Пролог / Глава 1

Пролог

Впервые я столкнулся с Пустышкой, когда мне только-только стукнуло двенадцать.

Наша семья жила тогда в захолустном пригороде, настолько замкнутом на самого себя, что даже течение времени здесь отличалось от остального мира. Оно было размеренным и неспешным, сонным как дворняга, развалившаяся на солнцепеке, и с каждым годом отставало от окружающей действительности все сильней и сильней. Все, что происходило дальше, чем ходил единственный рейсовый автобус, казалось байками с другой планеты.

Еще одним маленьким окошком во внешний мир был старенький телевизор, но отец крайне негативно относился и нему самому и ко всему, что он показывал. Кроме футбола. Все остальное он считал жвачкой для дебилов и иногда даже прятал от меня пульт управления, чтобы я не засорял себе мозги всякой ерундой. Потом, когда даже футбольные трансляции начали прерываться рекламой салонов психокоррекции, а спортивные новости превратились в сплошную череду скандалов, касающихся атлетов, которых поймали на незаконных оптимизациях, мы вообще перестали его включать.

Данное обстоятельство не сильно меня печалило, поскольку и без «ящика» занятий оставалось более чем достаточно. В таком возрасте в игру можно обратить что угодно. Одна только свалка за Заводом чего стоила. Мы с ребятами могли пропадать на ней сутками, выковыривая из груд хлама непонятные, а оттого крайне привлекательные детали приборов и механизмов. Наш сарай был почти наполовину забит принесенной оттуда «добычей». Мать, конечно, ворчала, но отец не возражал, полагая, наверное, что когда-нибудь количество перерастет в качество, и в радиоэлектронных завалах зародится некая форма жизни. Обитавшие там мыши в расчет не принимались.

В плохую погоду, то есть, когда дождь хлестал с такой силой, что бурые потоки, несущиеся по придорожной канаве, вздымали целые фонтаны, разбиваясь о столбы забора, я находил утешение в казавшейся необъятной отцовской библиотеке. Своей хаотичностью и бессистемностью она походила на мою сокровищницу в сарае, а потому была мне как родная. Раскопки среди кип старых журналов отняли, пожалуй, не один год моей юности.

В тот памятный день погода стояла отличная, но Вадик на все лето уехал к бабушке, а Сашка валялся дома с больным горлом (не стоило ему на спор купаться в одежде, а потом сушить ее на себе, прежде чем идти домой). Я был предоставлен сам себе, но выбор развлечений, коими можно заниматься в одиночку, был куда более скудным, нежели в компании, и я банально маялся со скуки.

Солнце пекло просто немилосердно, и ноги сами собой тянули меня в тень. Я уже не помню точно, каков был алгоритм моих перемещений, но в конечном итоге я оказался на старой раскидистой иве, что росла рядом с перекрестком, от которого шла дорога в наш городок. Лежа на ее мощных ветвях, я рассеяно наблюдал за проезжающими по шоссе машинами, придумывая себя различные «задания» и выполняя их. Ну, например, определить, сколько легковушек приходится в среднем на один грузовик или сосчитать количество автомобилей разных цветов и определить самый популярный оттенок и так далее.

Моя медитация была прервана маленьким ярко-желтым автомобильчиком с открытым верхом, который, вынырнув из потока, свернул на наш проселок и остановился почти прямо под моим наблюдательным постом. За рулем сидела девушка лет двадцати, которая сосредоточенно изучала экран навигационной системы и время от времени хмурила тонкие брови, тыча в него пальчиком.

Она находилась так близко от меня, что я, спустив вниз ногу, вполне мог дотянуться до ее головы. Искушение оказалось столь сильным, что я не удержался.

— Привет! — гаркнул я существенно громче, чем требовалось.

Девчонка взвизгнула и аж подпрыгнула на сиденье от неожиданности. Покрутив головой по сторонам, она, наконец, догадалась посмотреть наверх.

— Привет, — отозвалась она, облегченно вздохнув.

— Что, заблуди… ла… ла… — слова неожиданно превратились в густой сироп, который тут же засахарился и застрял у меня в глотке.

Я разглядел медальон, висевший у нее на шее.

Ощущение было такое, будто у меня в голове разорвалась бомба, вмиг превратившая мозги в ком ваты. На несколько секунд я полностью утратил возможность соображать.

Представьте себе, что Вы, выйдя из дома, вдруг нос к носу столкнулись со Снежным Человеком, или с маленьким зеленым инопланетянином, кому что нравится. Да, Вы много слышали о них, видели репортажи, каждый раз в глубине души снисходительно посмеиваясь над очередной уткой. Вполне возможно, Вы даже допускали их существование, почему бы и нет, но где-то там, очень далеко. И вдруг…

Разумеется, я был наслышан о Пустышках. У нас в доме, пожалуй, ни один вечер не обходился без того, чтобы отец не отпустил в их адрес какой-нибудь язвительный комментарий. В том ворохе сведений, что сыпались на мою голову из самых разных источников, встречались и откровенно бредовые россказни, и те, что вызывали улыбку, а встречались и такие истории, от которых мурашки пробегали по спине. Кто знает, что может взбрести в голову человеку, у которого в мозгу заменили несколько шестеренок…

В общем, к такой встрече я оказался совершенно не готов.

— Ну ты меня напугал! — ответ девушки с некоторой задержкой сумел-таки добраться до моего оцепеневшего рассудка, — да уж, малость заплутала. Это дорога в Кемарово, верно?

— Э-э-м-м-м, — только и смог выдавить я. Мои глаза тем временем лихорадочно и суетливо изучали незнакомку, пытаясь отыскать признаки неведомой опасности.

Худое бледное лицо с игривыми ямками на щеках, аккуратно подстриженная шапка бронзовых волос, вежливая улыбка на тонких губах и открытый, доброжелательный взгляд, в котором все явственней начинала проступать озабоченность.

— Ты в порядке? Ты не болен?

— А? Я? Э-э-э, нет, все в порядке, — дар речи, наконец, вернулся ко мне, правда, в сильно урезанном виде, — все нормально, да.

— Ты уверен? Ты такой бледный!

— Нет-нет! Все отлично! — затряс я головой, в то время как мой взгляд оставался прикован к злополучному медальону.

— Ну ладно, — с некоторым сомнением уступила она и повторила свой вопрос, — эта дорога в Кемарово?

— Ага!

— Говорят там рынок хороший. Если я так поеду, я на него попаду?

— Да, с полкилометра, не больше. Мимо не проедете.

— Что это ты вдруг на «Вы» перешел? — девушка удивленно вскинула тонкие брови.

— Я? Да так…

— Тебя как зовут-то?

— Меня? Олег, — я понимал, что с каждой секундой становлюсь все больше похож на идиота, но ничего не мог с собой поделать.

— А меня — Вика, — представилась она, — тебя подвезти?

— Нет! — пискнул я, покрываясь потом от одной только мысли о том, чтобы очутиться с ней в одной машине, — не надо, спасибо! Я вообще шел в другую сторону!

— А почему оказался на дереве?

— Я отдыхал… уже отдохнул! Мне уже пора, извините!

— О! Прошу прощения! — Вика взялась за руль, — не смею тебя более задерживать. Спасибо и всего наилучшего!

Автомобильчик глухо заурчал и покатился дальше по пыльному проселку. Я же, скатившись с ивы, перемахнул через забор и прямо через поле кратчайшим путем со всех ног помчался к дому.

Отец сегодня снова не пошел на работу, поскольку ожидал чьего-то звонка, и сидел на веранде, в очередной раз ковыряя вынутый из скважины насос, который ломался с прямо-таки удручающей регулярностью. В несчастном аппарате уже не осталось ни одной родной детали, но это ничего не меняло.

Я взлетел на крыльцо, весь покрытый пылью и задыхающийся после стремительного забега.

— Я Пустышку видел! — выпалил я, остановившись прямо перед отцом.

— Пустышку? — перепачканные в машинном масле руки застыли над распотрошенным насосом, — где?

— Там, у перекрестка, — я махнул рукой с сторону дороги.

— Давно?

— Да только что, минут пять назад!

— Ты уверен?

— Я видел медальон у нее на шее, — я покрутил пальцем около того места на груди, где он висел у Вики.

— И что она там делала?

— Поехала на наш рынок.

— Какого черта ей здесь надо?! — фыркнул отец, ни к кому конкретно не обращаясь, и вновь пристально посмотрел на меня, — она тебя видела?

— Да, мы с ней…

— Ты что, с этой мразью разговаривал!?

— Да так, всего пара слов… — я слишком поздно понял, какую оплошность совершил, — она только…

Грозно, как надвигающееся цунами, отец поднялся из-за стола. Он отбросил в сторону отвертку и крепко ухватил меня за подбородок мозолистой и пахнущей металлом рукой.

— О чем вы с ней трепались!?

— Н-ничего особенного, — его пальцы так сильно сжимали мою челюсть, что говорить было даже немного больно, — она лишь спросила, как проехать на рынок, и все.

— Что еще? — он встряхнул меня, почти оторвав от земли, — что еще ты ей рассказал? Она у тебя еще что-нибудь выпытывала?

— Т-только мое имя, — проблеял я, безуспешно пытаясь попятиться.

— И ты сказал ей?

— Ну-у-у…

— Отвечай!!!

Я очень хотел соврать что-нибудь, но мой своенравный язык рассудил иначе.

— А что в этом такого?

— Кретин! — хлесткая оплеуха швырнула меня на доски пола, — тебе что, жить надоело!? Я сколько раз тебе объяснял: даже не приближайся к Ним, ни в коем случае не заговаривай и не смотри Им в глаза! Или ты совсем тупой!? Хочешь, чтобы и тебе мозги вычистили и память стерли!? — отец добавил еще пару выражений, которые мне слышать не полагалось.

— Но я же не знал, что она — Пустышка! — попытался оправдаться я, — я только потом разглядел…

Отец шагнул вперед и, наклонившись, снова стиснул мою шею, пристально всматриваясь мне в лицо.

— Что случилось? — услыхав шум, на веранду выглянула мать.

— К нам в город Пустышка пожаловала, — объяснил отец, чуть ли не с омерзением отдернув от меня руку, — и этот остолоп уже успел с ней где-то пообщаться!

Негромко охнув, мать привалилась к дверному косяку.

— Что же теперь будет? — дрожащим голосом спросила она, с трудом удерживаясь от того, чтобы не скатиться в панику.

— С этим балбесом уже ничего не поделаешь, — отец снял с вешалки куртку и направился к выходу, — будем надеяться, что у него в голове кости больше, чем мозгов.

— Ты куда собрался?

— На рынок, куда же еще! Я не допущу, чтобы такие перепрограммированные недочеловеки свободно расхаживали по моему городу!

— Это же опасно! — мать попыталась уцепиться за руку отца, но тот вывернулся и сбежал по ступеням крыльца.

— Или мы остановим их сейчас, или завтра ты столкнешься с ними на пороге собственного дома. Мне, знаешь ли, и бойни в Иглинске хватило, я не хочу, чтобы подобное повторилось и здесь, — отец зашагал по тропинке, ведущей к задней калитке, но не выдержал и побежал.

Воспользовавшись моментом, я метнулся к окну, вскочил на подоконник и был таков.

Не желая сталкиваться с отцом, я отправился окольным путем через соседские огороды и дальше, по краю заросшего ивняком оврага. В Кемарово, почти как в древнем Риме, все дороги вели к рынку, который являлся фактическим центром города. Догадайся я тогда взять велосипед — успел бы к месту событий раньше отца, а так… Впрочем, он тоже прибежал на площадь, когда события уже неслись галопом и дополнительных понуканий не требовалось.

Я еще издалека увидел, что в торговых рядах творится что-то неладное. Места за прилавками пустовали — побросав торговлю (что было совершенно немыслимо), и продавцы и покупатели сгрудились у дальнего конца рынка, откуда доносились разноголосые выкрики.

Вгрызаясь в людскую массу, как червяк в спелое яблоко, я довольно скоро протолкался к эпицентру происходящего и застыл как вкопанный.

Я расстался с Викой от силы пятнадцать минут назад, я еще помнил, как поблескивали на солнце ее улыбающиеся губы, как легкий ветерок трепал ее волосы. Контраст с увиденным был столь силен, что я отшатнулся назад, наткнувшись спиной на людскую стену, которая словно амфитеатром охватывала девушку, съежившуюся на земле подле своей опрокинутой желтой машины.

Ее одежда была перепачкана в грязи и налипших осколках яичной скорлупы, блузка лишилась левого рукава, лицо с начинающим заплывать глазом покрывали ссадины и кровоподтеки. Свой медальон Вика сжимала в кулаке, и обрывки цепочки свисали между изодранных пальцев. В другой руке она держала единственную уцелевшую туфлю. Босые ноги ерзали по земле, когда девушка пыталась уже не убежать, но хотя бы отползти от надвигающейся на нее толпы.

Но пропитанный ужасом мороз по коже у меня заструился не от ее плачевного внешнего вида, а от того, что даже сквозь маску из пыли и крови, Вика продолжала вежливо и доброжелательно улыбаться окружающим, как будто ровным счетом ничего не изменилось.

Позже я узнал… нам всем весьма доходчиво объяснили (отец только на третий день смог встать с постели), что да как…

В ПсихоКарте у Вики стояли установки на максимальную доброжелательность, приветливость и желание услужить. Она не могла раздражаться или сердиться, ей было запрещено повышать голос и прибегать к любым формам насилия, даже для самозащиты. Когда нам выставили счет «за причинение ущерба чужой собственности», мы также узнали, во сколько обходятся услуги такой идеальной домработницы. Ведь ее лишили даже возможности плакать!

Девушка работала горничной в одном из дорогих коттеджей, что как грибы росли вдоль шоссе неподалеку от нашего поселка. Кто-то посоветовал ей покупать свежие овощи на нашем рынке, и она так и поступила. Она же не догадывалась, как относятся к Пустышкам в здешних, отставших от мира на несколько десятилетий краях. Об этом-то ее никто не предупредил.

И сегодня Будущее на маленьком желтом автомобильчике, оставляя за собой хвост дорожной пыли, собственной персоной явилось к нам в городок. Где и столкнулось с теми, кто его прихода не ждал. Более того, страстно желал, чтобы оно вообще никогда не наступало, готовый с кулаками отстаивать свое священное право продолжать жить по старым лекалам. Как будто неумолимое движение времени возможно остановить при помощи тумаков, затрещин и метания яиц.

Ведь долгая жизнь на отшибе развивает в людях наивную инфантильность, порождающую уверенность в том, что сложные вопросы всегда имеют простые и очевидные решения. Они попытались сказать Будущему свое решительное «нет», но оно попросту не обратило на них внимания.

Рано или поздно, но Будущее обязательно наступает. Оно заставит вас измениться, эволюционировать, освоить новые машины и технологии, принять иные моральные нормы и смириться с неизбежными издержками. Оно отправит вас к другим планетам и призовет на подвиги. Оно войдет к вам без стука, чтобы вручить персональную ПсихоКарту, повесить медальон на шею и сделать вас сильнее, умнее и лучше, даже не спрашивая, нравится вам это или нет.

Да, сейчас его воплощение сидело в пыли, покрытое синяками и ссадинами, однако данная локальная стычка ни на что не влияла и уже ничего не могла изменить. Перепуганные жители Кемарово молча смотрели на свое Будущее, а оно смотрело на них в ответ, и в его сухих непонимающих глазах стоял немой вопрос: «За что?»

Неожиданно взгляд Вики упал на меня. К моему ужасу, она улыбнулась еще шире и выставила в мою сторону руку с туфлей.

— Олежка! Скажи им! — взмолилась она.

Толпа ахнула и всколыхнулась. Я почувствовал, как вокруг меня торопливо расширяется такое же пустое пространство. В мою спину впились десятки враждебных глаз, жадно ловящих каждое мое движение.

Двигаясь мучительно медленно, словно в полусне, я наклонился и поднял с земли помятый помидор.

— Извини, — произнес я одними губами, замахиваясь для броска…

***

— К Георгию Саттару, — пластиковая визитка перекочевала из рук посетителя в холеные пальцы метрдотеля.

— Вас ожидают?

— Разумеется.

— Подождите здесь, — отступив назад, метрдотель передал карточку кому-то в полумраке за спиной, — мы должны убедиться.

— Нет проблем, — человек снял солнцезащитные очки и, убрав их в карман, сложил руки за спиной и приготовился ждать.

Про себя он отметил любопытную закономерность — чем выше забирается человек по карьерной лестнице, тем сильнее он раздражается, когда его беспокоят по пустякам. Следуя этой логике, заявиться без приглашения сюда было почти равноценно самоубийству.

Через минуту из полумрака возник человек, который уходил проверять визитку и что-то прошептал на ухо метрдотелю.

— Можете проходить, Вас ожидают на второй веранде, — тот шагнул в сторону и слегка поклонился — человек, сумевший пробиться на прием к самому Председателю, того заслуживал.

— Благодарю, — отвесив ответный поклон, посетитель упругим, но неспешным шагом направился к ряду скрытых за ширмами дверей в дальнем конце зала.

Метрдотель провожал его задумчивым взглядом. Интересно, кто бы это мог быть? Обычно люди, вхожие в столь высокие сферы, хорошо известны, и их лица регулярно мелькают в новостях и светской хронике. Сегодняшнего же визитера он видел впервые. Его суровое лицо с широкими скулами и аккуратной, даже немного щегольской бородкой он бы обязательно запомнил.

Спохватившись, метрдотель отвернулся и заспешил по своим делам. Ведь он так долго продержался на этой работе еще и потому, что благоразумно забывал все то, чего ему помнить не следовало.

За тяжелыми бархатными портьерами посетителя поджидал рослый телохранитель, неуловимо смахивающий на экскаватор в дорогом костюме.

— Прошу прощения, — чуть виновато пояснил он, — но я должен Вас осмотреть.

— Да, конечно, — еле заметно вздохнув, человек остановился посередине тамбура и слегка отставил руки в стороны.

Телохранитель беззвучно скользнул к нему за спину и аккуратно, но быстро и тщательно начал ощупывать гостя. Его ловкие пальцы скользнули по волосам, пробежали по рукавам пиджака, на мгновение задержавшись под мышками, и зашарили дальше. Посетитель почувствовал, как против своей воли начинает покрываться потом. Повинуясь указаниям охранника, он приподнял сначала одну ногу, затем другую, дав осмотреть подошвы своих ботинок. На этом осмотр закончился.

— Прошу прощения за доставленные неудобства, — телохранитель отступил в сторону и подвел итог, обращаясь к скрытому микрофону — он чист. Парик, накладные скулы и борода. Костюм рассчитан на ношение под ним кобуры. В нагрудном кармане лежат солнцезащитные очки. Признаков генных инъекций не обнаружено.

Кивнув своему невидимому собеседнику, он шагнул к двери и взялся за ручку.

— Очки можете оставить, но одевать их запрещено.

— Хорошо.

— Проходите, — дверь распахнулась, окатив гостя потоком теплого солнечного света.

— Спасибо, Паша, можешь идти, — произнес негромкий, чуть надтреснутый голос, владельца которого после полумрака тамбура мешал рассмотреть яркий свет.

Дверь беззвучно закрылась, и посетитель с облегчением выдохнул. Немного проморгавшись, он, наконец, смог сфокусировать взгляд на сидящем за столом пожилом человеке, весь облик которого состоял из двух вещей: пятнистого как лунная поверхность абсолютно голого черепа и глаз, затягивающих бездонной чернотой двух пулеметных стволов.

— Ох, умоляю, не смотрите на меня так! — поморщился гость, — опять голова разболится.

— Я просто хотел убедиться, что это действительно ты.

— И как?

— Ответ утвердительный, — усмехнулся старик, — хотя замаскировался ты основательно.

— Ваш ангел-хранитель на мой камуфляж не повелся.

— Еще бы! Он же Перфект!

Посетитель пододвинул себе стул и сел, вытирая платком вспотевшую шею.

— Не люблю я их, что бы Вы там ни говорили, — буркнул он, — когда он меня ощупывал, я чувствовал себя, словно в пасти ротвейлера, который своими мощными челюстями делает мне массаж. Одно неосторожное движение и…

— Брось! Паша надежен как скала.

— Увы, ничего не могу с собой поделать. Я не могу доверять тому, чего не понимаю.

— Он нормальный человек!

— Ха! Нормальный!

— Паша вежливый, предупредительный, терпеливый, да и с чувством юмора у него все в порядке. Чем он тебе не угодил?

— Чувство юмора бывает разное, — нервно дернул головой визитер, — некоторых индивидуумов, например, забавляет процесс отрывания лапок пойманным мухам.

— Иногда ты бываешь жутким занудой!

— Горбатого, как говорится…

— Как хочешь, дело твое, — костлявые пальцы приподняли и снова уронили на стол пластиковую визитку, — «Объединение Военных Отставных Диспетчеров»? Ты сам весь этот бред придумываешь?

— Приходится.

— «ОВОД» — ловко, конечно, но придумывать каждый раз новую правдоподобную расшифровку — можно и мозги вывихнуть.

— Это верно, — вздохнул гость, — моя фантазия уже на исходе.

— Семен Олешко? — старик снова скосил глаза на кусочек пластика.

— Так точно, Господин Председатель.

— Тьфу, Сереж, оставь эти формальности!

— Не могу, да и Вам не советую. А вдруг здесь кто… — гость зыркнул глазами по сторонам.

— Тогда ему осталось жить очень и очень недолго, — старик отрицательно покачал головой, — об этом не беспокойся.

— Как скажете, Георгий Андреевич.

— По чьему следу идет нынче наш надоедливый Овод?

— В данный момент я свободен. Отдыхаю пока.

— Что? Все так плохо? Неужели человечество достигло такого уровня в своем развитии, что для тебя больше не осталось работы!?

— О нет! Скорее наоборот, случилась редкая передышка. Пока в этом мире обитают люди, у них всегда будут случаться неприятности, требующие моего участия. Всегда будет нужен кто-то, ловко балансирующий на тонкой грани между Законом и Кодексом.

— Что ж, печально, конечно, что наш мир все еще несовершенен, но, с другой стороны, я рад, что ты не сидишь без дела, — старик подался вперед и наполнил стоящий перед гостем бокал, — вот, попробуй, другой такой возможности может и не представиться.

Овод отпил вина, задумчиво смакуя его вкус, затем посмотрел бокал на просвет, оценивая насыщенный цвет божественного напитка.

— Какой год? — поинтересовался он.

— Тридцать второй.

— О!

— Да, очень удачный урожай.

— Забавно…

— Что именно?

— Как легко создать видимость искушенности, — Овод выпил остатки вина и поставил пустой бокал не стол, — ведь на самом деле для меня все эти годы и сорта — пустой звук. Я ни бельмеса в них не смыслю.

— Тьфу! Жулик! — Председатель раздосадовано тряхнул головой, — только зря продукт извел.

— Такая уж у меня работа. У Вас свои хитрости, у меня — свои.

— Отныне ты получил в моем лице еще одного смертельного врага!

— Одним больше, одним меньше — я уже давно перестал их считать.

— Судя по всему, ты уже успел их немало нажить? Верно?

— Есть немного. Невозможно угодить абсолютно всем.

— И тебя это не гнетет? Не страшно?

— Видите ли, — Овод лениво потянулся и закинул в рот пару виноградин, — количество моих врагов с лихвой компенсируется количеством и, что немаловажно, качеством моих покровителей.

— Ха! Да у тебя и те, и другие — как на подбор! Большинство из них — члены Лиги, да?

— Такая вот специфика.

— Но почему именно ты? Я не знаю больше никого, кому удавалось бы так успешно и так долго крутиться в столь опасных сферах. То есть я знаю многих, кто пытался, но одни сгинули, другие отступились, так и не добившись признания, а твое имя всплывает снова и снова. Почему?

— Ну, кого-то, возможно, привлекает моя принципиальность в отстаивании интересов клиента, кого-то — моя беспринципность в выборе методов работы. Мало кому удается органично сочетать настолько несовместимые вещи.

— Ты по-прежнему бережешь и лелеешь свои «родимые пятна»? Так и не надумал от них избавиться?

— Зачем? Не вижу смысла.

— Неужели они тебе не мешают, при такой-то работе?

— Любой недостаток можно обратить в достоинство, любое препятствие, встающее на пути к цели, можно использовать как средство ее достижения. При таком подходе даже на патологической честности, как выясняется, можно делать неплохие деньги.

— Этого недостаточно, ты еще умудряешься каждый раз, когда с крыши срывается сосулька, оказываться на другой стороне улицы! Ты жуткий проныра!

— Спасибо за комплимент! — усмехнулся Овод, — видите, и от юридического образования тоже есть своя польза. Обычные люди слепо блюдут Закон, Вы — Кодекс, а я свободен и от того и от другого, и волен сам решать, чему подчиняться в той или иной ситуации. И в каждый момент времени я стараюсь находиться на той стороне улицы, где сосулек меньше.

— Мне бы твое чутье! — горестно вздохнул старик.

— Господь с Вами! Зачем? У Вас же есть свое собственное, не чета моему! Кроме того, Ваши руки много длинней моих, и вообще…

— Тем не менее, иногда мне все же недостает твоей ловкости и, возможно, удачливости.

— Что же Вам нужно от меня на сей раз? — Овод решил без лишних объяснений сразу перейти к делу.

— Есть одна… задача, — Председатель говорил неторопливо, осторожно подбирая слова, — не исключено, что она окажется несложной, но сказать заранее я не могу. Главная проблема состоит в том, что все надо провернуть тихо, деликатно и без лишнего шума.

— Хм-м-м, занятно, — гость снова взял со стола пустой бокал из-под вина и посмотрел сквозь него на своего собеседника, — настолько деликатно, что Вы даже не пожалели дорогого вина ради того, чтобы попотчевать меня «Мемоблоксом»? Вы мне не доверяете?

В воздухе повисла многозначительная пауза. Затем старик поднял к глазам левую руку и бросил взгляд на часы, чья стоимость была сравнима с бюджетом небольшого государства.

— С того момента прошло около пяти минут, но ты все помнишь, — он поднял глаза на Овода, — ты принял антидот перед тем как идти сюда?

— Я всегда стараюсь быть готовым к любому повороту событий, — пожал плечами тот.

— Что ж, похоже, наше недоверие взаимно. Куда катится мир… — легкий толчок отправил бутыль с вином через стол, — я всего лишь хотел подстраховаться на тот случай, если ты откажешься.

— Но я еще и не согласился, — Овод снова наполнил свой бокал, — в чем проблема-то? Последние покушения?

— На этом фронте сейчас роет землю такое количество людей, что для тебя там уже не осталось места. На допрос свидетелей скоро придется записываться в очередь.

— Что же тогда?

— Я старею, и мне уже пора подумать о том, что будет после…

— Э-э-э, Вы это бросьте! К чему такая спешка?

— Сережа, некоторые вещи происходят вне зависимости от того, успел ты к ним подготовиться или нет. И, если ты не хочешь, чтобы каждый день приносил тебе неприятные сюрпризы, то держи глаза и разум открытыми — таково мое правило. Тем более, что в последнее время жизнь стала какой-то особенно непредсказуемой, — подрагивающий костлявый палец нацелился на Овода, — тебя, кстати, эта участь когда-нибудь тоже не минует.

— Виноват, — потупился тот, — продолжайте.

— Так вот, — Председатель снова откинулся на спинку кресла, — я тут посидел, покумекал и составил завещание.

— Угу.

— Я хочу, чтобы все, кто в нем упомянут, когда настанет время, получили положенное в полном объеме, с соблюдением всех необходимых формальностей, и, самое главное, чтобы все прошло тихо и мирно.

— Ясно, — Овод поднял бокал, — Ваш сынок все-таки допек Вас? Решили преподать ему урок?

— Наши с Сашей взгляды действительно часто расходятся, не спорю, — старик осторожно кивнул, — мне совсем не нравятся его идеи относительно реформирования Лиги, но я далек от мысли устраивать ему мелкие пакости и показывать из гроба неприличные жесты. Я хочу лишь восстановить баланс и, если угодно, справедливость.

— Хитро закручено, но какая роль во всем этом мероприятии отводится мне?

— Найди моего сына.

— Простите? — бокал Овода замер на полпути ко рту.

— Моего второго сына.