Разумный вид

Я видела дельфинов. В Черном море, в Красном. Да кто не видел дельфинов? Они часто провожают корабли. Плещутся, выпрыгивают из воды. Темные спины, зубастые пасти. Трещат не затыкаясь.

И что на них смотреть? Хотя пара снимков не помешает. И можно будет просто поплавать.

Редкое разнообразие на скромном дайверском кораблике в череде погружений, хоть интересных, но на шестой день — утомительных. Сегодня не нужны баллоны, можно отдохнуть от жилетов и не проверять в тридесятый раз снаряжение.

Маски, трубки и ласты. Ласты!..

Их на меня упорно натягивают — иначе, видите ли, нельзя! Я отпихиваюсь руками и ногами, чуть ли не брыкаюсь — мне и без ласт хорошо. Я вам не тюлень!

Нет, убалтывают на трех языках — русском, английском и арабском. Дайверы, команда, гиды, переводчица — все улыбаются нежно, в душе готовые убить бестолковую. И глядят как на душевнобольную. Капитан, почесав подбородок, заросший колючей растительностью, выразительно закатывает глаза, удивляясь моей тупости и тому, как со мной тяжело всем, а особенно — моему бадди.

Мой бадди и капитан в первый день раздавили на двоих пару бутылок дьютифришного пойла, закусывая кальяном. Капитан за деньги кальян не отдал, а с Андреем поделился, еще и подарил особо ароматный и почему-то мокрый табак из груши. Впрочем, с Андреем все и всем готовы поделиться, стоит ему проявить малую толику внимания. А если еще и улыбнется…

Дружба с капитаном вопрос стратегический, а мой бадди стратег во всем. Платим мы, но капитан — царь и бог на корабле, и его хорошее к нам отношение — гарантия нашей безопасности. А она у Андрея на первом месте. Он заботится не только о себе, но и о команде. И обо мне, конечно. Поэтому пить будет, хоть и не склонен, и улыбаться, что делает редко. И, на время поездки, станет лучшим другом — насколько это возможно для русского. Фото жены и детей капитан Андрею уже показал. Андрей же отремонтировал капитану дорогостоящую штуковину, два года как сломанную. Техника обожает моего напарника и легко ему подчиняется. А меня — ненавидит. Может, ревнует?

От меня не отстают. Уселись в кают-компании на мягких диванах, распивают каркадэ и гипнотизируют, протягивая ласты. А ведь в них я устану и не смогу плыть. Просто не смогу. И утону, да, утону! Хотя утонуть при такой плотности воды проблема, разве старательно этим заниматься. Но я буду болтаться на поверхности, а ласты — тянуть меня на дно.

Я плаваю безо всяких ласт час-полтора. Некоторые товарищи следить устают. А не следить не могут. Я готова плескаться в любой луже любое время, но только без этих штук на ногах, больше всего напоминающих кандалы. Что всех удивляет.

— Скажи им, Андрей! — оборачиваюсь я чуть ли не со слезами. Чувствую, поддамся уговорам, — для меня это проще и легче всего — и никаких фотографий не сделаю.

Андрей кивает мимоходом, домучивая камеру, и — о чудо! — от меня отстают.

— Под твою ответственность, — поджимая усы, ворчит Михаил, наш гуру от дайвинга. Жмет руку и отходит.

Словно передали друг другу сокровище Российской империи! Да, да, я знаю — я самая слабая в команде, о чем мой напарник не устает напоминать. Плаваю под водой медленнее всех. То маска потечет, то регулятор забарахлит, то воздух из баллона вылетит, то пояс с грузами, проверенный не единожды, отстегнется — и теперь мой бадди их запихивает в жилет.

Я мерзну даже в теплой воде Красного моря. В начале поездки меня ужалила медуза, поцеловав в губу между маской и трубкой, да так, что Джоли бы обзавидовалась. Потом я задела огненный коралл, а показалось — раскаленный прут. Затем на запястье накрутилась длинная жгучая гадость. Рука онемела, а я вновь глотала слезы от боли. Египтяне поражались — раньше они такого не видели!

Они и меня не видели — я же собиратель всевозможных проблем. Поэтому «нет» открытым щиколоткам и предплечьям. Мне и в неопрене не жарко. И — «да» перчаткам и носкам. Обжечь пальцы я успею и через ткань.

Но сегодня я, прижимая к груди фотоаппарат и маску, плюхаюсь в лодку в одном купальнике и головной повязке. Летят ласты, прыгают люди. По привычке и для проверки делаю пару надводных кадров.

Основательно плюю в маску, растираю и набираю воду. Ни одна антифоговая смесь не работает лучше…

Место, куда нас везут, без затей называется Рифом дельфинов. Вроде они там «живут, кормятся, плодятся и перемещаются стаями до восьмидесяти особей».

Вчера переводчица, выпив, рассказывала, как именно тут один дельфин долго гонялся за ней с самыми недвусмысленными намерениями. Притирался боком, а она отбивалась. Смотрела переводчица во время рассказа почему-то на мужчин. Явно в надежде, что и они начнут за ней гоняться. Мужчины у нас хороши, она бы точно отбиваться не стала.

Не знаю, насколько правдив рассказ о дельфине, возбужденном сухопутной женщиной. Наверняка, очередная дайверская байка. Еще бы про кита рассказала… Но, вспомнив, на всякий случай я решаю быть осторожнее.

Дикие крики «вот они!», и все повалили в воду.

Бедные дельфины. Так я себе и представляла. Мы к дельфинам, дельфины — от нас.

Долго играем в догонялки. Потом как-то все успокаивается. Люди теперь ныряют далеко и надолго, пытаясь пощупать и сфотографировать дельфинов, а те не желают быть ни запечатленными для истории, ни даже ощупанными. Ходят возле нас кругами — заход, поворот, вверх к воздуху и обратно. Вода кристально чистая и синяя, а песок белоснежный. Волнения нет, и солнце переливается радугой на гладких спинах. Некоторые дельфины плавают в обнимку, и также в обнимку, кружась, всплывают к поверхности.

Забавно. Дельфины смотрят на нас, а мы — на дельфинов.

Их много, и правда, много. Не ожидала такого. Ныряю, фотографирую, и опять наверх. Мы как дельфины, только воздух нужен чаще…

Наконец люди устают, и первая моторка увозит часть пловцов.

Еще через полчаса уплывают почти все. Остаются только две пары: муж снимает также увлеченно, как и мой бадди, плавно водя камерой по сторонам и смешно махая ластами в попытке сохранить равновесие. Жена смотрит на него и на дельфинов. Не разобрать, но мне кажется, она улыбается.

Дельфины осмелели. Подплывают близко. Так близко — только протяни руку! Но они тут же уходят на глубину. Затем возвращаются.

Их потрескивания, перестуки и свист явно осмысленные — они переговариваются, с чем-то соглашаясь, о чем-то споря. Видно, обсуждают странных неуклюжих созданий. Дельфины приоткрывают пасти, улыбаясь лукаво.

Нам не понять их, а жаль, так жаль…

Когда прошло два часа, нас вытащили почти насильно. И все разговоры в кают-компании были лишь про дельфинов. Усталость и нервозность, присущая концу поездки, пропала. Нас словно погрело — всех и каждого.

Наутро мы просматриваем записи. Все записи. Прекрасный выйдет фильм! Рыба-камень, рыба-крокодил, акулы и мурены во множестве.

Но дельфины…

Они другие: настолько другие, что захватывает дух. В разуме их нет сомнений. Как люди могли убивать подобных созданий?

От них веет любопытством. Доброжелательным и спокойным. У них умные глаза. Не холодные, нет. Словно говорящие: «Вы дети — жестокие, глупые дети. Но мы прощаем вас — ведь мы старше и мудрее… Когда-нибудь и вы все поймете. Лишь бы не поздно».

Еще очень рано — шестой час. И тихо, как может быть тихо в это время суток и только на Красном море. В синем, глубоком небе — ни облачка, даже дымки нет. Все выпито жадным солнцем, катящимся с далекой пустыни по огненной дорожке. Море дышит тяжелыми ровными волнами. Поверхность его гладка и масляниста.

Мир на грани пробуждения. Бодрствуем мы, камера и дельфины в ней.

Андрей обычно с трудом будит меня: я — сова, он — жаворонок. Встаю я квелая, сижу — сонная. Но сегодня я разделяю его наслаждение дивным, чистым утром, разлитой в мире благодатью. Мигом, когда все спокойно, все счастливы.

Может, таким мигом и живут дельфины? Я завидую им.