Молодожёны в свою первую брачную ночь были расстроены. А как тут быть довольными, если в её преддверии выясняются вопиющие подставы. Во-первых, Троица оказалась не только тёщей для парней, но и свекровью для девушек. Как она так умудрилась — непонятно. И если мужичкам доставались лишь безобидные подзатыльники и презрительно-унизительные высказывания об их непутёвости, то вот девок она и за косы потаскала, и по щекам нахлестала, обещая им руки повыдергать, коль из жопы растут и ничего делать не умеют.
Во-вторых, поселила она молодых не в роскошных апартаментах, как на словах обещала, а в убогих избах, где из обстановки грубо сколоченный стол, две широкие скамьи, приколоченные к стенам, да большая белёная печь. По крайней мере, Диму и Юлю Матерь запихала в подобную конуру. Да ещё и пригрозила, мол, утром проверит, как ночь прошла, и за погром, что они тут устроят на радостях, ответят. А что тут было громить? Если только стол о печь разбить или саму печь этим столом разнести вдребезги, хотя он, как и каменка, был неподъёмным.
Именно на этой печи и было устроено брачное ложе: пуховый матрац, покрытый простынёй, две подушки, еле уместившиеся по ширине лежачего места, и одно одеяло на двоих, которое Лебедева первым делом нагло приватизировала. Мало того, что заставила Диму отвернуться и шустро упаковалась в ночную сорочку с головы до пят, успев заскочить наверх первой, так ещё и в одеяло запаковалась, как гусеница в кокон, делая вид, что озябла на тёплом отопительном агрегате посреди лета.
Вообще с суженой-ряженой после венчания стали происходить странные странности. Чем ближе подкрадывался момент свадебного финала в виде первой брачной ночи, тем девушка больше мрачнела и замыкалась в себе. Новоиспечённый муж, конечно, обратил на это внимание, но списал её поведение на волнение, так как сам волновался, пока не представляя себе дальнейшее развитие событий. Одно дело «любовь-морковь», поцелуи с обжиманием в преддверии постели, а другое — вот так: с бухты-барахты и сразу вскачь.
Сычёву, кстати, тоже ночнушку приготовили, но на этот вид одежды у молодого человека уже выработалась стойкая неприязнь. Находился-набегался он в ней ещё в прошлой жизни до мерзкого передёргивания всем телом от противности. Поэтому залез на полог в чём мать родила. Вернее, Матерь. Ибо не совсем голый, а с нательным крестиком на верёвочке. А так как новоявленная супруга одеяло зажала, то пристроился рядом кверху булками, посчитав это положение более благопристойным для первого интимного знакомства. Не пугать же девку в новобрачную ночь нестоячими причиндалами. А вставать им было пока не с чего.
А тут ещё теснота спального ложа добила. Дима явственно представил себе знаменитые японские капсульные микро-отели. Бедолаги. Как они в них только живут? Заодно не понимая, как его дикие предки спали в подобных условиях. В тесноте да не в обиде, говорили они, но Сычёву было и тесно, и обидно. Места для сна не было от слова «совсем». Хотя, наверное, столь близкий телесный контакт пращуров не оставлял им простора для отвлечённых дум, ужимаясь лишь до мысли о размножении. С этой точки зрения подобная теснота была оправдана.
До потолка рукой подать, причём даже не до конца вытянутой. Вскочишь вот так посреди ночи по тревоге и башку в хлам расшибёшь. Слева — дымоход в виде кирпичной кладки. Справа — бревно в виде Лебедевой, закутанное в многослойную тряпичную броню. Да ладно бы просто поленом лежала, он бы переспал-перележал это неудобство, например, закинув на него ногу. Так оно ещё и говорящее оказалось, не заткнуть ничем.
— Сычёв, даже не думай, — заявила она, как только голожопый муженёк занял своё законное место.
— Что значит «не думай»? — состроив недоумение, парировал молодой человек заявление перепуганного личика, торчащего из-под одеяла, пристраиваясь на подушке грудью и осматриваясь с высоты печи. — Я пока живой. И думать — это моё естественное состояние.
— Ты понял, о чём я, — пригвоздила она его к матрацу стервозным тоном.
— Лебедева, — тяжело вздохнул Дима, сообразив, что падать, если что, с высоты полутора метров вниз башкой будет ещё тем экстримом, — ты же прекрасно знаешь, что я мысли читать не умею. Хмуль его знает, о чём ты там фантазируешь. Я умею считывать эмоции. Но в твоём случае даже этого делать не могу.
— Не придуривайся, Сычёв, — продолжила супруга шипеть от стеночки загнанной в угол крысой, — ты прекрасно всё понял.
— Извини, суженная ты моя, но в искусстве общения намёками я, как обладатель мужского склада ума, — дуб дубом. Поэтому, будь добра, выражайся ясней.
Он сполз на подушку, укладывая голову набок и беря мягкую постельную принадлежность в охапку, с ехидной улыбочкой принимаясь разглядывать перепуганную молодожёнку. Та, вжавшись спиной в стену, закуталась в одеяло по самые глаза, которые от страха казались идеально круглыми. Вот как есть — по циркулю.
— Даже не надейся, Сычёв, — продолжила она шипеть, но, увидев его добродушную улыбку, уже не столь агрессивно. — Я тебе не дам.
— Что ты мне не дашь? — с издевательской интонацией продолжил кочевряжиться Дима. — Я у тебя что-то просил?
Юля экспрессивно задёргалась, порываясь вынуть из-под одеяла руку, чтобы врезать ему как следует, но плотность кокона не дала этого сделать, поэтому она врезала ему словесно:
— Какая же ты сволочь, Сычёв.
После чего, видимо, не в состоянии выдержать его насмешливый прямой взгляд, ещё более агрессивно заизвивалась всем телом, переворачиваясь на спину, вдавливая Диму в дымоход. И, как только ей это удалось, впялившись в низкий потолок, стервозно заявила:
— Я считаю нашу свадьбу ненастоящей. Поэтому ни у тебя, ни у меня никаких обязательств нет. И никакой первой брачной ночи у нас с тобой не будет. Перетопчишься.
— А вот тут ты неправа, супруга моя, — перестав улыбаться, серьёзно ответил ей Дима. — Честно признаться, сначала тоже так думал. Лично я ещё не готов к семейной жизни. В голове не укладывается. Но, как известно, браки заключаются на небесах, а не в загсах. И если для всех остальных это утверждение образное, то для нас с тобой оно до жути реальное. Нас обвенчал Космический Разум, девочка. Честно говоря, сам в шоке. Не для таких, как ты, меня мама рожала, и в других мирах выращивали. Но игнорировать подобное — верх идиотизма.
Он тоже с трудом перевернулся в ограниченном пространстве на спину, прикрыв хозяйство ладошками, на этот раз чтобы не провоцировать её на рукоприкладство по неожиданно возбудившемуся хозяйству. Как ни странно, но вид перепуганной девицы и понимание, что она голая лежит впритирку с ним, однозначно этому способствовало. После чего продолжил:
— Я понимаю, что ты ещё в это не въехала. Всё произошло столь стремительно и не так, как можно было это себе представить. Но Высшие Силы поставили нас перед фактом, и нам придётся с этим смириться, Юль. Хотя бы договориться, как разумные люди.
Он сделал паузу, после которой продолжил:
— А знаешь? Браки по любви в семидесяти процентах случаев распадаются, когда как браки по договору имеют противоположные показатели. Так что, договорившись, у нас есть все шансы прожить нашу совместную жизнь долго и счастливо.
— Да всё я понимаю, — неожиданно спокойным голосом прервала его Юля. — Не такая я и дура. Только у меня сейчас в голове суп кипит из варёных мозгов. С момента попадания сюда до сих пор не могу толком в себя прийти. Ты прости, Дима, но я пока не готова к этому мерзкому процессу. Даже несмотря на то, что его инициировали Высшие Силы, я воспринимаю это как принуждение. Не хочу, чтобы моя первая брачная ночь превратилась в насилие. Спасибо, но я это уже проходила.
Наступила тишина. Лебедева как-то резко перестала думать. Мозг переключился в режим ожидания. Сердце бешено колотилось почему-то в голове, а не в груди. Она ждала его реакцию на откровение. Реакция последовала, но вовсе не та, на какую она рассчитывала.
— Так ты что, не девственницей мне досталась? — неожиданно взвился новоиспечённый супруг в недоумении, чем ввёл молодку в оторопелое состояние.
Она несколько секунд лихорадочно металась в мыслях, соображая, что ответить, словно пойманная на горячем и теперь пытающаяся во что бы то ни стало найти выход и что-нибудь наврать. Лебедева почему-то посчитала, что придётся рассказывать про Копейкина. А это полный пипец. Но ответить не успела, так как он ответил за неё:
— Тогда не понял, — озадачился Дима молчанием новобрачной, поворачивая к ней голову. — О какой проверке проведения ночи говорила Троица? Я знаю только об одной: кровь на ночнушке и простыне.
Лебедева, повязанная одеялом, взмокла, как в парилке, на камни которой воды плеснули. Ей почему-то стало нестерпимо стыдно. Но мысли с другого полушария успокаивали, мол, на дворе не Средние Века. Что за дикость? Хотя рассуждения передней лобной части добивали: оглянись вокруг, дура. Вокурат Средние Века́ и есть.
— Хотя, — неожиданно прервал её самобичевания Дима, — мы же в виртуале. И тела наши виртуальны. Поэтому, по логике вещей, ты просто обязана быть девственницей, даже опосля шести твоих абортов.
И тут Юленька, прекрасно воспитанная девочка в потомственной семье интеллигентных медиков, выпускница университета с красным дипломом, наверное, впервые в жизни опустилась до публичного мата:
— Ты чё, Сычёв (мат, характеризующий высшую степень потери разумности)? Какие аборты?
Но тут до неё резко дошло, что он над ней просто издевается своими плоскими шуточками, а ещё дошла до осознания информация о виртуальности их тел. Она даже по-партизански сунула руку в промежность, словно таким образом можно было убедиться в его правдивости. Голова шла кругом. Было жарко, душно и на душе муторно. Поплохело конкретно.
— Дим, пожалуйста, принеси попить, — неожиданно попросила она, — что-то мне плохо.
Сычёв сполз назад, спустившись по приступку. Огляделся. Никакой воды нигде не наблюдалось. Он почесал затылок, пытаясь таким образом включить сообразительность, но тщетно. Видимо, она в этом виртуальном теле запускалась как-то по-другому. Пока он шарил по пустым углам, Юля освободилась от одеяла и, недолго думая, спустилась следом, уже поняв, что мужа только за смертью посылать.
Она в ночной сорочке прямым ходом вышла в сени, где прямо у дверей стояла кадка с водой. Напилась. Набрала полный ковш и, вернувшись, поставила его на стол перед ошалевшим голым Сычёвым, который даже не додумался до такой простой вещи. После чего не полезла обратно, а уселась на широкую лавку за его спиной.
— Спасибо, — поблагодарил Дима и, напившись, уселся рядом, абсолютно не стыдясь своей наготы, хотя на всякий случай, прикрываясь, закинул ногу на ногу.
А тут ещё и лампадка зашипела, затрещала и погасла, погружая их в полную темноту. Но это оказалось только на пользу. Не видя супруга, Юля как-то сразу успокоилась и даже облегчённо вздохнула.
— Ты правда думаешь, что… ну… у меня там всё восстановилось? — сбивчиво и стыдливо поинтересовалась она.
— Не проверим — не узнаем, — змеем-искусителем заговорил соблазнитель, нащупав её ладонь, лежащую на бедре, и накрывая её своей.
Она не отдёрнула руку, но заметно чаще задышала. Девушка мучилась сомнениями и не знала, как поступить. С одной стороны, вроде бы и надо, но для этого она была трезвая. С другой — как-то это всё не так, как она себе представляла. Наконец решила высказаться:
— Дима, ты мне, конечно, не противен, даже симпатичен, но я пока тебя не люблю. А я бы хотела заниматься не просто сексом, а любовью. Понимаешь?
— И что мешает нам влюбиться друг в друга? — продолжал он вполголоса её совращать, губами находясь уже где-то возле уха.
— Это так не работает. Для этого надо узнать друг друга поближе, — выдвинула она свою безоговорочно бабскую версию.
— Неправильный ответ, — перешёл он на шёпот. — Любовь существует лишь до момента, пока не узнаешь объект любви поближе. А как узнаешь, так сразу захочешь послать его подальше. Именно это является основной причиной разводов браков по любви. А так как нам надлежит вместе прожить долгую и, я надеюсь, счастливую жизнь, то главное в наших отношениях как раз должна оставаться тайна. Человек интересен своей непознанностью. Вообще не хочу знать, что было с тобой до меня. Если сначала я считывал твои эмоции и вполне отчётливо понимал, что ты собой представляешь, то после перепрошивки ты стала для меня полной загадкой. И мне это нравится.
— Интересная концепция, — так же шёпотом ответила Юля. — В этом что-то есть. И вообще, ты так говоришь, будто знаешь, как можно гарантированно влюбиться?
— Знаю, — прошелестел змей-искуситель над самым ухом. — Это достаточно просто. Было бы только желание и капелька способностей.
— Каких?
— Артистизма, Юленька, артистизма, — он вновь перешёл на разговор вполголоса, мягко обволакивая мелодичностью.
Дима убрал руку с её бедра и обнял жену. Она не отстранилась. Наоборот, припала головой к его плечу, но при этом заметно напряглась. Тем временем он продолжил вешать ей лапшу на уши:
— Артистизм — наше всё. Необходимо просто сыграть роль влюблённой. Как в театре. И чем глубже ты будешь входить в эту роль, тем больше будешь в меня влюбляться.
— Но это же обман.
— Не-ет, — ехидно протянул он и поцеловал девушку в макушку, лёгким прикосновением губ. — Я говорю не об игре на публику, а об убеждении в этом самой себя. Надо просто в это поверить.
Он замолчал. Она задумалась. Но тут Дима неожиданно ударился в философию:
— Но если ты начнёшь убеждать себя, что тебя кто-то должен любить только потому, что ты так хочешь, то ты конченная для семейной жизни. Это уже не просто самообман, а иллюзия. Сказка. А сказка — это такая вещь, в которую очень хочется верить, но нельзя, если не хочешь стать дурой, — но тут вдруг задумался и после паузы выдал: — А знаешь, ведь в этом и заключается эффект масок.
— Что за маски такие? — ухватилась Лебедева за тему, которая, казалось, уводила их от неминуемого разврата или по крайней мере оттягивала жуткий процесс на неопределённое время. — Ты обещал научить.
— Артист перед выходом на сцену надевает маску героя, которого ему предстоит сыграть, — принялся пояснять Дима соблазнительным голосом, продолжая возбуждающие прикосновения. — А хороший актёр не просто надевает маску. Он вживается в роль, на какое-то время становясь им. А для этого ему надо убедить себя, то есть уверовать, что он и есть тот, кого играет. Это уже не простое лицедейство, а преднамеренная смена внутреннего мировоззрения. Понимаешь? Надо поверить в то, что ты влюблена. По уши. И чем глубже ты будешь вживаться в эту роль, тем больше ей будешь соответствовать на самом деле.
— Но как можно в это вжиться?
— Да хотя бы по принципу отца Феофана. Постоянно капай себе на мозги эликсир любви, и в конце концов они насквозь промокнут. Так все девочки по молодости делают. Они влюбляются, исключительно доводя себя до исступления своими мечтами. Они во что бы то ни стало хотят влюбиться, и поэтому влюбляются. А можно использовать зеркальный тренинг, как артисты перед выходом на сцену. Они надевают маски, сидя перед зеркалом в гримёрке. Любая эмоция, в том числе и влюблённость, вызывает мимику. А изобразив насильно мимику перед зеркалом, вызовешь нужную эмоцию в голове.
— А ты? — с неким беспокойством спросила она.
— Раз мне определили тебя как вторую половинку, то я взаимно включусь в эту игру. Даже не так, — он перешёл на обольстительный шёпот и распустил руки. — Я это сделаю, даже если ты не согласишься. Я не хочу прожить всю жизнь с нелюбимой женщиной. Я хочу прожить её с женщиной, которую люблю и буду любить вечно.
Тут Юля окончательно оттаяла, промо́кнув, где надо и не надо. Резко развернулась, и молодожёны слились в сладострастном поцелуе.
Утром заявилась Матерь, вошедшая в избу без стука и с силой выдернувшая из-под них простынь, чуть не скинув обоих с печи. Но молодожёны оказались настолько осчастливлены ночью, что даже не проснулись. Потухшая вечером лампадка вспыхнула заново, разгоняя мрак, и расстеленная на столе простынь в виде скатерти с кровавым пятном подтверждала Димину правоту. Виртуальность позволила новоявленным супругам начать новую жизнь с чистого листа, то есть с грязной простыни.
А вот первая брачная ночь у второй пары прошла совершенно по обратному сценарию. Заскочившие в светелку Маша с Васей, как сумасшедшие, ничего не соображая, в порыве оголтелой страсти принялись лихорадочно оголять друг друга. Да так амплитудно раздевались, что, раскидывая по углам одежду, затушили лампадку. Не став разбираться, где им тут постелено, муженёк, недолго думая, разложил жёнушку прямо на столе, что первым попался под руку. И, пропуская всякие там прелюдии за ненадобностью, без экивоков принялся овладевать благоверной.
Брал девочку грубо, зверея и рыча от вожделения. Она отдавалась, как при приведении смертной казни к исполнению: в позе морской звезды, безвольно раскидав конечности. При этом сладострастно повизгивала да громко в голос постанывала, словно её перед тем, как убить, решили запытать на дыбе. Хорошо, что стол дубовым оказался. Да ещё собранный не на гвоздях с шурупами, а зашпунтованный на казеине. Современный развалился бы на составляющие от подобного нецелевого использования.
А вот когда бугай Вася своё бугайство закончил и выпустил её мятые груди из медвежьих лап, плюхаясь на скамью в полной темноте, он оприходованную Машу ещё и заставил попить ему принести. Видите ли, он уработался до обезвоженного состояния, выдавив из себя всю воду в виде физиологической жидкости. Это он однозначно чувствовал по вымазанности чем-то липким от колен до пуза. И жену залил чуть ли не по уши. Она тоже была на ощупь вся липкая.
Синицына, как ни странно, даже находясь в любовном угаре, в котором Копейкин её затаскивал в избу, тем не менее заприметила и где накрыто им спать, и что эротическое бельё в виде ночной сорочки приготовили, и где вода стояла, чтобы привести себя в божеский вид после адского процесса. Она с трудом покинула стол, чуть не упав при этом, на чём-то поскользнувшись. Подумала о том же, что и Вася, про физиологическую жидкость. Поудивлялась её объёму, а заодно и порадовалась, убедив себя, что это муж излил столько оттого, что соскучился.
Маша наощупь вышла в сени. Наощупь набрала воды. Сама напилась. Плеснула на живот, сполоснув липкие следы бурной любви. Набрала ковш по новой и так же наощупь, по стеночке добралась до жаждущего, напоив высохшего от переработки мужа. Присела рядом, после чего состоялся странный разговор.
— Ты слышала когда-нибудь про архетипы? — начал он басить вполголоса, усадив мокрую супругу себе на колени.
— И чё? — издала слабый писк не менее, чем он, измотанная и истерзанная Маша.
Вася улыбнулся, и не только в душе. Забавляло его это её «чё».
— А ни чё, — сознательно сделал он ударение на последнем слове. — Ты знаешь, что по архетипу ты «святая»?
— Слышала. Прикольно, — похоже, уже засыпая, мурлыкнула жёнушка, пригревшись на могучей волосатой груди.
— Ничего прикольного, — с горечью выдохнул Вася. — У этого архетипа есть ещё одно название: «Роковая женщина».
Маша встрепенулась и, судя по тому, что головка её отлипла от грудной шерсти мужа, она на полном серьёзе и в полной темноте посмотрела ему в глаза. Ну или в то место, где она их предполагала найти.
— А роковые женщины, — продолжал Копейкин лекцию, — имеют одно очень нехорошее качество. Они всегда бросают своих любимых, разбивая им сердца.
— Успокойся, — со смешком ответила Синицына, вновь прикладывая голову ему на грудь, — я тебя не брошу.
— Бросишь, Машунь, бросишь.
— Ой, Копейкин, — наигранно недовольно простонала она, — чё за пессимистические мысли у тебя в первую, законную, между прочим, брачную ночь? Вот уж никогда бы не подумала.
— А знаешь почему? — он сделал вид, что даже не слушал её негодующий спич.
— Почему?
— Потому что роковые женщины являются катализаторами для всех мужчин в их делах. Мужчины под влиянием их меняются, и исключительно в лучшую сторону. Становятся богатыми, знаменитыми, успешными.
— Ну и радуйся, — прервала его Маша, обнимая любимого за широкую грудину, утыкаясь лицом в заросли и шумно вдыхая аромат его потного тела.
— Вот только любить они продолжают того, кого выбрали изначально, — всё ещё её не слушая, высказывался приговорённый к брошенности муж. — В один прекрасный момент я изменюсь настолько, что ты неожиданно поймёшь, что такого бы, каким я стал, ты не выбрала бы в жизнь. Поплачешь, может быть, от досады. Соберёшь вещички и пойдёшь искать себе нового дикаря-гамадрила для приручения и возвеличивания. А мою улучшенную копию бросишь с разбитым сердцем. Именно поэтому вас и называют «Роковыми».
Через паузу в несколько секунд она вновь встрепенулась, отцепляясь и принимая ровно восседающую на коленях позу, нагло вопросила:
— Вася, кто тебе эту фигню наплёл?
— Сведущий в этих делах, — он хотел сказать «человек», но поправился, — спец. Поверь. Но я о другом. Я намерен твоей святости сопротивляться.
— В смысле? — переняла она его привычку дурацки переспрашивать в недоумении.
— Коромысле, женщина, — наигранно сурово одёрнул он жену. — Я под твоим воздействием не против становиться лучше во всех отношениях, но и постараюсь оставаться таким, каким ты меня выбрала и полюбила. Самец-самец, — передразнил её Вася, кривя голос, памятуя первую совместную ночь. — Я желаю остаться мужланом и толстокожим бегемотом. Поэтому ничего с тобой не сделается, женщина. Потерпишь. Разве я виноват, что ты у меня такая извращенка. Западаешь на хрен знает кого.
Маша от души расхохоталась, при этом звонко шлёпнув его ладошкой по массивному плечу.
— И как ты себе это представляешь? — сквозь смех, похоже, до слёз, поинтересовалась роковая женщина.
— Честно? — спросил Вася. — С трудом. Но я постараюсь, — после чего тихо и влюблённо-грустно добавил: — Я очень не хочу тебя терять.
Она резко успокоилась. Копейкин не видел её лица, но почему-то ожидал от жены поцелуя, а Синицына, схватив его за бороду, легонечко потаскала из стороны в сторону. Не больно. Не обидно. Играючи. Ему это даже понравилось, заставив улыбнуться.
— Да, Вася, — неожиданно призналась она, — сама бы не поверила, если бы кто сказал, но я действительно, похоже, извращенка, раз влюбилась в такого наглого и беспардонного мужлана. Только ты не бей меня, ладно?
— Ты чего? С ума сошла? — вскинулся Копейкин, да так, что легковесная Маша чуть с колен не вспорхнула, подпрыгнув. — Вот это выбрось из головы раз и навсегда. У меня рука на тебя не поднимется. Я сам себя убью, если сделаю тебе больно.
— Не зарекайся, — вновь припадая к его груди, осекла его супруга. — Только что делал больно… и это было приятно.
— Извращенка, — обхватил он её хрупкую фигурку медвежьими лапищами. — Это не считается. Хотя и здесь постараюсь больно не делать, если хорошо не попросишь, — за что получил укус в грудную мышцу и, расплывшись от удовольствия подобного игривого зверства, заговорил серьёзно: — Я просто хотел с тобой сразу договориться, что, если меня будет заносить с дикостью и наглостью, ты придумай какое-нибудь стоп-слово, что ли. А то я могу увлечься и обидеть ненароком.
— Хорошо, — тихо пропищала Маша, похоже, основательно пригревшись и начиная засыпать.
— В смысле? — буркнул привычное недопонимание Копейкин. — «Хорошо» — это твоё стоп-слово?
Синицына хихикнула. Да чего же он у неё тугодумом бывает.
— Хорошо, я подумаю, — уточнила она. — Пойдём спать, Васютка. Непонятно, что нас ожидает завтра.
А вот с этим мужлан-муженёк согласился без разговоров.
Только утром были вынуждены проснуться ни свет ни заря. А причиной тому стала резко вспыхнувшая лампадка. Вася во сне дёрнулся, как особь, чувствительная к освещению. Маша резко проснулась, чувствительная к его вздрагиванию, напоминающему для неё землетрясение.
Получилось, что проснулись оба с ощущением, что выспались. Решив, что чего в пустую титьки мять, заходить на второй круг обоюдно желания не было, полезли с печи одеваться. Вернее, для начала вещи по углам собирать. Да так и застыли у стола, словно обоих одним обухом по голове приложили. Стол, пол, скамья, где сидели, и вся Васина волосатость в области бикини были в крови.
— Это что? — плаксиво спросила Маша, нагибаясь и оглядывая свою кормилицу, полагая, что бугай ненароком ей там всё порвал.
— Поздравляю тебя, девочка Маша, но ты больше не девочка, — философски заметил Вася, расплываясь в наглой улыбке победителя. — Мы в виртуальном мире, и тела наши виртуальные. Тебя, оказывается, не только рыжей сделали, но и ещё и девственницей.
— Да ты с ума сошёл? — неожиданно наехала на него мелкая Синицына. — Тут крови налито, словно не девственности лишали, а порося резали. Так не бывает.
Копейкин призадумался. Затем встревожился, а после вовсе испугался.
— Ну-ка покажи. У тебя там ничего не болит?
— Отстань, дурак, — увернулась она от его осмотра, схватив сарафан и ныряя в него головой. — Гинеколог нашёлся. Ничего у меня не болит. Если бы болело, я бы ещё вчера тебе бы бороду повыдергала. Позорище-то какое. Весь дом извозюкали. Троица заявится — обоим несдобровать. Мне так точно. Покарауль пока на крыльце, я хоть замою, что смогу.
— Хорошо, — согласился Копейкин, чувствуя себя виноватым.
Это ж теперь придётся объясняться перед Матерью, с какого перепоя он до постели не дотерпел и кухонный стол испоганил. Почесал Вася лохматую голову и виновато пробурчал:
— Пойду разомнусь. Если помощь понадобится — зови.
Но матёрая Марфа к молодожёнам с проверкой поутру не заглянула. Видимо, были более важные дела, чем тыкать носом убогих в откровенное свинство.














Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.