Глава 9 - Поймать Жар-птицу

Вероника, блаженно утомлённая событиями прошедшего вечера и ночи, ещё спала, а у Ивана Глебовича на десять была назначена встреча с директором "Щедрого молока". Сафонов оставил на подносе у кровати две гренки с плавленным сырком, яичницу с беконом и кофе (чтобы не остыл, накрыл чашку кухонной прихваткой-рукавичкой), сопроводил их запиской:

"Доброе утро! Добрейшее и самое радостное из всех утр на свете!

Ушёл на работу с ночёвкой (ничего личного, только дело), вернусь завтра, расскажу своей королеве забавную историю о том, кто убил её мужа и мучителя, и больше никуда уже не уйду, хоть гони взашей.

Люблю тебя до мельчайших подробностей.

Иван-Царевич.

P.S.: могу же я претендовать на этот скромный титул, раз ты — королева?

P.S.2: а опоздал я вчера нарочно — чтобы нам никто не мешал".

Окинул взглядом спящую Веронику — какое у неё счастливое и умиротворённое выражение лица! — и тихонько, чтобы не разбудить её, вышел и не заметил, как налетевший в приоткрытое окно ветер унёс его записку далеко под секретер. Чтобы сладкий сон Её Величества не потревожили зубастые оглоеды, проделал свой вчерашний манёвр — перелез через забор с противоположной от их будки стороны.

Эдуард Владиславович держался, как и в прошлый раз, невозмутимо и подчёркнуто вежливо, но было видно, что он заметно нервничает. Околомов, видимо, считал, что детектив именно его подозревает в убийстве Петра Александровича, и от этого был напряжён и осторожен.

Сафонов, как водится, начал издалека, кружным путём, но гайки закручивал всё туже:

— Вы знаете, одна моя знакомая лет пять тому назад нахваливала мне сыр вашего производства — мол, оторваться невозможно, хочется есть ещё и ещё.

— Да, у нас очень вкусные сыры, — согласился важно Околомов, строя из себя наивного дурачка. Он не знал точно, насколько этот странный тип осведомлён о скандале на "молоке", а потому изо всех сил старался не сболтнуть лишнего. "Почву прощупывает, коп хренов! — Вертелось в голове у директора. — Ну-ну, поглядим, на что способен этот Шерлок Холмс!".

— Так получилось, что эта самая знакомая, оказывается, училась в одной группе с неким Александром Александровичем Грицко. Вам это имя говорит о чём-нибудь?

— Да, он раньше был нашим главным технологом. До Марии Игнатьевны Королёвой.

— А что случилось потом?

— Пётр Александрович уволил Грицко из-за того нашумевшего скандала… ну, Вы, наверное, в курсе… ведь если это было правдой, то совершить такое дело без ведома главного технолога невозможно.

— Ясно. А кстати, насчёт скандала: это ведь Ваша статья в газете положила ему начало? — Сафонов протянул Околомову экземпляр "Сергиевских вестей" — Бог весть где откопал этот номер.

— Да, совершенно верно.

— Откуда же Вам стало известно, что сотрудники "Щедрого молока" добавляют в продукты наркотические вещества?

Эдуард Владиславович прищурил серые глаза:

— Полагаю, Вы уже знаете ответ на этот вопрос.

— Знаю. А раз так, давайте без обиняков, мы ведь с Вами взрослые люди.

— Без обиняков, как на духу: Щедринского я не убивал.

— А я и не думал Вас подозревать. Но признайтесь, ведь вся эта история с наркотиками была придумана именно с целью скинуть Петра Александровича?

— Да, совершенно верно. — Околомов понял, наконец, что Сафонов знает всё и ему, Эдуарду Владиславовичу, уже нечего терять.

— Давайте сделаем так: Вы от лица всей компании пишете в "Сергиевские вести" подробную статью с рассказом о том, как всё было на самом деле, а я со своей стороны обещаю Вам сделать всё возможное, чтобы восстановить доброе имя "Щедрого молока". Мне Вы можете ничего не объяснять, я всё знаю, — он что-то зашептал Околомову на ухо. — Ну, так?

— Вы более чем правы и очень умны, — кивнул Эдуард Владиславович, обрадовавшись, что Сафонов повернул разговор именно так.

— Из этого, согласитесь, неизбежно вытекает, что Вам выгоднее всего было убить Щедринского.

— По логике вещей получается, что так. Но повторюсь, я не убивал его.

— Я знаю. У Вас есть железное алиби: Вы не могли знать, что Щедринский окажется в Москве. Можно, конечно, установить за человеком слежку, но на это у вас не хватит никаких денег.

— Спасибо! Спасибо, что Вы не подозреваете меня.

— Не за что. И между прочим, Вы могли бы очень помочь следствию.

— Всегда рад, — развёл руками Эдуард Владиславович, — а чем я могу быть полезен?

— Скажите: если один бизнесмен захочет убрать другого, как он это сделает?

— Вероятнее всего, наймёт киллера.

— Вы знаете, я, конечно, в курсе, что так бывает, но совершенно не представляю себе, как это делается. Вот например, где можно нанять киллера в вашем городе?

— Откуда же мне знать! Я честный человек!

— Да уж знаю я, какой Вы честный! — Рассмеялся Иван Глебович. Потом снова что-то зашептал Околомову. Когда тот наклонился ближе, собираясь тоже шёпотом что-то ответить, он вдруг страшно вскрикнул, схватился за сердце, покачнулся и упал, залив кровью дорогой турецкий ковёр, лежавший на полу в кабинете. Пуля прилетела из-за неплотно прикрытой двери платяного шкафа. И — здесь человеческое взяло верх над профессиональным — Сафонов кинулся не к шкафу, а к окровавленному директору "Щедрого молока".

— Сашка, сволочь… — прошептал Околомов коченеющими губами и затих прежде, чем Иван Глебович успел вызвать скорую и подбежать к шкафу. Кроме верхней одежды Эдуарда Владиславовича, захваченной из дома на случай дождя, там никого и ничего не было.

Сафонов грязно выругался. Потом, уже в участке, куда его отвезли как главного подозреваемого, предложил господам следователям посмотреть запись с камеры наблюдения. Видео уверенно показало, что Иван Глебович был безоружен, а выстрел был сделан с другой стороны. И, хотя сам Сафонов по предсмертной реплике Околомова уже понял, кто стрелял, Провидение решило дать ему и полицейским ещё одну подсказку: камера в кабинете директора была запрятана именно в шкафу — потому никогда и не захлопывалась плотно дверца (якобы разболтались петли), и на видеозаписи отчётливо виден был рыжий локон, взметнувшийся, когда пистолет дал отдачу.

— Сообщники, небось! — Буркнул кто-то из следователей.

— Ты что, дурак? — Ответил второй, подполковник Отвагин. — Это же Иван Глебович Сафонов, известный московский частный детектив.

— Приятно, что Вы знаете, — смутился Сафонов.

— Что Вас занесло к нам?

— А вот слушайте.

Выбравшись из участка, глянул на часы. Боже, уже два часа дня, а у него ещё куча дел! Иван Глебович развернул звавлявшуюся ещё с прошлого раза в кармане карту и стал обдумывать дальнейший план действий. Зашёл к ювелиру, посмотрел имеющиеся в наличии кольца, и ни одно ему не понравилось. Что ж, за этим, значит, нужно съездить в Москву. Час с слишним туда, столько же обратно — но теперь, когда вся история уже ясна, никуда торопиться уже не надо. К тому же, у Ивана Глебовича появилась ещё одна идея, и для её реализации тоже нужно было смотаться в Первопрестольную.

Через три с половиной часа, доделав все дела и вернувшись в Сергиев Посад, Сафонов подумал, что надо бы позвонить Сашке и где-нибудь погулять с ней, а то уже полшестого, и она может слинять. К тому же ещё одну малюсенькую детальку всё-таки необходимо было уточнитью

Едва Иван Глебович отошёл от вокзала, чтобы найти укромный уголок и набрать номер, как он увидел её. Жар-птица как ни в чём не бывало шла по улице и фальшиво насвистывала какую-то бравурную мелодию. Он окликнул её. Сашка обернулась, и Сафонов заметил, что волосы у неё острижены коротко, под мальчика, и крашены в иссиня-чёрный цвет.

"Вот хитрая тварь, а!" — Подумал Иван Глебович.

— Что это ты, красавица моя? Такие роскошные волосы были!

— Тебе не нравится? — Женщина тряхнула головой и надула губы.

— Ну, честно говоря, нет. Какая же Жар-птица без огненной гривы? Но они ведь скоро отрастут обратно?

— Конечно… Ой, касатик, как же я по тебе скучала! — И Сашка тут же полезла с поцелуями. Господи, как противно-то, особенно после Вероники! И вообще весь предстоящий вечер казался Ивану Глебовичу таким омерзительным, так захотелось обратно, на Кустарную, 9 (здесь, за углом, совсем рядом), уткнуться, поцеловать, вдохнуть — и никогда уже не вылезать из Верониных объятий, пусть даже весь мир катится к чертям собачьим.

Но никакая любовь, даже самая сильная, не должна отвлекать от работы. Сафонов принял беспечный вид, поцеловал Жар-птицу вполне убедительно — долго, в губы — и ответил:

— И я. Дождаться не мог, когда же мы снова встретимся.

Сашка взяла своего дружка под руку, и они пошли по запутанным улочкам древнего города.

— Ты знаешь, — начал Иван Глебович со скорбной миной, — сегодня утром убили одного моего приятеля.

— Нового директора "Щедрого молока"?

— Откуда ты знаешь?

— Ещё б не знать, об этом весь город судачит! А ты ведь, кажется, занимался делом об убийстве предыдущего директора, как там его...

— Щедринского Петра Александровича, — фу, как ужасно такую мразь называть по имени-отчеству.

— И как, уже разгадал это дело?

— Да, причём ты знаешь, озарение посетило меня сегодня около трёх утра.

— Ты не спишь в такое время?

— Как правило, сплю. Но сегодня меня разбудил рассвет.

— Ну да неважно. Лучше расскажи! Ты же знаешь, я страсть как люблю детективы!

Сафонов внимательно посмотрел на Жар-птицу и удивлённо поднял брови:

— Тебе правда интересно? А я надеялся, наше свидание будет более романтичным...

— Романтика — прошлый век! Сопли и нюни! Лучше расскажи, кто убил этого… никак не запомню его фамилию.

— Щедринский. Поэтому и фирма его называется "Щедрое молоко". Легко запомнить.

"Впрочем, эта ассоциация у тебя не могла возникнуть. Ты же не знала, что...".

— О, а я сразу и не связала! Так кто его убил-то?

— Пойдём в тир, постреляем немножко, — предложил Иван Глебович, увидев, что они как раз проходили мимо одного из этих заведений. — Там расскажу.

— В тир? Что нам там делать?

— Я же сказал: постреляем. У тебя это так волшебно получается!

— Давай в другой раз. А сейчас я хотела бы немного перекусить… Ну что, учусь я культурному языку? — Она засмеялась.

— Виртуоз! — Кивнул Сафонов, обнимая Сашку за талию и поворачивая в ближайшее кафе.

После обеда Жар-птица глянула на часы и схватилась за голову:

— Прости, касатик, совсем забыла. Есть ещё одно срочное дело. Встретимся в полдвенадцатого сразу в отеле, — и, наклонившись, шепнула:

— Будет жарко. Не пожалеешь!

— Дождаться уже не могу, аж слюнки текут! — Поёрзал на стуле Иван Глебович. — Доделывай все дела скорее! — И Жар-птица, страстно поцеловав своего кавалера и оставив его расплачиваться за весь шикарный обед, ушла.

Иван Глебович достал телефон, набрал Пашка. Вместо "алло" или приветствия на том конце провода прозвучал задорный вопрос:

— Ну что, герой-любовник, можно поздравить с победой?

— Можно-можно, — весело отозвался Иван Глебович. — А ещё я готов рассказать, кто убил твоего брательника. Приходите двадцатого с Наташей в "Пироги" на Маросейке.

— А что так нескоро, раз ты уже готов?

— Бандита надо вывести на чистую воду. И в связи с этим, Пашок, у меня к тебе два вопроса.

— Ты что, меня подозреваешь?

— Ну что ты, нет, конечно. Просто хочу окончательно убедиться, что моя версия верна… Слушай, скажи, пожалуйста, пока ты был в командировке — ну, в той, когда убили Петра — тебя на работе никто не спрашивал? Из посторонних, я имею в виду. Из тех, кто не знал, что ты в отъезде.

— Лена — секретарша моя — очень исполнительная барышня и вряд ли не сказала бы мне. Но даже если и забыла, у неё всё записано. Я могу переспросить.

— Переспроси, а? Будь другом. А второе: ты из командировки вовремя вернулся? Никаких задержек в пути не было?

— Поезд опоздал немного, но на пять минут всего. Это погоды не сделало.

— Как знать, — хмыкнул Сафонов. — Слушай, запоминай. Двадцатого июня в половине седьмого в "Пирогах". Ты можешь снять целый зал от моего имени? Мне хочется, как в классических детективах, собрать вас всех.

— Ох, Ванюха, любишь ты эту лишнюю эстетику!

— Это называется антураж. И вовсе он не лишний, он создаёт настроение.

— Ну хорошо, хорошо, как хочешь, — засмеялся Пашок. — Значит, двадцатого в полседьмого с Наташей. Понял, спасибо.

Целый день Иван Глебович был занят разными важными делами, покупая, звоня, договариваясь, планируя — и в одиннадцать-двадцать четыре, с неохотой, но с сознанием долга, зашёл в гостиницу, объяснил на ресепшн положенные вещи, и через пять минут был уже в номере. Теперь главное — молиться, чтобы Ирка не подвела, не забыла.

Жар-птица выпорхнула из душа в халате на гипюровую ночную рубашку, едва прикрывавшую то, что должна была, увидела Сафонова и расплылась в приторной улыбке:

— Ну вот ты и пришёл, касатик! Я уж зажжжжждалась прям!

— Жжжж! — Передразнил Иван Глебович, — Пчёлка моя! — Он обнял её, поцеловал в губы и шею. Потом посмотрел сверху вниз ей в глаза и спросил:

— Хочешь вина?

— Ты же не спишь с пьяными. Помнишь, ты говорил?

— Помню. Хорошо, не будем вина. Давай тогда… — Иван Глебович завис, не зная, чем ещё протянуть время.

— Давай сразу! — С жаром воскликнула Сашка, срывая с Сафонова пиджак.

Тотс амый, которым он укутывал Вероню от прохлады. Фу, какая же гадость всё происходящее сейчас! Скорее бы Ира позвонила!

— Ну что мы, дикари, что ль, какие? Нужно же красиво всё сделать, — улыбнулся Иван Глебович, развязывая пояс её халатика. Жар-птица засопела от предвкушения, и детективу понадобился весь его недюжинный актёрский талант, чтобы удержать тошноту и сохранить сладострастное выражение лица.

— Слушай, — шептал он, целуя её, — а где ты научилась так метко стрелять?

— С детства в тир бегала. В тот самый, куда ты меня звал, но мне неохота было. Там у меня много приятелей.

— Понятно. Амазонка моя! — Он ловко залез рукой под её ночнушку, нащупал стринги и решительно стянул их вниз.

В тишину и страстное пыхтение с победоносной громкостью ворвались "Грёзы любви".

— Блин! — Воскликнул Сафонов. — Извини, я должен посмотреть, кто звонит. Вдруг это что-то важное.

"Без минуты полночь. Умница Иришка! Не забыла!".

Но это была не Ира. Звонила, как ни странно, Зинаида Фёдоровна.