8. Одна семья

Больше всего в жизни я боюсь не успеть. Я боюсь этого каждое мгновение; каждую секунду своей жизни, мимолётной, словно порхание мотылька. Ожидание невыносимо. Тиканье стрелок временами превращается в звон колокола, разрывающий барабанные перепонки. Чахоточный свет восходящего солнца не радует, а лишь напоминает о начале очередного дня. Шум, топот ног, голоса, рёв двигателей и биение сердца в груди сплетаются в единую симфонию тоски и обыденности, от которой хочется рыдать. От которой хочется зарыться как можно глубже в одеяло и ждать наступления ночи. Надеяться на то, что времени хватит.

Но на что? Куда я спешу?.. И зачем?

Я, ты, он, она, каждый из нас — калейдоскоп мельчайших элементарных частиц, что собрались в облако и образовали разумный артефакт под названием «сознание». Человечество — восхитительная случайность. Результат теории вероятности, один на триллиарды триллиардов; тот самый результат, который способен размышлять. Способен познать смысл, познать первопричину себя. Меня окружают толпы людей — скопления волшебных облаков, которые думают о чём угодно, но только не о своём предназначении. Мельчайшие частицы космоса, которые пожирают друг друга. Социум превратил нас в инструмент, привыкший работать на износ. Отслужив своё, мы без суда и следствия выбрасываемся на свалку. Вместо слёз и некрологов — подписи и печати на выцветших свидетельствах. Всё покупается, всё продаётся. Каждый день цивилизация тщательно прожёвывает нас. Запивает сладкими брендами и закусывает ложью. А затем отрыгивает одного за другим в колоссальную кучу, на вершине которой — жирный бог жадности, испещрённый курсами валют и графиками акций. Иногда мне кажется, что я не от мира сего. По ошибке угодила в эту безразличную реальность, и теперь мне суждено тонуть в жиже невежества. Влачить жалкое существование, которое вот-вот закончится и канет в бездну колоссальных вселенских величин.

Иногда я подумываю о том, что с радостью бы поменялась местами с Задирой. Каково это: испытывать блаженное удовольствие от созерцания природы, вслушиваясь в задорное щебетание ручья? Чувствовать симпатию и радоваться улыбкам прохожих? Почему я не способна ощутить всего того, что чувствуют другие? Моя тяга к людям сменяется ненавистью. Я чую их недостатки, чую их примитивные инстинкты, вижу их взгляды, их движения, их лицемерие, и вся эта любовь тут же растворяется в кислоте отвращения. Почему они такие слепцы, такие глупцы? Моя сокровенная мечта — исчезнуть, чтобы меня не существовало. Я же лишняя. Я рождена для того, чтобы всё понимать, разочаровываться и страдать. Плакать по ночам, уткнувшись лицом в учебник, и надеяться, что когда-нибудь я стану такой, как все… Что же способно сделать меня счастливой?.. Я хочу, чтобы мир изменился благодаря мне; быть может, тогда мне не придётся меняться. Хочу стоять на мостике непотопляемого корабля, входящего в море перемен. Я чувствую, что впереди меня ждёт что-то великое. Что-то грандиозное, что разотрёт в прах свойственное людям безразличие. А поможет мне наша особенность. Наше с Задирой слияние — это знак, клеймо, метка. Касание чего-то, что стоит у истоков всего сущего. Осознание того, что вселенная избрала именно меня… лишь это даёт мне силы не опускать руки. Даёт силы изо дня в день нагружать себя знаниями, дабы они сдавили меня и выжали изнутри всю пустоту, как сок из лимона.

Как жаль, что я не могу полюбить этот мир.

Именно поэтому я и спешу. Спешу вперёд; туда, где меня ждут перемены. Туда, где я смогу доказать, что пришла в этот мир не зря.

Спустя две недели Нобуюки позвонил и сообщил, что моя просьба выполнена. Я как никогда обрадовалась его голосу, и даже его грязные шуточки не смогли испортить моего вмиг поднявшегося настроения.

— Мамма Миа, ну наконец-то! — на одном дыхании произнесла Задира, как только я прервала связь. — Реально, этого бабника только за смертью посылать. Знала бы ты, как мне не терпится взглянуть на твою Фею.

Я улыбнулась: поддержка сестры была необходима мне как никогда. Последние несколько дней я не находила себе места; часы текли, словно годы, а затея казалась неоправданно опасной. Временами, подолгу погружаясь в глубокие размышления, я приходила к выводу, что все мои попытки уже заранее обречены на провал.

— Терпи, — прошептала я, потирая вспотевшие ладони. — Мы испытаем её уже сегодня.

Тёплые и ободряющие слова Задиры являлись ключевым стимулом, сдерживающим меня не дать полный задний ход. Ровно в полдень в видеофон позвонили. Подскочив к двери, я взглянула на экран: Нобуюки показал камере проколотый язык и ткнул большим пальцем в сторону Масами; тот смущённо топтался позади, держа в руках большую запечатанную коробку.

— А вот и посылочка, — пропела Задира.

В яблочко: наш ненаглядный гаджет наконец-то добрался до пункта назначения. Послышался щелчок магнитного замка и протяжное шипение пневматических петель. Вымучив улыбку, я поклонилась и поприветствовала гостей.

— Добро пожаловать.

— Oh là là, bonjour, малышка. Выглядишь великолепно… — по обонятельным рецепторам вдарил цитрусовый запах духов. Белоснежное, словно выбеленное пудрой лицо Нобуюки сияло; грациозно перепрыгнув порог, он обернулся к брату. — Кого ждём? Залетай в ангар.

Масами просеменил следом и с кряхтением поставил коробку на пол.

— Чувствуйте себя как дома. Если желаете кофе или чай, то обращайтесь к Чёджо.

— И вы туда же, да? И что только все находят в этих жутковатых киборгах? — задорный баритон Нобуюки звучал весело и беззаботно; он небрежно махнул на домохозяйку имплантом. — Будь я роботостроителем, штамповал бы этих ботов исключительно в виде милых красотуль. Очередная волна конструкторского минимализма — сплошная безвкусица… Ваша какой фирмы?

— IkariSystems, родители души в ней не чают, — я согнулась над коробкой и принялась нетерпеливо срывать обёрточную бумагу. Спустя мгновение моя улыбка стала ещё шире: Нобуюки полностью оправдал ожидания. Новейшая модель боевых виртуальных очков походила на мотоциклетный шлем. В бледно-серебристом инваре корпуса чернели выпуклые точечные индикаторы. Изящные изгибы модульных стартеров притягивали взгляд, а акселерометр в районе затылка напоминал спинной плавник касатки. Защитное стекло цвета нефтяной плёнки; воздуховоды; ребристые охладители. Да, это было именно то, о чём я мечтала несколько этих долгих дней.

— Мамочки… Прелесть-то какая… — жалобным голоском сообщила Задира.

— Безукоризненное исполнение, — таков был мой окончательный вердикт.

— Всё, как ты и заказывала, — заверил Нобуюки, стряхивая жёлтые мокасины из змеиной кожи. — Новейшая модель. Отец сказал, что нечто подобное стоит на вооружении в Китае. Сказал, что в таких шлемах пилотируются сверхзвуковые бомбер-мехи.

О своём присутствии напомнил и Масами:

— Лучшая модель в евразийском сегменте. Более совершенные прототипы есть только у Атлантической Коалиции.

— Сомневаюсь, что хоть кто-то из гражданских видел нечто подобное, — вступился в защиту своего детища Нобуюки, хлопая в ладони, как штукатур после проделанной работы. — Так что теперь ты ну просто обязана поведать нам, зафига тебе сдался этот навороченный девайс.

— В таком случае, прошу вас в мою комнату.

* * *

Принцип работы «Феи» доходил до моих компаньонов так же долго, как и до Задиры. Пришлось разжевать всё в мельчайших подробностях. Если Масами пытался вникнуть в архитектуру программы, то и дело задавая вопросы технического характера, то его двоюродный брат вёл себя несколько иначе: посмеивался, охал и ахал. Когда я закончила, Нобуюки допил остывший чай одним глотком. Встав, он медленно прошёлся вдоль зеркального шкафа и протянул пустую чашку Чёджо:

— Давить, рубить, топить, душить. Гм, забавненько. Любопытная штука, эта твоя Фея. Думаешь, ты готова взять на себя ответственность за убийство человека?

Пускай когда-то я даже не предполагала, что амбиции заведут меня столь далеко, но теперь, когда все карты были у меня на руках, я не имела права останавливаться. Я твёрдо знала, к чему иду; так же ясно понимала, чего хочу. Маячащая на горизонте возможность превратилась в идею-фикс. Тайна «Созвездия» впивалась в шею, не позволяя сделать полный вдох. Если я и волновалась, то далеко не из-за того, что мне придётся кого-то прикончить. Жалобные мольбы? Инстинкт выживания. Ухищрения совести? Дохлый номер. Мы с сестрой достойны большего, и не важно, каким образом мы достигнем цели. Если тебе не ставят памятник, выточи его собственноручно. Четырежды спланировав всё в голове, я не собиралась сдавать назад; это было бы кощунством по отношению к своим идеалам.

— Укажи пальцем и дай мне пять минут.

— Я даже и не знаю… — Нобуюки покосился на брата в надежде на поддержку, но тот был полностью погружён в изучение встроенной под подоконник микроволновки; точнее — в своё отражение в тонированной дверце. — Время от времени твоя ярая самоуверенность меня… настораживает. Любишь ты всё делать на скорую руку… Нет, малышка, на качество я не жалуюсь: результат всегда первоклассный, просто… понимаешь, это же люди. Такие же живые люди, как ты, я или Масами.

— Что?! — вскричала Задира. — Он издевается? Всё это время строил из себя блатного, а на деле оказался трусливым никчёмышем? М-да, папин наркоша обсикал штоники.

— Странно, я ждала твоего… — я покачнулась на стуле, подыскивая определение, — одобрения. А что насчёт тебя, Масами? — я уставилась на второго подельника в упор, стараясь придать лицу как можно более непроницаемое выражение: непредвиденные колебания Нобуюки натянули нервы в струну. — Каково твоё мнение?

Масами отошёл от микроволновки; апатичный взгляд из-под копны сальных волос выдавал задумчивость и даже некоторое безразличие. Чёджо составила чашки на поднос и потопала на кухню. Дождавшись, пока она покинет комнату, Масами присел на кровать рядом с братом и накрыл колени ладонями.

— Я вместе с Кимико, — как ни в чём не бывало сообщил он.

Ещё при первой нашей встрече в метро я поняла: нас с Масами объединяет далеко не хакерство. Я стеснялась заговорить с ним, но тайком отслеживала его геопозицию через его же виртуалайзер. Каждый раз, когда он сворачивал куда-то не туда, меня передёргивало. Мерзкое, липкое, незнакомое доселе чувство ревности. Когда он смотрел в вебкамеру, я не отрываясь глядела в его карие глаза и видела в них своё отражение. Скрытный, замкнутый, скромный, молчаливый, он боялся признаться в чувствах; боялся быть отвергнутым. Как и я. Иногда мне хотелось бросить всё и поехать к нему. Схватить и обнять как можно крепче; рискнуть и попробовать поцеловать. В одном я была уверена точно: на Масами можно положиться. Его слова прозвучали для меня мелодичнее тех трёх слов, которые мечтает услышать каждая девушка. Теперь нас трое. Трое против одного.

— Вот, значит, как? — Нобуюки смерил брата наипрезрительнейшим взглядом. — В опасные дебри лезешь, дружочек. А ради чего? Чтобы потом, сидя на допросе у следователя, причитать «Ой мамоньки, зачем я только в это ввязался?» Тебе бы для начала хоть разок в камере изолятора посидеть: поспать на деревянных нарах, поголодать, распустить нюни, осознать ценность свободы. Дёрганый мальчонка, решивший поиграть в Хитмана.

— По крайней мере, он со мной, — я ткнула ногтем в покрасневшее от злобы лицо Нобуюки; его морские коньки ещё сильнее налились кровью. — Ты забыл нашу первую встречу? Ты не поверил в меня тогда; не веришь и сейчас. Ты боишься, что я не справлюсь и выдам вас с потрохами, но знай: Кимико Аоки ещё никогда не ошибалась.

— Давай, дави его! Расколи, как гнилой орешек! — налегла Задира.

Озадаченный моим крайним упорством, Нобуюки надулся. Я наблюдала за его мимикой, стараясь проникнуть в его разум и разгадать его мысли. Да, моё предложение возмутило его; возможно даже испугало. Мелко дрожащие губы выдавали сомнение, испарина на лбу — страх. Неужели мой фирменный приём с напускной уверенностью не сработает в очередной раз?

— Я верю в тебя, Кими, но проблема вовсе не в этом. Вы возомнили себя вершителями судеб. Я, может, и похож на легкомысленного нарика. Как сентиментальный простак рассуждаю, да. Но есть закон, и люди написали его не просто так. Давай, токийская роза, ответь: какое наказание выносится за убийство?

— От десяти лет до пожизненного заключения, — процедила я. — Вплоть до неопределённой гибернации.

Нобуюки злобно усмехнулся и рывком обернулся к брату:

— Как тебе такое, ниндзя хренов? Охота за решётку? Там с тобой церемониться не станут, молоденькие мальчики там нарасхват.

— Господи, да сколько можно ломаться? — простонала Задира. — Он цену набивает или что?

Мой смешок прозвучал неестественно, как звон надтреснутого бокала. Братья посмотрели на меня так, будто я превратилась в мумию.

— Хакинг и виртуальный шпионаж тоже являются нарушениями закона. Когда ты подхватывал инициативу поработать на отца, это обстоятельство тебя нисколько не смутило.

— Во-первых: папа сам предложил на него поработать. Во-вторых: дело не столько в наказании. Чёрт с ней, с этой тюрьмой, отец отмажет. Он сам снабжает нас этими заданиями, он влиятельный человек и он прикроет. Дело в том, что существует общепринятая мораль. Чтобы пойти на убийство, надо быть либо психопатом, окончательно потерявшим веру в мир, либо маньяком, получающим от этого процесса удовольствие. Неужели ты такая, Кими?

Я почувствовала, что теряю контроль над ситуацией. В жизни бы не подумала, что сестра согласится быстрее, чем Нобуюки; причиной тому, по всей видимости, была наша с нею подсознательная связь. Как ни крути, но без помощи Синигава-старшего мой замысел так и останется замыслом. Именно поэтому я приняла решение: самое время для того, чтобы в полемику вступила тяжёлая артиллерия.

— Попробуешь уговорить его? — обратилась я к Задире, уставившись на тараторящего какие-то схоластические нравоучения Нобуюки.

— Пф, да как пить дать.

— Тогда за дело. И не выдай нас.

— Обижаешь, карамелька.

Ощущения потери контроля над телом, как физические, так и духовные, описать непросто. Поначалу чувствуешь себя марионеткой; кажется, словно ты проваливаешься в невесомость, а за ниточки, привязанные к твоим конечностям, кто-то подёргивает. Звуки становятся приглушёнными и неотчётливыми, будто дрейфуешь в наркозном бреду. Плывёшь по течению и ничего не можешь с этим поделать. За спиною слышится скрип рулевого колеса, но ты не в состоянии обернуться и посмотреть, кто у штурвала. Теперь ты лишь судно.

— Мы же живём в цивилизованном обществе… — всё не успокаивался Нобуюки, расхаживая взад-вперёд по комнате. — А если бы кто-нибудь грохнул нас с Масами? Попридержи свою кровожадность и поставь себя на место близких убитого.

— Довольно демагогии, — резко перебила его Задира; у неё отлично получалось копировать мою строгую манеру общения. — Противно слушать даже. Видел бы сейчас тебя твой отец. Такому влиятельному человеку наверняка было бы неприятно даже допустить мысль о том, что его сын — трус, который, заслышав страшное слово «закон», поджимает хвост.

Ледяные стрелы сестры всегда попадают в цель. Непоколебимая уверенность Задиры, приправленная её способностью находить слабину — огромнейшее подспорье при ведении сложных дискуссий. Она видит людей насквозь. Находит их страхи; выслеживает уязвимые точки; отыскивает в закромах души пороки и сомнения. После чего бьёт по ним киркой, как жадный шахтёр, увидевший в недрах скалы золотой самородок. Бьёт без жалости и сострадания. Иногда я сомневаюсь, кто из нас действительно серый кардинал.

— Тебе почти двадцать, ты давно мог стать правой рукой отца. Мог стать гордостью семьи. Бесстрашным и смелым. Но вместо этого папа нянчится с тобой. Подкидывает элементарнейшие задачки, которые за тебя выполняет школьница.

Глаза Нобуюки возмущённо вспыхнули, пальцы протеза сжались в кулак. «Слишком резко, — эта мысль промелькнула в моём затуманенном сознании подобно искре оборванного провода. — Ещё немного, и план провалится. Надо было самой». Масами подавал знаки, пытаясь призвать Задиру к молчанию, но сестру, кажется, уже невозможно было остановить.

— Ты ведь никто. Пыль. Выглядишь и ведёшь себя, как клоун. Яркая одежда, цепи, кольца, татуировки. Навороченный имплант. Что ты пытаешься спрятать под всем этим? Своё трусливое эго? Да удача сама плывёт к тебе в руки, но тебе не хватает смелости даже банально воспользоваться возможностью.

Синигава-младший оскалился, подбородок его задрожал; я не помнила его таким злым. Он стиснул зубы и резко взметнул руку, заставив Задиру замолчать. Та послушно затихла. Нобуюки сполз на пол и, ударив себя кулаком в грудь, издал режущий слух вопль; казалось, под окном завопила дремлющая годами банши. Его инфернальный крик растворился в повисшем затем могильном молчании. Масами замер и покосился на брата. Судя по застывшему взгляду, Задира удивилась не меньше моего.

— Довела… — прошептала я.

Дверь в комнату приоткрылась; на пороге показалась Чёджо. Её металлопластиковое лицо с синими губами и изумрудными диодами глаз выражало полнейшую покорность.

— Кто-нибудь желает напитки? — электронным голоском пропела она, учтиво посмотрев на присутствующих.

— Воды… пожалуйста, — с видимым волнением попросил Масами и подскочил к брату, но Нобуюки грубо оттолкнул его:

— Не надо мне ничего! Исчезни!

Чёджо одарила нас жидкокристаллической улыбкой и закрыла дверь с обратной стороны.

— Что-то я вообще не вкурила, — шепнула мне Задира.

Внезапно Нобуюки встал и приблизился к нам вплотную. Быстро и беззвучно, как пленный диверсант, наконец-то вырвавшийся из пут. Сестра не успела проронить и слова: он схватил нас за воротничок нашей розовой водолазки и начал шипеть, словно кобра:

— Никто, говоришь? И впрямь думаешь, что я ноль без палочки? Что я пыль? Зря-я-я… Ты, девонька, даже не представляешь, через что я прошёл. Думаешь, всё так просто? Убил человека — и всё, конец? Сразу видно: к твоему виску никогда не приставляли пушку.

Нобуюки стиснул зубы ещё сильнее, те ажно заскрипели. На лбу, под прядями медно-рыжих волос, пульсировала жила. Мне стало не по себе: такого поведения от него я не ожидала. Синигава-младший всегда улыбался, и даже грусть неспособна была сломить его, не говоря уже о злобе. Задира сумела довести парня до белого каления. Солнце зашло за тучу; в комнате стало темнее, а расплывчатая тень от стоящего на подоконнике фикуса стала похожа на расправившего щупальца монстра. Драматично. Взгляд Нобуюки отклонился вправо: казалось, он выискивал глазами предмет, на который можно отвлечься, чтобы подавить в себе приступ гнева.

— Я поведаю, каково это, когда убивают близкого человека. Может, это слегка охладит твой пыл… — Нобуюки отпустил наш воротник, но легче от этого не стало ни на йоту. — Мне тогда только пять… да, всего пять лет исполнилось. Отец ещё даже не знал про это «Созвездие». Работал преподавателем в одном с матерью университете. Я… я её плохо… почти не помню...

Шмыгнув носом, Нобуюки сцепил ладони и снова сполз на пол. Брат уселся рядом с ним.

— Его маму убили, когда мы ещё в садик ходили, — произнёс Масами с выражением искреннего сожаления. — Это случилось на их фазенде, за день до Сити-го-сан. Тело изувечили до неузнаваемости, а домик подожгли. Я никогда не видел его отца таким разбитым. Они с тётей Таке любили друг друга больше, чем кто бы то ни было. Я в жизни не видел такой взаимной и искренней любви. Наши семьи связывала крепкая дружба, но… всё было разрушено.

— Убийцы не стали грабить дом, даже бумажник не спёрли. Просто убили и подожгли. Чем обычная женщина могла заслужить такое?.. — Нобуюки покачивался взад-вперёд, словно запертый в камере-одиночке псих. — Вот после этого папа и стал сам не свой. Его словно подменили. Озлобился. Стал нервным. Нелюдимым. Неделями пропадал в кабинете. Часто из-за двери доносились проклятия. Он обещал, что найдёт тех, кто совершил это. Вырежет их ещё бьющиеся сердца, зажарит и съест. Я и сам этого хотел. Представлял, как буду плясать на могилах убийц. Мне было тогда всего пять. Всего пять, и уже такие желания!.. Временами отец твердил, что я тоже виноват в её смерти. Говорил, что теперь мы обречены. Что теперь мы прокляты, и нас ждут одни лишь неудачи. Что теперь незачем жить. Направлял на меня пушку и говорил, что ещё можно всё исправить. Что он любит меня, любит мамочку и хочет, чтобы мы были вместе, как раньше. Я сбегал к Масами, папа находил меня, просил прощения, но это происходило снова и снова… А потом… потом он где-то выведал про «Созвездие». Влез в эту яму. И стал совсем, совсем другим. Ещё страшнее, чем раньше. Но на этот раз это был не пылающий гнев; это была холодная мгла… Я потерял не только маму, но и своего заботливого отца. Раз — и человека, глаза которого сияли счастьем, не стало! Это страшно! Одна погубленная жизнь ломает жизни других, как падающие костяшки домино. Для тебя это лишь развлечение, новый опыт, но для них… для других это вечный траур.

Встав и подойдя к зеркалу, Нобуюки принялся судорожно теребить вдетые в манжеты запонки.

— Хрясь, хрясь — и финиш! Нет человека. Остались только слёзы и маленький ребенок один на один со спятившим отцом. Каково потом жить с этим, а? Не о таком будущем я когда-то мечтал… — он внимательно рассматривал своё отражение: морщинку за морщинкой, волосок за волоском. — Я не хочу быть похожим на отца, не хочу идти по его стопам. От одной мысли об этом меня выворачивает. Татухи, шмотки, кольца, браслеты, протез — всё это для того, чтобы как можно больше отличаться от него. Да, я клоун!.. Но я клоун, который никогда не пожелает кому-либо пережить подобное… — с отвращением взглянув на перстень с четырехконечной звездой, Нобуюки вынул из кармана сигарету и сунул её за ухо. — Всё, сваливаем. Хватит с меня на сегодня позора… Господи, какое же я ничтожество.

Пение птиц за окном казалось совсем невесёлым; оно напоминало волнительную мелодию, прямо как в старых чёрно-белых фильмах ужасов. Задира молча проследовала за братьями на коридор, я же находилась в состоянии немого шока. Эта душещипательная история оказалась неожиданным препятствием для всех моих задумок. Возникал вполне логичный вопрос: зачем всё так утрировать? Кого он пытался впечатлить этой слезливой пьесой?

— Неужели всё? — жалобно простонала я. — Ты не могла быть помягче?

Задира фыркнула.

— Откуда я могла знать, скажи? Я же, чёрт побери, для нас обеих старалась.

Мы стояли в прихожей и наблюдали, как братья обуваются. Шанс изменить жизнь уходил из-под носа, и с каждой секундой я осознавала это всё явственнее. А ведь мы были так близки. Так близки. Буквально в нескольких шагах.

— Я тебя не виню, — процедил Нобуюки, не поднимая головы. — Ты очень умна и расчётлива, но актриса из тебя так себе. Знаешь, как мы поступим? Я задам тебе лишь один вопрос, а ты ответишь на него. Только честно, идёт?

Неожиданный поворот. Он захотел сыграть? Пожалуй, стоит рискнуть.

— Задира, не подведи.

— Я слушаю тебя, — вслух отчеканила та.

— Давай начистоту: задумала использовать меня, верно? Поставила весь этот спектакль лишь для того, чтобы выйти на связь со Звёздами? Наверняка когда вынюхала про эту банду, только о ней и думала.

Свойственная Нобуюки игривость в голосе несколько успокоила меня. Масами, открывший дверь и уже собравшийся уйти, остановился и посмотрел на меня. Посмотрел так, будто готов был попрощаться; попрощаться раз и навсегда.

— Скажи правду, — подсказала я Задире.

— Эм, уверена, милая?

— Самое время вынести общий множитель за скобки.

— Ты мой друг, но… — Задира топталась на месте. — Этот шанс значит для меня очень многое. Без обид, Нуки.

Синигава-младший поджал губы; его уже успевшее побледнеть лицо отразило мучительное раздумье.

— Что ж, спасибо за искренность. У вас с моим папашей и впрямь много общего. Эта несгибаемая сила воли, этот расчётливый холод, эта целеустремлённость. Возможно, всё не так уж и плохо: папа давно твердит, что мне тоже пора стать жестоким. Он называет это «расставить приоритеты». Здесь ты меня раскусила, и не поспоришь даже. Наверное, в чём-то вы с ним действительно правы… — завязав шнурки, Нобуюки встал. — Окей, малая. Прошу простить меня за то, что поднял на тебя руку. Оставим это между нами. Хочешь убивать — будем убивать. Когда-то я не смог остановить отца; видимо, не смогу и тебя… Я организую вам встречу. Заодно посмотрим, поладите ли вы.

Братья поклонились и ушли. Стоило двери захлопнуться, как Задира издала боевой клич и принялась плясать ча-ча-ча.

* * *

Нуки сдержал обещание: уже на следующее утро он скинул нам координаты места встречи с господином Синигава. По правде говоря, в тот момент, когда он схватил меня за шкирку, как какую-нибудь провинившуюся псину, я хотела как следует начистить ему умывальник. А что? Нечего клешни распускать! Я бы с превеликим удовольствием размяла кулаки, но Тихоня меня бы потом на ноль поделила. Мы условились на том, что переговоры возьму на себя я: сестрица опять завела шарманку про то, что начнёт волноваться, беспокоиться и в итоге напортачит. Я была обеими руками «за». Лишь один вопрос мучил меня с самого утра: что надеть?

— Надевай что хочешь, — равнодушно изрекла Тихоня, пока я орудовала подводкой для губ. — Я прошу тебя лишь об одном: сделай всё так, как я тебе сказала. И не умудрись снова наломать дров.

— Да без проблем, мармеладка. Не переживай ты так, исполню всё по высшему разряду.

Нацепив фиолетовый сарафан и любимые многоцветные кроссовки, я накинула на плечо сумку с визером, воткнула в уши наушники и направилась на кульминационную встречу. Весь путь Тихоня молчала — переживала. Спустя три с половиной песни я вышла из подземки на окраине спального сектора UU-13 и устремилась к заброшенной, крытой прозрачным куполом, автосвалке — пережитку семилетней политики самоизоляции, начавшейся ещё задолго до Недели перерождения. Меня окружили проржавевшие остовы гравикаров, грузовых подъёмников и уборочных дроидов. Три бездомных вонючки, жарящих на разведённом в бочке костре то ли кролика, то ли здоровенную крысу, трепетно взглянули на меня и вернулись к процессу готовки. Раскалённый выцветший небосвод дышал убийственной жарой. Я осмотрелась и заметила стоящий в тени магнитного крана лимузин. Крутая хромированная тачка на фоне дистопичного пейзажа выглядела ну просто помпезно. Литые тазы подмигнули мне бликами. В то мгновение я осознала: назад дороги нет. Может, прав был этот нервный наркоша? Не зря же он тогда распсиховался.

Фух, была не была.

Выплюнув жвачку, я зашагала к лимузину. Водительская дверь открылась, и из машины вылез грозного вида дядька, одетый в тёмно-синий, словно лазурит, смокинг. Широченные плечи, мускулы, квадратное лицо с косичками и монголоидными чертами лица — фантазия моментально привела ассоциацию с Чингисханом. Я инстинктивно прикинула свои шансы в схватке против этого борцухи и попыталась проглотить вставший поперёк горла ком.

— Этот новомодный самурай меня чем-то пугает, — шепнула я Тихоне.

— Соберись.

Качок отвесил мне низкий поклон. Я опешила, но машинально поклонилась в ответ. Засадой вроде не пахнет.

— Господин Синигава ждёт. Но прежде я вынужден обыскать вас.

— Если это необходимо, то пожалуйста.

Водитель ощупал меня с головы до ног, после чего внимательно изучил содержимое моей сумочки. Убедившись, что оружия при мне не имеется, он открыл пассажирскую дверь. Бросив на него как можно более брезгливый взгляд, я тенью юркнула в салон. Дверь захлопнулась. Чутьё не подвело: внутреннее убранство тачки полностью соответствовало её внешнему виду. Инкрустированные золотыми панелями сидения из крокодиловой кожи; огромный аквариум, в котором плавали пираньи; жаккардовые шторки и странная картина, прикреплённая прямо к потолку.

— «Переселение Жичуана» Ван Мэна, — подсказала Тихоня.

Да хоть Папы Римского!.. Эта колымага со всей своей начинкой наверняка стоила просто бешеные бабосы. Я ощутила согревающий душу прилив уверенности. Присев на краешек дивана, я закинула ногу на ногу, положила сумку на колени и, наконец, осмелилась посмотреть в другой конец салона. Ютака был одет в твидовый тёмно-синий костюм. Он сидел в кресле неподвижно; лицо скрывала шляпа с широкими и ровными полями в стиле Лун Као. Из нагрудного кармана выглядывал уголок платка. Руки, сложенные крест-накрест, покоились на животе, а ноги были расставлены настолько широко, насколько это возможно.

— Если что, лупану его по бубенцам, — попыталась я разрядить обстановку.

Тихоня шутку не оценила и промолчала. Когда телохранитель вернулся за руль, автомобиль тронулся. Ютака медленно поднял голову и смерил меня безразличным взглядом. Привстав, он как ни в чём ни бывало подсел ко мне, и только тогда я смогла полностью разглядеть его лицо. Голова на фоне хрупкого тела казалась невероятно огромной, словно у инопланетянина. Немигающие глаза-бусинки напоминали взгляд притаившейся ящерицы, а нос выглядел настолько маленьким, что, казалось, его и не было вовсе. То же с губами: рот походил на тонюсенькую щёлочку-отверстие в копилке.

— Таким вы меня представляли, мисс Аоки? — вкрадчиво поинтересовался Синигава-сан.

Несмотря на внешнюю хрупкость, его голос звучал чётко и даже, если можно так выразиться, мужественно. Ютака приподнял брови, изображая вежливое недоверие. Чёрные глаза блеснули холодом. Я попыталась состроить улыбочку: мне стало ну очень не по себе.

— Нобуюки докладывал мне о каждом вашем шаге, начиная ещё со дня вашего знакомства. Ваша просьба остаться анонимом, увы, была проигнорирована. Не стоит винить его: я сам потребовал, чтобы он рассказывал мне всё. Мой сын никогда не научится отказывать… а ведь я так хотел, чтобы нашу встречу окутывал ореол загадочности… Хироки, оставь нас наедине.

Водительская перегородка задвинулась, и салон погрузился в тишину. Мне стало чертовски некомфортно. Ютака подсел ещё ближе; он задумчиво постучал кончиком пальца по носу и улыбнулся без особого юмора.

— Даже не знаю, с чего начать, мисс Аоки. Не поймите меня превратно, я ждал этого так долго. Ждал, пока вы отыщете меня. Когда мы встретились впервые, вам было всего шестнадцать. Уже тогда я понимал: наше знаменательное знакомство изменит мир. Вы с тех пор совсем не изменились.

Я смотрела на Синигава-старшего, как на сумасшедшего; даже язык отнялся. Совсем крыша поехала? Какие шестнадцать, дядя? У меня шестнадцатилетие через три недели. Если этот блатной мафиози решил напугать или запутать меня, то ему это однозначно удалось.

— Моя жена всегда верила в то, что у каждого ещё с момента рождения есть свой особенный дар, — сказал Ютака, покручивая одетое на безымянный палец обручальное кольцо. — Ваш дар, мисс Аоки — поразительная внимательность, феноменальная память и, конечно же, точные науки… Да, понимаю, я ввёл вас в недоумение. Прошу извинить, я немного волнуюсь. Не каждый день происходят такие встречи.

— Я благодарна вам, Синигава-сан, но я не понимаю, о чём вы...

— А вы и не должны понимать, мисс Аоки. Ваше непонимание — гарантия вашей безопасности, ведь грядёт час глобальных перемен. Одни люди приходят, другие уходят. Мир так непостоянен, так изменчив, но… в то же время он примитивен, словно детская настольная игра. Никто не решается связать жизнь с «Созвездием» просто так. Никто. Вы искали меня — и вы нашли. Судьба привела вас ко мне, а это значит, что мы можем помочь друг другу.

Меня охватил приступ паники, граничащей с возмущением. Только сейчас я в полной мере поняла, на что жаловался Нуки. Полные терминов речи, которые мне целое утро надиктовывала Тихоня, отправились коту под хвост. Ютака вёл себя, мягко говоря, по-идиотски: выделывался, умничал, порол сущую околесицу. Хрена с два мы угадали. Синигава-старший рассмеялся; в его расширенных зрачках заплясали искорки восторга.

— Я смутил вас, и я рад этому. Именно так и должно было произойти. Это значит, что вам можно доверять… — он достал из кармана белый платок, приподнял шляпу и протёр свой огромный лоб. — Что ж, теперь перейдём непосредственно к делу. Сын доложил, что вы изобрели программу, благодаря которой можно ликвидировать абсолютно любого человека, притом таким образом, что его смерть будет походить на несчастный случай. Верно?

— Да, Синигава-сан, — ответила я со спокойным достоинством. — Я рассчитывала, что...

— Это просто восхитительно. Я был приятно шокирован, когда Нобуюки рассказал мне о вас и о ваших поразительных навыках… — Ютака сложил руки на груди. — А так же о вашей любви к числам. Не знаю, какова причина нашей встречи: ваше стремление обладать золотыми горами или же всё-таки попытка выяснить, что представляет собой «Созвездие». Раз вы захотели этого, значит, на то есть веские причины. Я могу удовлетворить оба этих желания. Но самое главное: я помогу вам стать полноправным членом организации, тем самым открыв путь к великим знаниям… Однако имеется одна существенная проблема. Количество членов нашей организации строго ограничено. Увы, оно не может превышать определённого значения. Вывод: вы должны занять чьё-либо место. Я правильно рассуждаю?

— Разумеется, Синигава-сан. Внимательно вас слушаю.

— Прекрасно, мисс Аоки. Вы наверняка не понаслышке знаете о корпорации KenK0. Её ведущий инженер и автор большинства разработок, госпожа Кишимото Янури, так же состоит в нашей организации. Изучив любезно предоставленную вами информацию, совет «Созвездия» пришёл к выводу, что она нарушила некоторые правила и теперь подлежит устранению. Я не быстро говорю?

— Всё хорошо, — вставила я. — Продолжайте.

— Спасибо. Итак, учитывая ваши способности и беря в расчёт то, что вы действительно в состоянии подстроить несчастный случай, я поручаю вам ликвидировать эту женщину, тем самым освободив для себя место. Я искренне надеюсь, что вы осознаете всю серьёзность ситуации: мое начальство очень требовательно относится к подобного рода операциям. Именно по этой причине зарекомендовать себя — в ваших же интересах. Я не хочу пробуждать ваше любопытство, но поверьте мне на слово: как только задание будет выполнено, я сдержу обещание, и вы не пожалеете о содеянном.

С каждым словом Синигава-старшего я чувствовала, как во мне, словно результат бурной химической реакции, вырабатывается всё большее недоверие к нему. Говорила же я сестричке, что не стоит впутываться в эти преступные схемы. Юлит этот мутный грушеголовый дядька, однозначно юлит. В очередной раз прощупав взглядом дорогостоящую обивку салона, я кивнула.

— Каковы сроки?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Я поняла, Синигава-сан. Ваше задание пренепременно будет выполнено. Я не подводила вас до этого, и я приложу все усилия, чтобы вы и остальное руководство «Созвездия» остались довольны результатом. Я могу быть свободна?

— Разумеется, не смею вас задерживать, — Ютака позволил себе лёгкую ироническую улыбку; вернувшись в своё кресло, он постучал по водительской перегородке. — Хироки, притормози. Леди покидает нас.

Лимузин остановился. На этот раз пассажирская дверь открылась сама. Я уже собиралась выйти, когда Синигава-старший дружелюбно раскрыл ладони и снова обратился ко мне:

— Ах да, ещё одна просьба, мисс Аоки. Это не имеет прямого отношения к делу, но я надеюсь на ваше понимание.

— Слушаю.

— Вы и представить себе не можете, как я завидую вашим родителям. Они наверняка не в курсе всех ваших грандиозных планов, но будь иначе, они бы гордились вами. Вас ждёт большое будущее, мисс Аоки. Блестящее будущее и великие свершения. Сын рассказал мне о вашем вчерашнем разговоре, и… я разделяю вашу позицию. У меня к вам личная просьба: разрешите ему помочь вам. Ему необходим толчок. Стимул.

— Разумеется, Синигава-сан.

— Спроси про Масами, — шепнула мне Тихоня.

— Что касается моего племянника, — произнёс Ютака с выражением учителя, обнаружившего в тесте отличника долгожданную ошибку, — то вы можете поступить с ним так, как вам заблагорассудится. Масами надёжный малый; думаю, его помощь вам однозначно не повредит, — он загадочно сверкнул глазами. — На этом, премного уважаемая мисс Аоки, я вынужден с вами проститься. Желаю удачи.

— Спасибо, Синигава-сан. До свидания.

Выбравшись из охлаждённого салона лимузина, я вновь очутилась на палящей духоте. Мы находились на той же свалке, что и раньше: видимо, Хироки всё это время тупо наворачивал круги. Троица бездомных презрительно посмотрела на меня. Один из них вякнул про что-то, связанное с подростковой проституцией. Я показала ему средний палец и стремительным шагом направилась в сторону метро.

— Ты тоже почувствовала это? — спросила Тихоня.

— О чём ты?

— Синигава-сан словно прочёл наши мысли. Тебе так не показалось?

— Я что, по-твоему, экстрасенс?.. Один хрен знает, прочёл он чего или нет, но в одном я на сто пудов уверена: не понравился мне этот тип со своими дурацкими выходками. Мутноватенький пассажир.

— Таких людей называют «подкожными». Два пишет, три в уме.

— Да нет, не в этом дело… — я судорожно выдохнула и оглянулась, но крутецкого лимузина уже и след простыл. — Слишком уж он какой-то вежливый. Сюсюкался с нами, словно мы президентская персона.

— Это называется лесть, — попыталась выкрутиться Тихоня.

— О нет, это называется «на всю голову прибабахнутый». А ты что хотела, то и получила. Главное, чтобы он нас не кинул потом: судя по тачке, денег у него и впрямь куры не клюют. Готовься к походам по магазинам, мармеладка.

* * *

Разговор с Синигава-старшим произвёл на меня не самое приятное впечатление: я стала переживать даже пуще прежнего. Особенно меня взволновала фраза «мы уже виделись». Я проворачивала в памяти все наши вылазки в город, но встреч с ним в картотеке воспоминаний не было и быть не могло. Комплименты Ютака по поводу большого будущего абсолютно меня не приободрили. Наши переговоры так и излучали взаимное недоверие. Постоянно приходилось утешать себя тем, что всё это вскоре принесёт свои плоды. «Я в состоянии избежать неприятностей; мы — особенные; всё получится» — вереницу этих мыслей я прокручивала в подкорках разума раз за разом. Подсознательно я ощущала: «Созвездие» связано со мною. Его таинственность притягивала меня, как переменная притягивает к себе всевозможные корни уравнения. Я обязана докопаться до истины. Останавливаться на достигнутом нерационально. Необходимо сделать решающий прыжок и мёртвой хваткой вцепиться в основание этой могущественной пирамиды. Если эта таинственная организация помогла Синигава-старшему стать абсолютно другим человеком, то она в состоянии помочь измениться и мне.

Долго уговаривать Нобуюки не пришлось; видимо, отец провёл с ним разъяснительную беседу. Как только я попросила его о помощи, он сразу же согласился, а затем в очередной раз извинился за нашу недавнюю перепалку. Разумеется, я простила. Его двоюродный брат также не стал противиться: Масами с хладнокровным энтузиазмом принял моё предложение, и это придало мне уверенности. Теперь, когда наша команда была в прежнем составе, оставалось лишь походить ферзём.