Глава 9. Самое вредное для любого дела — это подведение итогов, порождающее статистику — самую фальшивую лженауку, выдуманную человечеством.

У костра возле пепелища миловалась парочка, обнимаясь и воркуя всякую любовную чушь. Костёр развели у поленницы, что была аккуратно сложена под холмом бывшим хозяином. Дом сгорел к чертям собачьим, но очень странно. Превратились в пепел стены и всё, что возле них стояло внутри дома, кроме керамического пузатого жбана с водой, больше походившего на амфору с широким горлышком. Деревянная крышка на нём тоже, как ни странно, осталась целой, и утопленный в воде ковш на длинной ручке даже не обуглился.

Осталась стоять печь или очаг. Скорее, нечто среднее, с покатой кирпичной кладкой сверху и узким дымоходом, наполовину обвалившимся. Складывалось такое впечатление, что труба держалась за крышу из последних сил, а как той не стало, так и держаться стало не за что. Кладка, судя по россыпи кирпичей, вообще была без раствора. Широкие лавки вдоль стен превратились в пепел, а вот массивный стол остался стоять, как стоял.

Сгоревшая крыша не обвалилась, как бывает при пожарах, а осела толстым слоем пепла на всё, что не выгорело внутри, в том числе и оставшийся целым дощатый пол. Причём пепел был настолько мелкодисперсным, что казался невесомым пухом. Дунь, и улетит, собравшись в облачко. Но в глухой ночи́ стоял такой штиль, что лист на осине и тот замер на стоп-кадре, и осевший пепел создавал нереалистичную картину, словно всё залито монтажной пеной или посреди лета сугробы намело на отдельно взятой возвышенности.

Темень вокруг — хоть глаз коли. Буквально в десяти метрах от костра уже ни зги не видно — чёрная стена. Только гладь пруда светилась отражением звёздного неба, постоянно идя рябью и мелкими волнами: бобры плавали косяками. Костерок потрескивал. Лягушки поквакивали. В самом лесу что-то постоянно то тут, то там шуршало кустами, потрескивало сухими ветками, но к огню никто из диких обитателей не спешил наведываться ни из леса, ни из водоёма.

— Вот они, красавцы, — пробасил из темноты Копейкин, поднявшийся на бугор с края пепелища.

А следом восторженный возглас Маши:

— Ой, Вась, смотри, кто это?

— Бобры, — ухнул муженёк, обходя пепел по краю и выходя на свет костра.

— Ой, какие миленькие, — продолжала мимишничать его вторая половина, разглядывая с высоты бугра пруд. — Вась, поймай мне одного. Я его хочу пощупать.

— Меня лучше пощупай, бедовая, — неодобрительно буркнул муженёк. — У этих зверей зубы, как стамески. Руку отхватят и не заметят, что им под зуб что-то попало.

— Ну Вась, — заканючила Синицына маленькой девочкой, семеня следом и слепошаро всматриваясь под ноги.

— Женщина, — рявкнул суровый мужик на благоверную, не останавливаясь, — я кому сказал.

— Во как с вами надо, — восторженно восхитился Дима, укоризненно глянув на жену, но тут же скорчив щенячью моську, промямлил: — Но я так люблю тебя, дорогая, так люблю.

— Паяц, — выдала оценку его выступлению Юля и по-пацански сплюнула на землю. — Меня это начинает бесить.

— Извини, — уже без шутовства ретировался Сычёв, поднимаясь навстречу коллегам и протягивая Копейкину руку.

— Есть что пожрать? — первым делом поинтересовался подошедший здоровяк.

— А вас тут кто-то ждал? — вопросом на вопрос парировала Лебедева, обнимаясь с наречённой сестрой по общему бабняку.

— Жрать хочу, — буркнул бугай себе под нос и голодным взглядом осмотрел плавающих бобров.

— Ничего, милый, — пресекла Синицына его попытки подумать о браконьерстве и, оглаживая себя по стройным бокам, добавила: — поголодать для фигуры полезно.

— Это вам для фигуры голодать полезно, — не согласился с ней Вася, — а нам, мужикам, для фигуры жрать надо. И желательно мясо.

— Ну не бобров же ты собрался поедать, — скривилась в противности Лебедева. — Дикость какая.

— А ты сама-то у Коты́ра что ела? — ехидно поинтересовался Дима, весело посматривая на супругу.

— Я у Коты́ра ела мясо, — припечатала Юля, будто мясо — это просто мясо, а никакие-то там бедные животные.

В этом женская логика логична до нелогичности.

— А чьё мясо? — с удивлением и смешком продолжил докапываться Сычёв.

— Ну не бобровое же?

— А чьё? — он уже откровенно потешался. — Троица же не просто так оговорилась, что колдун тут бобров, как кур, разводит.

— Фу, — скривилась Лебедева, но, несколько секунд погримасничав, призналась: — Но было вкусно. И действительно, ни на какое другое мясо не похожее.

— Там, — указал Дима на бугор, — в печи гуляш, если не сгорел. Хлеб был на столе. А в керамической бочке с торчащей ручкой — вода.

Вася шустро, в три прыжка, вернулся на пепелище, подняв там облако пыли. Снял заслонку печи. Вынул закопчённый глиняный тазик, принюхался, после чего блаженно прорычал от удовольствия. Вернул блюдо на место, принялся сметать пепел со стола. Отыскал краюху хлеба. Какое-то время дул на неё, как мультяшный волк на домики поросят. Затем метнулся к жбану и с одного маху выпил ковш воды. Потом опять к столу, к печи, к жбану. Он метался с минуту, стараясь всё и сразу унести с собой, но рук не хватало. Взял бы в зубы, да зубы не руки, много не унесёшь.

Наконец он сдался в решении этой сложной логической задачки и принялся носить всё по очереди, начиная с ковша воды, вручив эту медную суперкружку на длинной палке супруге, типа: «На, и на другое не рассчитывай». А Маша и не рассчитывала. Узнав, чьё мясо предстоит есть, она наотрез отказалась от угощения, но половину краюхи хлеба отобрала.

— Зря ты отказываешься, — неожиданно серьёзно принялся за воспитательную работу Сычёв на правах старшего товарища, повидавшего в жизни на несколько дней больше. — Тебе надо не видеть всякую грязь, чтобы не плакать, а жрать что ни попадя. Такие вещи, как брезгливость, отвращение и прочие «женские радости по жизни» в виде комплексов, в своей основе имеют стереотипы кормового поведения. Все психологические блоки без исключения начинаются с привередливости к определённой пище. А закомплексованность, Маша, — это зашоренность, ограничивающая мировосприятие. Хочешь избавиться от брезгливости и отвращения — начинай кушать то, что мерещится тебе противным. Перебори в себе эту неприязнь.

Дима замолчал. Синицына, надутая, как мышь на крупу, задумалась, но к мясу так и не потянулась. Зато Вася ел с двух рук. Бывший сыщик в пепле на столе ложек не нашёл. Видимо, это было за пределом его профессиональных сыскных способностей. Или у него в голове даже не мелькнула мысль, что в данное время уже имелись столовые приборы. Вернее, один прибор на все случаи жизни — деревянная ложка. Юля, восседая в позе лотоса, щурилась довольной, сытой кошкой, похоже, мечтая только об одном: как бы завалиться на боковую.

Отчитав лекцию на тему борьбы с закомплексованностью, Сычёв решил сменить тему.

— А вы как нас нашли? — перевёл он взгляд на Копейкина, спешившего съесть всё мясо, пока супруга не передумала голодать. — Мы днём-то здесь чуть не заблудились, а вы ночью умудрились по лесу пройти, похоже, даже не плутая.

— Троица порталом перекинула к озеру, — ответил с набитым ртом кормящийся Вася, нисколько не страдая по поводу столового этикета. — Оттуда отсвет вашего костра видно. Так что даже искать не пришлось.

Он, подтрунивая над супругой, протянул ей вымазанный в густом соусе кусок мяса. Та лихорадочно замотала головой, скорчив брезгливую моську, держась за кусочек хлеба обеими руками и продолжая о чём-то напряжённо размышлять.

— Как там тёща поживает? Какие напутствие дала? — продолжил допрос Дима, улыбнувшись этой пантомиме.

— Да никакие, — тяжело выдохнул Копейкин, отправляя кусочек, которым дразнил Машу, в рот и жуя, промямлил: — Велела сидеть тут, пока время не сменится.

— Что значит «не сменится»? — лениво подключилась к разговору Лебедева, изображая Багиру из «Маугли».

— Понятие не имею, — буркнул Вася, выуживая из глиняного тазика, стоящего у него на коленях, очередной кусок и вновь провоцируя супругу, протягивая ей под нос вкусно пахнущее угощение.

Маша не выдержала издевательств, зло зыркнула на вредного муженька и буквально вырвала кусок из его рук, целиком засунув в рот и принимаясь демонстративно жевать, свирепо уставившись на любимого, всем видом показывая, что ни в жизнь не простит такого к ней обращения. Тот, наоборот, мило улыбнулся и стал ловить в жиже следующий кусок. Процесс борьбы с закомплексованностью Синицыной начался.

Дима тем временем задумался, с интересом разглядывая парочку, сидевшую напротив. Он подумал-подумал и принялся разглагольствовать, излагая мысли вслух:

— Высшие Силы ничего не делают просто так. Значит, у нашего общего собрания обязан быть смысл. Скорее всего, мы должны подвести промежуточные итоги нашим приключениям и собрать в кучу те знания о вере, что нам уже были выданы.

— Логично, — пропела Юля, продолжая находиться в сытой нирване. — Троица в самом начале, принимая нас с Машей в бабняк, прочитала лекцию на эту тему.

— А почему молчала? — удивился Сычёв.

— А ты не спрашивал, — вяло парировала Лебедева, распахивая на него взаимно удивлённые глазки. — Да и когда? Вот нас, похоже, и загнали в лес, будто в угол поставили и наказали подумать, как следует, о своём поведении.

— Логично, — согласился с ней Дима. — И что за лекция?

Юля сделала вид, что задумалась, задрав глаза к звёздному небу, якобы вспоминая, и как смогла процитировала Троицу:

— Вы, бездари, выговаривала она нам, направлены в мой мир Софийкой за верой. Каждый за своей. Потому что она у всех разная и является вашим внутренним миром. В детстве все воспринимают мир исключительно на веру, которая формирует сознание — мировоззрение, определяющее интеллектуальное развитие. А сформировавшись, ваше миропонимание обязано создать осознанную веру в своё предназначение.

— Прикольно, — неожиданно прервал её Дима.

— И что в этом прикольного? — спросила сбитая с толку Лебедева.

— Основной биологический инстинкт: нравится — не нравится, — задумчиво проговорил Сычёв. — Основной аспект разумности: верю — не верю. Извини, что перебил. И что дальше?

Сбитая с рассказа Юля молчала, соображая, на чём он её прервал и что дальше, но с добавлением вклинилась Маша:

— Мировоззрение, говорила она, это ваше естество, а порождаемая им осознанная вера — искусственна, поэтому обязана иметь смысл, то есть цель в жизни. А ещё она объявила, что мы особенные и не просто так нас причислили к инквизиторам.

— Да, в нас есть какой-то потенциал, — перехватила инициативу Юля, — правда, она не уточнила какой.

— И я так понимаю, — перебила её Маша, — что наша основная задача не просто разобраться в своём внутреннем мире, а сформировать цель в жизни. Вот только в чём она должна заключаться, Матерь даже не намекнула.

— Она только сказала, — вновь перебивая, заговорила Юля, — что разумный человек от неразумного отличается наличием цели. И что неразумный инквизитор — горе человечеству.

— Точно, — согласилась с ней Маша, расплываясь в улыбке. — Поздравляю вас, коллеги, мы — горе человечества, ибо бесцельны, а значит, неразумны.

— Понятно, — подытожил их волейбольный диалог Дима, добавив: — А Искусственный Разум в нашу первую с Васей встречу уточнил, что канва прохождения локаций не константна и будет меняться по ходу освоения материала. Отсюда следует, что для нас новая историческая локация не откроется, пока не разберёмся с уже полученным материалом и не усвоим его. Что ещё?

— Кстати, первая локация закончилась как-то быстро, — вступил в разговор Вася, продолжая без устали жевать. — Имена странные надавали, словно мы собирались жить в нём какое-то время. Но они, по сути, не понадобились. Это, кстати, произошло после твоего выступления на жертвенном столбе.

— Да, — согласился задумчиво Дима. — Похоже, мои предварительные домашние заготовки сыграли свою роль, стоило их только озвучить.

— И что это за «домашние заготовки»? — насторожилась Лебедева с подозрением. — Ты заранее знал, что нас направят на учёбу по поводу веры, и молчал?

— Не знал, — принялся оправдываться Сычёв. — Но догадывался. Я сделал такой вывод из последней персональной для меня лекции Софии. Зная, что она ничего не делает просто так, я предположил, что скоро она с меня за эту веру спросит. Хотя даже не предполагал, что этот спрос будет столь эпичен, с целыми историческими мирами. А огласил я то, что успел нарыть по этой теме в интернете и самостоятельно переварить в свете знаний о мироустройстве. В принципе, всё то же самое, что вам рассказывала Матерь. Только здесь ещё хочу напомнить, что вера — это седьмая система жизнеобеспечения. Поэтому неверующих людей не бывает. Это всё равно, что у человека отсутствует его виртуальный мир размышлений. То есть он чисто физически не обладает абстрактным мышлением, а значит, не может думать.

— И про религию ты там что-то зарядил со стадами-пастухами, — влез Вася.

— Я просто уточнил, что расхожее понятие «вера» как религия — ложно. Да, религия строится на вере и для кого-то может являться мировоззрением, но основная задача любой религии — это управление большими массами людей, держа их в узде религиозных канонов, выстроенных на страхе. Да, это тоже осознанная вера, порождающая свои цели и задачи, но это не наш путь. Наша цель, как я понимаю из наставлений Софии, — это освоение восьмой системы жизнеобеспечения. Именно в этом и заключается особенность всех здесь сидящих. У нас очень большой потенциал в этом направлении.

— Что за восьмая система? — опередила всех Юля, хотя остальные успели тоже рот открыть.

— Понимаете, — задумчиво протянул Дима, подбирая слова и почёсывая плешивую бородёнку, — человечество на этой планете, как плод внутри беременной. Оно привязано к Земле своеобразной пуповиной и на данный момент как космическая цивилизация ещё не родилось. Для работы нашего мозга требуются тактовые частоты, причём не одна, как в компьютерах, а целый пучок, где основной является 7,83 герц, то есть примерно 7-8 колебаний в секунду. Но такого генератора внутри наших голов нет. Есть только приёмные аксоны в качестве антенн. Мы паразитируем на тактовых частотах планеты Земля, называемых в науке «резонансы Шумана». И как только мы по какой-либо причине теряем связь с этими частотами, то работа мозга останавливается. А это, как известно, биологическая смерть.

— И каким образом мы можем потерять эту связь? — неожиданно оперативно откликнулся тугодум Копейкин.

— Ну, например, при полёте в космос за пределы магнитосферы. Или при электромагнитном шторме ядерного взрыва.

— А как же планируемые полёты на Марс? — вытаращился на него Вася. — Насколько знаю, американцы собираются туда в скором времени лететь.

— Да флаг им звёздно-полосатый в руки, — отмахнулся Дима. — В общем-то, чисто технически эта проблема решается с помощью электронных устройств. Обычный электромагнитный генератор простенькой конструкции, излучающий 7,83 герца. И всё. Этот искусственный генератор даёт возможность не сдохнуть. Но что произойдёт с человеком, долгое время использующим эти костыли — не знаю. Возможно, он и останется в живых, но только в виде овоща. А возможно, и нет. Такие опыты наверняка проводились над людьми, несмотря на то что подобное запрещено конвенцией ООН, но их результаты тщательно засекречены. По крайней мере, я ничего не нашёл.

— А не может так случиться, что планета по каким-то соображениям возьмёт и поменяет свои тактовые частоты? — не успокаивался Вася, которого, видимо, это открытие изрядно обескуражило.

Уж больно просто обрисовался «конец света». Не верил он в то, что человечество всю свою жизнь висит на волоске.

— Ещё как может, — хмыкнул Дима, скривившись. — Мало того, Четвёрица в своё время довела до меня, что подобное уже несколько раз происходило в эволюции планеты. Если такое произойдёт ещё раз, то подавляющее число зверья, имеющего мозги, вымрет. А на планете начнётся новый виток эволюции. Только уже без человечества. А вот нас конкретно эта участь может миновать, если вовремя разовьём восьмую систему жизнеобеспечения, сформировав у себя в головах автономные генераторы тактовых частот.

— Ни фига себе, — пробасил Вася, выглядевший растерянно. — Ты хочешь сказать, что, уверовав в то, что в наших башках завёлся автономный генератор, он там появится?

— Отстань, Копейкин, — отмахнулся Дима, надев на лицо маску: «Мля, как ты мне надоел». — Если бы я знал, как это работает, то давно бы себе сделал. Высшие Силы лишь утверждают, что это достигается осознанной верой. Я так понимаю, что раз вера — это седьмая система, то, разогнав её до предела, выйдем на восьмую. Мне так кажется.

— Что значит «разогнав её до предела»? — не согласился Вася, явно начиная заводиться ни с того ни с сего. — Ты предлагаешь стать отбитыми на всю голову фанатиками? Только у этих уродов нет ничего в головах, кроме веры. Вот у них она точно разогнана по «самое не хочу». Я на эту братию насмотрелся в своё время. Хапнул проблем на задницу. Эти бараны вообще ничего не боятся, кроме того, кому молятся. Они даже смерти не страшатся. Мало того, стремятся поскорее подохнуть и стать мучениками. В них нет жалости, нет здравомыслия, нет человечности. В головах фанатиков только одна ненависть к иноверцам, и всё. Причём такими они не рождаются. Им сознательно разгоняют в их мозгах веру до предела те, в чьих руках эти моральные уроды превращаются в дешёвое и смертоносное оружие. И самое страшное, став фанатиком, ты уже не сможешь измениться, даже если захочешь. Потому что при обработке их мозги превращаются в сморщенный высушенный изюм, который никакой человечностью не размочить.

— Но тем не менее, — тихо возразил Дима, когда бывший опер закончил свою обличительную и очень эмоциональную речь, — для достижения цели, насколько я знаю, как раз требуется направленный фанатизм на получение результата. Я в своё время изучал этот вопрос. Помню слова одного писателя, с которым полностью согласен. Тот пришёл к выводу, что буйная энергия юности, концентрированная в одной точке, обладает неимоверной пробивной способностью. Будущие доминанты, достигающие вершин, получаются именно из тех, кто был обделён по жизни: робких, слабых, некрасивых, бедных, что способствовало отсутствию внимания у противоположного пола. А для подростка это как приговор. Поэтому их стремление к самоутверждению принимало единое направление, превращаясь в лазер фанатизма, которым они прожигали любые преграды при достижении цели, компенсируя свою непопулярность. Ты можешь быть талантливым, гениальным, но никогда не добьёшься впечатляющего результата, если не будешь фанатом своего дела. А вот как им стать, не опустившись до кретина с тремя извилинами, и то заплетёнными в одну косичку, увы, не знаю. И как, достигнув одной цели, переключаться на следующую, если ты утверждаешь, что потом хмуль изменишься, если даже захочешь?

Вася хмыкнул и неожиданно выдал:

— Я знаю.

— Как? — опешил Дима, не веря оперу ни грамма.

— Проще, чем думаешь, — расплылся в хитрой улыбке Копейкин, убирая с колен тазик с мясом на землю и сполоснув пальцы водой из ковша, некультурно вытер их об рубаху. — Ты правильно заметил, что для того, чтобы чего-нибудь достичь, требуется стать фанатом своего дела. Только фанат своего дела, Сычёв, и фанатик — это абсолютно разные вещи. Меня в десятом классе оставили на осень по математике.

— Подтверждаю, — подняла руку Лебедева, как примерная ученица, — было такое.

— А в одиннадцатом я сдал ЕГЭ на сто баллов, — продолжил хитро лыбиться Копейкин.

— Кстати, так и не признался, как умудрился провернуть этот трюк. Тебя же два раза обыскивали на шпаргалки, — уставилась на него Юля.

— Ну так вот, рассказываю, — не без бахвальства проговорил Вася. — Я тупо пошёл в книжный и купил все учебники по алгебре и геометрии, начиная с пятого класса, кучу тетрадей и просто прорешал в них все задачи. От корки до корки. Причём из вредности заставил себя решить всё. Докопаться до правильного решения, даже если с ответами в конце учебника не совпадало.

— И чё? — в нетерпении обхватила его руку Маша, подсаживаясь к мужу вплотную и в сытой меланхолии прижимаясь головой к его плечу.

— Не поверишь, дорогая, — покровительственным тоном продолжил явно зазвездившийся Копейкин, искоса взглянув на любимую, — но как только я постарался во всём этом разобраться, как неожиданно для себя начал всё понимать. А когда начал понимать, то влюбился в математику, став самым настоящим её фанатом. Я и в институте по вышке был первым на потоке. Препод буквально умолял меня бросить юриспруденцию и податься к ним на кафедру. Да я даже в своей работе опером частенько использовал матанализ.

— Получается, — с озарением в глазах перебил его Дима, — как по методу отца Феофана? Капаешь на мозги нужную информацию, пока те не промокнут?

— Получается так, — пожал плечами рассказчик. — А как ещё становятся теми же фанатами «Спартака» или Гарри Поттера, или какой-нибудь поп-звезды? Они тупо собирают всю доступную информацию по теме назначенного себе кумира и варятся в ней, пропитывая мозги насквозь. Но при этом, заметь, в кретины не превращаются. Это только в религиозном фанатизме вера и знания не совместимы, а фанаты своего дела и знания, наоборот, поощрительны.

— Прикольно, — задумчиво протянул Дима, — а ведь, похоже, это так и работает.

— Я так и не поняла. А причём здесь предназначение, цель и ваш фанатизм? — в недоумении вступила в разговор Юля. — Чем в нашем случае мозги-то пропитывать?

— Наше предназначение — стать инквизиторами, — продолжая о чём-то напряжённо думать, выдал Дима, — а наша цель — обретение восьмой системы жизнеобеспечения.

— Но как? — не успокаивалась супруга и, выходя из полусонного состояния, принялась размахивать руками. — Одно дело — обозвать цель красивым словом и совсем другое — её достичь. В какую сторону за ней бежать? Не заниматься же, действительно, самовнушением до потери пульса, уповая на то, что в голове образуется сам по себе генератор тактовых частот. «Надо пропитывать мозги нужной информацией», — передразнила она его, кривя голос. — А какая может быть информация по этой теме?

Дима молчал. Он сам не знал ответ на этот вопрос.

— А как эта система проявляет себя в жизни? — неожиданно задалась вопросом Маша. — Она же должна давать не только мозгам способность работать в отрыве от планеты, но и как-то проявляться в повседневности.

— Молодец, Маша, — заторможенно похвалил её Дима, — правильный вопрос, — тут он встрепенулся, взбодрился и начал всех огорошивать. — Если седьмая система подарила человеку абстрактное мышление, то восьмая — способность предвидения. У меня на прошлой учёбе у Четвёрицы была сокурсницей одна ведьма. Ну, ведьма не в эзотерическом смысле, а архетип у неё такой был. Кстати, противоположность «Святой», — обратился он к Васе, но при этом некультурно тыкая пальцем в Машу. — Если для «Святой» всё её мироздание — выбранный мужчина, то для ведьмы вся её вселенная — это она сама. Так вот эта ведьма обладала умением предвидения. Не даром, не САР-ключом, а именно умением. Она этому научилась.

Он с улыбкой идиота осмотрел товарищей, ожидая их реакции. Дождался.

— И как? — буркнул Вася.

— Она искусственно создала в своём внутреннем мире веру в то, что вселенная рассыпала перед ней знаки, и, задаваясь каким-то конкретным вопросом, начинала повсюду искать подсказки и ответы. Вот как грибник ходит по лесу в поисках грибов, так и она ходит по улицам. При этом ведьма входила в состояние, которое называла «ангельский режим» или «режим поиска указок свыше». У неё между бровей лоб начинал чесаться. Причём, как утверждала, если почесать, то режим слетает и настраиваться приходилось заново. Она каждое утро садилась за компьютер, включала этот «ангельский режим» поиска и, задаваясь вопросом: «как пройдёт день?», начинала по диагонали шерстить много текстовые сайты. Любые. Так вот, находясь в этом режиме при просмотре страницы наискосок, её кто-то или что-то останавливало, заставляя тормозить или на конкретной фразе, или отдельном слове. И в конечном итоге вот так по крупице эти фразы и слова складывались в удобоваримую информацию о предстоящем дне. Если всё было хорошо, ведьма успокаивалась, заранее зная, что её ждёт сегодня. Если же всплывал негатив, она начинала поиск заново, задаваясь вопросом: как ликвидировать поджидающие проблемы или их обойти? Например, если ей было суждено получить кирпичом по голове, идя по пешеходной дорожке, и улицу эту она обойти не могла, то просто переходила на другую сторону. Кирпич с крыши падал у неё на глазах, но её там не было. Ну, это я так, образно.

— Понятно, — прервала его Юля. — Но это больше похоже на гадание на кофейной гуще, чем на предвидение.

— Не скажи. Дело в том, когда она включала у себя этот режим, то в реальном времени предвидела ситуацию примерно на пять секунд вперёд. Причём уверяла, что начинала с двух. Предвидение растянулось у неё по мере тренировок. Моё предположение: если эмоция вызывает мимику, а мимика — эмоцию, то и здесь: внутренний генератор вызывает предвидение, а тренинг предвидения формирует генератор.

Дима замолчал, с торжеством осматривая коллег. Вася почесал лохматый затылок и высказался:

— Если ты утверждаешь, что в нас есть задатки этой системы и каждый имеет повышенный потенциал, то, пожалуй, можно в это уверовать и попробовать. Чем чёрт не шутит.

— Не можно, а нужно, Вася, — находясь в состоянии азарта, не согласился с ним Сычёв, которому казалось, что он нашёл, наконец-то, то, что так долго искал. — Я, по крайней мере, другого способа пока не нахожу. Надо уверовать, что вокруг тебя подсказки свыше, и с фанатичным рвением начать пропитывать этим мозги. При этом становясь фанатом этого дела. Глазами видим. Ушами слышим. Носом обоняем. Пальцами осязаем. А мозгами осознаём, что всё вокруг расцвечено Высшими Силами знаками и подсказками. Это же вообще новая архитектура мировосприятия.

— Ну я бы всё-таки предложил в это не уверовать, — после длительной паузы размышлений выдал Вася, — а стать в этом уверенными. Так, пожалуй, будет правильнее.

Ди́миной радости не было предела. Он столько времени ломал над этой проблемой голову, а, как оказалось, решение лежало на поверхности. Он теперь чётко понимал, за что зацепиться, как тренировать и к чему стремиться.

— А это щекотание между бровей обязательно? — неожиданно спросила Маша, прерывая его полёты в облачных мечтах. — Или это индивидуально и может проявляться у каждого по-разному?

— Скорей всего, второе, — неохотно вынырнув из радужных мыслей, выдвинул предположение Дима. — Я думаю, этот эффект индивидуален. Не знаю. Хотя эзотерические практики не просто так туда третий глаз помещают. Надо пробовать. В нас есть потенциал, а значит, он однозначно должен проявиться.

Все четверо замолчали, каждый углубившись в размышления, и сидели молча до тех пор, пока Сычёв, находившийся в эйфории, неожиданно закатил глазки и не завалился на спину, потеряв сознание.