Глава 7

Потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что меня кто-то бьет по щекам. В первый момент я испугался, будто проспал экзамен (школьные кошмары преследовали меня еще очень долго, даже после выпускного, позже их место заняли другие темы), потом сообразил, что сегодня выходной, а со школой я уже давно распрощался. Хотел уже рассердиться на чьи-то неумные шутки, но тут я открыл глаза. У меня ушло еще около пяти секунд, чтобы сообразить, что мое положение едва ли лучше, чем в оборванном сне.

— Давай, парень, просыпайся! Приехали! — увидев, что я более-менее пришел в себя, Овод перестал трясти меня за плечо и указал на выход из машины, — вылезай, быстро!

— А что, собственно?… И где мы? — я никак не мог проморгаться. Взять с места в карьер у меня всегда получалось плохо, — что случилось?

— У нас нет времени! — Овод довольно грубо схватил меня за шиворот и буквально вышвырнул из машины, — я тебе все объясню, когда представится такая возможность, но только не сейчас!

Я очутился в просторном гараже, который был явно рассчитан на большее количество автомобилей, нежели единственный микроавтобус, на котором мы приехали. Окружающая обстановка больше напоминала базу обслуживания раллийного болида — стопки колес, кузовные детали разных цветов, подъемник, большой верстак у стены и еще много всего, что я попросту не успел как следует рассмотреть. Здесь можно было выполнить ремонт автомобиля практически любой сложности.

— Что это за место? — поинтересовался я, но вместо ответа Овод крепко взял меня за локоть и молча повел в соседнее помещение. Здесь он указал мне на яму в полу, над которой на подпорке был приподнят целый кусок пола вместе с кафельной плиткой.

— Лезь в люк! — скомандовал он, протягивая мне поношенную куртку.

Во мне вдруг взыграло упрямство. Я повернулся к Оводу и, сложив руки на груди, заявил:

— Никуда я не полезу!

— Вот как?

— Да! Пока ты мне здесь и сейчас не объяснишь, что, черт подери, происходит, какое я имею отношение ко всему происходящему, и почему мне надо лезть в эту вонючую дыру!? Мне не нравится, что мной играют как бессловесной куклой! Я имею право знать!

— Я же сказал тебе, — вздохнул Овод, — я все тебе объясню! Только чуть позже, когда мы будем в безопасности.

— А кто или что угрожает нам сейчас?

— Полиция и служба безопасности Клана Саттар. Это как минимум, — он криво усмехнулся, — с кем из них ты желаешь пообщаться?

— Какого черта им всем от меня надо!? Я ничего такого не делал и чист перед законом!

— Ой ли?

— В какую авантюру ты меня втянул!?

— Я!? — изумление Овода было совершенно неподдельным, — ну ты даешь! Ты сам загнал себя в дерьмо по самые уши, а я лишь пытаюсь помочь тебе из него выбраться! Мне ты нужен живым! Так что, если не хочешь помогать, то, по крайней мере, постарайся мне не мешать. Пока ты еще лишь свидетель в деле об убийстве Председателя Лиги, но в подобных делах свидетели либо долго не живут, либо очень легко превращаются в обвиняемых. Если тебя такая перспектива устраивает, то пожалуйста, оставайся здесь и встречай гостей, если нет — лезь в люк!

В чем-то он, конечно, был прав. Мой первоначальный задор куда-то улетучился, и темный зев дыры в полу теперь казался если и не путем к спасению, то, по крайней мере, возможностью получить, наконец, ответы на накопившиеся вопросы.

— Куда он ведет? — буркнул я, признавая свое поражение.

— В канализационный коллектор.

— Очаровательно!

— Я знал, что тебе понравится! — фыркнул Овод, — не волнуйся, им уже давно не пользовались по назначению. Давай, шагай, а я пойду следом, только прихвачу кое-что и замету следы.

Мне ничего не оставалось, как, тяжело вздохнув, заглянуть в черноту приоткрытого колодца. В лицо дохнуло холодом и затхлостью. Овод сунул мне включенный фонарик.

— Спускайся и жди меня. Я быстро.

Я нехотя натянул выданную мне куртку и, зажав фонарик в зубах, спустил ноги вниз и нащупал вмурованные в стену стальные скобы. Под моим весом ступени захрустели, роняя в темноту лохмотья застарелой ржавчины. Я ожидал, что снизу послышится плеск воды, но Овод не обманул — здесь действительно было сухо.

Дрожащий луч света выхватил из мрака разбегающийся в стороны тоннель, по дну которого струился жиденький ручеек.

— Куда дальше? — крикнул я, и гулкое вибрирующее эхо заметалось под его сводами, медленно затихая вдали.

— Не ори, я здесь, — мне на голову посыпалась ржавая труха, когда Овод спустился в колодец. Крышка с глухим стуком закрылась за ним.

Мне на руку что-то капнуло. В луче фонарика я разглядел, что это цемент.

— Что ты там делаешь? — я задрал голову, пытаясь разглядеть, чем он там занимается.

— Я же сказал — заметаю следы, — Овод, наконец, спустился в тоннель. За его плечами висел здоровый рюкзак, — вряд ли кому придет в голову искать нас замурованными в бетоне.

— Куда дальше? — повторил я свой вопрос.

— Направо, — он посветил в один из коридоров, — иди вперед, я за тобой.

— И что там? — я пригнул голову и зашагал по тоннелю, освещая себе путь фонариком.

— Мы пройдем под каналом и выйдем на другом берегу, в одном из заброшенных заводских корпусов. Там мы переждем до утра.

— А потом?

— Слушай, тебе так охота дышать этой плесенью и засохшим дерьмом? — проворчал Овод у меня за спиной, — давай сначала выберемся на чистый воздух, там и поговорим. Береги дыхание, оно тебе еще пригодится. Тоннель под каналом может быть затоплен.

К счастью, он ошибся. По мере того, как мы спускались все ниже, воды на полу действительно прибывало, но ее уровень так и не поднялся выше щиколотки. Вскоре коридор начал постепенно забирать вверх, и, миновав несколько перекрестков и развилок, на которых Овод говорил, куда идти, мы выбрались на свет через другой колодец.

— Что теперь? — я уселся в позе лотоса прямо около люка, не имея ни малейшего желания двигаться дальше.

— На второй этаж, — Овод с грохотом захлопнул чугунную крышку и указал на лестницу в конце коридора.

— Я хочу получить обещанные ответы на вопросы.

— Сначала разберемся с неотложными проблемами, а потом я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

— Как долго мне еще терпеть твои издевательства?

— Два этажа вверх, — Овод прошел мимо меня и затопал вверх по лестнице, — заодно и поедим.

Последний довод окончательно меня убедил. Не станет же кормить меня человек, собирающийся вскоре убить, верно?

По мере того, как я поднимался вверх по крошащимся от старости ступеням, мое настроение устремилось в противоположном направлении, хотя, казалось, что хуже уже некуда. Врывавшийся в разбитые окна и дверные проемы холодный ветер поднимал с пола пыль, трепал лохмотья обоев и приносил откуда-то недвусмысленные намеки, что кое-кто устроил неподалеку туалет.

— Вот здесь мы переждем до утра, — Овод спустил на пол свой рюкзак, — располагайся.

Выбранная им комната отличалась от прочих, пожалуй, лишь тем, что здесь в окнах еще сохранились стекла, да в углу виднелось нечто, бывшее некогда матрасом. Я понял, что мое падение в бездну близится к концу. Оставалось еще научиться добывать себе завтрак на ближайшей помойке — и я на самом дне.

Увидев выражение моего лица, Овод усмехнулся.

— Не переживай, это всего лишь на одну ночь. Потом у тебя будет и горячий душ и нормальная постель и еда человеческая. А пока — извини, чем богаты, как говорится.

Присев на корточки, он развязал рюкзак и достал из него термос и пару железных банок. Вырвавшийся из-под открытой крышки запах защекотал ноздри.

— В ногах правды нет, — он протянул мне банку с ложкой, — сядь, подкрепись немного.

Поскольку сделать мою одежду еще грязней было уже невозможно, я, поборов брезгливость, уселся прямо на матрас и принялся за еду, тем более что спорить с желудком, в котором со вчерашнего вечера не было ни крошки, было совершенно бесполезно.

— Как твоя голова? — поинтересовался Овод.

— Болит, — я осторожно ощупал ее и поморщился, когда пальцы наткнулись на засохшую корку под волосами, — и тошнит немного.

— Понятно, — он отставил в сторону свою банку и налил из термоса чай. Потом порылся в рюкзаке и достал пакетик с пузырьками. Из одного из них он выкатил на ладонь два белых шарика и протянул мне.

— Что это?

— Снотворное, — Овод подал мне кружку, от которой поднимался пар, — сон — лучшее лекарство.

— Ты думаешь, я смогу сейчас уснуть? — я закинул шарики в рот и запил их обжигающе горячим чаем, — дичи спать не положено. Ей положено бежать.

— Побегать мы еще успеем, не беспокойся. Лучше наслаждайся, возможно, последней возможностью отдохнуть.

— Кто-то, кажется, обещал мне некоторые разъяснения.

— Ладно, я попробую, — Овод протянул мне пустой рюкзак, — вот тебе вместо подушки.

Я растянулся на пахнущем плесенью матрасе, подложив под гудящую голову скомканный рюкзак и собственные руки.

— Для начала мне надо уточнить отправную точку нашей беседы, — Овод прислонился к облупленной стене, — что ты знаешь о Корректорах?

— Шайка жуликов, наживающихся на людской легковерности! — фыркнул я, — все их богатство и благополучие держится на постоянной рекламе и безграмотности основной массы людей.

— О, как мы, оказывается, далеко забрели! По-твоему они что, шарлатаны?

— На девяносто… нет, на девяносто девять процентов!

— Потрясающе! — Овод даже прищелкнул языком, — ты так глубоко увяз в делах Корректоров, не имея при этом никакого представления о том, с чем имеешь дело. Как тебе это удалось?

— Вы еще скажите, что я неправ!

— Чувствую, здесь не помешает небольшой ликбез.

— Я весь внимание.

— Хорошо, — он потер лоб, — тогда ответь мне на такой вопрос: подобные типы — гадалки, гипнотизеры и им подобные — существовали всегда, не поднимаясь выше уровня строчных объявлений в третьесортных газетках. Почему именно сейчас ситуация так сильно изменилась?

— Я же говорю — реклама!

— Хочешь знать правильный ответ?

— Ты хочешь сказать, будто они добились всего, что имеют сейчас, упорным каждодневным трудом, кристальной честностью и своевременной уплатой налогов, да?

— Хех, острый же у тебя язык, — Овод улыбнулся, — не без этого, конечно, но главная причина в другом.

— В чем же?

— Дело в том, что Корректоры действительно делают все то, что обещают.

— О да! И возвращают деньги, если результат клиента не устроил.

— Хватит ерничать! Я же с тобой серьезно говорю!

— А я не могу оставаться спокойным, когда речь идет о том, как людям массово пудрят мозги!

— Не пудрят, а корректируют.

— Не вижу большой разницы, — я зевнул, — результат, во всяком случае, один и тот же. На выходе получаются безмозглые болванчики, пустышки, послушно исполняющие все указания хозяев, но почему-то очень гордые данным обстоятельством.

— Я похож на безмозглого болванчика?

— Ты!? — мою сонливость как ветром сдуло.

— А Паша, Перфект, который сопровождал Председателя? Он тоже болванчик?

— Нет, но…

— На самом деле все сложнее, гораздо сложнее, чем ты думаешь… И гораздо хуже.

— Так, — неторопливо произнес я, пытаясь рассеять туман в голове, — ладно, давай, рассказывай. Я слушаю.

— Только если ты обещаешь воздерживаться от саркастических комментариев.

— Обещаю.

— Тогда я начну немного издалека, — Овод прикрыл глаза и секунду подумал, — ты знаешь, что способностью к гипнозу в большей или меньшей степени может овладеть любой человек?

— Допустим.

— У одних это получается лучше, у других хуже, но базовые навыки доступны всем. Однако умением невербальной суггестии, то есть бессловесного внушения, обладают немногие. И лишь единицы владеют даром Коррекции.

— В чем принципиальная разница-то?

— Это примерно как сравнивать работу маляра с работой живописца — с ходу и не объяснишь, хотя разница вроде бы очевидна. Обыкновенный гипнотизер может дать человеку несложную установку, заставить его выполнить простое действие, не более того. Врач-психотерапевт может, к примеру, приказать тебе: «НЕ ПИТЬ!», ловкие жулики на рынке могут убедить тебя отдать им все свои деньги и так далее. На этой ниве, действительно, подвизалось немалое количество откровенных проходимцев, но мы сейчас не будем на них отвлекаться.

Суть умения Корректора в том, что он не просто слепо вгоняет в твою голову определенные инструкции, а в мельчайших деталях видит, что у тебя в мозгу творится, и еле заметными касаниями корректирует картину, добиваясь требуемого результата с минимальными разрушениями.

— Разрушениями чего?

— Твоего рассудка, конечно! — фыркнул Овод, — если на пути реки возвести плотину, то вода будет накапливаться, пока не найдет выход. А уж тогда — только держись. Точно так же и здесь — если тебе прикажут «НЕ ПИТЬ!», то это не решит проблем, которые раньше тебя к пьянству побуждали. Не находя выхода, негатив будет копиться у тебя в душе, и никто не сможет предсказать, когда и где его прорвет.

— Ага, понятно, — ехидно усмехнулся я, — а Корректоры вместо этого пойдут и решат все мои заморочки на работе, дома, в семье, так?

— Нет, конечно, но они предложат другой способ успокоения нервов, переключат твои стрессы на что-нибудь другое: оригами, аквариумных рыбок или разгадывание кроссвордов. Возможны разные способы. Если человек боится высоты, то они не станут его ломать и заставлять что-то делать насильно, они будут искать причину. Может, он в детстве с дерева упал или что еще?

— Можно стереть воспоминание об этом и все станет о’кей?

— Стирать воспоминания — очень рискованное занятие, и считается дурным тоном. Можно сделать проще и изящнее — лишить тот инцидент негативного окраса, подменить испуг весельем. Срабатывает ничуть не хуже, зато совершенно безопасно. Причем, у опытного Корректора вся процедура займет от силы несколько минут. Ему достаточно посмотреть тебе в глаза — и он уже все видит: и то, на что ты сам ему пожаловался, и другие занозы, о существовании которых ты, возможно, и не подозревал. Не требуется никакого махания руками, ритуального камлания или плясок с бубном. Несколько минут молчаливого сидения друг перед другом — и ты выходишь из кабинета совсем другим человеком.

— На словах все выглядит красиво…

— А что тебя не устраивает?

— …а в действительности их салоны чуть ли не на каждом углу. Ты же говорил, что даром Коррекции обладают единицы! Остальные что, опять жулики?

— Да, единицы, — подтвердил Овод, — дар этот врожденный и обычно передается по наследству, но только по мужской линии. Чтобы сосчитать людей, им обладающих, достаточно пальцев на руках, я даже знаю их всех поименно. Просто истинный Корректор может индуцировать аналогичную способность у другого человека. Его возможности будут, конечно, послабее, кроме того, они со временем рассасываются, но для несложных процедур этого вполне достаточно. У каждого Истинного Корректора есть ученики, которые и заведуют салонами. Некоторые из них даже могут иметь собственных учеников, но это так, для всякого мелкого ширпотреба.

— И что, любой желающий может к ним прийти, заплатить энную сумму денег и «стать лучше»?

— В общем-то, да.

— Тогда почему же у нас до сих пор не наступила эпоха всеобщего счастья и благоденствия?

— Потому что еще остались упрямцы вроде тебя. Которым все разжевывают, кладут в рот, а они только плюются и чертыхаются.

— Спасибо, у меня пока еще свои зубы на месте, — почему-то я даже не обиделся, — я и сам прожевать могу.

— Это была шутка, — Овод махнул рукой, — ты зря ехидничаешь, факты говорят об обратном.

— Да что ты?

— Уровень преступности за последние десять лет снизился почти в три раза, число самоубийств и разводов сократилось на порядок. Стало меньше наркоманов, алкоголиков. У людей просто исчезает причина, побуждающая их совершать эти глупости. Возможно, вместо них они совершают другие, но уже менее опасные для общества. Одним словом, система работает.

— А я не хочу, чтобы у меня за спиной стоял кто-то и указывал мне, что можно делать, а что нельзя.

— Никто тебе ничего указывать не собирается, неправильные мысли просто не придут тебе в голову.

— Этого я тоже не хочу, — я отрицательно замотал головой по импровизированной подушке, — я сам разберусь, чем будет занята моя голова.

— Твое право, — Овод развел руками, — только не удивляйся, если с такими замашками тебе не удастся найти приличную работу в нашем городе.

— А вот это уже полный беспредел! Управляемость и послушность теперь важнее профессионализма, что ли!?

— Разве когда-то было иначе?

— Неужели работодатели не понимают, что окружают себя серостью?

— Это с какой стороны посмотреть. Точно так же и с замороженными полуфабрикатами — ты понимаешь, что они, возможно, не совсем то, что надо, но экономия сил и времени, как правило, оказывается важнее. Если ты нанимаешь на работу человека с улицы, то получаешь кота в мешке, и потребуется еще немало времени, пока ты его как следует изучишь и поймешь, на что он способен. А когда соискатель приносит с собой сертификат о пройденной пикировке…

— О чем?

— О пройденной процедуре Психокоррекции, сокращенно — пикировка, — разъяснил Овод, — так вот, про этого человека ты уже априори знаешь, что он честен, исполнителен и ответственен. Экономится куча времени, нервов, а заодно и денег. Никого не интересуют твои взгляды, никто не собирается тебя дискриминировать, нет никакого глобального заговора. Люди просто считают свои деньги, только и всего.

— И никто не может ничего со сложившейся ситуацией поделать?

— Никто не хочет ничего делать. Эффективность труда растет, деньги капают, преступность, как я уже говорил, снижается. Всех все устраивает, все довольны.

— Но если за всей этой системой стоит всего несколько человек, то они, — я запнулся, пытаясь подобрать слова, наиболее полно выражающие мою мысль, — они должны быть просто королями!

— Ну наконец-то ты подключил свои мозги! — хохотнул Овод, — ты не безнадежен.

— Почему же я о всей этой системе до сих пор почти ничего не слышал? Лига Корректоров упоминается в новостях редко, ее члены если и мелькают где, то исключительно как успешные бизнесмены, не более того. Про их связи с властями ни слова.

— Снаружи торчит лишь верхушка айсберга, все остальное надежно укрыто от посторонних глаз. Корректоры достаточно умны, чтобы старательно маскировать истинное положение вещей.

— Неужели до сих пор ни один из пронырливых журналистов не наткнулся на эту золотую жилу и не раскопал ее?

— Как тебе сказать… сенсации приходят и уходят, а кушать хочется всегда.

— Не понял…

— Ты плохо представляешь себе, сколь велика власть, сосредоточенная в руках членов Лиги Корректоров, и сколь безрассудно перебегать им дорогу. Человек, впавший у них в немилость, навсегда лишается возможности пикироваться. Список «отлученных» весьма обширен, постоянно пополняется и един для всех Корректоров. Чем грозит попадание в него, ты уже успел почувствовать на собственном опыте. В большом городе без сертификата — никуда.

— Не такая уж и высокая плата за «горячий» материал.

— Ты забыл про редактора, издателя, типографию… твой материал никто не напечатает, не выпустит в эфир, не пустит в Сеть. А если будешь упорствовать, то напросишься на куда более серьезные неприятности, и не только для себя, а еще и для своих родных и близких. Оно тебе надо?

— Куда же смотрит полиция?

— Куда надо! — Овод раздраженно фыркнул, — все сотрудники правоохранительных органов и силовых структур пикируются в обязательном порядке. И весьма тщательно. Для Корректоров такого понятия как Закон вообще не существует. Вместо него у них есть свой Кодекс, которым они руководствуются в отношениях друг с другом. Они поступают так, как нужно в данный момент им, а если при этом они преступают закон, то все стараются смотреть в другую сторону. Что бы они ни натворили, дело будет замято, спущено на тормозах, представлено как несчастный случай — вариантов масса, но в любом случае Корректоры останутся ни при чем.

Слишком уж сильно общество подсело на эту иглу, заключив с ними своеобразный негласный договор, в соответствии с которым Корректорам позволяется все или почти все до тех пор, пока от них есть польза основной массе людей. Любой сбой в сложившейся системе грозит серьезным социальным и экономическим кризисом. А поэтому все, что может причинить хоть малейший вред Корректорам и самому институту Психокоррекции, будет устраняться или хотя бы замалчиваться.

Вот ты знаешь, например, что вчера в «Золотом быке» произошел взрыв газового баллона с последующим пожаром? Вполне обычный несчастный случай.

— А что там рвануло на самом деле?

— Пашин «паспорт смертника».

— Это что за хрень?

— У Паши, личного телохранителя Председателя, при себе имелась небольшая бомбочка, которая автоматически подорвалась при остановке его сердца. Таким образом он смог забрать с собой в могилу еще несколько противников.

— Ничего себе «бомбочка», — я вспомнил ослепительную вспышку взрыва, который чуть не разнес весь тоннель, — по-моему, это какое-то извращенное изобретение.

— Георгий Саттар всю жизнь следовал принципу: «после нас — хоть потоп», хотя Лигу отстроить это ему не помешало.

— Жертв много?

— Достаточно, — кивнул Овод, — опознаны еще не все, но в списке тех, чьи личности установлены, есть и твое имя.

— Как это?

— А вот так! Тебя уже списали в расход. Если ты попадешь к Корректорам в руки, из тебя вытрясут всю информацию, не стесняясь в выборе средств, а потом… ну, ты понял. На полицию не надейся. Теперь это внутреннее дело Клана Саттар, и никто не станет в него вмешиваться.

— И что же тогда?… — я вдруг показался себе таким одиноким…

— Для начала тебе надо отдохнуть. Сегодня у тебя был тяжелый день, да и завтра побегать придется, — Овод вскинул руку и посмотрел на часы, — если я все правильно рассчитал, то подъем у нас будет ранний. Так что на сегодня лекция закончена, ты пока спи, а с нашими проблемами мы будем разбираться завтра.

— Думаешь, после всего, что на меня свалилось, я смогу сейчас уснуть?

— А ты попробуй.

Я уронил гудящую голову на скомканный рюкзак и помню, что еще успел повернуться набок, устраиваясь поудобнее.