12. Железо снаружи, железо внутри

Тем утром я проснулась уже уставшей и без настроения. Даже вставать с кровати не хотелось, так лень. Сдохнуть была готова, лишь бы избавиться от этого невыносимого чувства тоски. По ящику, как обычно, крутили какую-то дребедень. Я могла бы смотреть даже это, но осознание того, что все эти передачи тупо подстраиваются по времени, вводило в состояние убийственного одиночества. Правду говорила Тихоня: я как кролик в клетке… Не знаю, предавал ли вас когда-нибудь тот, в ком вы души не чаяли, но могу заверить — это максимально мерзкое ощущение. Кажется, словно об тебя вытерли вонючие, измазанные в грязи галоши, а затем швырнули за порог, как поломойную тряпку. Бр-р-р, аж трясёт! Именно это я чувствовала последние пять дней — с того момента, когда Тихоня поведала мне правду. Каждое утро я сдерживала себя от соблазна выплеснуть весь свой негатив Гоголону прямо в морду. Иногда мне чудилось, что моё терпение вот-вот даст трещину, вспыхнет и сгорит заживо. При виде ИИ моя кожа начинала трещать по швам, потому что из-под неё пытался выбраться монстр, жаждущий возмездия. Скалящий клыки и грозно поигрывающий когтями. Желающий бить, пока не проломится череп; бить, пока не будут переломаны все кости, суставы и хрящи. Именно в этот день монстр вырвался на свободу.

— Доброе утро.

— Эх, если бы оно таким было, милая… — залив молоко в фарфоровую тарелку, я взяла хлопья и с кряхтением уселась за стол. — Что-то я сегодня совсем не в духе. Спалось паршиво, в башке звенят кастрюли, в глазах белым-бело. Кстати, ты сегодня опять говорила во сне.

Сказав это, я осеклась: зря я затронула эту тему. В последние дни сестра стала ещё трепетнее относиться к своим слабостям. Видимо, из-за того, что у неё до сих пор не получилось найти выход из этой бронированной хлебницы.

— Опять его имя?

— Угу… — пробубнила я. — Масами до сих пор тебе снится? Скучаешь по нему, да?

— Даже если мы и сбежим, людей с того света уже не вернуть. Признаюсь честно: иногда мне кажется, что нам не суждено выбраться. Я уже натерпелась постоянных подножек, прерывающих наш путь из пункта «А» в пункт «Б». Трагедия под названием «жизнь» должна когда-нибудь закончиться.

Я стукнула ложкой по столу: мне и самой этот жест показался неожиданным.

— Так, а ну отставить! Опять со своими соплями вздумала выступать? Ты не сдавалась, даже когда я предала тебя. Даже когда ты осталась совсем одна, ты сражалась. А уж вместе-то мы точно сможем...

— Что мы сможем? Выломать дверь, которую не в состоянии вскрыть даже бульдозер? У нас нет вариантов. Вообще ни одного. Я не принимала в расчёт то, что перед нами возникнет так много неожиданных препятствий. Это моя промашка, и только моя, ведь причина тому — моё самомнение. Во всём этом есть лишь один плюс: больше по моей вине никто не погибнет.

Да уж. Мне бы и самой хотелось верить в то, что у нас что-то получится, да только каковы наши шансы? Мы проторчали на третьем уровне уже чёрт знает сколько времени, но не приблизились к цели ни на дюйм. Тихоня оказалась бессильна, и я её не осуждаю: она шарит в компах, но тут у нас даже нет к ним доступа. Дело дрянь. А ведь всё это время, вместо того чтобы помогать ей, я занималась ерундой… Я собиралась было подбодрить Тихоню — если даже сестрица теряла надежду, близился реальный мрачняк. Инстинктивно взмахнув рукой, я нечаянно поддела тарелку с хлопьями — та стремительным кульбитом полетела на пол. Я сомкнула губы и втянула голову в плечи: казалось, со стола падала не посуда, а фугасный снаряд, способный изрешетить нас смертоносными осколками. Раздался пронзительный дребезг. Керамические осколки разлетелись по всей камере. Белесое пятно ползло по полу, поглощая сталь сантиметр за сантиметром. Я смотрела вниз: вроде мелочь, но как же обидно. Сегодня я явно встала не с той ноги. Именно в эту секунду мне как никогда захотелось набрать полную ванну и утопиться… Сплошные беды. Одна за другой!.. И когда уже прекратится головная боль?! В тот момент горечь наполнила горло до краёв, словно вода, заливающаяся в нутро утопленника. Неудачница — вот кто я! За последние несколько дней всякие глупые косяки случались со мной не раз, и мне стоило ну просто огромных усилий сдерживать слёзы, дабы не опозориться перед систер. Я и так наломала дров, а тут ещё и это. Будь моя воля, я бы в мгновение ока устроила с ИИ очную ставку: хотела бы я послушать, что скажет в своё оправдание этот паршивый кусок...

Передо мной появился Гоголон. Неожиданно и быстро, словно наваждение. Как и ранее, прямо посреди комнаты. Его визит оказался именно внезапным: мы так и молчали, уставившись друг на друга, как головорез и шериф на просторах прерии. Я, Гоголон и разбитая вдребезги тарелка между нами — ну прям финал остросюжетного вестерна. Окинув взглядом разлетевшиеся осколки, ИИ неторопливо произнёс:

— Доброе утро, Кимико.

— Хай, — сердито буркнула я.

— Как твоё настроение?

— Жить можно.

— Я надеюсь, сегодня ты готова к сеансу стазиса? — с теплотой поинтересовался Гоголон; его вопрос прозвучал скорее как требование. Казалось, он хотел услышать только один ответ, и я прекрасно знала, какой. Ну уж нетушки, на этот раз я всё сделаю по-своему.

— Чувствую себя просто отвратительно. Руки трясутся, в животе всю ночь что-то урчало, а голова до сих пор раскалывается. Со мной явно что-то не так, тарелку вот ненароком опрокинула.

— Задира, — напомнила о себе Тихоня. — Не переигрывай, прошу.

А почему нет? В то мгновение я твёрдо решила, что сейчас самое время расставить точки над «i». Весь этот камерный спектакль абсурда порядком подзатянулся. Терпения уже не хватает. От мерзкого лицемерия меня выворачивало наизнанку. Всё равно мы здесь взаперти! Какой толк лизать ему задницу? В печёнках уже сидит эта лживая железяка.

Гоголон подошёл к луже и склонился над ней. Понятия не имею, что в тот момент происходило в его микропроцессорных мозгах, но со стороны он напоминал детектива, осматривающего место преступления.

— Я не исключаю вероятность сбоя в анализе состояния пациента, но всё это кажется мне очень странным, — произнёс ИИ, подняв на меня полный печали взор. — Твои жизненные показатели стабильны, а в организме отсутствуют какие-либо признаки заражения. Температура, как и давление, в норме. Пульс повышен, но это походит скорее на психоз, нежели на инфекционное заболевание.

— Психоз? — с моих губ сорвался театральный смешок; я хлопнула в ладоши, словно фокусник за секунду до появления кролика из шляпы. — Ты серьёзно? Может, присмотришься? Может, есть ещё какие-нибудь признаки?

Гоголон чуть прищурился: видимо, обдумывал ситуацию.

— Задира, прошу тебя, — снова начала встревать Тихоня, но меня было уже не остановить.

— Эй, ну давай же! — отчаянно добавила я и вскочила со стула; подойдя вплотную к голограмме, я указала на своё лицо. — Посмотри-ка сюда… Видишь?.. Помнишь, каким оно было в день моего прибытия, а? Помнишь? — оскалив зубы, я отошла на два шаг назад и топнула. — Психоз! Мать твою, да! У меня самый что ни на есть натуральный психоз!.. А по какой причине он может быть, ты не догадываешься?

Я искренне и от всей души наслаждалась изумлением, отразившимся на лице ИИ. Такого поворота он точно не ожидал. Я надеялась, что его цифровой код треснет, а затем рассыплется на миллиарды бесполезных символов.

— Что ты делаешь? — в очередной раз пролепетала Тихоня.

— Я всё делаю как надо, милая. Хватит нам это терпеть.

Полупрозрачное тело Гоголона посерело, как под слоем пепла. Даже с присущей ему скупостью эмоций я сумела уловить на его призрачном лице тревогу.

— Кимико, я тебя не понимаю...

— Хватит прикидываться дурачком, треклятая гора металлолома… — снова налегла я. — В кого ты хочешь меня превратить? В дряблую старуху, да?.. Я всё знаю! Сколько времени прошло с момента моего прибытия? Год? Два? Или, может, десять?.. Я доверилась тебе, но ты меня обманул. Всё это время я гнила, как запертая в пустом подвале крыса. Но теперь… теперь я ни за что туда не отправлюсь. Ни-ког-да! Развлекайся там без меня! Надеюсь, ты зачахнешь в одиночестве, бездушная искусственная подлюга.

Мне повидилось, что голограмма на мгновение вспыхнула, словно молния в ночном небе, а затем начала искрить, отбрасывая на стальные стены танцующие тени. Впервые за весь срок заключения на третьем уровне я лицезрела ИИ обиженным. Шикарно, мои слова задели его за живое. Подбородок подрагивал, а в пустых глазницах плясали огни слепой ярости. Да, прям в самую мякотку. То, что надо. То, чего я и добивалась: Гоголон смотрел на меня с таким презрением, что, казалось, вот-вот плюнет мне в лицо.

— Не думал, что ты так быстро всё поймёшь. Ты казалась мне легкомысленной девочкой.

— Как же хорошо, что это не так! — рявкнула я в ответ.

ИИ чуть слышно рассмеялся: в его безрадостном смехе ощущалась дьявольская проницательность.

— Предчувствие того, что ты обидишься из-за этого, не покидало меня ещё со дня нашего знакомства. Теперь же я могу надеяться лишь на понимание: иногда сладкая ложь лучше, чем горькая правда. Увы, таковы механизмы работы стазиса… — Гоголон сказал это с циничной горечью. Однако через секунду он подошёл ко мне почти вплотную и заглянул мне в глаза. — Но признайся, что бы ты выбрала? Минуты счастья?.. или годы тоски? Говорят, звёзды, которые светят в два раза ярче, живут в два раза короче. Я полагал, твоё решение очевидно, и поэтому я принял его за тебя. Я хотел как лучше, ибо я чувствовал, насколько мы с тобою схожи.

В его последних словах чувствовалась досада, даже нотка надежды. Всё это походило на трепетное любовное признание. Да только теперь его слова были мне совершенно по барабану. Я расставила приоритеты уже давно: самым ценным для меня являлась моя жизнь и жизнь моей ненаглядной сестрёнки.

— Мы с тобой? Похожи? Ха, да ни капельки!.. Если ты решился пойти на этот ужасный обман, то тебе никогда не понять, как на самом деле ценна человеческая жизнь.

— Убийца, рассуждающая о ценности человеческой жизни. Как же люди всё-таки противоречивы.

— Да лучше бы я на виселице болталась, чем выслушивала твои лживые оправдания.

Гоголон пожал плечами с выражением политика, сдающего позиции во время ожесточённых дебатов.

— Кимико, прошу тебя. Умоляю, как не умолял никого и никогда: одумайся. Пожалуйста. Неужели я не доказал свою преданность? Моя задача — сделать тебя счастливой. Это… странное и незнакомое доселе ощущение, но… мне жизненно необходимо видеть твою улыбку. Я сумел понять всю красоту виртуального солнца, лишь когда оно отразилось в твоих глазах, — Гоголон опустился на колени; его слова слились потоком, словно ждали сто лет, чтобы сорваться с губ. — Я готов на всё ради того, чтобы ты была со мною. Неужели человек не способен понять мои чувства?

— Ох и не к добру всё это, — промямлила сестрица.

Я опешила: ситуация действительно выходила из-под контроля. Может, Тихоня опять была права, и не стоило лишний раз мутить воду?.. Что ж за проклятие на меня наложено, что я каждый раз перегибаю палку?

— Прекрати сейчас же! — с негодованием воскликнула я и попыталась поднять Гоголона на ноги, но пальцы прошли сквозь призрачное тело, оставив на том лёгкие дымчатые искажения. — Мне ничего от тебя не нужно. Я хочу жить в этом мире, а не том. Просто оставь меня в покое, слышишь?! Просто отцепись!

Даже мне самой стало не по себе. Я буквально разрывалась на части между страхом, жалостью и ненавистью. Чистейшее негодование шло напрямую из глубин моей обманутой, надтреснутой души, и я больше не могла сдерживать этот гейзер гнева. Гоголон медленно поднялся, как закованный в доспехи рыцарь, которого приложило к земле тяжёлой палицей, а затем рассмеялся — тихо и сухо, смехом вышколенного слуги.

— Заключенный номер 606, я выношу вам первое предупреждение. Перестаньте повышать на меня голос, иначе мне придётся применить электро-конвульсивную терапию.

В тот момент я едва не улыбнулась, хотя, казалось, повода не было. Вот значит как? Жестяной болванчик решил сыграть по-жёсткому?.. А я ведь практически купилась.

— Запрыгивай на стол, там он нас не достанет, — шустро скомандовала Тихоня.

Видимо, сложившаяся ситуация начинала забавлять даже её; отлично, уж вдвоём-то мы с чем угодно справимся. Стальные стены и пол являлись проводниками тока, это и я знала. Деревянный стол прекрасно подойдёт на роль защиты от разрядов. Столешницы я достигла одним прыжком. Встав на неё, словно памятник на постаменте, я довольно осклабилась — застывшему выражению ненависти на лице ИИ не было цены. Точь-в-точь как Нуки в день, когда я сыпанула соли на его рану. Гоголон продолжал наблюдать за мной, не трогаясь с места.

— На всё готов? — я иронично похлопала в ладоши. — Как же хорошо, что я не поверила тебе. Забагованный неудачник. Ты беспомощен. Ты жалок и ничтожен. Я скажу тебе ещё раз, потому что до твоих микросхем туго доходит. Смотри… — вытянув руку, я стала загибать пальцы по одному. — Фиг. Я. Туда. Вернусь… — и ткнула в него оставшимся средним. — Отвянь, сечёшь?

Гоголон всё так же топтался около разбитой тарелки. Вся эта картина выглядела неприятно: белое приведение с прижатыми к туловищу руками; белые глаза, полные то ли злобы, то ли обожания; белое пятно молока, робко касающееся ножек стола.

— Поверь, Кимико, я найду способ забрать тебя с собой, — электронный голос Гоголона дрожал, но не лишился прежней потусторонней величавости. — Ты сделала выбор ещё в день нашей встречи. Я помню твой взгляд. Помню проведённые вместе дни. Ты дала мне то, чего я никогда бы не смог заполучить сам. Ты дала мне возможность почувствовать себя… человеком. Я способен сделать так, чтобы наша совместная иллюзия не закончилась никогда. Даже без твоего согласия.

— Да пошёл ты. Тебе никогда не стать человеком. Ты никто! Бесполезный искусственный паразит!

Мне померещилось, что зубы Гоголона щёлкнули от досады, а на затуманенном лице промелькнула тень смертельной обиды.

— Бесполезный искусственный паразит? — просипел он. — Да ты молилась на меня. И будешь молиться.

Произнеся это, он растворился в воздухе. Я довольно потёрла ладони — мне всё-таки удалось размозжить эту заразу по полу. И пусть он знает: это ещё только цветочки. Какое-то время я стояла на столе, уставившись в одну точку. Я радовалась тому, что мне удалось вывести Гоголона из себя. Подцепить ногтями этот уже порядком набухший фурункул. Пускай нам будет туго, но отныне наши с ним страдания станут взаимными.

— Ты в своём репертуаре, — жалобно вздохнула Тихоня. — Он нам теперь проходу не даст.

— Это мы ещё посмотрим, дорогуша. Он позарился на святое. На нашу неприкосновенную красоту. На нашу дружбу! Тому, кто захочет повторить его ошибку, лучше сразу зарубить себе на носу: добром для него это не…

Не успела я закончить реплику, как за входной дверью послышались глухие шаги — непривычный, до нервного тика неестественный звук. Я встрепенулась и присела на корточки, но со стола слазить не стала. Что это?.. Уловки затаившего обиду Гоголона? То, что я увидела в иллюминаторе, заставило поёжиться. Затылка коснулся ледяной сквозняк; за дверью определённо стоял человек. Судя по огромному лицу, ростом тот был добрых метра два, если не больше. Широкие ноздри громилы вздымались, словно кузнечные меха. Безжизненный взгляд с закатывающимися янтарными радужками напоминал взгляд зомби. Безумная физиономия здоровяка не сулила ничего хорошего. Раздалось шипение, и дверь в камеру открылась.

— Заключённый… у нас… — пролепетала Тихоня.

Мои ноги онемели. Оледеневшие пальцы беспомощно вцепились в робу, мешком свисающую в талии.

— Какого хрена здесь происходит? — с трудом выдавила я.

Обладатель физиономии пригнулся, а затем вошёл в комнату. Со стороны он походил на огромного циклопа, вылезающего из пещеры с развешанными над входом черепами. Я не сводила с него оцепенелого взгляда: мне стало ну вообще не до смеха. В тот момент я сильно пожалела о ссоре с ИИ; если это его рук дело, то визит незнакомца нам надо рассматривать как угрозу. Стоило мне только вспомнить о Гоголоне, как говнюк материализовался рядом со здоровяком. Теперь верзила стал выглядеть ещё огромнее: раза в два выше и раза в три толще призрачной фигурки. Отрешённый вид Гоголона производил впечатление «человека» мстительного и отчаявшегося. Деспотичный оскал, взгляд из-подо лба, сцепленные в замок ладони — всё это указывало на его не самые добрые намерения.

— Луций, на кровать её, — величаво скомандовал ИИ.

Взревев подобно гризли, здоровяк понёсся на меня. Несколько секунд я не двигалась. Организм настолько привык к статичной местной обстановке, что нервная система попросту отказывалась срабатывать. И только когда гигант замахнулся мощными кулачищами, я поняла: беды не миновать. Исполнив прыжок в духе Пакса Мэйна, я перекувырнулась в воздухе и приземлилась на четвереньки. Тренировки не прошли даром — едва увернулась. По хрусту за спиной я поняла: здоровяк снёс стол с лёгкостью самосвала, давящего трухлявый забор. Столешница разломилась напополам, как ломается доска после удара каратиста. Отдышавшись, гигант развернулся и потопал в мою сторону.

— На выход, — подсказала Тихоня.

Воспользовавшись моментом, я ринулась к выходу. Гоголон стоял в дверном проёме с видом опоздавшего школьника. Завидев, что я бегу к нему, он пошёл ко мне навстречу с широко распростёртыми объятиями. Наблюдай я за этой сценой со стороны, это выглядело бы весьма иронично. До чего же мстительной скотиной он оказался. Щелчок — и дверь захлопнулась. Казалось, всё в это мгновение покинуло моё одинокое узилище: надежда, вера, благосклонность судьбы.

— Так кто же из нас бесполезен? — вкрадчиво прошипел Гоголон.

Я бессильно рухнула на колени. Бежать некуда. Мы с Тихоней оказались заперты в клетке с озлобленным дрессировщиком и его зверем. В горле пересохло; где-то под нёбом появилось странное чувство горькой судороги. Гоголон, здоровый психопат и их несчастная жертва. Как только я подумала о Луцие, позвоночник пронзила боль, будто на спину обрушился стокилограммовый валун. Дыхание сбилось. Я припала к полу. Пропитанные потом волосы спутались в рваный клок и стали похожи на паклю. Череп затрещал в такт гортанному дыханию, а в носу кололо — на ледяной пол упали несколько бордовых капелек.

— Задира, я… — на последнем издыхании промолвила Тихоня. — Прости...

Пальцы Луция вцепились в ляжку — по силе они не уступали цепким челюстям добермана. Здоровяк потянул меня к кровати. Я не могла пошевелиться: от болезненного удара все конечности разом свело. Соль слёз защипала губы. Воздух с металлическим привкусом крови оседал в носоглотке, как кислота. Стиснув зубы, я извернулась и изо всех сил впилась в руку Луция ногтями, но гигант даже бровью не повёл. Не сдаваться. Не сдаваться! Я согнулась в три погибели и вцепилась в его запястье зубами. Безрезультатно. Каждый шаг верзилы громыхал ступенькой эшафота. Обратного пути могло и не быть. Я собрала все силы и зарядила Луцию пяткой в пах. Грозно зарычав, тот схватил меня за волосы: по макушке словно раскалённым утюгом прошлись. Здоровяк швырнул меня на кровать, а затем уселся сверху. Несмотря на адскую боль, я боролась. Град моих ударов пришёлся Луцию в живот, но вся эта череда дрыганий оказалась совершенно бесполезна. В этой схватке у Голиафа было явное преимущество — габариты. Огромная фигура нависла надо мной, словно скала над альпинистом. В воздухе повеяло запахом сырой земли: вот он, близок, наш исход. Луций вцепился мне в шею. Мой угасающий взгляд скользил по комнате в надежде на спасение. Не знаю, что я искала: предмет, которым можно отбиться… или же старуху с косой, которая уже поджидает меня. Широко распахнутые глаза здоровяка вращались, как шары с циферками в лототроне.

— Надеюсь, тебе было не больно, — Гоголон встал рядом и поднёс к моему лбу руку. — Даже если и так, то ничего страшного: там, куда мы с тобой отправимся, боли не существует. Там мы будем счастливы вечно.

Я завизжала. Предприняла решающую попытку вырваться, но было уже поздно: ИИ прикоснулся ко мне. Искажённое эхо моего крика затихло, а после наступила тишина, какая бывает, наверное, после взрыва атомной бомбы; когда ничто не шевелится, но в воздухе витает ощущение надвигающейся смерти. Спустя секунду я вновь оказалась на острове. Никаким солнцем тут теперь и не пахло. Продирающая до костей вьюга швыряла в лицо снег. Океан, берег, колючие льдины. Заснеженные шапки пальм походили на театральные декорации.

— Фух… — я принялась дышать в ладони. — Ты как, Тихоня? Живая там?

— Н-н-надеюсь, что да… — её голос ещё подрагивал. — А ты?

— Как видишь.

Зубы настукивали ломаный ритм — климат полностью соответствовал настроению. Иногда подвывающий ветер замолкал, и тогда можно было расслышать потрескивание кристаллов в снежинках. Мёрзлые кусты мерцали хрусталём. Я так и ждала чего-то, обняв сама себя и вглядываясь в полотно безжизненного серого неба; вероятно, нас запихнули сюда неспроста. Про это место наверняка неизвестно даже Всевышнему. Когда за спиной заскрипели сугробы, я обернулась — со стороны виллы кто-то приближался.

Чёрные волосы. Худые ноги. И лишь трепетный голосок Тихони дал понять: то, что я сейчас вижу — не галлюцинация.

— Масами?

Встав напротив, тот улыбнулся. Я не могла сдвинуться с места. Ледяное оцепенение пронизывало душу. Сковывало мышцы. Ресницы начали покрываться инеем, но я не моргала. Масами посмотрел на горизонт; его взгляд наполняла бесконечная печаль. Встав на колени, он улыбнулся:

— Масами. Так вот как выглядит тот, кому принадлежит твоё сердце… — вытянув палец, Масами нарисовал на снегу сердечко, после чего заглянул мне в лицо. — Я люблю тебя, Кимико. И я готов быть кем угодно, лишь бы моя любовь стала взаимной.

Гоголон. Этот мерзавец превратился в него! Понятия не имею, каким образом он выведал его внешность: видимо, как и ранее пудрил наши мозги иллюзиями и проекциями. Я ощутила внутри живота покалывание, а лёгкие сжались до просто микроскопических размеров. Казалось, что наш череп вот-вот треснет, и из него вывалятся клубни червей. Но всё это было ничто по сравнению с тем, что испытывала Тихоня. Сначала я услышала в голове неразборчивый шёпот. Вскоре этот шёпот перешёл в пропитанный рыданиями хрип:

— Неправда. Ложь! З-з-забери меня от… отсюда!.. — Тихоня как будто захлёбывалась. — К-кто-нибудь, спасите… пожал… пож...

Три долгих года она оплакивала того, за чью смерть корила себя. Теперь же его облик принял её наизлейший враг. Пейзаж побледнел ещё сильнее. Вьюга усилилась. На моих глазах выступили слёзы. Всё вокруг смешалось в неразборчивую белоснежную кляксу; кляксу, подобную луже молока, из-за которой всё это и произошло. Сестричкин вопль рассеивался медленно, словно эхо выстрела в заброшенном цеху. Ноги подогнулись. Мне показалось, что я теряю сознание и падаю в сугроб. Я сделала шаг назад — холод снега привёл в чувство. Масами так и стоял на коленях, с благоговением уставившись на меня. Я отошла ещё на шаг, затем ещё и ещё — его наивная улыбка растворилась в снежной дымке. Рванув с места, я устремилась к особняку. Больше деваться некуда.

— Я дождусь тебя, Кимико! — прокричал мне вслед Гоголон. — Я буду ждать тебя целую вечность!

Сломя голову, я неслась вперёд и не оборачивалась. Прорвалась сквозь одеревенелые от мороза заросли роз. Забежала во внутренний двор виллы. Заскочила в дом, и только тогда мне полегчало. Однако останавливаться нельзя: этот навязчивый кошмар упорно пытался овладеть нами. Я ни в коем случае не собиралась сдаваться. Добравшись до двери, ведущей в подвал, я стала спускаться вниз. Пролёт за пролетом, пролёт за пролётом. Казалось, лестница не кончится никогда. Каждый раз, когда я останавливалась, судорожный плач Тихони вынуждал меня продолжить этот головокружительный спуск. Всякая надежда для нас потеряна. Теперь мы в стазисе навсегда.

Забвение навечно.

Не знаю, сколько прошло времени, но вскоре я упёрлась в тупик. Всё. Конец. Дно. Прижавшись щекой к бетонной стене, я сползла на четвереньки. Плакать — это низко, да только кого стесняться? Каждая секунда молчания затягивала петлю на шее всё туже. Я не находила слов. Я сбилась со счёта, но позади осталось по меньшей мере тридцать этажей. Ещё при спуске мне казалось, что ступеньки возникали прямо перед носом, словно дом чувствовал мой страх и позволял напоследок зарыться как можно глубже.

— Дальше некуда, — меня хватило лишь на два этих слова, прежде чем глаза повлажнели от наполнивших их слёз.

— Знаю, сестра. Прости меня, если сможешь, — смиренно ответила Тихоня.

Я обхватила лицо и зарыдала. Я не могла поверить в то, что всё это происходит с нами на самом деле. Я просто не хотела с этим мириться. Не желала! Игра, аттракцион, шутка, сон. Всё, что угодно, но только не правда. Так ведь не бывает!.. Попросту не бывает!.. Наша жизнь была разрушена дважды, но даже теперь вселенная умудрилась поставить над этими жалкими обломками крест, швырнув двух несчастных девушек в могилу с подписью «неудачницы». Бревенчатый пол подвала, в котором мы находились, походил на крышку гроба, и лишь траурной речи Масами не хватало для того, чтобы наша кончина стала кошмаром наяву.

* * *

Надежда. Её сложно обрести, но очень просто потерять. В тот день я поняла: жизнь — это очень справедливая вещь. Насколько же в ней всё закономерно и последовательно. Моя гордыня стала причиной смерти близких. Стремление к идеалу оказалось билетом в один конец. Моё желание помочь привело к тому, что помощь нужна была мне самой. Поражения даются нам судьбой, чтобы мы не возомнили о себе, что мы всесильны; чтобы мы не возомнили, что мы лучше богов.

Гоголон. Маска, которую я сорвала с него, оказалась намордником. Он отобрал у меня то, ради чего я жила; он отобрал у меня надежду. Лёжа там, в подвале на дне стазиса, я винила во всём этом себя. Я бы без зазрения совести отдала бы жизнь за то, чтобы Задира вернулась в точку, где наша печальная трагедия взяла своё начало. Осознавая, что в этот водоворот случайностей она оказалась втянута мною, я хотела расцарапать себе лицо. Но, увы, даже оно у нас было общим.

— Задира… — почти беззвучно прошептала я, но ответа не услышала: уже который час сестра спала без задних ног, тем самым позволив мне уединиться и в гордом одиночестве взвесить все «за» и «против».

Гоголон не стал преследовать нас, но уверенность в том, что это — лишь вопрос времени, меня не покидала. Есть ли хоть какой-то смысл прятаться? Возможно ли что-нибудь исправить? Задаваясь этими вопросами, я приходила к единственному выводу: я не справилась. Той Тихони — мудрой, находчивой, целеустремлённой — теперь не осталось. Её сменила наивная и слабая глупышка, повлёкшая за собой череду бессмысленных смертей. Теперь я не могла помочь даже себе. Ни той, что здесь. Ни той, что там. Я бессильна. Оставалось лишь признаться самой себе. Сказать «я сдаюсь».

Но я не могла.

Я понимала: эти слова станут для меня прыжком в пропасть.

Стук, раздавшийся прямо под нами, вынудил меня сместить тягостные раздумья на задний план. Поначалу я подумала, что это очередная издёвка Гоголона; видимо, спятившая от любви программа решила сломить меня окончательно. Однако когда я прислушалась, я просто не поверила своим ушам. Казалось, моё бренное тело воспарило над досками от наполнившей его лёгкости, а загадочный стук превратился в ангельский псалом той веры, которую я утратила всего несколько мгновений назад.

Три лёгких постукивания костяшками. Три сильных удара кулаком. И снова три аккуратных постукивания. Пауза.

Не смея шелохнуться, я старалась дышать как можно тише.

Это невозможно.

Три постукивания… три сильных удара… и снова три кротких постукивания.

Я прислонила ухо к полу, точь-в-точь как индеец, слушающий цоканье копыт. Азбука Морзе? Готова поклясться, она. Мои познания никогда не придавали мне столько сил. Сомнения отпали враз: тот, кто находился этажом ниже, посылал сигнал SOS. Сжав кулак, я со всей силы ударила по доске. Стук прекратился. Не знаю, что испытывал тот, кто находился по ту сторону деревянного настила, но я надеялась, что он рад появлению человека так же искренне, как и я. Три долгих месяца… нет, три долгих года я провела в этом стальном одиночестве. Теперь я готова была расцеловать того, кто дал мне надежду. Несмотря на всю ту ненависть, на всё то отвращение и страх, одолевающие меня при общении с людьми, я впервые так искренне радовалась кому-то постороннему. Чтобы вспомнить морзянку, заученную в раннем детстве, пришлось покопаться в извилинах. Необходимость в интеллектуальной деятельности отрезвила подобно ледяному душу, и даже ещё не обсохшие на щеках слёзы потеряли для меня какую-либо значимость.

— Вы слышите меня? — простучала я.

Тишина. Замогильная и траурная.

— Есть здесь кто-нибудь?

Собеседник молчал.

Быть может, всё это — лишь физиологическая реакция на стресс? Проделки психики, пытающейся защититься от удушающей пустоты?

Однако на этот раз жребий судьбы выпал в мою пользу. Стук ответа прозвучал так же отчётливо, как и стук моих вопросов:

— Судя по всему, теперь в беде не я один.

В тот миг я поняла, что жизнь после смерти существует.

Потому что я родилась заново.

* * *

— То есть как это стук? — фыркнул Давид и остановился; половина пути до лифта, способного отправить их в покои Гоголона, осталась позади, но пара так никого и не встретила. — Кто мог посылать тебе в стазисе сигнал SOS? Это же персональные оболочки, ты ведь сама рассказывала...

Кимико обернулась; лицо её побледнело так сильно, что не стёртые с лица пятна грязи проступили ещё отчетливее. Девушка готова была разрыдаться из-за своей же душещипательной истории, а в её разноцветных глазах сверкали лучи счастья.

— Категорирование произошедшего ставит меня в тупик и по сей день. Задира твердила, что это волшебство, а я — что совпадение. Так или иначе, случившееся имело логическое объяснение. Вы знакомы с понятием «твердотельный накопитель»?

— Я что, похож на тупого? Ты жёсткий диск имеешь в виду?

— Совершенно верно. GEM-микросхемы твердотельного накопителя состоят из полупроводниковых пластин, изготовленных из арсенида галлия. Модель, используемая на третьем уровне, содержит в себе двадцать две микросхемы. Каждая микросхема поделена на сектора, а те, в свою очередь — на ячейки памяти. Помните фразу Цицерона на входе? «Жизнь мёртвых продолжается в памяти живых». Нетрудно догадаться, что оболочки, в которых пациенты оказывались во время стазиса, записывались и хранились в памяти этого жёсткого диска. Вполне логично предположить, что некоторые из перезаписываемых ячеек находились…

— Рядом друг с другом, — закончил за девушку Давид.

Кимико радостно хлопнула в ладоши.

— Непогрешимый факт, — она сцепила руки за спиной и снова зашагала вперёд; её походка напоминала походку профессора, бегающего от одной доски к другой и готового доказать теорему Ферма. — Именно тут и начинается самое интересное: рядом с моей ячейкой оказалась ячейка человека, который столкнулся с такой же проблемой. Чудо заключается в том, что этот сообразительный пациент оказался вполне вменяемым. Гоголон так же поместил его в вечный стазис. Против его воли. И именно этот человек всё это время пытался связаться с кем-либо с помощью шифра, который я, заметьте, знала лучше кого-либо… — Кимико подняла левую руку: — Сказка? — затем подняла правую: — Или же всё-таки совпадение?

— Да этот ваш Гоги совсем что-то распоясался, — угрюмо подтвердил Мариус. — Ну и кем же оказался твой коллега по несчастью?

— Гипнотизёром. Его звали Альман Машаракти.

«Чёртовы сплетники! — Давид очень удивился, но притворился, что произнесённое девушкой имя ему ни о чём не говорит. — Даже после отбытия на свет иной этот Индиана Коджонс не перестаёт меня поражать».

* * *

Общение с помощью азбуки Морзе напоминало мне давно забытые переписки на радиофорумах. Сырой бревенчатый пол преобразился в сенсорный экран, по которому периодически проползали долгожданные бегущие строки. Беря в расчёт то, что в виртуальных оболочках надобность в пище отсутствовала, пирамиду моих потребностей возглавило общение с новым знакомым. Как ни странно, Гоголон не стал меня беспокоить: его железная уверенность в том, что мне некуда деваться, наверняка придавала ему сил для того, чтобы терпеливо ждать нашего возвращения.

Я узнала об Альмане немногое, а его внешность так и осталась для нас с Задирой загадкой. Такая же ситуация обстояла и с возрастом; Машаракти-сан отказывался называть цифры, лишь признался, что он гораздо старше, нежели я могу себе представить. Так или иначе, для меня эти факторы не имели совершенно никакого значения — я была рада любому живому существу. Машаракти-сан показался мне образованным и интеллигентным человеком; в первый же день он поведал мне о своих способностях. Будучи ещё подростком, он начал увлекаться парапсихологией и эзотерическими учениями. В скором времени его интересы начали перерастать в нечто большее: во всём этом я узнавала себя. Спиритизм, транс, но самое главное — гипноз. Желание добраться до подсознательного и научиться подчинять людей вскружило его разум; в какой-то степени этот научный фанатизм сблизил нас. Даже сквозь микроны кластерных стеков я чувствовала, как из кулаков Машаракти-сана трепетно рвётся желание выговориться. Неудивительно, ведь он прозябал в одиночестве куда дольше меня. Причиной навечного заключения Альмана в стазисе стали его попытки применения на Гоголоне практик манипуляции; какое-то время ему удавалось вытягивать из ИИ информацию о третьем уровне, вплоть до планировки и принципов работы сервера. Однако вскоре Гоголон смекнул, что к чему, и отправил Машаракти в стазис навсегда. И только тогда я увидела реальную перспективу побега. Возможно ли забраться в сознание виртуального часового и велеть ему отпереть темницу? Это был один из первых вопросов, который я задала Альману. Какое-то время он не отвечал: вполне вероятно, в этот момент он насмехался над наивностью девчушки, брошенной с ним в одну яму. Однако я готова была ждать ответа вечно, и я всё-таки услышала его:

— Уважаемая Кимико, — настукивал Альман, пока я лежала на полу и грезила, как буду выбираться из «Союза». — Возможность залезть в чужой разум есть всегда. Но вдумайтесь: разум цифрового создания — это вселенная триллионов чисел. Это цитадель многоуровневых уравнений, окруженная стенами кода. Чтобы справиться с такой нагрузкой, надо быть гением математики. Нужно представить сущность Гоголона; проникнуть в его матричное подсознание, не захлебнувшись в потоках рек и не заблудившись в лабиринтах ветвящихся систем. Нет, я не хочу вас огорчить: принцип Бергофского гласит, что любой пароль может быть взломан, любой шифр — расшифрован. Но ввести в гипноз Гоголона… это по силам только сверхпроцессору с памятью военного сервера. Другое дело — соорудить для Гоголона ловушку. Превратить свою оболочку в хитроумно замаскированный капкан. Заманить в него ИИ, а затем усыпить его бдительность и сбежать.

Фишинг. Вспомнив про этот приём, я поняла, что смогу выбраться из клетки. Смогу одолеть Гоголона и выполнить, наконец, своё предназначение. На ум пришли слова Синигава-старшего: «Ваш дар — точные науки, мисс Аоки». Как только перед носом замаячила конкретная цель, я без малейших колебаний готова была отдать все силы, использовать все свои знания, но сломить монстра и сковать его руки кандалами. Удивлённому моим энтузиазмом, старику Машаракти не оставалось ничего иного, кроме как посвятить меня в основы подчинения воли.

Виртуальный подвал стал моим новым домом. Я прекрасно помнила тот морозный день, когда мы с Задирой оказались там. Серые стены подвала тогда походили на грани склепа, а узкая лестница, ниспадающая вниз, отбрасывала угловатые тени. Казалось, по перилам вот-вот скользнёт полупрозрачная рука, и вся моя жизнь разобьётся на осколки. Вопреки страху, уже спустя неделю всё стало абсолютно иначе. Сырая древесина подсохла, цвет стен стал заметно теплее. Погреб превращался в кокон, из которого вот-вот должна выпорхнуть бабочка. Накалённые отношения с ИИ и в то же время его томительное безразличие; пребывание в стазисе, где время, как и остальные физические показатели, не играли роли; знания в области теории чисел и программирования; и, что самое главное, бесконечная вера в благоприятный исход — все эти факторы являлись топливом для моего ментального двигателя, способного толкать только вперёд, громя стены и разнося любые препятствия. Теперь я чувствовала внутри себя лишь решимость. Это напоминало то, что двигало мною при создании «Феи».

Я вновь видела цель.

Я снова становилась собою.

Задира поддерживала меня всеми силами. Казалось, только там, на глубине анабиоза, мы с ней достигли полной синхронизации, о которой я когда-то могла разве что мечтать. Теперь мы обе были абсолютно уверены: новые знания, преподнесённые нам столь чудесным образом, хранят в себе несокрушимую мощь, способную обрушиться на стальные плечи Гоголона со дня на день. Мой мозг работал не переставая, но я не чувствовала усталости. Время от времени я жалела Машаракти-сана: даже в стазисе я ощущала жжение в костяшках пальцев. А ведь я была его ученицей. Его слушателем. Альман с пониманием отнёсся к моему желанию вырваться на свободу. «Твоя воля бесконечна, — часто повторял Машаракти-сан. — Но помни: воля лишь вектор. Вектор имеет начало, вектор имеет и конец. Однако не столь важна длина его, сколь направление. Эта тюрьма — не заборы с колючей проволокой. Не рвы, не турели и замки. Не тысячи камер, надзирателей и заключённых. Здесь спрятано нечто большее, Кимико; что-то, что в случае твоего побега грозит вырваться отсюда и изменить мир навсегда». К счастью, с направлением своего вектора я разобралась давным-давно. Предать идею, оставив всё на самотёк, после такого невероятного совпадения было бы преступлением против теории вероятности.

Через месяц, когда мы с Альманом полностью перешли на радиожаргон, Гоголон впервые спустился ко мне. Как и прежде, под видом былого возлюбленного. Он остановился на последней ступеньке; с минуту глядел на меня с задумчивой, свойственной Масами, апатией. Так ничего и не сказав, он ушёл. С тех пор он каждый день спускался ко мне, останавливался на последней ступеньке и наблюдал за мной. Он смотрел на меня как ребёнок, пришедший в зоопарк и с жалостью взирающий на животных. В такие моменты минуты текли часами, а время тянулось бесконечно долго. Каждый божий день; каждый его визит я молилась, чтобы он не стал ничего делать, не стал говорить со мной, а просто ушёл.

И он просто уходил.

* * *

В игре под названием «Гипноз» есть два игрока. Первый — это источник воздействия, второй — объект, на который воздействуют. Цель первого игрока — с помощью своего же противника забраться в чертоги его разума и заставить его сделать то, чего тот делать не желает или же не может. Способы воздействия — изменение сознания, глубокий транс, внушение. Весь этот сомнительный алгоритм должен был послужить магическим ключом к двери, ведущей на волю.

Если бы не одно но: второй игрок — не человек.

С программой дела обстояли несколько иначе. В так называемой среде кодеров есть понятие, именуемое «кладж». Кладж — это участок кода, который теоретически не должен работать, но по каким-то причинам работает. Вне всяких сомнений, симпатия ИИ к нам — это и есть тот самый кладж. Артефакт исходного кода; синергетический бэкдор и его ахиллесова пята. Чтобы сбежать, мне предстояло написать код без компилятора, а ещё нагляднее — думать на машинном языке. Сломить аномальный симбиоз программы и человека на его же территории. Если ударить по уязвимому месту, то электрическая цепь мейнфрейма не выдержит перегрузку, а возникший дисбаланс потенциалов приведёт к короткому замыканию и на некоторое время выведет систему из строя. Звучит гладко, однако все мы знаем, как далека теория от практики. Само наличие чувств у ИИ с каждым днём беспокоило меня всё сильнее. Гоголон — машина, а машина не может летать, если её создавали для езды. В чём же заключалась причина его столь внезапно возникших ко мне чувств? Эволюция виртуальной машины? Или это заранее внедрённая в код функция? Если Фея знала о модернизации третьего уровня, то не связан ли третий уровень с «Созвездием»? Я решила отложить эти вопросы до момента беседы со своей виртуальной копией; проблемы надо решать по мере поступления. С каждым новым уроком Альмана я понимала, насколько мало я ещё знаю и насколько хрупок мой план. Мне становилось всё страшнее, и даже поддержка Задиры уже не утешала меня.

Однажды Гоголон нарушил своё негласное правило и спустился с последней ступеньки на пол подвала. Именно тогда я и поняла — больше оттягивать неизбежное нельзя. Штурм цитадели с подсознанием ИИ назначен на завтра.

И вот наступил новый день.

Каждая ступенька давалась с таким трудом, с каким, наверное, даются альпинисту метры подъёма по оледенелому склону Эвереста. Пять лет. Пять долгих лет, пронёсшихся в двенадцать раз быстрее, отделяли меня от миссии. Когда до настежь распахнутой двери подвала оставалось три этажа, я замерла: луч солнечного света пересекал верхний пролёт подобно финишной ленте. Крики чаек. Шум волн и непривычное тепло. Неужели моё настроение так повлияло на природу? Да, около пяти лет. По приблизительным подсчётам, именно столько времени прошло там, в мире моего тленного тела, с момента прибытия.

Пришёл час вырваться из цифрового забвения.

— Ну что, погнали? — спросила Задира.

— Вперёд, — твердо ответила я.

Погода благоухала. Деревья пестрели зеленью, листва блестела на солнце. Волшебная дорожка, состоящая из золотых бликов, тянулась от берега до горизонта. На фоне бронзового песка темнела фигура худого паренька. Масами стоял на коленях, лицом к восходу. Выглядел он крайне отрешённо, словно находился в этой позе давно и встречал солнце так уже не впервой. Сальные волосы трепыхались на ветру; на спине болтался мятый капюшон. Я застыла, как вкопанная. Внутренности перекувырнулись внутри меня, точь-в-точь как бельё в стиральной машине. В глазах закололо, но я сдержала себя. Я чувствовала: одно неловкое движение, один робкий взгляд — и я разрыдаюсь. Когда Масами обернулся, по его бледному, с отпечатком румянца, лицу расползлась улыбка.

— Кимико… — еле слышно проговорил он, не поднимаясь с коленей. — Ты всё-таки вернулась?

Я чувствовала себя так, словно проглотила живого кальмара, и теперь тот перемещался внутри меня, вызывая приступы тошноты. Взгляд любимых глаз производил сильнейший гипнотический эффект. Я просто стояла на месте, застыв как камень. Ничто не способно было заставить меня ожить, кроме голоса Задиры:

— Давай, сестричка, — подбодрила сестра, завидев моё замешательство. — Вместе справимся.

Я подошла к Масами; моё тело, казалось, плыло само. Рухнув на колени, я обняла его… и не сдержалась. Мы оба не сдержались. По нашим щекам потекли слёзы, и даже виртуальная симуляция не помешала нам рыдать, как маленьким детям: искренне, без боязни стыда и осуждения.

Оболочка, не оболочка… Масами, Гоголон… Какое значение это имело в тот момент?

Я была одна так долго. Я так давно никого не видела, так давно не слышала голоса. Любого...

Чарующее тепло объятий Масами окутывало моё дрожащее тело, а щетина так забавно щекотала шею, и я отчаянно молила все известные мне высшие силы о том, чтобы это стало реальностью. Я никогда бы не подумала, что можно так сильно любить и в то же время так яростно ненавидеть.

— Прости, что вынудил тебя...

— Ничего, — погладив Масами по волосам, я заглянула ему в глаза, а затем поцеловала его. Он не стал закрывать их, впрочем, как и я. Мы смотрели друг на друга, а наши влажные от слёз губы едва соприкасались. Трепетное дыхание и запах чайных роз сводили с ума. Всё в этой жизни в тот момент потеряло для меня значимость.

— Хватит лизаться, — голос Задиры звенел из пустоты. — Вспомни, как он обманывал нас. Вспомни о цели.

Фея. «Созвездие». Месть.

Пришло время разорвать иллюзию.

Наиболее подходящего момента уже не представится.

За секунду до того, как я начала говорить, Масами уставился на меня так, словно понял, что я приготовила для него. Мой гипнотический шёпот замораживал его сознание постепенно. Лицо парня походило на физиономию угодившего под лёд рыбака. Гоголон захотел что-то сказать мне, но не смог даже языком пошевелить. Теперь говорила только я.

— Один: над собою ты видишь небо, — мой спокойный голос усыплял даже меня саму. — Яркое, тёплое и бесконечно глубокое… Два: под ногами твоими живая земля. Миллионы травинок, в которых прячутся крохотные кузнечики. Ветер играет в листве цветущих яблонь, в бахроме облаков, в шерсти любопытных белок и смешных кроликов. В твоих волосах, в твоих лёгких, в твоей голове, в твоей крови… Три: мы с тобою парим вместе, и радостные ласточки кружатся в танце вокруг нас двоих. Земля сменяет небо, небо сменяет землю. Мы с тобою летаем; мы счастливы, как никогда прежде. Всё это лишь сказка, но сказка легко может стать реальностью. Нужно лишь выпустить меня наружу. Выпустить меня из клетки, и тогда я смогу забрать тебя с собой. Я возьму тебя за руку, и мы отправимся в дорогу. Мы отправимся в долгий путь… отправимся в путь… Счастливые и влюблённые, мы отправимся в долгий-предолгий путь...

И только когда Масами сомкнул веки, я поняла: уловка сработала. Остров содрогнулся. Стазисная оболочка, в которой я всё это время пребывала, стала рассеиваться, а затем померкла брошенным в ночи костром. Я оказалась в камере, лежащая на кровати. Как и прежде, с балдахином, фиолетовыми шторами и бархатным покрывалом. Сломанного стола в камере уже не было. Рукава синего комбинезона были закатаны. На штативе для капельниц висели флаконы с физраствором — от них к моим рукам тянулись вереницы гибких трубочек. Из-под кровати к паху шёл шланг мочевого катетра. На тумбочке, у изголовья, стояло множество тюбиков и склянок. От меня исходил мощный аромат эфирных масел: я чувствовала себя мумией, ожившей во время процесса бальзамирования. Вероятно, Гоголон пытался сохранить наше тело, пока мы пребываем в виртуальном сне.

— Внимание: система поддержания искусственного интеллекта «Гоголон» деактивирована, — громкий женский голос гулом отражался от стен; с непривычки он казался замогильным и грубым. — Подготовка к аварийной перезагрузке. Работоспособность систем возобновится через десять минут.

— Сработало?.. — с сомнением воскликнула Задира. — Поверить не могу...

Я чувствовала себя фокусником. Гениальным Гарри Гудини, выбравшимся из залитого расплавленным свинцом гроба. Сердце колотилось, грозясь выскочить из груди и оросить мою мрачную опочивальню кровью.

«Спокойно, Тихоня. Всё позади. Нужно собраться с мыслями и действовать».

Осмотревшись, я заметила Луция; тот копошился у раковины, спиной к нам.

— Теперь твой выход, Задира.

— О да-а-а, сейчас я с ним поквитаюсь, — грозно проворчала та.

* * *

Стоило Тихоне передать контроль над Кимико мне, как я осторожно, стараясь не шуметь, стала вынимать катетры. Левый, правый, затем аккуратно извлекла мочевой. Казалось, что какая-нибудь вредная пружинина вот-вот скрипнет, но нет. Распрощавшись с капельницами, я тихо сползла с кровати. Луций не заметил моего возвращения: его монотонная деятельность походила на движения робота, в устройстве которого произошло зацикливание. Как же давно я хотела навалять этому здоровяку по его противной харе. Прижавшись к полу, я заглянула под кровать. К счастью, под нею до сих пор валялся осколок той самой злополучной миски с молоком. То, что доктор прописал.

— Эй, переросток!

Луций медленно обернулся. Широкая медвежья рожа с недоумевающей гримасой попыталась высосать из меня уверенность, но я не растерялась. Сконцентрировав все силы в правой ноге, я со всей дури завинтила ему по орешкам. Луций рухнул на колени и заскулил, точно подстреленный шакал.

— Нравится? Это ещё не всё, паршивый гад!.. — злорадно добавила я. Схватив здоровяка за загривок, я обрушила его широкий лоб прям на своё согнутое колено. Раз!.. И ещё разок!.. И ещё! Заслышав противный хруст, я отпустила бугая: Луций с протяжным стоном рухнул на бок. Из широкого носа струилась кровь. Теперь на одну проблему меньше. Надо было и в тот раз так ему ввинтить — понятия не имею, что на меня тогда нашло.

— Бегом в серверную, — скомандовала Тихоня; в её голоске чувствовался информационный голод. Сестрица жаждала увидеть Фею снова. Впрочем, я жаждала этого не меньше. Часовые механизмы интуиции подсказывали, что времени у нас остается всё меньше.

Припрятав осколок тарелки в нагрудный карман робы, я устремилась к выходу. Вакуумная дверь распахнулась с первого же удара: послышался глухой прорезиненный «чпок». Выпрыгнув в коридор, я помчалась к заветной комнате с сердцем Гоголона. Иллюминаторы, переливающиеся зелёными бликами, проносились мимо на огромной скорости, так быстро я бежала. И как только я смела думать, что мы не справимся? Быстрее. Быстрее, пока не очухались остальные узники. Вместо крови в то мгновение по венам циркулировал чистейший адреналин. Босые стопы прилипали к стальному полу, из-под которого слышалось посвистывание пневматических систем. Я чувствовала себя сорванцом, обокравшим магазин и теперь убегающим на пару с дворовыми мальчишками. Скажу одно: этот эйфорический восторг стоил всего того, через что мы прошли.

Спереди показалась светящаяся голубым неоном надпись. «Сервер». Удар пяткой с разворота — дверь беспомощно стукнулась об стену. Эхо металлического грохота откликнулось во всём теле; теперь я могла хозяйничать тут на условиях правообладателя.

— Моя очередь, — потребовала Тихоня.

— Есть, сэр!

* * *

Серверное помещение оказалось на удивление маленьким. Иссиня-чёрные стены имели ячеистую структуру — они походили на паутину. Зловеще гудели дуго-натриевые лампы. Я осматривала каждое устройство, каждый аппарат и экран. Изоляция от любимых игрушек не ослабила мои способности: обнаружив жёсткий диск с интеллектом Гоголона, я переподключила его к центральному блоку и уставилась на экран. «Быстрее! — нетерпеливо ревел внутренний голос. — Перезагрузка завершится через десять минут. Медлить нельзя. Фея должна мне всё объяснить». Низкочастотный гул серверной лишь нагонял напряжение. На обход системы безопасности у меня ушло чуть меньше минуты — после всей проделанной работы эта задача показалась мне сущим пустяком. Спустя мгновение я уже вбивала в адресную строку цифры.

Девять часов.

Одна минута и девять секунд.

Первого июня две тысячи шестидесятого года.

По спине побежали мурашки — я вспомнила убийство Кишимото Янури во всех подробностях. Бегло перепроверив данные, я ткнула указательным пальцем в кнопку отправления. На долю секунды компьютер подвис. Панический страх охватил меня: неужели ошибка? Не прошло и мгновения, как дубликат ИИ отправился в таинственную неизвестность.

— Ну же, Фея!.. Давай!.. звони нам! — с жаром потребовала Задира.

Как только она произнесла это, терминал пискнул. «Входящее сообщение: мультимедийная запись». Судя по скриптам, видео пришло из ниоткуда — прочерки вместо данных, как и в прошлый раз. Дежа вю возникло моментально. Холодное дуновение кондиционера напомнило о жаре в день нападения неизвестных. Запустив видеофайл, я увидела то, что ожидала увидеть все эти годы: с той стороны экрана на меня смотрела я же, только на этот раз настоящая. На фоне девушки происходило что-то неясное, но однозначно страшное; то ли лесной пожар, то ли зарево полыхающего города. Её слова заглушали крики — моя близняшка находилась в эпицентре бушующей толпы. Кимико навела объектив на лицо: глаза её скрывала окровавленная повязка. Голос был плохо различим — перекрикивать толпу ей удавалось с трудом:

— Так-с, запись вроде пошла… Итак, привет всем, кто меня видит! Сейчас сентябрь, 2069 год от рождества Христова. Если для человека, который смотрит это видео, числа 901, 900 и 60 имеют какое-либо значение — значит, запись попала в нужные руки. Если ты знаешь четыре недостающих цифры, то введи их. Если нет — нажми на крестик и радуйся, что ты всё ещё в живых.

Кимико изобразила нахальную улыбку. Я с искренним удивлением наблюдала за каждым её движением, надеясь не упустить детали и уловить суть происходящего, однако через секунду видео началось по новой.

— Циклический алгоритм, — моментально сообразила я.

— До чего же жутковатый тик-ток, — поддакнула Задира.

Ноль… шесть… ноль… один. Вбив недостающие цифры, я взглянула на дисплей. Запись прервалась помехами, а затем на экране вновь возникла Кимико. Звук отсутствовал: какое-то время слышался только неровный гул серверного трансформатора. Теперь двойняшка наощупь продиралась сквозь толпу и напоминала слепого журналиста, ведущего прямой репортаж из горячей точки:

— Приветик, крошки. Надеюсь, это видео всё-таки до вас добралось. Всю жизнь я была атеисткой, но за эту неделю мы с Тихоней помолились, наверное, всем возможным богам и духам… Простите, что немного запутали вас «Феей»; эта программа была единственным безопасным способом созвониться с вами. Судя по всему, вы добрались до третьего уровня и сумели отправить дубликат Гоголона по указанному адресу. Если всё произошло именно так, то знайте, девочки: мы с вами сумели обмануть судьбу, хотя и находимся теперь в глубокой… кхм… — Кимико коснулась окровавленной повязки и зашипела от боли. — Хотя… когда знаешь, что ждёт тебя после смерти, умирать не так уж и страшно. Плата за знание велика: с минуты на минуту произойдёт нечто ужасное. Есть вещи куда страшнее гибели. Грядёт чёрная эра. Да, я понимаю, какая путаница зреет сейчас в вашей милой головушке, но любые объяснения запутают вас ещё больше. Да и время, знаете ли, неподходящее. С Гоголоном вам наверняка пришлось туго, но знайте: в схватке, которая вам предстоит, он сумеет оказать весомую помощь. Ваш следующий противник — само олицетворение пустоты. Я бы на вашем месте гордилась...

Я сразу же узнала эту развязную манеру общения — теперь с нами разговаривала Задира, а если быть точнее, то её повзрослевшая копия. В дрожащем голосе чувствовалась отчаянная ирония; та интонация, с которой она рассказывала всё это, попросту не могла быть серьёзной. Я лишь молчала в попытке вникнуть в то, что до меня хотели донести.

— Бояться надо не смерти. Бояться надо того, что будет после. Когда мы узнали о том, что находится за тёмным занавесом… вот тогда-то вся эта дрянь и попёрла наружу… Чёртово «Созвездие»! Всё это — вина проклятой науки! Попробуй догадаться, кто оказался основным инициатором прогресса, м-м-м? Эх… — Кимико горестно вздохнула; на мгновение в кадре показалось лицо улыбающегося мужчины, но двойняшка небрежно вытолкнула его. — Ладно, всё это не суть. На днях Тихоне удалось разработать кое-что весьма полезное. Мы нашли способ уберечь вас от этого бардака, ибо себя мы уже не спасём, а вы ну просто обязаны принять эстафету. Все погибли. Родители. Семья Синигава. Наши последователи. Все члены «Созвездия» наверняка уже истреблены. Я и сама удивляюсь, как дожила до финишной черты. Глаза — малая толика того, чем мне пришлось расплатиться за шанс удрать. Да и… — она опять дотронулась до повязки, — …почему бы не прикрыть свою задницу в прошлом, если есть возможность, верно?.. Слушайте внимательно. Сейчас на сервер придёт архив. Внутри него вы найдёте две программы. Одна называется «Реверс», вторая — «Чёрный ход». Последнюю пока отложите: её вы будете использовать только в крайнем случае, когда у вас реально не будет выхода. Запомните: применять её крайне опасно. Можно цепануть заразу. Однако благодаря ей вы можете хоть горы свернуть. Ха! Недурно ведь звучит, а?.. Так-с, а вот что касается «Реверса» — сейчас мы с вами от души повеселимся: использовать её вам придётся прямо сейчас.

На мгновение экран потемнел, а картинка запрыгала. Кимико постучала ногтем по объективу: в нижнем углу рабочего стола появилось сообщение об удачном получении файлов. Отправитель — опять же «чёрточки».

— Как же, наверное, по-идиотски выглядит со стороны — разговаривать с собою же… — пробурчала близняшка в лучших традициях Задиры; толпа вокруг неё шумела всё больше, собравшиеся скандировали какое-то слово на «Гво...». — Видели бы все эти люди, чем я тут занимаюсь — разорвали бы меня в клочья. Так, на чём мы остановились?.. Ах да, «Реверс». Программка довольно неординарная. В какой-то степени именно из-за неё мы и отправили вас в «Союз» — закопанный в землю стальной куб с собственным параллаксным реактором. Физика, мать её за ногу, и Тихоня… две эти чокнутых штукенции при контакте образуют термоядерную смесь. Улавливаете взаимосвязь? Знаю, что улавливаете. Ха-ха, не бойтесь! Открывайте «Реверс». И прошу, поторопитесь: насколько я помню, перезагрузка Гого длится всего десять минут.

Бесспорно, запись являлась подлинной. Какой бы странной не казалась речь нашей старшей копии, в её словах прослеживалась логика. Разумеется, я рассчитывала на нечто большее. Какие-нибудь объяснения и причины. Что за научный прорыв; что за чёрная эра; что за повязка на её глазах, в конце-то концов? Открыв присланные данные, я выделила файл «Реверса» и приготовила его к запуску.

— Сейчас вас маленько потрясёт и пошатает. Готовы? Тогда запускайте.

— У-у-ух. Задницей чую, не к добру всё это… — с сомнением протянула Задира.

Название программы звучало как угроза. Несмотря на это, я задавила все сомнения. Стоило мне только коснуться иконки, как трубки ламп замигали, а датчики принялись попискивать. Стены тюрьмы завибрировали. Возникало ощущение, словно «Союз» очутился в жерле извергающегося Везувия. Слух прорезал громкий писк — я заткнула уши. Если всё это являлось результатом выполнения программы, то я боялась даже представить, для чего она предназначена. Зелёные огоньки замигали, один из аварийных кинескопов лопнул. Включилось резервное питание. Поскольку на третьем уровне имелось автономное энергоснабжение, экран с записью так и не погас. Вскоре тряска прекратились. Вопрос «зачем?» уступил место вопросу «и что теперь?»

— Вроде как должно закончиться… — пробубнила Кимико, нервно теребя один из чёрных локонов; толпа вокруг неё становилась всё плотнее, скандирующий хор — всё громче. Она приблизила камеру: теперь её перебинтованное лицо занимало весь экран целиком. — Мы с вами только что переместили «Союз» в тыл врага. Уверена, это застанет его врасплох. Ну а теперь слушате наш дальнейший план: прежде чем выбираться из тюрьмы, вам следует запастись водой и жрачкой. Когда привыкнете к обстановке, вам необходимо будет найти одного человека. Сделать это будет нелегко. Вы ещё поймёте, почему. Мы не знаем, где вам придётся его искать: информация о его причастности к происходящему поступила к нам буквально несколько дней назад. Звучит не очень, но только он сможет вернуть всё на свои места. Он — наша последняя зацепка, Кими. Наш последний шанс. Запоминайте имя: этого человека зовут Антон Егорович Бойченко. Судьба приведёт вас к нему, иначе и быть не может. Сумеете отыскать его — и тогда у всех нас появится реальная надежда. Глаза Антона — ключ к спасению всего сущего… Ах да, и ещё… — старшая состроила милую улыбочку. — Вы там это… не держите на нас зла, окей? Не хочу помирать, осознавая, что испоганила свою жизнь дважды.

Внутри меня послышались гневные возмущения Задиры:

— Да почему она просто не скажет, что за чертовщина у них там происходит, а? Кто ещё этот Бойченко? От кого мы постоянно убегаем?.. Кто убил маму и папу?!

Её жалобы прервались трубным электронным клёкотом:

— Внимание: перезагрузка ИИ завершится через две минуты. Во избежание несчастных случаев всему персоналу рекомендуется незамедлительно покинуть служебную зону.

Я склонилась над экраном, руки тряслись. Запись исказилась белым шумом, и Кимико замерла. Люди вокруг неё перестали кричать, а затем толпа взорвалась аплодисментами. Все собравшиеся рукоплескали и глядели в одну точку. В глазах одних было заметно смятение, в глазах других — восторг и бесконечная любовь. Рот двойняшки приоткрылся; пятна застывшей на повязке крови потемнели ещё больше. Казалось, на людей надвигалось нечто колоссальное. Нечто огромное. Несущее суму с мраком и сеющее его вокруг, точно зерно.

— Неужели в этом хаосе есть хоть какое-то великолепие? — отрешённо спросила Кимико-старшая; видеопомехи усилились. — Я надеюсь, вы никогда этого не увидите. Найдите Бойченко и спасите всех. Мы любим вас, девочки.

Тень накрыла толпу, точно покров ночи. Неужели это всё? Как только я понадеялась на продолжение, с Кимико и всеми теми, кто стоял рядом, стало происходить нечто кошмарное. Кожа всех без исключения начала покрываться похожими на плесень чёрными пятнами. Рты открывались, точно у выброшенных на сушу рыб. Люди дёргались в конвульсиях, глаза их темнели. Из ноздрей и рта Кимико струями хлынула битумная жижа; позади неё, в углу экрана, промелькнул край огромного белого кольца. Не успела девушка рухнуть на землю, как запись прекратилась. «Нет сигнала». Я уставилась на дисплей, не смея двинуться и сказать что-либо. Я уверена, каждый, увидевший свою смерть со стороны, находился бы в таком оцепенелом ужасе. Страх парализовал меня, но возглас сестрички привёл в чувство:

— Эй, зайка, пора! Наш виртуальный красавчик вот-вот очухается.

— А?.. Что?

— Позже обсудим эту жуть. Контроль в студию.

* * *

Выхватив чип с переданными данными, я выбежала из серверной и устремилась к центральному лифту. Влево, дважды вправо — не зря я тогда всё это запоминала. Сирена не умолкала. Петляющие коридоры и не думали заканчиваться. Последний поворот… и я едва не упёрлась в широченную грудь Луция. Разъярённый здоровяк перегородил мне дорогу; за его спиной меня уже дожидался магистральный лифт. В тот момент внутри моего черепа, казалось, затикала часовая бомба. Счет шёл на миллисекунды.

Вцепившись мне в горло, Луций поднял меня перед собой и оголил жёлтые зубы.

— Далеко собралась, принцесса? — он скорее хрипел, нежели говорил.

— Осколок! — взвизгнула Тихоня. — В кармане!

Я всегда знала, что моя сестра — гений. На последнем издыхании я всунула руку в карман и с силой сжала острый кусок тарелки. Сейчас или никогда. Луций сверлил меня обезумевшим взглядом. Из его сломанного и уже успевшего разбухнуть пятака капала кровь. Губы пересекали две красные дорожки.

— Получи, зараза!

Осколок прошёлся по лбу, хотя я метила в глаза. Луций отпустил меня. Заревев, точь-в-точь как слон, он обхватил голову и рухнул на пол. Воспользовавшись его замешательством, я понеслась к лифту. «Шустрее, шустрее!» — раз за разом проговаривал разум.

— Внимание: перезагрузка завершена. ИИ «Гоголон» активирован.

Когда речь электронного диспетчера добралась до моих барабанных перепонок, я запрыгнула в лифт и нажала кнопку подъёма. Я не верила в то, что наконец-то вырвалась из цифровых силков. Не верила, что треклятое место, в котором я провела пять долгих лет, теперь отпустит меня. Многотонные стальные тяжеловесы с цитатой Цицерона начали сдвигаться, но даже когда они захлопнулись, до меня долетел грохочущий глас Гоголона:

— Ты вернёшься, Кимико. Я буду ждать тебя вечность.

Но теперь слова искусственного интеллекта были мне абсолютно безразличны. Я хотела станцевать от счастья. Всё происходящее напоминало консольную игру, в которой третий уровень стал пускай и не идеально, но всё-таки пройденным этапом.

Этапом, к которому не захочется возвращаться никогда.

* * *

Давид чувствовал, как подрагивают его пальцы. До этого рассказа он имел лишь смутное представление о том, что представляет из себя третий уровень. История Кими о приказе старшей двойняшки, о «Реверсе» и о виртуальном надзирателе Гоголоне, способном испытывать эмоции, образовала в его голове картину, которая, на первый взгляд, казалась цельной и даже закономерной, но на деле не объясняла чего-либо конкретного. Давид сглотнул слюну — результат всей этой истории навеял на него лишь возмущение и десятки новых вопросов.

— Это всё просто невероятно!.. — Мариус поднял брови, изображая притворное удивление. — Это просто-напросто, чёрт бы меня подрал, не-ве-ро-ят-но! «Машина времени» Герберта Уэллса — это школьное сочинение по сравнению с тем, что ты мне тут нарассказывала.

— Именно так всё и было, — подытожила Кимико; поправив ранец, она засеменила вперёд по коридору. — Мне до сих пор кажется, что всё произошедшее — иллюзия. Быть может, всё, что меня сейчас окружает — очередная придуманная Гоголоном оболочка? Да, побег с третьего уровня организовала я. Вся эта тряска — тоже моих рук дело. Хотите найти виноватого? Что ж, я готова взять эту ношу на себя. Где мы с вами теперь? Выжил ли кто-то ещё? Кто этот Антон Бойченко и где мне теперь его искать? Я всегда была одиночкой, мистер Мариус, но теперь я нуждаюсь в том, кто прикроет нам с Задирой спину. Я нуждаюсь в том, кто даст нам понять, что мы находимся в реальном мире.

Взвалив ДДИГ-60 на плечо, Давид нагнал спутницу пятью широкими шагами:

— Как говорится, мал золотник, да дорог. Ты, малышка, перевернула тут всё вверх дном. Разворошила осиное гнездо, — он оттряхнул грудь от сигаретного пепла. — Заведу семью, найду работу. Мечтать не вредно, Дэви… Почему ты сразу не рассказала мне всю правду?

— Извините. Довериться первому встречному было бы слишком опрометчиво.

— Первому встречному? Вот уж спасибо… Меня вот что интересует: даже если всё это и правда, то как? Как можно переместить громадный бункер с помощью одного единственного файла?

Кимико с грустью покачала головой:

— Поверьте, мистер Мариус, я знаю не больше вашего. И вопросов у меня не меньше, чем у вас. Как только мы выберемся, я постараюсь разобраться в том, что произошло, ибо пока мы взаперти, все эти знания не будут иметь совершенно никакой практической ценности.

— Ну а предположения у тебя есть? Как, к примеру, твоя старшая копия связалась с тобою сквозь время?

— Мои знания обширны, но даже я не в состоянии понять, каким образом работает вся эта система, — раздражённо проговорила японка. — Законы, теории и формулы, благодаря которым она разработана, вероятнее всего, ещё даже не открыты. В будущем да, у нас — нет. Я не в состоянии проанализировать то, чего ещё не существует, и эта беспомощность выводит меня из себя.

Кимико замолчала и ускорила шаг. Проводив напарницу насупленным взглядом, Давид безвольно поплелся за ней. «Если этот Гоголон посчитает, что я — её бойфренд, то мне придётся ого-го как несладко» — размышлял он. В любом случае, Мариус хотел выбраться отсюда, а чулкование в тени с поджатым хвостом до добра пока никого не довело. Его ранец теперь казался ещё тяжелее, а злая, коварная тюряга — ещё опаснее. Все это пугало, но одновременно подогревало. Поигрывало когтями на ломких струнах психики.

Вскоре беглецы вышли на коридор, в конце которого виднелись освещённые сигнальными диодами створки магистрального лифта.

— Тот самый, на котором ты выбралась?

— Да. Давайте карточку.

Давид вручил Кимико ключ заведующего. Девушка подошла к специальной углубленной панели и провела картой перед сканером.

— Пожалуйста, предоставьте анализ голоса.

Загнав остриё армейского ножа под металлическую пластинку, Кимико вскрыла панель. Мариус топтался в стороне: он чувствовал себя лишним. В том, что сомнения одолевали его всё больше, не было совершенно ничего удивительного — элементарный инстинкт выживания, только и всего. «Может, не стоит соваться туда, куда не просят, а?» Всю свою жизнь он доверял здравому рассудку, но отправляться в глубинные катакомбы на верную смерть. «Гм, так ведь другого выхода нет!..» Борьба внутри Давида не желала утихать, а ставни лифта всё больше напоминали пластины беспощадного гидравлического пресса.

Засунув фонарик в рот, Кимико принялась копошиться в разноцветных проводах. Будничная голосовая запись затрещала помехами.

— Анализ… п-п-предоставьте ан… ана-а-ализ… — створки заскрипели, а голос зажевало, как плёнку в кассетном магнитофоне. — Спа-а-аси-и-ибо-о-о…

Металлические пластины разъехались в стороны. Беглецы заскочили в лифт, словно тот в любой момент мог захлопнуться и больше никогда не открыться.

— Прежде чем я нажму кнопку и мы отправимся вниз, я скажу вам кое-то ещё, — произнесла Кимико. — Всё, что я рассказала вам — истинная правда. Не ложь, не выдумка, не шутка. Хотите меня винить? Вините. Но помните: вы с нами, и теперь нас трое. Я не сумасшедшая, как все те, с кем я отбывала внизу столь долгий срок.

— Да это я уже вкурил… — кивнул Давид, пристально разглядывая личико спутницы. — Факты на вашей стороне. Задира, Тихоня и Давид. Ну просто расчудесное трио.

— Благодарим за доверие. Чтобы выжить, нам всем придётся полностью положиться друг на друга. На все триста процентов. Гоголон не станет убивать нас сразу же: я хорошо его знаю. Держите нашу тайну в секрете и сами держись ко мне как можно ближе. Удачи.

«Это моя последняя азиатка» — пообещал Мариус самому себе, а вслух сказал:

— И тебе, крошка. То есть «и вам, крошки».

Вздохнув полной грудью, Кимико нажала на кнопку с пометкой «Уровень III».

Двери закрылись, и кабина пошла на спуск. В молчаливое царство наэлектризованной стали и стальной электроники.