забыл спросить, куда Вы едите? Случайно, не в Екатерининский парк?

— Как Вы догадались? Ах да, смешно Вас об этом спрашивать. И Вы туда же?

— Конечно, ведь наши встречи не случайны, — хитро улыбнулся я.

Синица покинула нас, как только мы вышли из вагона.

— Пойдёмте пешком? Здесь идти минут 30. Можно по Софийскому бульвару или по Конюшенной улице.

— А, какая разница? — спросила Лена, окинув взглядом площадь.

— На Конюшенной можно попить кофейку, на Софийском — высокие тенистые деревья.

— Лучше по бульвару.

Мы перешли площадь и зашагали по дороге, утопающей в тени высоких ветвистых деревьев.

— Какая красота! — воскликнула Лена и обернулась вокруг себя, — что бы Вы там ни говорили, лично я сейчас несказанно счастлива!

— Охотно верю. В то же самое время кто-то сейчас думает, как прокормить детей?.. На протяжении миллионов лет животный мир, чтобы выжить, приспосабливался к изменениям природных условий на Земле. Чем разумнее становился человек, тем чаще пытался не адаптироваться, а подстраивать под себя среду обитания. Одни империи и государства приходили на смену другим, но построить такое общество, в котором каждый её член ощущал бы себя совершенно счастливым, пока не удавалось никому.

Безмятежная улыбка спала с лица Лены, я же продолжал как ни в чём не бывало:

— На первый взгляд, рецепт человеческого счастья понятен: трансформировать среду обитания под свои нужды и построить идеальное общество для удовлетворения насущных потребностей. Так почему же до сих пор мы не достигли всеобщего счастья? С проблемой противодействия неблагоприятным природным условиям мы справились. Вот только до сих пор продолжается борьба с другими людьми, группами, обществами, классами, народами и государствами с иным представлениям счастья, которая превращаются в бесконечную череду войн, переворотов, революций и закончится только тогда, когда общество достигнет одинакового представления о сущности счастья. А всегда ли человечество было таким неоднородным? — обратился я к Лене.

— Ну вот, сразу же загрузили, не дав женщине порадоваться и вкусить кусочек своего маленького счастья, — изобразила Лена обиду, нарочито выпятив нижнюю губу, — и что Вы хотите услышать?

— На каком этапе возник в обществе антагонизм? Как у Вас с историей?

— С историей у меня всё хорошо, впрочем, как и с остальным, — ехидно ответила Лена. — Давайте представим себя на востоке Африки, в Танзании. Солнце в зените, но жары не ощущается. Время года определить невозможно — здесь постоянно тепло. Дата — 2.5 миллиона лет до нашей эры. Первобытные люди, Homo Habilis — человек умелый, не пользуются одеждой. Она ни к чему — холодно здесь не бывает. Интимные места прикрыты густой шерстью, да и стыд им ещё неведом. Жилища тоже не нужны, разве что спрятаться от диких животных. Но для этих целей подходят естественные укрытия. Живут первобытные люди небольшими стадами, человек по 20-30. Поодиночке они бы вымерли от голода или были истреблены хищниками. А объединившись в группы, проще обороняться от зверей и добывать пищу. Занимаются собирательством и охотой, используя примитивные инструменты: палку-копалку, заострённый камень и дубину. Жизненные цели первобытных людей исключительно в удовлетворения двух основных своих потребностей: утоление голода и защита от хищников. В этом первобытные люди недалеко ушли от остального животного мира.

— Пока ничего интересного. Что дальше? — вклинился я в рассказ Лены.

— Со временем Homo Habilis научились делать орудия труда, что выделило их из мира животных. В первобытном обществе ещё отсутствовали зависть, паразитизм, эксплуатация, рабство. Любое приспособление шло на пользу всему стаду. С изобретением первых орудий охоты — заострённых палок, дубинок, камней — первобытные люди из жертв постепенно стали сами превращаться в хищников. А добычи было больше, если охотились не в одиночку, а группами. Устраивать ямы-ловушки, заниматься загоном зверей можно было только сообща. Совместная охота, жизнь в группе, разделение труда между мужчинами и женщинами было прогрессивным решением первобытных людей. Мужчины занимались охотой, а женщины — собирательством и воспитанием детей. Шансов выживания стало больше.

— Если разделение труда в стаде было прогрессивным, то выходит, что стирание различий между обязанностями и занятиями мужчины и женщины в наше время — деградация? — предположил я.

— Не задумывалась над этим, — поправила Лена волосы на виске. — Но продолжим. Вожаком в стаде первобытных людей становился самый сильный и умный самец. Авторитет зарабатывался в успехах на охоте, в обороне от хищников и принятии правильных решений в непредвиденных обстоятельствах. В перепалках между членами стада последнее слово было за вожаком, и чем выше был его авторитет, тем быстрее погашались стычки. Но конфликты возникали не только внутри стада, но и с чужаками, зашедшими не на свою территорию. Бились прежде всего за местность, если считали её выгоднее в плане пищи. Военными трофеями становились женщины побеждённого стада, шкуры убитых животных, а также орудия охоты и труда. В военных конфликтах не было ничего прогрессивного для развития человечества. Но, благодаря естественному отбору, выживали самые сильные, умные и ловкие члены стада.

— Понятно, — перебил я Лену, — первобытные люди жили в почти коммунистическом обществе. Совместная охота, справедливое распределение пищи, отсутствие эксплуатации человека человеком. Если бы не агрессивная среда обитания, то могли бы жить вполне счастливо. Ну а что стало с человечеством позже?

— Представим, что мы оказались в юго-восточной части Европы, на территории современной Болгарии. Какой год? Где-то 45 тысяч лет до нашей эры. Первые Homo Sapiens, очень похожи на современников, скорее всего, кроманьонцы. Живут в пещерах, ходят в шкурах, используют копья и стрелы с костяными наконечниками, делают украшения из камней, ракушек и костей, рисуют на стенах пещеры сцены охоты, хоронят умерших родичей, общаются посредством речи. Овладели огнём — в жилищах постоянно горит костёр, возле которого они греются и жарят свою еду. Селятся родовыми общинами от 20 до 100 человек. Все поколения мужчин живут вместе, в то время как женщин, по возможности предпочитают брать из других общин. Основные жизненные цели — добывание пищи, защита от хищников и от агрессивных воинов из других родовых общин. Кроме основных целей, появились и второстепенные: сохранение или добыча огня, разрисовывание рисунками пещер, изготовление украшений и орудий труда. По сравнению с первобытными людьми — прогресс налицо. И на это человечеству понадобилось целых 2 миллиона лет.

— Ох и нерасторопные же были наши прародители, — усмехнулся я.

— С необходимостью вождя в родовой общине было всё понятно, — продолжала Лена, — но вот возникновение у Homo Sapiens колдунов и шаманов вызывает немало вопросов. Бессилие перед явлениями природы зарождало у человека разумного страх. Не зная настоящих причин явлений, люди считали, что их вызывают действия сверхъестественных существ. Люди прозвали их духами, а самых могущественных из них — богами. В общинах возникали люди, которые посредством таинственных ритуалов заставляли остальных поверить в то, что они способны напрямую общаться с духами и с богами. Их вначале называли колдунами, а позже шаманами или жрецами. Им приносили жертвы — подарки: корзину с зерном, убитое животное. Последние пользовались этими верованиями для укрепления своего господства над общиной. Что давала такая власть? Прежде всего — подчинение всех членов общества воле колдуна или шамана и паразитирование на них. Это со временем и привело к неравенству. На первом этапе, пока у вождей ещё не появилась собственная вооружённая охрана или дружина, они пользовались влиянием колдунов и шаманов на людей в своих целях, чем и объяснялось их мирное сосуществование в общинах.

— Следовательно, — вмешался я, — невежество и доверчивость одних людей, обман и мошенничество других — послужило причиной первичного расслоения людей в общине и зарождения паразитизма, эксплуатации и неравенства. А счастливы ли были Homo Sapiens? Поскольку они обитали в «неблагоприятной» среде, то, вероятно, испытывали только кратковременные ощущения счастья после удачной охоты или победы над войнами из других общин. Особенно если они сопровождались множеством трофеев и пленных женщин. Большую же часть времени они ощущали себя несчастными.

Так, незаметно за разговором по Софийскому бульвару мы дошли до Садовой, а оттуда до входа в Екатерининский парк.

— Может быть, Вы и без билетов сможете пройти? — решила Лена подтрунить надо мной.

— На автоматические турникеты и банковские карты мои способности не распространяются, — улыбнулся я, — воздействовать я могу только на живых существ, но пользоваться своими способностями в корыстных целях я бы не стал. Два билета, пожалуйста, — обратился я к женщине в окошке.

— Этот вариант меня тоже устраивает, — засмеялась Лена.

Выйдя на Эрмитажную аллею, мы свернули направо и дошли до Екатерининского дворца. Обогнув его слева, вышли на Рамповую аллею, а уже с неё открывались все маленькие прелести Екатерининского парка.

— Здорово здесь! — воскликнула Лена. — Только вот не нравятся мне однотипные железные скамейки. Мало того, что на них сидеть неудобно, так они ещё и достаточно холодные, особенно, весной и осенью.

— Согласен, — поддержал я Лену, — но тогда и я добавлю свою каплю дёгтя. В этом парке полакомиться шашлыком — это лотерея. Вчера ещё мясо не подвезли, сегодня оно уже закончилось, а завтра вообще жарить не будут!

— Нет шашлыка? — разочарованно произнесла Лена. — А что мы тогда здесь делаем? Никакого уважения к посетителям! — воскликнула она, едва сдерживая смех.

— Осмелюсь заметить, что не я выбрал для прогулок этот парк. Я всего лишь присоседился к Вам.

— Может быть, нам сегодня повезёт? — спросила Лена, посмотрев на меня, как голодный пёсик на обедающего хозяина с куриным окорочком в руке.

Несчастное выражение лица Лены меня сильно развеселило, и я не смог удержаться от смеха, который, похоже, был столь заразителен, что вскоре и Лена рассмеялась.

— Предлагаю продолжить нашу беседу, глядишь, и аппетит нагуляем?

— Сильнее всего расслоение началось в древнем Египте. Представим, что мы очутились где-то в верхней его части. Какое время? Около 4 тыс. лет до нашей эры. Кто эти люди? Вероятнее всего, бадарийцы. Основные занятия — мотыжное земледелие, рыболовство и животноводство. Живут дружно, большими поселениями. Никакого социального неравенства пока нет. Перенесёмся чуть позже… Вожди и старейшины распределяют земельные участки, управляют делами общины. За это они получают внушительные взносы в виде части собранного урожая и приплода скота, которые со временем превратились в принудительный и тяжёлый сбор. Знать богатеет, а простые крестьяне едва сводят концы с концами. Во время войн между племенами победители захватывали пленников. Их забирал себе вождь и другие знатные Египтяне. Пленников превращали в рабов, а знать их захватившая составляла класс рабовладельцев. Награбленные вождями богатства позволяли им набирать надсмотрщиков, стражников и отряды воинов, чтобы заставить повиноваться рабов и крестьян. Непокорных избивали палками или казнили. С ростом числа стражников и воинов усиливалась и власть вождей, и стали возникать государства.

— Прошу прощения, Лена, а формулировку государства не напомните?

— «Государство — это политическая форма организации общества на определённой территории, суверенная организация публичной власти, обладающая аппаратом управления и принуждения, которому подчиняется всё население страны».

— Спасибо, продолжайте.

— Вот так и возникло классовое неравенство в изначально равноправных племенах и общинах. Одни люди грабили других людей, а награбленные деньги пускали на оплату аппарата принуждения для того, чтобы продолжать эксплуатировать и держать в повиновении ограбленных. Ну вот, в принципе, и всё, — закончила Лена.

— Предположим, что крестьяне были бы умнее, и не допустили бы возникновения неравенства. То есть, сообща контролировали бы распределение зерна и животных между всеми членами общины. Стали бы они более счастливыми? Возможно, если бы не было войн, а, следовательно, и пленных, которых превращали в рабов. Даже если допустить, что всех захваченных в результате войны рабов честно распределяли между всеми крестьянами, то возникновения рабовладельческого строя было бы не избежать, а, следовательно, и эксплуатации человека человеком. Таким образом, возникновение неравенства и паразитизма было предначертано.

Обсуждая эту интересную тему, мы незаметно обогнули большой пруд и дошли до кафе "Волконский", которое располагалось в башне из красного кирпича. Во дворике с правой стороны от кафе стояли летние столики, за которыми сидели посетители. По знакомому запаху и небольшому дымку мы сразу поняли, что это шашлыки.

— Ура! Нам повезло! — воскликнула Лена, удовлетворённо поведя носом.

— Прекрасно! Ещё раз убедился, что Вы счастливый человек. Прошу, — пригласил я её за свободный столик.