Зауэр И. - Если оглянуться

Отклик на рассказ "Ошибка".

— А в чем подвох? — спросил Дамиано.

— Ни в чем, — ответил дьявол. — Вы называете желание, мы его выполняем — если это желание позволит получить то, что нам нужно.

— Душу? — уточнил помощник оружейника.

Дьявол улыбнулся; улыбка была и обаятельная, и жуткая.

— Зачем спрашивать, если знаешь ответ?

— Но вам не нужна моя душа? — не оставил расспросы Дамиано.

Дьявол был слишком терпеливым и это бесило. Впрочем, Дамиано в последнее время бесило все. А виновата Лиа.

Нечистый развернул перед возможным клиентом контракт, который тот уже видел.

— Читайте, тут все изложено. Дословно.

Дамиано хмыкнул. Дословно — вовсе не значит, что нет подвоха — но начал читать. То, что дьявол появился на заднем дворе часовни, построенной при кузнице — там молились перед работой и после — уже было подвохом.

Но контракт выглядел честным. Всего несколько пунктов, написанных самым простым языком. О том, что клиент имеет право на одно желание, но исполняться оно будет снова и снова до конца его дней. И пример — пожелавший богатства станет богат, но растратив все, получит новое богатство. Пункт о плате — она взимается попутно с других людей, кого коснется исполнившееся желание клиента. И опять пример с богатством — завистники, льстецы, воры, все, кому чужое сокровище встанет поперек горла, переходят под руку хозяина Пекла. И последний пункт — о том, что расторгнуть договор нельзя, только отменить исполнение желания. Ну, это ему точно не понадобится.

И Дамиано решился.

— Где подписать? — спросил он.

Сразу он не почувствовал ничего особенного. Может, надо было выбрать другое желание? Не богатство, нет. Оно многое дает, но это всего лишь одно средство. Дамиано надеялся, что сумел заполучить все средства, чтобы всегда побеждать. Кого? А всех. Строгую и слишком религиозную матушку, забирающую у него большую часть жалования и отдающую ее милостыней в церкви. Мастера-оружейника, что не хочет признать мастерства Дамиано. Илари с его острым языком и красивым почерком. И главное — Лиа с ее капризным нравом. Только этого он и хотел — побед.

Первой была побеждена матушка. Даже делать ничего не пришлось. Или почти. Дамиано просто сказал, что это его деньги. А когда мать попыталась пригрозить, что выгонит его из дому, заметил, что она хочет избавиться от своих грехов за чужой счет, и что сына на улицу выставить — грех, что скажут соседи, когда узнают? Мнением соседей матушка дорожила. Странно, что мысль о них не явилась раньше. Не приходилось бы по полгода носить одну котту.

Кузнец-мастер сдаваться не хотел и никак не признавал талант ученика. Дамиано не знал, как добиться своего, не видел никакого средства, и потому выжидал, не пытаясь больше ни на что намекать, как раньше. Мастер очень странно ответил на изменившееся отношение к нему — стал более требователен к ученику, но и чаще хвалил. Однажды — чего никогда не бывало — пригласил на ужин в свой дом, познакомил с дочкой.

Дочка Дамиано не понравилась, тем более ее, кажется, знакомили с ним не просто так, а строя матримониальные планы. Это с одной стороны радовало — сочли достойным, с другой бесило — его не спросили, хочет ли он жениться на рыжей веснушчатой дурнушке. Дамиано подумал на миг — а почему бы и нет? Тогда кузница перейдет к нему после смерти мастера… Только когда это еще будет? Мастер не стар и крепок телом, в жизни своей ни разу не болел, разве что с похмелья. На этом мысли о женитьбе на рыжей Дамиано оставил. Было бы хорошо, если бы кузнец просто завещал ему кузницу и скоропостижно скончался. Сам.

Он и умер сам — после очередной попойки в трактире, где Дамиано тоже был — можно сказать, пили одно и то же, но кузнец вдруг схватился за горло захрипел и упал лицом на стол. А завещание и правда оказалось в пользу «лучшего ученика».

Богатство не богатство — а доход он получил. Правда, теперь пришлось самому нанимать помощников.

Как победить Илари, Дамиано понятия не имел и решил сначала взяться за красотку Розалиа. Все как обычно — подарки дорогие и не очень, приглашения в оперу, внезапные визиты и явление в гости якобы не к ней, а к ее семье — тоже с подарками. Само собой, родные начали ей намекать на солидного жениха и всячески настаивать, чтобы была поприветливее. «Жених» об этом не знал, но догадывался. Иногда Лиа и правда была повеселее, но обычно хмурилась. Видимо, ей были нужны не только подарки и внимание. Или не такие подарки и иное внимание.

Дела в кузнице шли все лучше, хотя новый хозяин и полагал, что помощники подворовывают. Но денег все равно хватало, чтобы решать чужие проблемы. Нанять рабочих починить крышу дома Лиа. Придать слегка запущенному саду пристойный вид и подарить новый, редкий сорт яблонь. Обеспечить игрушками младших сестер Лиа, а ее мать — новым ткацким станком. Лично выковать новые инструменты для отца. И так постепенно делать эти дом и семью все более своими.

Так, чтобы когда однажды Дамиано пришел просить руки Лиа, ему не смогли отказать.

Родители и не смогли. Девушка — не смогла согласиться.

— Я тебя не люблю, — сказала она.

Лицо ее отца при этом стало гневным, и оскорбленный жених злорадно подумал — после его ухода одним разговором дело не обойдется.

— Любить меня не обязательно, — сказал он. — Стань моей женой.

— Без любви?

На этот раз изменилось лицо у матери Лиа — но, кажется не от гнева, а от чего-то вроде жалости или сожаления. Небось, она в свое время тоже о любви мечтала, а вышла замуж как все — потому что надо было.

— Без нее ты все равно будешь обеспеченной женой уважаемого человека.

Розалиа посмотрела на него хмуро:

— А ты не хочешь, чтобы я тебя уважала?

Ну вот, сама не знает, чего ей надо, то любить, то уважать. Это же разные вещи!

— Жена обязана уважать мужа, — пожал он плечами. — Он ее опора в жизни, источник всех благ, подарков…

— Да не нужны мне твои подарки! — воскликнула девушка, почему-то отступая на шаг.

Дамиано знал, чьи — нужны. Этого шута Илари. Сам видел, как он купил ей букетик фиалок и подарил у фонтана. Небось, последние гроши потратил. Тогда у Дамиано не было и грошей на подарки, поэтому он страшно позавидовал Илари, получившему в ответ на цветы нежный поцелуй в щеку. И что она нашла в этом писаре? Цветочки и нежные письма — черновик одного из них Дамиано удалось умыкнуть со стола друга — это же такая мелочь!

Но, кажется, не для нее.

В голову вдруг пришла интересная мысль. Илари вполне может помочь ему победить упрямство Розалиа. И при этом писарь сам окажется побежденным.

Поэтому в этот раз он спорить не стал, а ушел, попрощавшись с пытавшимся извиняться отцом девушки.

Дела у Илари шли плохо. Несмотря на хороший почерк, зарабатывал он скудно, а кормить приходилось мать и двух маленьких братьев, которые вечно болели. Но тем лучше — будет покладистым.

— Значит вот что, — начал излагать свою идею Дамиано, встав перед столиком писаря так, чтобы блики от новой серебряной пряжки били в глаза Илари. — Мне нужно любовное письмо. Имя девушки — Розалиа.

Писарь поднял голубые глаза — уже наполненные тоской, то ли от общего положения его дел, то ли от предложения нового клиента.

Хозяин кузницы усмехнулся:

— Ты пиши-пиши. Плачу серебряный.

Столько не могло стоить одно письмо. Даже и полстолько. Четыре медяка самое большее.

— Я… я не могу… — начал Илари, но Дамиано не собирался отступать.

— Два серебряных. У тебя братья болеют опять, подумай о них.

Писарь подумал. Вздохнул и начал писать.

Дамиано потом перечитал его эпистолу. Ничего такого. Простые слова, никаких тебе цветистых оборотов. Просто «ты самая красивая девушка на свете» и все такое прочее. Но, может, именно такие и нравятся девушкам.

Он отнес письмо на следующий день — единственный подарок для Розалиа — и дождался, пока откроет и прочтет. Несомненно, она узнала почерк — лицо изменилось, на миг вспыхнуло радостью — и тут же угасло, потому как подписано было «Твой Дамиано». Ему понравилось за этим наблюдать. Так что второе письмо не заставило себя ждать. И третье…

Письма с каждым разом становились все длиннее, писарь — упрямее, и приходилось повышать цену. Парадокс — он не хотел писать, но когда начинал — не мог остановиться. Розалиа не хотела читать — но, открыв письмо, тоже не была способна отказаться от чтения. И делалась с каждым разом все более спокойной, уже не отказывалась так резко от предложения выйти замуж за Дамиано, не заводила разговоров о любви. И она, и писарь явно страдали, и это нравилось хозяину кузницы. Страдания помогут ему победить.

Впрочем, и он сам не мог остановиться и не читать писем. Пятое и шестое ему не понравились, седьмое он едва смог прочесть до конца, и то и дело ловил себя на том, что скрежещет зубами. На девятом он понял — Илари пишет Лиа не о его, Дамиано, любви, а о своей. Влюбленные больше не могли встречаться — Дамиано настойчиво рекомендовал родителям приглядывать за дочкой, потому что ходят слухи, и если они окажутся правдой… Люди ничего не боятся так, как слухов. Если молва назовет тебя падшим, уже не отмоешься. Дочку заперли от греха подальше. Во всех смыслах. Но эти письма…

Дамиано не знал другого способа победить обоих. Разве что все-таки жениться на Розалиа. Но ему этого почему-то уже не так уж и хотелось. Только видеть, как вспыхивает ее лицо, как появляется в глазах что-то, предназначенное не ему, но такое… такое…

И он продолжал заказывать письма, платя за каждое втридорога.

Но однажды деньги закончились. Дамиано перестал заниматься делами кузницы — все, что его теперь интересовало, это были послания Илари — и помощники не преминули этим воспользоваться. Их, как и Дамиано, не интересовала работа, а люди, раз и другой придя с заказами и увидев запертую кузницу, больше не возвращались.

Он продал все, что смог, наскреб денег — и за несколько дней спустил их, отдав писарю Илари за очередное письмо. Он был уверен, что новые деньги появятся — а как же иначе, ведь это было в договоре — как средство победить. Но ничего не случилось. Дамиано несколько раз дали в долг, но немного, а после отказывали.

Тогда он вспомнил о семье кузнеца и явился в гости, Бог весть на что надеясь. На чудо.

И чудо произошло, только не такое, как он ждал.

— Ах господин Дамиано, мы вас ждали, — Агостина, супруга кузнеца, высокая женщина с лицом и манерами аристократки, приветствовала его и пригласила в дом. — А Беттина особенно.

— Кхм… Много дел было… — начал оправдываться он.

— Ничего, мы понимаем, — перебила госпожа дома. — Пообедаете с нами?

Дамиано не смог отказаться — он уже несколько дней не ел досыта.

Во время обеда и после него он попытался завести разговор о деньгах. Госпожа Агостина понимающе улыбнулась:

— Мой муж был замечательный человек. Он не поскупился, собрал нашей дочери царское приданое…

Этот намек гость понял, но предпочел не заметить. Рыжая Беттина весь обед не сводила с него глаз. Потом им позволили (а точнее, навязали) прогуляться вместе по саду. И пригласили на обед назавтра.

Дамиано пришел и снова завел свою песню. Ответ был тем же — приданое.

Он мог думать лишь о письмах, но невозможность их получить мучила сильнее голода. Поэтому Дамиано сопротивлялся недолго, не слишком понимая, в чем выгода для семьи кузнеца в этой женитьбе.

Ответ он узнал через пару месяцев, когда супруга изрядно пополнела, и это нельзя было списать на хороший аппетит. Он бы, пожалуй, и списал, если бы не брачная ночь, в которую ему не досталось то, что должно было.

Хорошо хоть с приданым не обманули. Но счастья это не принесло.

Супруга оказалась не таким уж тихим ангелом, а прижитый ею невесть от кого ребенок — сущим чертом. Поскольку молодые жили в доме кузнеца, то госпожа Агостина присматривала за ними обоими — и стоило Дамиано начать проматывать приданое, как она начала выматывать ему душу, заставив пожалеть, что не продал ее дьяволу.

Очень быстро оказалось, что он ничем не может распоряжаться, что должен признать ребенка как своего, снова открыть кузницу и работать, работать, работать… И приносить в дом деньги.

Дамиано не хотел — но ему пришлось. И в который раз уже он подумал, что надо было пожелать чего-то иного.

Деньги на письма он все равно находил — время от времени. И через год. И через два.

Розалиа так и не вышла замуж. Илари поправил свои дела за счет Дамиано, но тот заметил, что написание любовных писем больше не вызывает в нем такого страдания. Да и письма стали не те. Сухие, обычные, со словами, которые не звенели, а потрескивали, как остывшие угли в очаге. И Лиа читала их со спокойным лицом.

А однажды, опустив руку с очередным посланием, спросила:

— Зачем?

Дамиано помолчал, нашел для себя ответ и выдал его девушке:

— Чтобы победить. Ты меня не любишь, только Илари, это… неприятно. Я заставил его писать за меня любовные письма…

— Он писал о своей любви, не о твоей, — усмехнулась Розалиа.

— Знаю. Но все равно ему ведь приходилось, а тебе — читать. И я тогда чувствовал себя победителем.

— Заставить кого-то — и есть победа? Ну что ж… считай, что заставил нас друг друга разлюбить.

Дамиано не сдержал удивленного возгласа:

— Разлюбить? Я думал вы… привыкли.

— И это тоже, — сказала Розалиа. — Просто… за два года были только письма. Он не попытался что-то сделать. Не предложил сбежать или пожениться тайно. И я… тоже ничего не сделала. Сначала мы, наверное, не хотели терять эти письма, потом их стало много… или мало. Страсть утихла. Слова — просто слова. Вот такая она, твоя победа. А может все такие, если оглянуться потом.

…И уже когда перед ним захлопнулась дверь, когда он ступил за ворота, когда едва не столкнулся с прохожим, сказавшим обидное злое слово, когда он делал не шаги, а шел от воспоминания к воспоминанию, то начал понимать. Ни разу за все то время, что прошло с мгновения подписания адского договора, Дамиано не был счастлив. Что у него было раньше? Девушка, которую он любил. Работа, которую он любил, Жизнь, которую он любил. А сейчас? Нелюбимая жена и теща-тиран. Чужой дом и ребенок. Ненавистная работа, которой он заставлял себя заниматься. Девушка, больше не любящая никого. Бывший друг… Впрочем, а был ли Илари другом?

Перед своим домом он остановился. «Что если все мои победы будут такими?» — подумал и содрогнулся. Был только один способ это изменить.

Дамиано вернулся, прошел затихающей ввечеру улицей к своей кузнице, вошел в часовню. Постоял немного в тишине и полутьме и позвал дьявола.

Тот появился мгновенно и просто — без адского огня и запаха серы. Как и в первый раз.

— Я хочу отменить действие своего желания.

— Хорошо, — кивнул дьявол. — Цену вы знаете.

Дамиано знал. И глядя сейчас на совсем не страшного дьявола, вдруг ощутил страх. А вдруг снова ошибется?

— А нельзя мне поменять желание?

Гость из Пекла терпеливо вздохнул:

— Ну вы же читали договор. Никаких иных желаний. Никакого расторжения. Только отмена желания.

Хозяин кузницы устало вздохнул. Другого выбора он не видел.

Демон больше не стал ничего говорить. Он развернул перед Дамиано старый договор и одним движением ладони стер написанное в самом низу желание. Потом свернул пергамент, коротко поклонился и исчез.

Дамиано вышел из часовни, ощущая облегчение. Договор с Пеклом в конце концов все же стоил ему души — только отдав ее, можно было избавиться от исполнения своего желания. И при этом все, кого это коснется, так же делались добычей Ада… Ад всегда получает свое.

Но ему, Дамиано, теперь, может, будет легче. Не из-за отсутствия ненужных ему побед, а потому, что души тоже уже нет, и нечему страдать.

И никогда больше не захочется оглядываться.

13.02.16