Решение

Августо Пандемия был действительно ЩасТлив. Столько лет безупречной службы, столько принятых душ… И вот уже долгое-долгое время бездействия. Ну что это — одна Эбола в неделю? Где Чума, Оспа и Холера? Где Испанка хотя бы? Тяжело потерять любимую работу в преклонных годах. А на реинкарнацию Августо не хотел категорически.

Растрогавшись от тёплого приёма до писанья сиропом, Моро уговорил стильного и жадного до работы старичка ещё и взять под опытное крыло неумёху-Кончиту и научить её работать в кайф. От знакомства с транс-дивой Пандемия совершенно неожиданно оказался в полном восторге. В зависимости от меняющегося пола аватары АН-Смерти он то приобнимал её за талию не очень-то отцовским жестом, то хлопал его по плечу, обзывал школотой и обещал научить плохому. Сама Кончита тоже оказалась счастлива познакомиться: то строила Августо томные глазки, то восторженно смотрел на новоприобретённого гуру, внимая каждому слову.

Вечером в тёплом доме Локи (а скорее, всё-таки Сигюн) всё было как обычно — долгие неторопливые разговоры обо всём и ни о чём, те разговоры, в которых важны не именно события и факты, а переданные эмоции. Это обмен чувствами — больше, чем словами, потому что слова никогда не передают истинных чувств, если за ними нет единства, духовного родства, которое так редко встречается и тяжело даётся, но которое повезло отыскать всем присутствующим…

Когда Моро рассказывал в лицах о своём нечаянном свашестве, ухохотавшаяся, как и все остальные, Симка вдруг посерьёзнела, пересела из объятий Тима на диван Моро и сказала, обнимая его крепко-крепко и целуя в перечисляемые незагорелые места:

— Мальчик ты мой любимый, дай я поцелую голову твою гениальную, лобик умный, сердечко золотое, ручки ловкие. Ты не представляешь, как ты мне дорог и важен.

Моро с удовольствием подставлялся под поцелуи, смущённо поглядывая на Тима. Тот улыбнулся спокойно:

— Да не ревную я, не косись. Я Симу понимаю, ты настолько обаятельный и славный гадёныш, что тебя невозможно не любить.

Моро вздрогнул, ответно обнял прижавшуюся Симку и пробормотал чуть слышно:

— Мне нечто подобное недавно говорили. Мол, с момента, когда встретились глазами — одно желанье… — И замолк, передёрнувшись.

— Уж не сама ли Терпсихора? — язвительно поинтересовался Локи, на правах хозяина подливая друзьям лёгкого вина из хрустального кувшина, — богиня твоя, эротическая фантазия прыщавой юности?

— Увы, не она, — оживился от своевременной подколки Моро, — это скорее я ей скажу, если свидимся, вот досочиню и скажу обязательно! Хороший стишок выйдет, на мне эта фраза почти сработала…

Локи наполнил его протянутый бокал и, уже отходя, не глядя на протеже, небрежно сказал:

— Переспишь с Терри — я придумаю, как тебе вернуться в тело, выздороветь и дотянуть до ста лет. Хочется так дожить, а? Хочется же?

Несмотря на потрясение, Моро не забыл, как нужно разговаривать с Локи, чтобы добиться желаемого.

— Слабо тебе.

Локи, рассчитывавший услышать «да» и посмеяться над убогим, замер. Осторожно, очень осторожно поставил кувшин на столик. Так осторожно, что тот треснул. Повернулся, побледнев от негодования, и переспросил:

— Мне? Слабо? Мне ничего не слабо!

Он ведь хотел просто зло пошутить. А вышло так, что ученик превзошёл учителя, поймав на его же крючок.

— Заткнись, идиот! — зло и сухо сказал Жизнь, идя прямо на Локи и толкая его грудью в грудь из каминной в прихожую. Забубнил там низко, угрожающе. Локи отзывался невнятно, сначала на повышенных тонах, потом всё тише и неувереннее. Сигюн выскочила за ними, и вообще ничего не стало слышно, как оставшиеся ни прислушивались.

Моро осторожно высвободился из объятий Симы и встал как раз когда они вошли. Сигюн с видом рассерженной валькирии шагала впереди, Локи и Жизнь с мордахами нашкодивших котят чуть позади неё.

Помолчали, стоя трое против одного.

— Н-ну? — протянула Сигюн.

— Я придурок и лезу не в своё дело, прости, Моро, — отбарабанил Жека, выдохнул и сел.

— Первый, нах. Дальше.

— Я придурок, — выдавил Локи, глядя в верхний угол. Моро тоже туда взглянул — там ничего не было, даже паутины. Кивнул, соглашаясь с формулировкой. — Лезу не в свое дело, — продолжил ётун.

Моро пожал плечами жестом «ну не то чтоб совсем не в своё».

— Слабо мне, — как-то угрожающе сказал Локи, на что Моро и остальные недоверчиво хмыкнули.

Повисшую паузу нарушила Сигюн.

— Кы-ы-ця-я, — зловеще протянула она, похлопывая мужа по плечу, — ноги моей здесь больше не будет.

Моро немного нервно расхохотался и вышел из ступора.

— Сигюн, ты, что ли, извиняться его заставляешь? Так не нужно! Я не обижен и не оскорблён, к чему? Чего вы вообще задёргались, непонятно.

— Да никто и не дёргался, — досадливо сказала Симка сзади. Потянула Моро за футболку, насильно усадив обратно на диван. — Так, пресекали вечное стремленье Локи попасть на слабо.

Локи расслабился, легко поцеловал Сигюн в плечо и ввинтился между Симкой и Моро на диван, собственническим жестом обняв обоих за плечи.

— Я и правда, сынок, как-то… Дурацкая шутка, ну бывает со мной. Да все уже и привыкли… Почему вы меня никак не разлюбите, не понимаю?

— Тебя разлюбишь, как же, — улыбнулась Анька. — Я пыталась, помнишь?

— Ага, — кивнул Локи, и друзья засмеялись, вспомнив что-то, Моро неизвестное.

Дружеский треп спокойно потёк дальше. Только Моро молчал, задумавшись. Ему вдруг стало невыносимо от одиночества, охватившего его посреди весёлой сплочённой компании, со своими шуточками, перемигиваниями, подначками, неясными недоговорённостями. Ведь люди, которые давно близки, разговаривают друг с другом на особом языке, когда слово или обрывок фразы порождают поток общих воспоминаний, вызывающих смех или печаль, аха же? А он не мог ни поддержать разговор, ни отойти. Любил их, чувствуя ответную любовь, но был чужим. И это ощущение чуждости, несопричастности как никогда ранило душу. Одиночество в кругу друзей превысило некий допустимый уровень, и это выдуло из головы остатки страха перед земной жизнью.

Моро понял, что должен вернуться. Любым путем, уплатив любую цену. Вернуться в грешный мир и с честью дожить, сколько и как уж там отведено.

А путь был. Слишком резко Жизнь и Сигюн заткнули Локи пасть, слишком просто объяснила Серафима размолвку, слишком легко разговор перевёлся на нейтральные темы. Да, выход был, и Моро был уверен, что сможет найти его и сам.

Очнулся он от болезненного пинка под рёбра.

— Ты чего, стихи сочиняешь? Или в обидках на меня дуешься? Так не стоит!

— Нет, не в обидках. Да, сочиняю. Хочешь, стишок о тебе прочитаю? Сам сваял.

— Ну-ну, просим-просим! — издевательски, но всё-таки с нетерпением поощрила компания.

Моро написал это давно, ещё в дни обучения у Локи. Момент прочитать настал только сейчас.

— Локи. Ты никогда не обидишь меня. Разозлишь, вынудишь послать, но не обидишь. Ты велик, я люблю тебя. Я писал это о тебе.

Ни волос его рыжее пламя

И ни грация гибкого стана —

Только зависть, что тлела годами,

Послужила на славу смутьяну.

Мелкий пакостник, Бог многоликий,

Утопая во лжи и пороке,

В своей вздорности, в скверне Великий,

Несравненный, блистательный Локи.

Локи встал, шагнул куда-то в растерянности и смущении, остановился, глядя на Моро. Тот продолжил читать, чуть улыбаясь, прищурившись глядя на учителя.

В прах живое, по ветру молитвы.

В гуще распрей убогие Боги.

Неусыпно следящий за битвой,

Хитрый прищур коварного Локи.

Пусть не светят геройские лавры,

Громкий титул творца мирозданья.

Праздный плут, не сыскавший управы, —

Рыжий Бог — неземное созданье.

Локи добрёл до своего кресла и сел так, словно его ударили под колени.

— Асс-бест, — прошептала Анька. Остальные потрясённо молчали.

— Мне нужно что-то говорить? — тихо спросил Локи.

— Хочешь — скажи. Но вообще-то нет, не нужно.

— Моро, а ведь ты в натуре его любишь, — откомментил стишок Тим.

— Я вас всех в натуре люблю, веришь? И вы любите меня. И прощаете мне многое. Ничего, что я так пафосно?

— Ты к чему ведёшь, пафосник? — тревожно спросила Симка.

— Сима, я завтра подпишу последнее заявление. Квест будет выполнен. А потом я вернусь в свой мир. До ста лет или не до ста, но знаю точно — мне нужно дожить там. Только не говорите сейчас ничего мне, ладно?