4. Неспящие

Миллионы могил простирались во все четыре стороны. Ни деревьев, ни домов, ни дорог, лишь бескрайнее поле крестов и надгробий. Дождь лил как из ведра. Грязные, словно промасленная ветошь, тучи со злобой вбивали в землю молнии. Пропитанный озоном воздух дрожал от громовых раскатов. Шквальный ветер гонял ссохшиеся венки, закручивал спиралями истлевшие похоронные ленты. Одетая в паранджу женщина была в этом месте единственным живым человеком; вымокшая с ног до головы, она усердно копала могилу. С силой вонзала острие лопаты в размокший грунт. Над могильной ямой возвышался остроконечный крест, на котором висела крупнокалиберная снайперская винтовка. Каждый раз, когда незнакомка отбрасывала землю и горбилась, позвонки выпирали из-под чёрного сукна горным хребтом. Она не обращала внимания ни ни на гром, ни на сверкающие молнии.

Процесс всецело поглотил её.

Со стороны неба донёсся колокольный звон. Он единым ударом прорвался сквозь неумолкаемый шелест ливня и тут же стих. Женщина замерла. Опёрлась на лопату и прислушалась. Белки глаз без зрачков — единственное, что виднелось через прорезь в чадре — оглядывали мрачное небо в поисках источника звона. Ближайший курган взбугрился: из норы змеёй выползла металлическая рука. Колючая и зазубренная, она всецело состояла из мятых пуль, гильз, осколков шрапнели и походила на человеческую, только раз в пять длиннее. Обвив незнакомку, точь-в-точь как кобра обвивает факира, рука распахнула бутон фаланг и протянула ей записку. Дважды громыхнул небосвод. С минуту женщина ощупывала бумажку сморщенными пальцами, а после произнесла:

— Колокол зовёт. Отведи меня к Третьему.

Её низкий грудной голос звучал так, будто принадлежал старухе под сто с лишним лет. Не речь, а предсмертные хрипы, в которых меняется лишь интонация. Оскольчатая рука подхватила лопату за черенок. Вооружившись винтовкой, женщина легла в свежевырытую могилу и положила её на грудь; вспененная грифельная жижа вокруг неё забурлила, словно закипела. Когда рука стала закапывать незнакомку, и так беспросветные тучи сбились ещё плотнее.

* * *

Стояла безлунная звёздная ночь. Женщина с винтовкой находилась неподалёку от деревянного дома. Угрюмый, словно выскользнувший из-под пера Гоголя, терем возвышался над нею, как маяк на холме. Высокий, непомерно высокий, но узкий, он, казалось, может в любой момент рухнуть, и чудо физики то, что этого до сих пор не произошло. К созвездиям тянулся одинокий шпиль: криво опиленные жерди выпирали рёбрами. Участок обступали непроходимые заросли кустарника; у этого странного места не было ни входа, ни выхода. Застонали доски — женщина ступила на петляющую лестницу и направилась к двери.

Внутри терема стоял мягкий полумрак. Ни одного светильника, ни единой люстры. Почти полностью растаявшие свечи напоминали догорающие грибковые наросты. В воздухе витал запах древесины; на бревенчатых стенах висели пустые рамки. В камине, выполненном в виде открытого совиного клюва, тлела гора углей. Напротив стояло кресло-качалка, а в нём сидел старик. Полностью голый, он с ног до головы был покрыт белой краской. Глаза скрывала повязка, а на голове восседала огромных размеров алая чалма. Осунувшееся лицо с выбеленной и завязанной в узел бородой выглядело максимально безмятежным. Вылитый индуистский аскет. Старик покачнулся в кресле, и украшенная резьбой спинка протяжно скрипнула.

— Машаир? — произнёс он. — Столетия тебя не меняют: ты, как всегда, подкрадываешься и застаёшь жертву врасплох. Давно не виделись.

— Вы знаете правила, Альман. Никаких имён.

— Знаю, знаю. Просто… мне никогда не нравилось это невзрачное «Третий». Эти номера, как бирки в ухе скота, призваны лишить нас индивидуальности. Полагаю, ты и сама не в восторге от присвоенной тебе двойки.

Женщина стояла на пороге, в тени, как могильная статуя из чёрного мрамора.

— Иногда с обстоятельствами нужно смириться.

— Скажешь это всем тем, кого закопаешь… — старик обернулся; щель кривой ухмылки проползла по его высушенному, как финик, лицу. — Как поживает питомец Первого? Ржавчина всё так же ему ни по чём?

— Я пришла сюда не в поиске дружеских бесед. Колокол зовёт.

Альман несколько раз кивнул, будто сомневаясь в собственных воспоминаниях.

— Да, я слышал. Он не звенел очень… очень давно.

— Первый велел собрать всех.

— Ещё бы. Наш вездесущий юноша рвётся в бой, и я нисколько этому не удивлён.

— Этот юноша старше всех нас, вместе взятых. В разы старше и в разы опытнее.

— Наш опыт не имеет совершенно никакого значения, Машаир. Есть вероятность, и она непредсказуема. А ещё есть правила, которые ты так рьяно стремишься соблюдать, — старик пригрозил ей пальцем. — Пока нас пятеро, мы не вправе вмешиваться. Нам нужен Шестой.

— Первый сказал, что если мы выполним все его инструкции, нас станет шестеро. У него есть достойный кандидат.

Старик встал с кресла. Подойдя к камину, он сел на корточки и протянул к углям испещрённые венами запястья. Кожа на лопатках натянулась, и те стали похожи на два акульих плавника. Помолчав, он заговорил: жеманные нотки испарились из его голоса.

— Полагаю, в этот раз наши оппоненты сильны как никогда, — он потёр ладони. — Как ты считаешь?

— Время покажет.

— Боюсь, времени у нас в обрез. Как раз столько, чтобы успеть выбрать правильную сторону.

— Не ошибитесь с выбором, Альман. Мне будет вас не хватать, — Машаир развернулась и ушла, оставив входную дверь открытой. Какое-то время старик не шевелился. В конце концов он выдал смутное и неуверенное:

— Воистину, нас ждёт Гордиев узел.

* * *

Повисшее в зените солнце нещадно пекло. Машаир шла по военному лагерю; дуло винтовки торчало из-за спины подобно алебарде. Красным шатрам, что тянулись по обе стороны брусчатой дороги, не было счёту — окруженный зубьями частокола, лагерь напоминал каструм времён Римской империи. Мимо сновали увешанные пластинами легионеры. Одни маршировали; другие хромали, опираясь на щиты. Рядом проехала колесница, под завязку заваленная трупами. Никто будто вовсе не замечал одинокую сгорбившуюся старуху. Обойдя кострище, Машаир свернула и тенью впиталась в палатку, из которой доносились исступлённые крики.

Подвешенный на крючьях мужчина истекал кровью. Он был изуродован до неузнаваемости: тощее тело покрывали многочисленные ожоги и шрамы. Вместо запястий — обрубки, затянутые едва подсохшей корочкой. Под глазом синел кровоподтёк в форме полумесяца, а изо рта нитью свисала слюна. Завидев старую деву, калека застонал и обессиленно опустил голову. Из-за его спины шагнул мускулистый верзила. Закованный в тяжёлые пластинчатые доспехи центуриона, в клёпаных кожаных сандалиях, он был ростом под самый купол шатра; метра два с половиной, а может и больше. Богатырские плечи сгодились бы для тягания валунов, а бицепсы с лёгкостью могли дать фору талии Машаир. В лице с толстым носом и раскосыми янтарно-жёлтыми глазами таилось что-то древнее, что-то доисторическое; оно будто не выражало эмоций. Выхватив из жаровни раскалённую кочергу, детина прислонил её к шее подвешенного. Несчастный вопил и рыдал. Болтался и брыкался, как пойманная рыба. Смесь слёз, пота и крови текла по обезображенному лицу ручьями. Всё это время Машаир молча наблюдала за происходящим. И только когда палач вернул кочергу в угли, а узник стих, она произнесла:

— Я скучала по тебе, Четвёртый.

Лицо гиганта — бездумное и пустое — исказила гримаса контузии. Мощные руки судорожно подёргивались, словно он отмахивался от невидимых насекомых.

— Четвёртый ждал Вторую, — пробубнил здоровяк. — Он ждал Вторую очень долго.

— Ты слышал колокол?

— Луций слышал, Луций всё слышал… — его грудная клетка вздымалась аритмично, чередуя короткие вздохи с глубокими. — Четвёртый сделает всё, что прикажут. Четвёртый готов.

Машаир приблизилась и погладила его по широкой спине.

— Рада, что с тобой всё хорошо.

— Но… но мы ведь не все… — Луций подрагивал, словно его бил озноб. Выпрямив толстые пальцы, он стал загибать их по одному, как отрок, постигающий азы арифметики. — Один… два… три… четыре… пять… Но Шестого нет. Нам нужен Шестой. Нужен Шестой, иначе Луций не справится.

— Не волнуйся, мы найдём Шестого.

— Правда найдёте?

— Да. Первый решит этот вопрос, не переживай.

При упоминании Первого гигант вздрогнул; его беглый огненный взгляд заметался то вниз, то вверх, то в никуда.

— Честно? Честно решит?

— Да. Я тебе обещаю.

Корявая физиономия здоровяка превратилась в непроницаемый булыжник. Дрожь прекратилась. Он выпрямился, расправив плечи, и прежний грозный ужас вернулся к нему в момент.

— Четвертый всё понял. Четвертый не подведёт.

— Готовься, мы вот-вот начнём.

Она приобняла великана и выскользнула из шатра. Вскоре из него вновь донёсся болезненный вопль.

* * *

Теперь Машаир спускалась по крутой винтовой лестнице. Тусклый свет едва пробивался сквозь засаленные плафоны. Армированный бетон стен источал сырость; пропахшее плесенью подземелье напоминало бункер Второй Мировой. Ступеньки и не думали кончаться — они тянулись вниз и, казалось, что этот бесконечный спиральный спуск прекратится не раньше, чем затихнет эхо металлических шагов. Наконец из вязкого полумрака вынырнула массивная стальная дверь. Машаир ухватилась за вентиль и с силой провернула его против часовой.

Тягуче взвизгнули петли.

Длинное помещение, выложенное бледно-голубой плиткой, походило на морг. В воздухе веяло хлором. У стен стояли медицинские тумбы и столики с операционными инструментами. На каталках лежали чёрные патологоанатомические мешки; по всей видимости, с телами. Вдали возвышался шкаф с квадратными дверцами — тот самый, в котором хранят покойников. На рукоятке центральной дверцы висел ярко-жёлтый дождевик. Комната освещалась фиолетовыми лучами бактерицидных ламп: под одной из них кружила жирная трупная муха. Машаир подошла к шкафу. Уже собиралась постучаться в центральную дверцу, но донесшийся изнутри голосок опередил её:

— Сегодня ты быстрее, чем обычно.

Рука Машаир опустилась плавно, словно вянущий цветок.

— Не удивлюсь, если ты действительно каждый раз засекаешь время.

— Меня частенько упрекают за чрезмерную пунктуальность. Не будь я тою, в кого себя превратила, я бы никогда не стала Пятой.

— Колокол пробудился, — после недолгой паузы произнесла женщина.

— Я в курсе. Если я родилась без ушных раковин, это ещё не значит, что я ничего не слышу.

Машаир облокотилась на винтовку, как на костыль.

— В чём причина твоей раздражительности?

За нижней дверцей слева послышался недовольный вздох.

— Едва приляжешь отдохнуть, как тебя срывают с места и опять заставляют строить из себя невесть что.

— Таково твоё призвание...

— Не произноси это мерзкое словечко, меня от него аж трясет! — резко прервала её собеседница: на этот раз голос исходил из-за верхней правой дверки. — Судя по записям в журнале, это выход будет весьма проблематичным, так?

Машаир молча кивнула.

— А что потом?

— Первый сообщит все детали на собрании.

— Касательно того, что нам нужен ещё один, Первый ничего не сообщил?

— Он сказал, что у него имеется кандидат на роль Шестого.

Задумчивое мычание со всех трёх полок и без визуального контакта дало понять: собеседница удивлена.

— Хм. Весьма неожиданная новость. Весьма, весьма. Если это правда, то...

— Это правда.

— Почему ты всегда так безоговорочно веришь ему?

— Потому что он ещё никогда не ошибался, — твёрдо ответила Машаир.

— Что правда, то правда. Ладушки. Раз уж такое дело, я постараюсь прибыть как можно скорее.

Машаир закинула винтовку на плечо и направилась к выходу.

— Ах да, сделай милость: прикончи это назойливое насекомое. Хочу вздремнуть ещё пару минуточек.

Встав под лампой, Машаир резким взмахом поймала муху и крепко-накрепко сжала её в кулаке. Раздался хруст, и раздавленный трупик упал на холодный кафель. Женщина щёлкнула выключателем — свет погас. Хлопнула тяжёлая сталь.

* * *

Когда Антон был ещё совсем юным, его мама, Мария Бойченко, частенько читала ему на ночь сказки. Каждый вечер, расстилая кровать и натягивая пижаму, мальчишка уже вовсю раздумывал над тем, в какое же сказочное путешествие они отправятся на этот раз. Рассказы о путниках, добравшихся до края света, о приключениях героев и одиссеях бесстрашных капитанов гипнотизировали Антона. Поражали его воображение. Заставляли то невольно сжимать в ручонках плюшевого мишку, то раскрывать глаза и, затаив дыхание, вслушиваться в чарующий голос матери. Потом в домах и квартирах начали появляться телевизоры; истории обрастали подробностями, играли красками. Захватывающие приключения при свете ночника; пираты, аргонавты и исследователи звёздных врат — вот он, истинный дух детства: беззаботного, яркого, с бесконечной верой во что-то невероятное, что притаилось где-то рядышком.

Всё это было давным-давно, а теперь казалось отпечатком смутного прошлого… но лишь до вчерашнего вечера.

Внезапно врученный Давидом диск не давал Антону покоя. Первая глава рассказа застряла в голове, как толстый воробей в скворечнике, и ни в какую не желала из неё вылетать. Ни утренний выпуск новостей, ни долгожданная хорошая погода, ни даже звонок настойчивой коллеги-поклонницы Екатерины Жальниной не сумели отвлечь его от навязчивых мыслей. Невероятным казалось не столько содержание главы, сколько причина: почему?.. Почему он?.. Почему внезапно встретившийся на его пути иностранец решил передать эту пугающую тюремную повесть именно ему? С какой стати он никому не мог рассказать об этом рассказе и на каком таком основании ему требовалось теперь быть крайне осторожным? Несмотря на выходной, настроение балансировало где-то между невесёлым и подавленным, а лежащая на столе обёртка из-под диска так и манила к себе. Умоляла взглянуть на неё хоть краешком глаза и в очередной раз рассмотреть в поисках знаков или наводящих на разгадку зацепок. Периодически разум посещали сомнения: быть может, лучше взять и выкинуть этот диск куда подальше, пока он не притянул новых проблем? Идея казалась вполне разумной, но Антон не мог так поступить. Эта запутанная катавасия; эта вчерашняя стычка; это знакомство; этот пугающий рассказ — всё это было стаканом сахара, добавленным в горькое тесто его обыденности. Где-то в самых глубоких закоулках души он хотел, чтобы эти внезапные обстоятельства его всё-таки нашли. Нашли и вогнали в него когти. Выдрали из сырого месива будней.

Ещё сильнее всю эту мистическую канитель накалял сон. Сны снились Бойченко крайне редко, а в последние недели и вовсе покинули его: он уже начал забывать, каково это вообще. Ложишься — мгновенная чернота — и подъём, ложишься — мгновенная чернота — и подъём. Так раньше было изо дня в день, но… этот сон… он взялся из ниоткуда так же внезапно, как и бразилец со своими страшилками. Он ворвался в тьму подсознания, как клякса на белом листе бумаги. Антон ясно помнил затяжной полёт по бескрайнему пространству белизны: то ли пустыня, то ли снежные поля Антарктиды. Потом внизу замелькала чёрная точка, и он начал опускаться прямо к ней. Медленно, будто вяз в невидимом киселе. Бойченко не мог вспомнить, тепло было в том месте или холодно. Он не мог пошевельнуться, течение засасывало его. То самое течение снов, знакомое многим из нас. То, из которого нельзя выбраться; от которого нельзя убежать или защититься. Беспощадное, но нежное. Мощное, но ненавязчивое. Пятно, контрастирующее с безупречной белизной, становилось всё больше, и вскоре Антон смог его разглядеть. Он находился перед источником. Чёрный гейзер подбрасывал потоки похожей на битум жидкости на огромную высоту. Струя вилась вверх — если бы рядом стоял его дом, она бы залила крышу. У подножия гейзера стояли пятеро людей. Такие же чёрные, безликие фигуры водили вокруг источника хоровод. Их гибкие руки будто слились друг с другом. Соединились, слиплись, срослись. Размеренно и не спеша, эти фантомы получали удовольствие от каждого движения, от каждой капли, попадающей на них и делающих их и так абсолютно мрачную текстуру ещё более тёмной. Заметив Антона, двое из них разорвали круг и потянули к нему пальцы. Бойченко полетел к ним, хотя всеми силами разума противился этому. С каждым метром немой ужас нарастал внутри него, как споры плесени. Когда они приняли его в круг и уже собирались сомкнуть с ним пальцы, он вздрогнул… и проснулся. Бойченко никогда не обращал внимание на то, что ему снится: стоил ли париться из-за поноса подсознания, которое ежедневно перерабатывает килограммы всякой чепухи? Но… в этот раз было жутко. Жутко и правдоподобно до дрожи.

«Выбрось из головы эту астральную околесицу» — сказал Антон самому себе, одним большим глотком допил кофе и отправился на курсы.

В утреннем воздухе что-то изменилось: он ещё обдавал холодком, но дыхание тепла уже чувствовалось. Перистое небо отдавало голубизной. Изредка скрываясь за клочьями облаков, солнце уже готовилось припекать, а лучи отражались от зелено-синей, словно бирюза, глади прибрежного залива. Субботний пригород Одессы понемногу наполнялся людьми. Крики птиц то и дело заглушались рёвом двигателей и возбужденными разговорами пешеходов. Не прошло и пяти минут, как спереди показался забитый машинами перекрёсток.

— Заманали уже эти светофоры, — буркнул Антон.

По носу ударил терпкий запах стеклоомывателя. Источником его был остановившийся рядом с «Вольво» и блистающий безупречной новизной чёрный фургон. На макушке водителя красовалась джинсовая кепка «Найк». Тот кивал головой в такт доносящейся из его же авто трэп-попсе. Поймав на себе взгляд Бойченко, водитель показал ему большой палец. Антон кивнул в ответ. Взглянул на часы: без пятнадцати девять. До лекции четверть часа. Ехать ерунда. Главное — отыскать на парковке свободное место, иначе придется тыкаться где попало, а это чревато эвакуатором и штрафстоянкой. Денег и так по нулям, не хватало ещё тёрок с гаишниками.

Визг клаксона заставил вздрогнуть.

— Ей, баран. Ти що, заснув? Рухай своє барахло, — прокричал водитель стоящего позади «Запорожца». Бросив в его адрес неприличный жест, Антон дал по газам и свернул в узкий переулок. Авто со свистом проносилось мимо старинных импозантных домов и уютных двориков с развешанным на верёвках бельём. Вскоре взору открылась широкая площадь, на другой стороне которой располагалось величественное здание. Пять этажей монотонных серых блоков так и говорили о серьёзности этого места. Вытянув шею, Антон принялся осматривать стоянку. На лице нарисовалась довольная ухмылка — парковочный бог соизволил вознаградить его ажно целым свободным местом.

Бойченко вылез из машины. Гомон города дополнялся зазывными речами рекламного билборда и перепалкой трёх дорожников, которые топтались неподалеку; те спорили в попытке выяснить, куда лучше выгрузить тротуарную плитку. Обогнув их, Антон зашагал вверх по вымощенной гранитом лестнице.

Высокая, под самый потолок, дверь со скрипом открылась. Аудитория казалась почти пустой, от силы человек двадцать. Сидящие за партами люди, окинув Бойченко безразличными взглядами, вернулись к конспектам. Взобравшись на самый верхний ряд, Антон сел и недовольно поёрзал: здешние деревянные стулья наверняка бы возглавили хит-парад самой неудобной мебели в мире. Вынув из куртки блокнот, он положил его рядом, тем самым обозначив, что соседи по парте ему не нужны. За преподавательским столом никого не наблюдалось, хотя часы показывали девять с копейками. Антон опустил голову на руки и тут же задремал, наполнив задние ряды едва слышным сопением. Но ненадолго — буквально через минуту уже знакомый скрип двери разбудил его.

Низкий сгорбившийся мужчина мелкими шажками пересёк аудиторию и поставил на стол потрёпанный кейс. Осмотрев публику сквозь круглые стекла толстых очков-телескопов, он причесал копну волосинок на лбу гребнем, а затем протараторил:

— Меня зовут Клюев Андрей Павлович. Я — заведующий кафедры высшей математики. Иван Дмитриевич на больничном, поэтому сегодня лекцию буду вести у вас я, — достав из кейса грозно выглядящую кипу листов, он добавил: — Обращаю ваше внимание на то, что делаю я это за сущие копейки, поэтому сразу попрошу незаинтересованных личностей уйти и не мешать учиться тем, кто действительно в этом нуждается. Квалификация прежде всего нужна вам самим.

Все, присутствующие в аудитории, в том числе и Бойченко, молча сидели на местах. Антон подумал о том, что речь преподавателя напоминает ему воркование больного голубя.

— Что ж, раз желающих уйти нет, то приступим. Итак, тема нашей сегодняшней лекции… — Андрей Павлович подсмотрел в учебник, — численное интегрирование, или как его ещё называют, численная квадратура. И да: рекомендую вам записать определение. Под этими понятиями подразумевается набор методов поиска значения определённого…

Не дослушав преподавателя, Бойченко уткнулся в телефон. Не хватало ещё писать по второму разу то, что он когда-то ботанил в универе. Антон считал, что единственная польза от высшего образования, которое он некогда получил — это то, что матёрые преподы иностранных языков буквально заставили его выучить английский. Увы: ему не пригодился даже он, не говоря уже об аналитической геометрии, теории множеств, лямбдах, дельтах и прочей мутоте. В данный момент Антон посчитал, что пасьянс-паук — вещь намного интереснее лекции. Можно было бы и рассказ Давида на сотовый перекинуть, да только что-то не сообразил. Верно говорят: умная мысля приходит опосля.

Время тянулось невероятно медленно. Нет, оно скорее ползло. Несмотря на то, что прошло только полчаса, скука становилась всё невыносимее. Хотелось станцевать, спеть, собрать вещи и уйти, но только не сидеть здесь. «Выйти курнуть? Или, может, кофейку в автомате прикупить?» Антон рассмотрел спину каждого присутствующего, в очередной раз мысленно проклял начальника, обрекшего его на такое мучительное начало выходных, а затем снова погрузился в пасьянс. Вскоре солнце скрылось за тучами. Приевшееся слуху постукивание капель о стекло не заставило себя ждать — опять начался ливень. От этого всхрапнуть захотелось ещё сильнее. Однако на Андрея Павловича смена погоды никоим образом не повлияла: он всё так же бодро вычерчивал на доске графики функций. Вслушиваясь в мягкий шум дождя и заунывное бормотание, Бойченко уставился в выпученные глазёнки препода, приготовившись вот-вот уснуть. Поймав на себе потерянный взгляд Антона, Андрей Павлович замолчал. Закашлялся, оттряхнул руки от мела. Враждебно сверкнули очки из последней коллекции «Инженер-конструктор 80-х».

— Молодой человек на заднем ряду… Да-да, вы. Вам что-то неясно?

Антон встрепенулся, едва не уронив голову на парту. Сонное забытье сменилось резким приступом клаустрофобии. Он возжелал оказаться в другом месте, но увы: телепортация была ему неподвластна. Практически все слушатели, заскрипев сидениями, оглянулись и с любопытством уставились на него.

— Нет-нет, продолжайте… — смущённо ответил Бойченко и почувствовал, как в его лицо ударяет краска. Он незаметно задвинул телефон блокнотом — глупая привычка, оставшаяся ещё со студенческих лет.

Преподаватель вздохнул, после чего обратился к слушателям:

— У кого-нибудь есть вопросы по поводу того, что я сейчас объяснил?

Гнетущее молчание. Никто не смел даже глазом моргнуть.

— Никаких вопросов? Серьёзно?.. Кто-нибудь вообще слушает, о чем я расска?..

Над передним рядом взметнулась худенькая женская ручонка. Профессор кивнул.

— Да?

Девушка поднялась. Сделав в тетради какие-то пометки, она сказала:

— Андрей Павлович, вы рассказывали о методе Гаусса по пяти точкам. Ваши слова натолкнули меня на некоторые размышления. Я провела анализ, в результате которого мне удалось найти корни полинома Лежандра. Я получила их в процессе ортогонализации.

— Погодите-ка… — преподаватель задумчиво почесал лысину; в его сосредоточенном взгляде впервые за всю лекцию промелькнул некий оптимизм. — Вы о процессе Грама-Шмидта?

По рядам побежал шепот. Присутствующие начали переглядываться. Откуда-то донёсся едкий смешок, но девушка не обратила на шум внимания.

— Совершенно верно. Затем я минимизировала корни путем склеивания граней гиперкуба и связала результат с интервалами...

— Погодите, это… кхм, это нелогичный алгоритм. Все эти понятия не связаны между собой.

— Согласна с вами. Однако полученный мною результат вычислений оказался верен. Данный метод отсутствует в известных мне учебных пособиях, и тем не менее он является рабочим.

Голосок девушки звучал приторно и сладко, словно сахар; казалось, её устами говорил ребенок лет тринадцати. Несмотря на это, беседа напомнила Антону скорее обряд призыва дьявола, нежели научные рассуждения. В школе он учился так себе, да и в университете особо с математикой не усердствовал. Однако в этой ситуации он ощутил себя чем-то примитивным. Чем-то средним между австралопитеком и неандертальцем. Прекратив ковыряться в носу, Антон оценивающе уставился на формы незнакомки.

— Как бы мне этого не хотелось, но я… я думаю, это просто совпадение. Это всё равно что пытаться совместить географию с астрономией. Вы решили меня разыграть, да? — преподаватель улыбнулся, протирая галстуком очки и с интересом разглядывая собеседницу подслеповатыми прищуренными глазками. И не только он: все, кто находился в аудитории, наблюдали за девушкой так, словно она с неба свалилась. Антон не видел её лица. Лишь чёрные волосы, ниспадающие на плечи, да свитер в ярко-зелёную крапинку.

— Андрей Павлович, я могу продемонстрировать вам решение, — та грациозно выплыла из-за парты. Послышался звонкий стук шпилек о паркет. — Я трижды провела вычисления и, как я уже говорила, результаты оказались логичны и закономерны.

— Будьте любезны.

Девушка положила тетрадь на преподавательский стол. Андрей Павлович присел и склонился над записями. Хмыкнув, он погрузился в размышления, полностью озадаченный внезапным вопросом. Незнакомка поправила волосы и, наконец, развернулась лицом к аудитории. Антон с удивлением уставился на неё, тут же вспомнив актрис из корейских дорам. Жасминная кожа сияла розовым жемчугом. Блестящие, как нагретый гудрон, волосы; рваная чёлка; вздёрнутый носик. Но больше всего его удивила её гетерохромия; огромные поблёскивающие глаза различались по цвету. Гагат и топаз; один — чёрный, как ночь, второй — голубой, словно ясное небо. Вне всяких сомнений, незнакомка являлась азиаткой. Антон тут же вспомнил свою первую любовь — Тамару Зайцеву из соседнего подъезда. Девушка чем-то походила на неё. Быть может, выражением безмятежной дальневосточной задумчивости?

Незнакомка ощупала аудитории взглядом, словно пыталась кого-то обнаружить. Завидев сидящего на последнем ряду Антона, она застыла, не сводя с него своих аномально-разноцветных глаз. Тот в свою очередь смотрел на неё. Стык в стык. Нервное покашливание разорвало гнетущую тишину: впервые за всю лекцию голос преподавателя казался радостным.

— Сходится!.. Честно признаться, даже я не изучаю математику на настолько углубленном уровне, но могу заверить: ваш метод восхитителен! Прошу вас!.. кстати, как ваше имя?

— Кимико Аоки, — ответила девушка, не сводя пристального взгляда с Антона.

В голове Бойченко произошел сбой. Хлопок, импульс, затем Броуновское движение. Нет, причиной этого оказалась даже не экзотичность имени незнакомки, отнюдь. Мгновенно возникающие мысли заметались из стороны в сторону, вызывая из недр памяти образы вчерашних событий. Кимико?.. Одно из имен, написанных на таинственном диске?

Да. Оно самое.

Сомнения отпали моментально. Под ложечкой засосало, а в горле комом встал противный вкус вчерашней водки. Совпадение? Очередное продолжение путаницы? Или розыгрыш? И так огромное помещение выросло ещё больше и показалось Антону театральной декорацией, а себя он ощутил жертвой дешёвой передачи из разряда «Скрытая камера». Преподаватель вышел из состояния смятения на несколько секунд позже, чем Бойченко:

— Прошу прощения, как к вам обращаться?

— Ки-ми-ко, — по слогам проговорила девушка, исподлобья наблюдая за реакцией Антона.

— В таком случае, Кимико, будьте любезны: задержитесь после лекции. Мы подойдём с вами на кафедру и проконсультируемся с педагогами по вашему вопросу.

— С радостью, — коротко ответила та и слегка скованной походкой вернулась за парту. По-русски она говорила без акцента; в её воздушном голоске чувствовались уверенность и лёгкость. Андрей Павлович поправил галстук, смерил иностранку восхищённым взглядом и продолжил лекцию. В аудитории стало спокойнее.

«Кимико… Кимико Аоки… Любопытно, много ли таких Кимико по всей Одессе? Город курортный, практически центр Европы. Разумеется, туристов тут пруд пруди. Но… часто ли встретишь таких, с дальнего зарубежья? Причём таких, чьи имена совпадают с именами, указанными на диске, врученном днём ранее. Полагаю, ох как нечасто». Происходящее всё больше походило на бурную игру воображения. В черепушку вереницами пауков закрадывались сомнения по поводу начальной стадии шизофрении. Может, именно так оно и бывает? Незаметно, постепенно, словно хищник за спиной. Мысли под руку с предположениями пролетали одна за другой. Перед глазами, точно страницы чёрно-белого комикса, мелькали картинки из рассказа Давида. Узкие коридоры. Грязные тюремные камеры. Летящие обрубки и клыки чудовищной твари. Антон подумал, что запомнит пристальный взгляд Кимико навсегда. Казалось, что девушка видела его насквозь в то мгновение.

Читала его мысли.

Понимала, что он всё понимает.

С другой стороны: что у него с ней общего? Ничего ведь. Бойченко считал, что его жизнь — это наискучнейшая мелодрама. Абсурдная трагикомедия. Главный герой в ней — страдалец и горемыка, а сюжет состоит из хлопот, что ежедневно на него валятся. Книга Мариуса же напоминает дистопический триллер. Какая может быть взаимосвязь между тремя этими абсолютно несопоставимыми слагаемыми, Антон не понимал. Однако тот факт, что всё это происходит на самом деле, вселял в него неслабую такую надежду. Ему хотелось сыграть в игру, ведь если в руки запихнули джойстик, то почему бы и нет? Терять по сути нечего. Он так яростно жаждал разнообразия… и вот оно, это долгожданное разнообразие, отыскало его сначала в захолустной забегаловке, а на следующий день — представьте себе — в совдеповском универе, полное название которого Бойченко даже не удосужился запомнить.

«Совпадение? Ну уж нет. Я как ребенок: всю жизнь копошусь в песочнице с пластмассовой лопаткой. И тут вуаля! — именно в моей песочнице оказывается зарыт клад. Вопрос лишь в том, что в сундуке: драгоценности?.. или проклятие чёрной метки?»

Лекция закончилась. Слушатели кучно толпились у выхода. Спускаясь, Антон краем глаза наблюдал за тем, как Кимико беседует с Андреем Павловичем и ещё каким-то бородатым ботаном. Девушка кивала и что-то доказывала им. Не прошло и мгновения, как она опять устремила на Бойченко свой пронзительный взор. И вновь эти разноцветные чёрно-голубые глаза. Эта бледная кожа и угольные домики бровей. Антон застыл, словно загипнотизированный. Кимико поправила чёлку и вернулась к беседе с преподом.

* * *

Спустя пятнадцать минут Антон находился у входа в университет. Нервно наматывая круги вокруг скамейки, он смолил уже третью сигарету подряд. План действий буквально сам сформировался в голове. Необходимо выяснить, есть ли взаимосвязь между двумя этими людьми, Кимико и Давидом. Также нужно разузнать, что означает информация, указанная на диске. Да только как это всё провернуть, не вызывая лишних подозрений? Давид ведь просил помалкивать...

Едва успевший подсохнуть асфальт снова покрывался мокрыми точками. Одна из капель упала Антону на нос. Тот вытер её рукавом и тут же вздрогнул, услышав позади хлопок двери — Кимико сбежала по лестнице и направилась в сторону остановки. Чёрные локоны развевались на ветру, а на шее пестрела узорчатая бандана. Сомнения и неуверенность мигом отпали. Отшвырнув недокуренную сигарету, Бойченко устремился за девушкой, по пути размышляя о том, правильно ли он поступает.

— Кимико!

Та оглянулась. Оценивающий взгляд прошёлся по Антону, начиная от туфлей и заканчивая растрёпанными волосами.

— Тот самый молодой человек на последнем ряду.

— Здравствуйте.

— Добрый день.

— Разрешите представиться: Антон Бойченко. Иногда хожу на эти лекции.

Кимико замедлила шаг. Приблизившись к ней, Антон почувствовал небывалый прилив уверенности. Казалось, девушка являлась его давней знакомой. Надёжной подругой, способной выслушать и поддержать, даже несмотря на то, что они виделись впервые. Бойченко задумался: причиной симпатии наверняка было сходство иностранки с его первой возлюбленной. Как бы снова не втрескаться.

— Очень приятно, — ответила девушка. — Кимико Аоки, как вы уже успели заметить.

— Да, успел.

В разговоре повисла неловкая пауза. Антон безмолвно пялился на Кимико, не в силах выдавить из себя и слова. Мимолетно моргнув длинными ресницами, похожими на перистые штрихи карандаша, та вывела Бойченко из забытья вопросом:

— Чем обязана?

— Эм… Да, собственно говоря, ничем. Просто хотел признаться: меня очень удивили ваши знания и то, как вы заставили опешить даже Андрея Павловича. Вы, если можно так выразиться, разрядили ту неловкую ситуацию, которую я по неосторожности создал.

— Я ценю ваши комплименты. Хотя я более чем уверена, что вы посещаете эти лекции не для того, чтобы углублять познания в области точных наук.

— Вы видите меня насквозь. Что ж, не стану лгать: я не настолько гениален, как вы, — пожаловался Антон, стараясь совместить признание с комплиментом. — Однако я полагаю, что это не помешает нам пообщаться за чашечкой кофе. Думаю, нам есть что обсудить.

Звонко цокнула шпилька; девушка остановилась. Повернувшись к Бойченко, она посмотрела на него безо всякого выражения, что его неприятно удивило. По спине побежали мурашки — нечто подобное Антон испытывал, когда Мариус всучивал ему диск. Подростковое личико Кимико скрылось за маской непроницаемости. Достав из сумочки карандаш и листик, она принялась что-то строчить. Бойченко в недоумении поглядывал то на клочок бумаги в руках девушки, то на неё саму. Дописав, она протянула ему записку. Антон попытался взять листок, но Кимико не отпускала его из рук.

— Вы понимаете, что ответственность за ваши действия целиком и полностью лежит на вас? — процедила она.

Реплика показалась Бойченко странной, но он всё равно кивнул. И только потом осознал что, возможно, опять поторопился. Как и тогда, в «Посошке».

— Хорошо. Раз вы так жаждете встречи, то возьмите. Здесь уравнение. Его решение — мой номер телефона. Когда справитесь, набирайте, и я с радостью с вами прогуляюсь.

Антон едва ли не вырвал листок из рук Кимико, коснувшись её длинных ногтей, покрытых глубинно-чёрным лаком. Он уставился на мятую бумажку, как на лотерейный билет, которому не хватило всего одного очка до выигрыша. Длинное выражение со множеством математических действий застало его врасплох: составленное на ходу уравнение было явно ему не по силам.

— Что это? Я такого даже в университете не проходил.

— Уважаемый Антон, это уравнение лишь кажется вам сложным, хотя на самом деле это не так, — Кимико спрятала карандаш в сумочку. — Вам надо лишь немного задуматься и понять, в чём загвоздка.

В голове Антона начало что-то закипать; казалось, из ушей вот-вот повалит пар.

— Что?.. Да о чём вы?..

Он жалобно взглянул на девушку, но та уже подбегала к притормозившему у остановки автобусу. Ловко заскочив в него, она помахала Антону ладошкой и подытожила:

— В нашей жизни слишком много непонятных вещей. Я жду вашего звонка. Мы ждём.

Двери закрылись, и автобус скрылся за поворотом. Кимико уехала, оставив после себя странный осадок и слегка ощутимый аромат сирени в воздухе. Антон горестно посмотрел на листок; он чувствовал себя самонадеянным дураком. Осознание того, что его обвели вокруг пальца, словно наивного пацанёнка, нарастало с каждой падающей на макушку каплей дождя. «Ничего! Приеду домой — отыщу номер Генки. Этот заучка решит его в два счёта. Ещё посмотрим, кто кого, институтка выкобенистая!» — размышлял Антон, вышагивая к стоянке и пожевывая фильтр ещё не прикуренного Кэмела.

Дворники гоняли воду туда-сюда. Антон нервно пускал струйки дыма, поглядывая то в зеркало заднего вида, то на записку. Ощущение несправедливости наполняло его до краёв. Казалось, ещё пара подобных передач — и дома можно открывать музей «Наисекретнейшей Секретности». А что завтра? Под дверь подкинут чемоданчик с красной кнопкой, а ещё через день придёт письмо с содержанием «Не нажимай её»? Внезапная задачка от новой знакомой резким хуком ударила по его самооценке. Нет-нет, девушки уже динамили Антона, такое случалось и раньше. Одним нужна крутая тачка, другим — квартира посолиднее, третьим бицепсы и трицепсы подавай. Но сейчас… сейчас его ждал косвенный разгром. Это проигрыш, в котором бы он сам и оказался виноват. Такого просто-напросто нельзя допустить.

— Ишь какая, Кимико!

Скинув туфли, Антон прошагал в гостиную. Одним движением руки стянул промокшую насквозь майку, другим — бросил записку на диван. Та приземлилась, покачиваясь в воздухе, как пёрышко. За окном сверкнула молния, затем прогремел гром. От хорошей утренней погоды не осталось и следа. Как и от настроения. Антон упал на диван. Закинув ноги на табурет, он с презрением посмотрел на уравнение; коварный взгляд из-под бровей прошёлся по каждой цифре и переменной, по каждому знаку.

— Ну что, всезнайка? Готова потерпеть фиаско?

Откопав в серванте записную книжку, Бойченко принялся искать номер Геннадия — школьного друга и «ученика, подающего большие надежды в области точных наук». Так говорило большинство преподавателей, в особенности Зоя Константиновна — математичка, что носила потрёпанный белый парик и сарафан на три размера больше.

Прошла минута, прежде чем из динамика телефона донеслось сбивчивое:

— Алло.

— Генка?

— Д-да… А к-к-кто это? — голос казался взволнованным; собеседник то и дело заикался.

— Антон Бойченко. Помнишь такого?

— К-к-какой ещё Антон?

— Как какой? Я с тобой вообще-то в одном классе учился. Ашки-промокашки. Ты ещё приходил ко мне в приставку играть. Марио, Тетрис, Танчики. Неужто не помнишь?

Речь Геннадия стала заметно спокойнее.

— Ах д-да, вспомнил. П-прости, ради бога. Как п-п-поживаешь?

— Да нормик всё, жить можно. Слушай, Генка, я по делу звоню. Ты же, насколько я помню, в математике шаришь?

На другом конце провода послышалось горделивое мычание.

— Есть т-т-такое. В районной олимпиаде я п-п-первое м-место трижды з-занимал. А п-п-по области…

— Отлично, — Антон закинул ногу на ногу и потёр ладони. Терпение подходило к концу: необходимо срочно найти решение. Как уравнения, так и всей сложившейся ситуации в целом. — Мне тут задачку подбросили. В общем, что-то я думал-думал, но решить её так и не смог. Сумеешь подсобить? За мной не заржавеет.

— П-попробовать можно, — усмехнулся Генка. — Но только если в т-т-течение двух-т-трёх часов, а то я сейчас рейд хиляю. Боссов на г-г-героической сложности проносим.

— Без проблем. Я скину фотку с примером тебе на мыло. Ты только дай знать, как решишь. Или отпиши, или глухаря скинь. По рукам?

— Хорошо.

— Окей, удачно поиграть.

Антон сбросил звонок и швырнул телефон на подушку. Всё оказалось гораздо проще, чем он предполагал. Генка тот ещё знаток всяких формул, и это не пустые слова: после того, как он за урок нашёл у учителя по химии три ошибки, тот заставил Геннадия вести урок самому. Ухмыльнувшись, Бойченко запустил браузер и проделал все необходимые манипуляции. Теперь дело оставалось за малым, требуется лишь подождать. Потерпеть пару часиков, а пока… Экран осветил мокрое лицо с налипшей чёлкой.

— Так, и на чем мы остановились?

Антон принялся читать рассказ Давида дальше, нетерпеливо стряхивая пепел в стоящую на коленке пепельницу. Часы пробили полдень, а следом отгремела канонада грозовых раскатов.