Глава 7 - Сюрприз за сюрпризом

— Алло, Мишань, здорово, старина! Я забегу? Есть несколько важных дел.

— Конечно, Ванюх, забегай! Все дела решим и выясним, заодно с бабой своей тебя познакомлю.

— С бабой? Ты же всегда был убеждённым холостяком и этим, как его… женоненавистником — ну и словечко изобрели, язык сломаешь!

— Ну был. Но ты когда с ней познакомишься, ты меня поймёшь.

— Ладно, глянем, что за фрукт. Главное, чтобы эти твои амуры не мешали тебе заниматься делом.

— Не боись, Ванюха, голова-два уха!

— Сам такой! — Засмеялся Сафонов. — Ладно, жди. Через пятнадцать минут буду.

Дверь в квартиру, к удивлению Ивана Глебовича, была незаперта. Раньше за Мишаней — подполковником Михаилом Николаевичем Свиридовым — такого не водилось. "Стареем… — подумал с грустью Сафонов (они были почти ровесниками). — Или из-за бабы с глузду съехали[1]?".

В прихожей очам детектива было первое явление, заставившее его насторожиться и определившее всё настроение предстоящего дня. В уголке, рядом с громадными Мишаниными кроссовками (подполковник Свиридов носил сорок четвёртый размер), мирно притулилась пара высоких дамских ботфорт из искусственной кожи. Конечно, такие носила в Москве, наверное, каждая третья модница, предпочитающая брутальный стиль, но Иван Глебович обладал прекрасной зрительной памятью. Почти машинально он сунул руку за голенище одного из ботфорт. Так точно, место для фляжки самое подходящее, за ремешок заправить — и держится.

Детектив Сафонов был оптимистом, а кроме того, привык доверять друзьям. Поэтому он решил, что слишком заработался и городит вавилоны на ровном месте. Но тут ему было второе явление — звуковое. Из дальней комнаты донёсся вульгарный бабий смех. Конечно, и узнаваемость этого смеха могла Ивану Глебовичу примерещиться — но только не и смех, и ботфорты вместе. Собравшись с мыслями, взяв себя в руки и приготовившись спасать друга, детектив запер входную дверь и пошёл на голос, который, устав смеяться, начал втирать подполковнику Свиридову, какой тот замечательный.

Мищаня сидел за столом спиной к вошедшему, обнимая одной рукой примостившуюся у него на коленях девушку. Её запрокинутый профиль на фоне окна и растрёпанные во все стороны медные волосы не оставили никаких сомнений и никакой надежды: Жар-птица. А ведь Сафонов шёл сюда именно с тем, чтобы показать другу отпечатки пальцев на фляге и рассказать всю эту забавную историю с тиром, пьяной рыжей девахой по прозвищу Жар-птица и украденными у Ивана Глебовича из кошелька тремя тысячами рублей. А тут на тебе, сюрприз. Но друга спасать нужно, и действовать надо решительно.

Гостя заметили оба одновременно. Жар-птица подмигнула знакомому, расплылась в трезвой, но всё равно противненькой улыбке и сказала:

— О, какие люди и без охраны! Здравствуй, касатик!

Мишаня звонко хлопнул Жар-птицу по мягкому месту, сгоняя её с колен, и тоже улыбнулся другу:

— Вань, познакомься, это Саша, моя девушка. Сашуль, это мой друг, Иван Сафонов, частный детектив.

Услышав профессию гостя, Жар-птица сверкнула на него из под густых чёрных бровей зеленющими глазами и стала рассматривать его изучающе, как будто раздумывала, можно взять этого субъекта на замену Мишане или нельзя.

Сафонов тоже внимательно изучал её. Эта женщина была ему невероятно интересна с профессиональной точки зрения. Эта деталь запутанного паззла встала на своё место уже давно — неужели кому-то, в отличие от детектива Сафонова, всё ещё не было очевидно, что пьяная нечаянная гостья Ивана Глебовича и "коренастая, рыжая, с толстой ж* и тяжёлым характером" — одно лицо? На совести этой девушки — если, конечно, этим благородным словом можно назвать гулящую бабу — была, как минимум, гибель Севы Щедринского, а может быть (Иван Глебович, во всяком случае, в этом не сомневался), именно она и была исполнителем убийства Петяна, а значит, осталось только найти заказчика.

Но здесь-то и выходила загвоздка. Сафонов всегда доверял подсказкам Провидения и собственной интуиции и ни то, ни другое ни разу его не подвело, но реальной жизни нужны были реальные доказательства, а как раз их-то и не было ни по тому, ни по другому случаю. Да, ловка эта Жар-птица, ничего не скажешь! Но как же вывести её на чистую воду?

И тут в голове Ивана Глебовича созрел озорной, немного по-сериальному банальный и самую чуточку экстремальный план. Детектив Сафонов любил ставить перед собой трудновыполнимые задачи и брать самого себя на слабо.

Но сначала, всё-таки, дело. Но как же сделать так, чтобы и с Мишаней поговорить, и Жар-птицу не упустить? Иван Глебович призвал на помощь всё своё обаяние, мило улыбнулся рыжей:

— Сашенька, у меня к Вам есть очень важное дело. Но сначала мне нужно обменяться парой слов со старым другом наедине. Вы не могли бы подождать на кухне? Или скажите, куда подъехать. Я, к тому же, должен вернуть Вам фляжку, которую Вы у меня обронили.

— Которую ты у меня украл! — Жар-птица никак не могла привыкнуть, что её могут называть на "Вы" и сама переучиваться не желала. — Хорошо, я подожду. Мишанечка, ты же не возражаешь?

— Да, Солнышко, подожди на кухне, — кивнул Свиридов. — Можешь сварить себе кофе или взять книжку почитать.

— Книииижки, — устало протянула Саша, — какая скукота! Лучше посмотрю в планшете сериал. Про Пуаро — мне очень нравится.

— С Суше или с Устиновым? — Поинтересовался ей вслед Сафонов.

— А это смотря какая серия, — весело отозвалась Жар-птица. — "Смерть на Ниле", например, лушче с Устиновым: там остальные лучше. — И Саша ушла на кухню, прикыв за собой дверь.

— Что всё это значит? — Недоумённо уставился на друга Мишаня.

Сафонов похлопал его по плечу:

— Сейчас расскажу.

Минут через сорок оба появились на кухне. Подполковник Свиридов был явно чем-то обескуражен, а Иван Глебович весел и настроен мирно и дружелюбно.

— Красивая фляга. Занесу в ближайшее время, обещаю. Если не секрет, сколько такая стоит?

— У антиквара, где я брала, две с половиной. Нашими. Но он говорил, что в других местах такая обойдётся на порядок дороже.

— Ясно, — хмыкнул Сафонов. — Но я ведь не только из-за этой вещицы хотел с Вами поговорить.

— Да? — Жар-птица сделала заинтересованное выражение лица и обворожительно вскинула плохо выщипанные брови. — Что же ещё?

— Ну… мне не очень удобно говорить об этом при Мише, но… нравишься ты мне, вот что. — Иван Глебович так легко и неожиданно перешёл на "ты", что, кажется, даже сам этого не заметил.

Да, кстати, а где Мишаня? Проводил друга до кухни, убедился, что всё в порядке — и исчез по своим делам. Не друг, а золото!

Саша огляделась, не нашла глазами Свиридова и почти машинально села по-другому: закинула ногу на ногу и перебросила вперёд распуженные волосы, чтобы собеседник мог оценить игру света в их роскошной меди.

— Ты мне тоже, — улыбнулась заманчиво. Кто придумал, что рыжим не идёт тёмно-бордовая помада? Да, утяжеляет, но в данном случае это и хорошо. Вписывается в образ. — И это… ну… я вижу, что ты сурьёзный дядя, — так и сказала, "сурьёзный", — интеллигентный и вообще… А я простая провинциальная баба, поэтому скажу напрямик. Можно?

— Говори, конечно, — Сафонов подошёл ближе и обвёл её обожающим взглядом (всё-таки, в нём умер великий артист!). Жар-птица резко встала, приблизилась к Ивану Глебовичу почти вплотную и провела наманикюренным — лак тоже бордовый — пальчиком по вороту его рубашки и вниз по пуговицам.

— Я тебя хочу. Ещё тогда — не так уж я была пьяна, просто рассчитывала на продолжение.

— Я догадался. Просто не люблю спать с пьяными. Это замутняет сознание, а мне хочется, чтобы всё было добровольно.

— Ты прав, касатик. А сегодня я трезва, как стёклышко, — Саша прижалась ещё крепче и обвила Сафонова обеими руками.

Иван Глебович длительно поцеловал её в шею и страстно зашептал в ухо:

— Послушай… Я тоже очень этого хочу… но здесь неудобно: пощади Мишанины чувства. И вообще, заниматься любовью в чужой квартире как-то нехорошо...

— Ты снова прав, — Саша отпустила его и потупилась. — Тогда назначь мне свидание. Хоть на краю света.

— Ну, так далеко мы не пойдём: не дотерпим. А вот где поближе… Скажи, ты не могла бы завтра вечером подъехать в Сергиев Посад?

— Могла бы, конечно. Мой родной город! Я, правда, давненько там не была — с тех пор, как нашла работу в Москве.

— А кем ты работаешь?

Она немного помолчала.

— Курьером. Доставляю заказы. Москва и ближнее Подмосковье.

— У тебя есть заказ в Сергиев Посад на тринадцатое?

— На завтра? Не помню точно, надо уточнить по ежедневнику. Но даже если и нет… считай, что ты заказал доставку меня.

— Точно! — Рассмеялся Иван Глебович. — И сколько я буду должен?

— Оплата натурой на месте, — подмигнула Жар-птица.

— Отлично! Боюсь, мне и в неделю не расплатиться, но… ты говоришь, это твой родной город? Какую ты там знаешь гостиницу получше?

— Спа-отель "Лафер Ренессанс". На окраине города, зато пять звёзд.

— Идёт. Я забронирую на одиннадцать. Утром у меня дела, но вечером мы сможем где-нибудь встретиться и погулять.

— Прекрасно! Завтра созвонимся и договоримся.

Вышли оба вместе и по-английски, чтобы не травмировать Мишаню своим счастливым видом. Сафонов проводил Жар-птицу до метро и повернул к дому. По дороге позвонил бывшей жене.

— Привет. Ты хочешь рассказать, кто убил Щедринского?

— Поверь, тебе первой, но пока нет. Ириш, ты можешь позвонить мне завтра в полночь и сказать, что у нас что-нибудь случилось? Ну, например, прорвало трубу...

— Очередной трюк неуловимого детектива Сафонова? — Рассмеялась Ира. — Ну хорошо.

— Спасибо тебе огромное! Золотая моя! Только пожалуйста, не перепутай, не в эту полночь, а в следующую. С тринадцатого на четырнадцатое.

— Договорились! — Ирин голос сменился длинными гудками, почти тут же прервавшимися звонком майора Красавицы. И здесь неуловимого детектива поджидал ещё один сюрприз. На том расписании электричек, что Сафонов столь любезно предоставил следствию, помимо отпечатков Александры Петровны Жар, также известной под прозвищем Жар-птица, были обнаружены ещё одни. Покойного Петра Щедринского.