Глава 8. Против лома нет приёма, кроме пункта приёма металлолома.

Продала Матерь Диму со всеми потрохами. Юлю за потроха считать было бы кощунством, но и её вместе с ним.

— Значится так, — заявила Троица парочке счастливых молодожёнов, отведя их в сторонку. — Ступайте в Сокольническу рощу. Найдите колдуна Коты́ра и ласково попросите пня замшелого вертаться до дому в его сраный Ростов. Молвите ему тупому, мол, рано он припёрся. Пущай объявится, когда молва пройдёт, что душу Ваньки-Кошелька прибрали на тот свет. Самого́ старого пердуна с его ручной Любавой не обижать. Припугнуть — можно. Но калечить и тем более умерщвлять, — не сметь. Сотворите чаво, лично отомщу.

— Мля, — только и успел выдавить из себя Дима, до того, как всем телом пошёл волной от смачного подзатыльника.

Лебедеву её «отомщу» даже не покоробило. Стояла, лыбилась, словно ей Матерь анекдот рассказывает, а не угрожает жуткой расправой с инвалидными последствиями.

— Избушку его на курьих ножках — сожгите, — продолжила инструктировать Троица. — Да лес мене тама не спалите, ироды. За каждо древо спрошу. Роща тама непроста́, а заповедна.

— А если нечаянно что сгорит? — всё с той же лучезарной улыбкой девки недалёкой поинтересовалась Юля.

— За нечаянно бьют отчаянно, — зло зыркнула на неё Матерь. — Тама у их избы пруд бобры заха́тили. Ведро в зубы и бегом. Одной ручкой жжёшь, другой тушишь. Чаво тебе, бестолковке, непонятно?

— Всё понятно, — не прекращая улыбаться, кивнула ближница, — я жгу, он тушит.

И она некультурно ткнула пальчиком в Диму, за что тут же получила затрещину от Троицы.

— Ты мене тута покомандуй ащё над мужиком.

— Правильно, Матерь, так её, — не удержался молодой человек от колкости, за что огрёб очередную оплеуху от Всемогущего Элемента Планетарного Разума.

— А ты позубоскаль мене ащё на жану свою.

Дима почесал затылок и задумчиво сделал вывод из воспитательного приступа Троицы.

— Да, — протянул он. — Тяжела ты, жизнь супружеская.

— А где нам их там искать? — перестав улыбаться после затрещины и став серьёзной, спросила Юля. — Сокольники — лес большой. Не заблудиться бы.

— Я ж тебе малоумной чётко толкую, — недовольно принялась Матерь вдалбливать дуре, прости Господи. — Пруды тама, бобровыми хатками перекрыты. Котыр их как кур разводит. И сам как бобёр, только без зубов, но с бородой до пояса.

— Оленьи пруды, что ли? — предположил Дима.

— Ну что ты за дурня така? — всплеснула руками инструкторша. — Оленьи — с того краю, — и она махнула рукой в сторону, словно они не у Кремля стоят, а посреди Сокольников. — А эти лывы и в ваше время стоят. Только в ваше они дамбами перекрыты, а в энто — бобрами.

— А-а, — озарило пониманием Сычёва, — знаю, о каких прудах речь идёт. Это те, что к железной дороге на Мытищи ближе?

— Они, — согласно кивнула Троица, махнув рукой, мол, пусть будут ими, раз по-другому не понимаешь, после чего продолжила наставлять. — Да там и схоронитесь. Нельзя вам в город вертаться.

— Понял. Когда выступать? — поинтересовался Дима, заправляя рубаху за пояс.

— Да прям вон по той дороге и ступайте. Чаво сиськи мять? — кивнула Матерь головой вдоль Неглинки. — Вокурат к обеду управитесь. У него, прохвоста, и сотрапезничаете. Вот только идти-идите, да оглядывайтесь. Ваня наш на твою Юлу, вертихвостку, глаз положил. А значит: тебе по пути стрелу в спину, а её в мешок да на сеновал.

— Замучается, — ехидно огрызнулась Лебедева, расплываясь в хищной улыбке.

— Что замучается? — обидчиво спросил Дима, делая жалостливую моську.

— Меня в мешок засовывать, — как непонятливому припечатала та.

— А мне стрелу в спину, — продолжил канючить муженёк. — Меня тебе не жалко?

И сделался таким несчастным и безответно влюблённым, как плаксивый Пьеро из «Буратино». Лебедева широко улыбнулась и продолжила издеваться над супругом, играющим роль жалкого подкаблучника.

— Не бойся, милый. Я тебе спину прикрою.

— Как?

— Сяду на горб. Ручками-ножками обхвачу, и ты меня понесёшь. И мне ноги не бить, и у тебя спина прикрытая.

И она самозабвенно расхохоталась, да так, что даже очередная затрещина от Троицы не успокоила, хотя и увернуться не смогла, а старалась.

Наконец парочка, взявшись за ручки, как в детском саду учили, и попрощавшись с Матерью с поклоном до земли, зашагала по указанной дороге.

— Слышь, Сычёв, — прошептала Лебедева, как только они обогнули деревянный помост, — а почему все на нас так странно пялятся?

— А ты видишь кого-нибудь в окружении, так же как мы держащимися за руки? — вполголоса вопросом на вопрос ответил он. — Бабы завидуют. Мужики по простоте душевной думают, что ты ослепла от моей красоты, вот и приходится мне тебя за руку тащить. А то ж ни черта под собственным носом не видишь от моей лучезарности.

Юля несильно хлопнула его по плечу, состроив обиженную рожицу.

— А вот теперь бабы вообще от зависти в осадок выпали, а до мужиков наконец дошло, что это я ослеп, а ты моим поводырём подрабатываешь.

Она попыталась высвободить руку, но Дима не дал.

— Не вздумай, — резко посерьёзнел он. — Этот ничего, казалось бы, незначащий телесный контакт на самом деле вещь очень серьёзная. Для мужчины он означает, что женщина не против этот контакт усугубить. Для женщины: пока держишь мужика — он твой. Лишила его телесного контакта — считай, выбросила. А выброшенный мужик — мужик ничейный. В какую сторону член в трусах перевесит, туда и вираж закладывает, пока какая другая не перехватит за руку или за что другое.

— Кобель, — беззлобно, с улыбкой констатировала очевидное Юля.

— Я не кобель, — не согласился с ней Дима. — Я самец. Кобели за сучкой бегают, под хвостом до дыр занюхивают. Пока сучка не захочет — кобель не вскочит. А я самец. Схватил зубами за холку, прижал к кровати: нравится — не нравится — получи оргазм, красавица.

Так и шлёпали они, весело зубоскаля и держась за руки вдоль Неглинки до большого болота у другого края Кремлёвской стены. На том месте в их время вроде как Большой театр стоит. Дима тогда ещё осмотрелся вокруг и подумал: от болота с плавающим говном до лебединого озера — осушить, заасфальтировать да пафосный храм культуры выстроить. А то, что и в их время по асфальту тоже всякое говно будет ползать, так для этого у их мэра поливальные машины имеются.

Перед болотом свернули на широкую дорогу, вроде как будущая Тверская, и двинули в гору, но поднявшись — замешкались. А причиной стал резной столб, вокруг которого хороводили не то шаманы, не то жрецы, но скорее нечто среднее. В общем, посередь Москвы, уже крещёной к этому времени, блудили явно языческое непотребство мутные личности. Причём не хоронясь, а напоказ. Да на высокой горке, с которой внутренности Кремля просматривались как на ладони.

Народ вокруг толпился. Одет нарядно. Видимо, праздник у них какой-то был. По массовости это мероприятие, конечно, уступало княжеской гулянке с кулачными боями. Тут их было всего пару десятков. Но сам факт!

Дима с Юлей остановились, удивлёнными взглядами рассматривая это языческое безобразие, отчего не заметили, как к ним со спины подъехал всадник. Конь явно обученный, подкрадывался тихо, как кошка. После чего верховой, не мудрствуя лукаво, схватил Лебедеву за косы, отрывая от Сычёва. Лихо закинул её поперёк седла и дал пятки в бок скакуну. Тот лихо скакнул аж два раза и сложился под ним лапками к брюху, как таракан от зажигалки. Следом скрючился и сам всадник, приняв уже на земле позу эмбриона.

Только взбесившаяся Лебедева, отлетев по инерции и не очень удачно сгруппировавшись при приземлении, вскочила, прихрамывая, и, доковыляв в три притопа, оседлала этого жалкого представителя киднеппинга. Вцепилась в волосы обездвиженного, а может быть, уже и дохлого мужика, и принялась долбить его башкой о землю, что-то шипя по-змеиному.

— Брэк, брэк! — заголосил подоспевший Дима, принимаясь оттаскивать суженую от праведного линчевания. — Прибьёшь ещё ненароком. Тогда нас, как Васютку, в колодки определят и отправят не в лес гулять, а в поле гореть.

Взъерошенная и мокрая от усердия супруга перестала колотить землю московскую головой обидчика, но скорее не потому, что мужа послушала, а потому что устала. Поднялась, тяжело дыша. Отряхнула руки. Убрала пряди волос с мокрого лба. И только тут Дима обратил внимание на толпу, что молча стояла и недобро пялилась на процесс избиения княжьего человека. А может, обиделись, что посередь их великого праздника непотребство устроили, да ещё с бабьим рукоприкладством. Вот у них на лбах так и было написано: «Срамно-то как».

Сычёв, недолго думая, развёл руки, надел на лицо маску скорбящей печали и придушил язычников праздничным стыдом, чтобы помучились от грехов своих, непомерно за жизнь накопленных. Стыдно стало всем без исключения, считая ряженных отправителей культа, и даже самому́ деревянному идолу. Ну, про идола, может, Диме и показалось.

Юля тем временем несколько успокоилась, отдышалась и проверила пульс у лиходея. Тот оказался жив, что успокоило. Если уж шею при падении не свернул, то его башке её удары о землю, как щелбаны́ ребёнка. Он, парализованный током, и не заметил. Может даже, наоборот, за реанимацию воспринял. Глядишь, без внутричерепного массажа и сердце бы встало.

Бросив на произвол судьбы и лежащих коня с наездником, и стоящих на коленях язычников, парочка, отряхнувшись и взявшись обратно за руки, направилась дальше, на выход из города. Больше их никто не донимал, и они ни до кого не докапывались.

Их не удивил тот факт, что город, примерно по линии Садового кольца, был обнесён самой настоящей крепостной стеной, построенной из говна и палок. То есть из брёвен и земли с глиной. Массивные ворота — настежь, хотя и при четырёх охранниках, которые, на удивление, даже слова не сказали при их фееричном проходе. Только молча пялились, как на невидаль.

У бравых мужичков вот даже вопроса не возникло: куда это парочка налегке, да ещё пешком отправилась, держась друг за дружку. Причём парень нарядный весь, а девка, словно кто по земле валял. Мысли у стражников были в одном направлении — в похабном.

Выйдя за ворота и не останавливаясь, Дима принялся осматривать лес вдалеке. По прямой наискосок идти было не с руки. Справа и слева от дороги — возделанные поля. Было видно, что росло здесь что-то культурно посаженное, но что конкретно, Дима определить не смог. Не агроном ни разу. Оставалась надежда, что где-то дальше по конно-тележной трассе имеется либо съезд в сторону леса, либо проход.

Так оно и оказалось. Пройдя по дороге с километр, а может и чуть больше, от основной магистрали на Тверь, или, скорее, на Сергиев Посад с Переяславлем-Залесским, как раз в нужном направлении уходила широкая тропа. Доро́гой это было назвать сложно. Телега, может быть, и проехала бы, но двум никак не разминуться.

Штурмовая группа для устрашения колдуна, состоящая из Димы-ловеласа и его сексапильной жёнушки, до смерти не любящей насильников, переглянулись, взаимно улыбнулись друг другу в предвкушении занятного развлечения и направились к Сокольнической роще.

Несмотря на то, что у обоих всю дорогу рот не закрывался, в итоге не договорились ни до чего, потому что пустомелили бестолку, ни о чём. Хи-хи, ха-ха, поцелуйчики с обнимашками на ходу. Тфу, Матерь их не видела. Прибила бы.

А вот дойдя до лесного массива, примолкли, потому что распарились на жаре. Пить хотелось. Стало не до разговоров. А ведь даже не додумались ничего с собой взять, туристы хреновы. Правда, войдя под своды деревьев, стало полегче, но тень жажду не утоляла.

Дорога шла дальше в чащу, но им туда было не надо. Озерцо с последующей цепью запруд, насколько Дима помнил, должно было быть где-то с края рощи. Ну или, по крайней мере, недалеко от края. Поэтому, сойдя с изрытой лошадьми, как кротами, тропы, они углубились в лес, который совсем не походил на парковый: кусты непролазные, бурелом вповалку и грёбаный малинник на каждом шагу. Колючий, сволочь, но с ягодами. На нём и тормозили то и дело. Малиной не напьёшься, не наешься, но и то и другое заглушить до поры до времени получилось.

Дима, пробираясь по дебрям, прибывал настороже. Ему мерещился то медведь, то волк, то ревнивый лось с кустистыми рогами, что ему лосиха наставила. Юля постоянно чесалась и теребила волосы пальцами, как гребёнками, при этом каждый раз передёргиваясь, как от чего-то мерзкого. Она больше всего боялась клещей, вонючих клопов и прочей мелкой живности. В общем, её раздражали мандавошки, пауки, сороконожки, а на медведей с лосями ей было навалить большую кучу… песка и щебня.

Через сотню метров они вышли на поляну и замерли. Прогонялы колдунов ожидали, наверное, чего угодно, но только не то, что перед ними предстало. На свободном от деревьев и кустов месте у костра обосновалась группа бородато-мохнатых особей бомжовой наружности. Было их больше десятка. Разных по комплектности и обмундирования в виде поизносившихся лохмотьев. На пару здоровых, как Копейкин, приходилась пара Диминого телосложения, а остальные мелкие. То ли молодняк подростковый, то ли по жизни не выросли. По рожам было не понять, так как все одинаково узорно вымазанные, словно киношный спецназ в джунглях Вьетнама.

Лесные обитатели, услышав горе-путешественников, ломившихся по лесу, будто городские в метрополитене, ничего под ногами не видящие, ещё загодя напряглись, похватав колья с дубинами. В данный момент аборигены все как один выстроились в шеренгу, уподобляясь почётному караулу. Только красной ковровой дорожки не хватало. Каково же было их удивление, когда из кустов выбралась молодая и бестолковая парочка, решившая уединиться в глухом лесу, куда сам князь без дружины нос не суёт, а тут — на тебе.

Из всего сонма разумно-неразумных, присутствующих на торжественной встрече, самым сообразительным оказался Сычёв. Он мило улыбнулся представителям подмосковного леса. Затем подмигнул напрягшейся Лебедевой и заговорщицки похвастал:

— Глянь, что умею.

С этими словами он развёл руки в стороны и включил САР-ключ Похоти, сворованный у Громо́вниц, но ещё ни разу не пользованный. Ему было жутко любопытно его воздействие на других, а тут такой случай подвернулся.

То, что бомжи-лиходеи пустят слюни, было ожидаемо. То, что у конченных импотентов, уже забывших, как это делается, проснётся зов природы на размножение, — тоже. Но вот то, что произошло дальше, Дима даже предположить не мог. Ибо до этой стадии сам не дошёл, так как перехватил у девок управление до того, как.

Лохмато-бородатые, чумазо-одичавшие мужики побросали орудия грабежа и лихорадочно принялись… раздеваться. Полностью. Мля. На это без слёз было невозможно смотреть. Худыми и дохлыми оказались все, несмотря на первоначальную внешнюю упитанность. Здоровыми их делали лохмотья, навешанные на доходяжные тела, как листы на капусте. Глаза бешеные, беззубые рты распахнутые, письки торчком. Ужас.

Лебедева, изначально напуганная лесной бандой, тоже, подражая аборигенам, глаза выкатила, челюсть отвесила, отчего лицо её стало неестественно вытянутым. И руки, приготовленные для атаки, безвольно опустила, как и плечи. Отчего лебединая шея ещё больше вытянулась. Дима был доволен. Голожопое шоу эрегированных мужиков удалось на славу и произвело на супругу неизгладимое впечатление.

Но это, как оказалось, были ещё цветочки. Как только эти уроды разнагешались, то вместо того, чтобы броситься на цель вожделения, они, ублюдки, принялись… мастурбировать. Лысого гонять, мля! Средь бела дня на свежем воздухе под софитом небесного светила! Вот это уже супруге не понравилось. Её чуть не стошнило.

— Фу, Ди, — с отвращением выкрикнула она, отворачиваясь, — прекрати немедленно. Меня сейчас вырвет.

Сычёв хоть и скривился от противности, но ему очень хотелось досмотреть порноролик до конца. Интересно же было узнать, чем это всё в итоге закончится. Он же ещё ни разу не применял эту способность, тем более на таком податливом материале. Но, с другой стороны, если женщина просит не шубу с мобильником, то можно и прислушаться.

Он унял САР-ключ Похоти и заменил его Всепожирающим Стыдом. В данной ситуации ему показалось это логично. Лихие бомжи попадали в траву на колени. Кто-то заплакал, запричитал, размазывая грязь на лице. Кто-то принялся откручивать у себя святой отросток, обвиняя его во всех грехах. Но тут произошла очередная непредвиденность. Один из лесных братков, не самый здоровый, но и не самый дохлый, эдакий жилистый самец средних лет, неожиданно озверел и с неимоверной скоростью кинулся на Диму, протягивая к нему руки, словно оголодавший зомби.

Сычёв от неожиданности оцепенел, открыв рот. Стыд слетел. В результате чего бегущий дёрнулся, словно споткнулся, и тут же ему в грудину со стороны сердца влетел яркий росчерк шаровой молнии. Напарница, а теперь и законная жена, отработала на автомате. Вполне возможно, что спасая мужу жизнь, пусть и виртуальную. Электрический заряд не только прожёг в упыре дыру, но и отбросил труп в сторону, как порыв ветра картонку.

У Димы на лбу выступила предательская испарина, которую он постарался незаметно смахнуть, переводя взгляд с голого покойника с дырой в груди на его спрятавшихся в траве соратников по бандитскому бизнесу.

— Быстро соскочили, — рявкнул на них Сычёв, — и бегом отсюда.

Трава не пошевелилась.

— Бегом, я сказал! — заорал он что было мочи на непонятливых аборигенов.

Вот это подействовало. Остатки банды подорвались, как спринтеры на беговой дорожке. Даже забыв про одежду. Несколько секунд, и их белые задницы скрылись в чаще. А Дима задумчиво уставился на убиенного.

— Испугался? — тихо, ласково, но неожиданно спросила подошедшая за спину Юля.

— Нет, — соврал Сычёв. — Я о другом задумался. Юль, а каково это — убивать людей? Я бы не смог. Нет, если бы приспичило, то убил бы в качестве самообороны. Может быть. Но так хладнокровно, как ты, — вряд ли. Это, наверное, какое-то особое качество человека, которое не у всех имеется?

— Наверное, — пожала плечиками Лебедева. — Ты знаешь, я на этот счёт много думала. С самого своего первого раза, когда сожгла насильников. София тогда ещё удивилась устойчивости моей психики.

— Удивилась? — изумился Дима, поворачиваясь к супруге. — Удивить Космический Разум — дорогого стоит. Для них это как медаль получить. Это пусть и мелкий, но шажок в их развитии. И они за это на что угодно пойдут.

— Почему? — опешила Юля, не понимая логики.

— Потому что удивиться — значит не предвидеть, — улыбнувшись, пояснил Дима. — А для них «не предвидеть» — нонсенс. Что-то выходящее за рамки. А значит, что-то новое, неизвестное, и его познание повышает развитие.

— Понятно, — потупилась девушка и, кивнув на труп, продолжила: — А по поводу этого: он не человек — он нелюдь. Зараза, убивающая нормальных людей. Для меня он как особо опасное инфекционное заболевание, от которого я оберегаю остальных, вырезая гнойник самым безжалостным образом. Я как медик прекрасно знаю, что инфекцию следует зачищать как следует, с запасом. И не миндальничая при этом. Дёрнется в нерешительности рука со скальпелем, пожалев, считай, зараза расползлась, похоронив здоровое.

— А как же неприязнь смертной казни в цивилизованном обществе?

— А как же цивилизованные войны с миллионами убитыми? Причём не нелюдей, а нормальных людей.

— Ну, это другое.

— Я тебя умоляю, — неожиданно развеселилась Лебедева. — Сычёв, ты когда успел стать либералом? Что-то я раньше за тобой этого не замечала. Это твоё либеральное «ну, это другое» сродни нашему женскому «ой, всё», когда прижимают элементарной логикой.

Дима возмутился, словно супруга его только что обидно обозвала.

— Я не либерал. И не надо меня воспитывать. Я просто хочу в этом разобраться. Мне это надо. Понимаешь? Когда я убивал дэва, во мне клокотали эмоции, а это, как я понимаю, недопустимо. Инквизитор, как чекист, должен быть с холодной головой и чистыми руками.

— Про горячее сердце забыл.

— Не забыл, а опустил сознательно.

— А когда это ты убивал дэва, и кто это вообще такой? — резко сменила она тему, когда до неё дошло то, в чём он признался.

— Да было дело, — отмахнулся Дима с выражением на лице, будто вспомнил нечто неприятное. — В общем-то, я даже не убивал, а опускал его по иерархической лестнице. Хотя для него, наверное, лучше бы совсем убил. Они за каждую ступеньку там грызутся, только перья летят.

— Так кто такой дэв? Я с восточной эзотерикой плохо знакома, — не успокаивалась Юля.

— Да какой восточной? Обычный ангел. Страж предела на том свете. Просто он действительно внешне был похож на Джина из «Лампы Алладина». Откормился, гад, на халяву. И не соскальзывай с темы. Помнишь, я рассказывал тебе о ведьме на прошлой учёбе?

Супруга кивнула.

— Так ту Берегиня научила обнулять чувства в качестве эмоциональной защиты. И она их обнуляла сознательно. А ты?

— А я не сознательно, — недовольно огрызнулась Лебедева, беря мужа под руку и таща его через поляну дальше в лес.

В костре что-то вонючее горело. То ли банда там мясо жарила, забыв про него, то ли не забыла, но свои портки туда поскидывала, чтобы оно не досталось пришлым. Дышать от вони было невозможно.

— Это состояние наступает резко и само по себе, — продолжила Юля, уводя Диму подальше от чадящего костра. — Не знаю, откуда оно берётся. Само собой получается. Я не смогу тебя этому научить. Оно словно тумблер включается. А вот отключается медленно, отпуская постепенно.

— Ладно, не мучайся, — предложил закончить обсуждение Сычёв, прибавляя шаг. — Пойдём найдём этого грёбаного колдуна, а то пить хочется — сил нет.

Как специально, но, буквально пройдя сотню метров, меж стволов замаячила водная гладь искомого озерца, на берег которого они с нетерпением выбрались. Большое количество воды будто издевалось над жаждущими.

— Вот оно, — радостно констатировал Дима находку и принялся раздеваться.

— Ты чего, купаться надумал? — опешила Юля.

— Конечно, — удивился муженёк, сняв обувку и уже скидывая рубаху. — Я за этим сюда и шёл. Искупнёмся, напьёмся досыта.

— Из озера? — удивление Лебедевой зашкаливало. — С ума сошёл?

— Да брось, — рассмеялся Дима, стягивая штаны и оставаясь в чём мать родила, — зараза к заразе не пристаёт. Да шучу. Ты глянь, что у тебя с головой. Всю хрень на себя насобирала, пока по лесу гуляла. Такое ощущение, что вниз головой шла на четвереньках. Ты сейчас больше на кикимору похожа, чем на красну девицу.

— Дурак, — констатировала факт девушка, но обувку с сарафаном скинула и, заходя в прохладную воду, грозно предупредила: — Даже не вздумай приставать.

А у Димы поначалу даже и мыслей таких не было, если бы она не напомнила. Но он-то прекрасно знал и другое, что при этих словах любая женщина подразумевает обратное: не будешь приставать — отомщу, сволочь, отлучением от тела.

До секса дело не дошло, но он основательно пошаркал ей спинку и не только. Со спутанными волосами помог. Облизал, потискал, получил по мордасам, по заднице. В общем, купальня прошла игриво и весело. А главное, жажда отпустила, словно организм через кожу напился.

Позагорав и высохнув, заново оделись.

— Далеко ещё? — поинтересовалась Юля, делая неуверенные попытки заплести мокрые волосы в косички.

— Рядом совсем, — ответил Дима, показывая рукой направление. — Вон там из озера вытекает ручей. На нём и устроены запруды. До цели буквально двести-триста метров, если я правильно сообразил о месте.

Косы не получились. Поэтому девушка плюнула на местные обычаи, растребушила пальцами непослушные рыжие волосы, придав видимость ровности, и уверенно заявила:

— Ну что ж, пойдём шуганём колдуна непуганого.

— Ты особо-то не хорохорься, — предостерёг её Дима. — Всё же колдун, а не абы кто. Мне лично с подобными кадрами ещё не приходилось сталкиваться. Хмуль его знает, какие у него извращённые способности. Может, он ядом плюётся на сотни шагов, а мы без химзащиты.

— Будем надеяться, что нет.

И они пошли.

С координатами Дима не ошибся. На берегу одного из прудов, именно там, где он и предполагал, на куче земли, как на кургане-фундаменте, стояла ветхая избушка, хотя и без курьих ножек, как анонсировала её Троица. Колдун встречал на крыльце, словно заранее знал, что к нему идут незваные гости. При их появлении из-за пушистых кустов он стал спускаться навстречу. Старик, вроде, древний: седая борода по пояс, но по моторике этого было не сказать. Двигался плавно, уверенно. Клюку держал с пониманием дела. Видать, не раз применял не по назначению.

Дима первым делом сунулся в его эмоции, как только позволила дистанция. Удивило спокойствие колдуна с лёгкой настороженностью и готовностью действовать в любую секунду. Страха не было, наоборот, чувствовалась уверенность в своих силах. Вместе с тем дед оказался не глупым, и до старческого маразма ему явно было ещё далеко. Парочка пришлых была ему незнакома, и по какому поводу заявились гости — непонятно. Но все его эмоции с поведением указывали, что он не привык недооценивать кого-либо. Даже простых с виду парня с девкой.

Возле старого Коты́ра семенила щуплая девчушка лет четырнадцати. Симпатичная на мордашку, но только и всего. Милая девочка. Лучезарная улыбка счастливого ребёнка. Сама простота. Так и хотелось погладить её по головке и дать конфетку. Только Дима заранее знал, кто она такая, поэтому ожидал от этой пигалицы изрядных пакостей. Она, как и дед, стоила того, чтобы дополнительно напрячься. Эта девочка воспитывалась и обучалась колдуном как оружие массового мужицкого поражения. Помимо этого в ней могло быть напичкано всё что угодно.

Они с Юлей заранее договорились не форсировать события, а начинать пугать по-настоящему лишь в качестве самообороны, раз Троица запретила им их мордовать. Поэтому вперёд паровоза Сычёв бежать не кинулся, решив дождаться, когда хозяева сами берега потеряют при негостеприимстве. А то, что хлебосольного приёма не ожидается, стало понятно сразу, как только увидели хозяев.

Тем временем Котыр, пока молодые люди неспешно подходили ближе, постоянно вертел головой, словно зеркало локатора, просвечивая прилегающую территорию. Видимо, тёртый калач и по совместительству конченный параноик предположил, что эти молокососы — приманка, а за их спинами прячется группа захвата. Но, не обнаружив никого по кустам своим колдовским взглядом, целенаправленно уставился на незваных гостей.

— Мимо путь держали аль приспичило? — зло прошамкал действительно беззубый дед, судя по говору, когда улыбающаяся парочка подошла на расстояние плевка, даже не подумав здороваться.

— Приспичило, — столь же развязно парировал Дима, но, в отличие от дурного хозяина, проявил уважение, поприветствовав: — Здравствуйте. Нам бы водички попить. А то так есть хочется, что переночевать негде.

Колдун что-то буркнул себе в бороду, словно подавился смешком от незатейливой шутки. Ещё раз оглядел окрестности. В его эмоциях к настороженности прибавилось веселье. Дед явно считал себя заведомо равным богам, и наглость паренька позабавила.

— Так вона вода, — указал он кивком бороды на пруд. — Пей сколь хошь.

— Сам оттуда пей, — встряла ещё более наглая Лебедева. — Нам нормальная вода нужна.

Эмоции Коты́ра резко помрачнели, переключаясь на озлобленность. Такое поведение девки его покоробило.

— Кака нормальна? — недовольно проскрипел он, и глаза его сузились, как у бадмайца с отдавленными яичками.

— Та, что прокипятили и остудили, — растолковала ему Юля, нисколечко не напуганная недобрым взглядом колдуна.

Старый совсем обозлился от наглости распутной девки. Были бы зубы — скрежетнул бы. Но тут его Любава неожиданно разрядила накаляющуюся обстановку.

— Колодезная подойдёт? — осведомилась девчушка елейным голоском, пока хозяин сверлил дыры в запредельно нахальной гостье, видя в ней лишь заговорившее говно.

— Колодезная подойдёт, — с улыбкой ответила ей Лебедева, оставаясь по-прежнему бесстрашной, но при этом не спуская глаз со старого Коты́ра и в любой момент готовая сама ему продырявить седую башку со взрывом содержимого черепной коробки к чертям собачьим.

Девчушка шустро метнулась в избу и чуть ли не сразу вынырнула из неё со странным медным и сильно помятым ковшом. Он больше походил на металлическую кружку советских времён, которой, видимо, в футбол играли, только с длинной, больше метра, деревянной ручкой. Примерно такими, как помнил Дима, на винных заводах пробу берут из бочек. Только этот «пробовальник» был объёмом литра два, если не больше.

Сначала поднесла его Юле, протягивая посудину двумя руками с милой улыбкой. Та взяла. Принюхалась. Набрав в рот, попробовала на вкус. После чего принялась жадно пить, тем не менее глаз с колдуна по-прежнему не спускала. Котыр этот её взгляд явно оценил и тоже напрягся. Злость в эмоциях опять сменилась настороженностью. Не ведут себя так простые девки на этом свете. Ой, не ведут.

Дошла очередь пить до Димы. Девочка ковш с улыбкой поднесла и тут же его слегка приласкала Славой. Вот же дрянь мелкая. У Сычёва аж в душе сладкая истома разлилась, памятуя былые шалости. Но воздействие было слабым, и он посчитал его для себя неопасным. Даже полезным для здоровья. Поэтому переключаться на эмоции Любавы не стал. Пусть балуется. Его это только успокаивало.

Дед же на Сычёва, казалось, вообще внимание не обращал, разбирая взглядом Лебедеву на составляющие, отрывая ей мысленно руки-ноги и стараясь понять причину её бесстрашия. Ему сразу стало понятно, как только заприметил их издали, что парочка припёрлась сюда не заблудившись, а целенаправленно. И каких сюрпризов от них ожидать — не понимал.

Но тут Сычёв почувствовал, что давление Славы стало возрастать. Эта мелкая ментальная гадина, похоже, действовала по уже давно отработанному сценарию, оприходуя любую особь мужского пола, появляющуюся в границах их секретного убежища. Поэтому-то Котыр и вычеркнул молодого человека из списков недоброжелателей, как заранее отработанный материал.

Подобное Диме не понравилось. Он поплыл, но осознание того, что воздействие наведённое, а не собственные тараканы бунтуют в голове, ему удавалось держать мозги в рабочем состоянии. Хотя уже с напрягом. Он отдал ковш, плавясь во влюблённой улыбке идиота, и, переключаясь на эмоции Любавы, тихо спросил лучезарно улыбающуюся девочку, зеркально отражая её ментальное давление и добавляя ударную дозу от себя любимого:

— А если я?

Врубил он Славу от души, не пожалев ни старого, ни малого. На Лебедевой была его защита, поэтому за неё он не волновался. То ли от неожиданности, то ли девочка оказалась слаба на психику, но она тут же рухнула в обморок, упав так удачно, что даже воду не расплескала, уронив ковш рядом.

А вот на дедка́ его атака вовсе не подействовала. Он, похоже, даже не заметил этого. Зато заметил падение воспитанницы. Дима моментально переключил внимание на Коты́ра. В эмоциях колдуна вспыхнула ярость. Он вскинул клюку в воздух, а второй рукой схватился за бороду. Что это означало — было непонятно. Но Юля, на всякий случай, постаралась пресечь его пагубные помыслы на причинение им какого-либо ущерба.

— Даже не вздумай, — жёстко скомандовала она, разжигая шаровые молнии в обоих руках и готовясь атаковать.

Котыр криво улыбнулся и, казалось, даже облегчённо выдохнул, поняв, чем эта дура вздумала ему угрожать. И тут Дима в одно мгновение осознал, что на этом беззубом пне замшелом, похоже, защиты навешено на все случаи жизни. Он явно не боялся ни его ментальных атак, ни электрических Юли.

Молодой человек запаниковал. Он не понимал, чем можно этого хмыря застращать, чтобы тот испугался. И, не видя выхода, разжёг на ладонях колдовской огонь — последний козырь в его арсенале. И сам впал в ступор, потому что это неожиданно сработало. Да как! Дед аж с лица спал и клюку выронил, ошарашенно уставившись на его руки.

Тем временем Любава очухалась и на корячках подползла к хозяину, тут же спрятавшись за его ногой и такими же обезумевшими глазами смотря то на Димины прожектора, то на Юлины шаровые молнии. После нескольких секунд противостояния Сычёв попробовал приступить к переговорам:

— Ну что, теперь поговорим?

— Не о чем мне с тобой толковать, — прошамкал озлобленно дед, не спуская глаз с его рук. — Забирай и уходи.

— Ты, Котыр, видимо, ещё не понял, кто мы, и тем более до тебя не доходит, зачем сюда пришли.

— Что ж тута непонятного? — скривился старый колдун в презрительной ухмылке. — Ведомо, от кого пришли и зачем. Забирай книгу и проваливай, — и тут же, обернувшись к девчушке, скомандовал: — Подай.

Любава поднялась на ноги и неуверенно, спиной вперёд, направилась к избе.

— Стоять! — рявкнул Сычёв, глядя ей в глаза, и, когда та замерла как вкопанная, перевёл взгляд обратно на колдуна. — Нам твоя книга ни в одно место не упёрлась. Не угадал ты, Котыр, с нашим нанимателем.

А вот теперь старик впал в недоумении, и даже в эмоции к нему лазить было не обязательно: всё было написано на сморщенном лице. Он помолчал несколько секунд, приводя нервы в порядок, затем устало спросил:

— Кто ты и что тебе надо?

— Да мне на тебя насрать, сдался ты мне, — зло отреагировал Дима на его вопрос. — Матёрой Марфе надобно, чтобы ты собрал свои манатки, прибрал своё ходячее пугало и сделал отсюда ноги к Ростову-батюшке. Тебе не рады на нашем районе. Она просила передать, что ты прижился тут слишком рано. Заявишься в эти края, когда молва пройдёт, что прибрали барыгу Ваньку на тот свет. А до этого, чтоб духу твоего тут не было. А пока ты собираешься, мы с жёнушкой поедим, чем накормишь.

Наглость гостей не знала границ. Мало того что чуть не довели до инфаркта старого больного человека, так ещё за это угощение требует! Но Котыр не первый день живёт и повидал разного. Матёрую бабу Марфу он знал. Виделся. Но откуда у неё такие колдуны взялись на службе: молодые да резкие? И откуда у этого мальчишки волшебный огонь Грамо́вниц, от которого спасу нет?

— Колдун, — тем временем устало обратился к нему этот молодой самородок, — давай ты думать будешь потом, по пути отсюда. А сейчас собирайся и корми. Нам ещё эту хибару сжигать и лес тушить.

Лебедева хихикнула и ликвидировала трещащие шары с рук. Котыр же думать не прекратил.

— Нельзя нам в Ростов вертаться, — буркнул он в бороду. — Мы в бегах от ту́дава. Мои сотоварищи охоту открыли за мной и моей книгой.

— Меня не волнуют твои проблемы, — безразлично отбрил колдуна Дима, поигрывая ручными прожекторами. — Матерь велела идти тебе домой в Ростовские земли, значит, на то есть резон. Может, твои сотоварищи уж померли или у них хотелки поменялись.

Диме отчего-то резко надоело изображать дипломата, и он решил слегка надавить, уверенно шагнув к Коты́ру. Этот шаг потянул на шах и мат — хозяин сдался. Дедок по-молодецки скаканул назад, и взбодривший его отскок сразу помог всё взвесить как следует и тут же прийти к выводу, что артачиться не имеет смысла. Раз спокойно дают уйти, ничего не требуя из его сокровищ, то надо бежать от этих ненормальных куда глаза глядят.

Собрались лесные отшельники оперативно, и уже через час сытые и напитые молодожёны весело играли в диверсантов-поджигателей. Причём, когда Сычёв продемонстрировал супруге свои волшебные огни в действии, то тут же пожалел, увидев на лице любимой откровенную зависть. Если её шаровые молнии больше прожигали, чем жгли, то вот от его колдовского огня брёвна сгорали, моментально осыпаясь пеплом. Благо тушить лес не пришлось. Изба стояла на поляне. До деревьев с кустами далековато было.