Дыхание Маат (Вербовая Ольга)

— Именем богини правды и справедливости Маат, я признаю Нехта и Унаса виновными в покушении на владыку Та Кемета и приговариваю их к смертной казни.

Крик отчаяния вырвался из горла Мерит.

— Это ложь! — вскричала она. — Мой сын и его друг не совершали того, о чём ты говоришь! Ты приговариваешь невиновных, чтобы защитить бесчестных, да сожрёт твоё лживое сердце Пожирательница Анубиса!

Нут, мать Унаса, закрыв лицо руками, беззвучно рыдала.

Судья метнул на обеих презрительный взгляд. Видно, не впервой ему было видеть слёзы и слышать проклятия. И не проглядывалось в его взоре ни капли сострадания, ни тени страха грядущей расплаты — лишь вера в своё могущество и глубокое удовлетворение от ощущения власти над людскими судьбами.

Мерит посмотрела на осуждённых. Однако и её сын, и его друг были так спокойны, словно не им судья только что вынес смертный приговор.

— Я не страшусь приговора! — возгласил Нехт. — Знаете, чем правда отличается от истины? Правда у всех своя, а истина — одна. У жрецов, у меджаев, у судьи своя правда, но истина на нашей стороне. И когда Осирис положит наши сердца на Весы Истины, я не сомневаюсь, что чаши придут в равновесие.

— Это вы, бесчестные, должны страшиться суда Осириса! — поддержал друга Унас. — Вы, подлые жрецы, готовые отнять последнее у бедных крестьян, вы, нечестивые меджаи, подвергшие нас пыткам, чтобы добиться признания в том, о чём мы не помышляли, и ты, несправедливый судья, поправший имя Маат!

— Довольно! — поморщился судья. — Уведите преступников!

Когда приговорённых увели, а следом удалился судья, обе матери вышли наружу.

— Не добрые боги — злые! — вскричала Нут, глядя на храм, что раскинулся почти у самого берега Нила. — И Маат отвернулась от нас — нет ей дела до простых смертных! Где справедливость? Мерзавцы, имеющие власть, грабят бедных людей, пытают и приговаривают невиновных и живут до старости, нужды не зная, почётом и похвалой окружённые, а наши сыновья объявлены преступниками и должны отправиться в Дуат совсем юными только за то, что посмели вступиться за обездоленных.

Мерит не знала, что сказать в ответ. В какой-то момент ей подумалось, что подруга по несчастью права. Где они — боги? Почему не вступились за Нехта и Унаса? Они-то должны знать, что юноши невиновны в том преступлении, за которое их отправляют на казнь.

Задумавшись о своём, она не сразу заметила идущих к ним навстречу мужчину в богатых одеждах, с золотым ожерельем на груди, судя по всему, важного чиновника, и женщину с мешком, который она с трудом удерживала на своих хрупких плечах.

— Женщины, рассудите нас, — обратился к ней мужчина властным тоном. — Эта женщина взяла у меня долг и не вернула. Разве я не вправе забрать у неё в уплату этот мешок зерна?

— Но господин, это зерно — всё, что у меня есть! — чуть не плакала женщина. — Если ты его отнимешь, мне будет нечем кормить своих детей, и они помрут с голоду. Сжалься, господин, если не надо мной, так над моими детками!

— Если это зерно и вправду всё, что есть у этой женщины, — ответила Мерит, — ты поступаешь несправедливо, пытаясь его отобрать. Ты богат, весь в золотых украшениях, тебе этот мешок особой пользы не принесёт, а женщину и её детей ты этим на голодную смерть обречёшь.

— Разве по праву это зерно не принадлежит мне? — продолжал настаивать богатый господин. — Я отдал этой женщине своё добро, она его не вернула в срок. Разве не великодушно я поступил, что не предоставил рассудить нас закону? Того зерна, что в мешке, едва ли хватит на то, чтобы сполна расплатиться с долгом.

Не успела Мерит ничего сказать, как Нут сорвала со своей руки золотой браслет и кинула его мужчине:

— Если жадность затмила твоё сердце и разум настолько, что ты готов отобрать последний хлеб у невинных детей, возьми это в уплату долга и оставь эту женщину в покое!

Неожиданно кредитор и его должница стали меняться на глазах, и вскоре перед изумлёнными женщинами бог Тот с головой ибиса и желтокожая Маат с пером страуса в волосах. Увидев это, Мерит тут же пала перед ними ниц. Нут, поколебавшись немного, последовала её примеру.

— Клянусь великим Ра, — заговорил Тот. — Нечасто мне приходится видеть таких смелых и благородных людей! Немногие решаются возразить важному чиновнику во имя справедливости. Но я вижу, вы в печали. Поведайте о своих горестях мне, богу мудрости, и моей супруге — богине справедливости.

Обе женщины поведали, как жрецы Амона возжелали отобрать земли крестьян из соседней деревни, и как их сыновья Нехт и Унас вышли на площадь Мемфиса, требуя, чтобы крестьянам оставили их земли, на которые жрецы, по закону, не имеют никаких прав; как меджаи жестоко избили обоих юношей и несколько дней держали в сыром подземельи, где подвергали пыткам, требуя признаться в попытке отравить фараона. Но никакие мучения не заставили Унаса оговорить себя и своего друга. Нехт, не выдержав пыток, признался, однако на суде немедленно отрёкся от этих признаний.

— И теперь неправедный судья приговорил наших сыновей к смертной казни, — закончили Мерит и Нут свою горькую историю. — Помогите, о, боги, нашим невиновным детям!

Ни слова не говоря, Маат приблизилась к женщинам вплотную, разомкнула губы Мерит и выдохнула ей в рот. Затем то же самое проделала и с Нут.

— Теперь вы обладательницы моей мощи. Стоит вам только дунуть на того, кто творит несправедливости или служит ей, он немедленно превратится в камень. Через семь дней эта мощь иссякнет. Но за те семь дней вы не должны говорить ни слова лжи, иначе сами окаменеете. Пусть вашими устами свершится мой суд над неправедными!

— А если, о, богиня правды, я по случайности коснусь твоим дыханием того, кто несправедливости не совершал? — осведомилась Мерит. — Что с ним станется?

— Тому, чьи помыслы чисты, и сердце правдиво, моё дыхание зла не причинит, — ответила богиня.

— Спасибо тебе, божественная Маат! — в один голос ответили обе женщины. — Да будет воля твоя!

Площадь Мемфиса была оживлённой. Не успел Хепри выехать на небо на своей колеснице с диском утреннего солнца, как народ уже начал собираться, чтобы посмотреть на казнь двоих преступников.

Нехт и Унас, хоть и побледневшие, и осунувшиеся, глядели без тени страха на палача, на фараона, на возбуждённую толпу.

— Хорошо, что фараон здесь, — заметила Мерит. — Может, нам удастся объяснить владыке Та Кемета, что наши сыновья не желали ему зла?

— Ты думаешь, он сам этого не ведает? — засомневалась Нут. — Сам он живёт в роскоши и довольствии, глухой к бедам простого народа и к беззакониям, что творят его приближённые.

Однако Мерит не стала её слушать — пробравшись через толпу, она подошла к трону и кинулась фараону в ноги:

— Прошу тебя, о, владыка Та Кемета, пощади невиновных! Клянусь великим Ра, мой сын и его друг и не помышляли посягать на твою жизнь! Неправедный судья ложно обвинил их в том, чего они не совершали!

— Ты лжёшь, несчастная! — вскричал фараон. — Эти люди преступники и должны быть наказаны!

С этими словами он дал знать палачу приступить к казни.

В этот момент Мерит подняла на фараона глаза. По лицу его она увидела, что сын великого Ра говорит неправду — он и сам прекрасно знает, что приговор несправедлив, и осуждены эти люди за то, что вышли на площадь, выступая против жрецов Амона. Гнев охватил женщину, и она изо всех сил дунула на фараона. Не успел он опустить руку, как его тело стало каменным.

Толпа ахнула и заволновалась:

— Колдунья! Она обратила в камень нашего владыку! Смерть ей!

Тем временем палач приблизился к приговорённым и занёс топор над её сыном. Мерит с ужасом поняла, что не успеет. Нут кинулась к нему с криком:

— Назад!

Палач грубо оттолкнул женщину, но та успела дунуть ему на ногу. Так с занесённым топором он и застыл, обратившись в каменную статую.

Однако толпа уже не смотрела ни на неё, ни на палача. Все взоры были устремлены на ту, которая только что превратила в камень самого фараона. Люди глядели на Мерит со страхом. Громогласно крича: «Смерть колдунье!», они, тем не менее, не решались приблизиться, чтобы осуществить задуманное. Даже верные стражники фараона замерли в нерешительности. Двое из них, самые смелые, попытались схватить женщину со спины, но Мерит обернулась и дунула на них. И они тотчас же стали статуями.

— Великая Маат наградила меня своей мощью! — громко провозгласила Мерит. — Всякого, кто творит несправедливость или прислуживает оной, дыхание Маат обращает в камень. Сейчас я дуну в лицо собственному сыну. И если он виновен, его постигнет та же участь.

— Если ты, матушка, сомневаешься в моей невиновности, — вскричал Нехт, — пусть дыхание Маат откроет истину!

Пробравшись к помосту, ибо толпа, расступившись, уже не удерживала её, Мерит поколебалась с минуту, затем, набравшись решимости, дунула сыну в лицо. Однако Нехт оставался прежним.

— Он невиновен! — раздались из толпы удивлённые голоса. — Сама Маат его оправдала!

Верховный судья, видя, какой оборот принимает дело, попытался незаметно ретироваться, однако Нут преградила ему дорогу:

— Ты приговорил моего сына к смерти! Пусть же над тобой свершится суд божественной Маат!

— Нет! Нет! Не надо! — бледный, как полотно, судья попятился в толпу, пытаясь укрыться за спинами людей.

Но люди расступались, ибо никто не желал укрывать собой бесчестного судью от возмездия богини правды. Он попытался прикрыться рукой, но это не помогло — так и застыл он навеки от безжалостного дыхания Нут.

Жрецы Амона, также пришедшие полюбоваться на казнь, дрожали от ужаса. Когда матери Нехта и Унаса к ним приблизились, они как один пали на колени, умоляя о пощади, клятвенно обещая отдать им все свои богатства.

— Если хотите милости, — ответила Мерит, — не смейте посягать на земли тех, кто возделывает их своим трудом! Иначе не будет вам пощады!

Обрадованные шансом на спасение, те поклялись, что более никогда о своих претензиях на земли слова не скажут. И даже кинулись помогать матерям и горожанам развязывать верёвки, которыми были связаны руки осуждённых. Общими усилиями они развязали Нехта и принялись было за Унаса, но тот вдруг стал отчаянно сопротивляться:

— Не смейте! Пусть сначала свершится надо мной суд Маат! Да станет, матушка, твоё дыхание для меня оправдательным приговором! Если же я совершил перед Маат какое-либо преступление, да постигнет меня справедливое возмездие!.. Как? Ты, матушка, застыла в нерешительности? Не хватает духу судить собственного сына? Тогда сделай это ты, Мерит!

Ни слова не говоря, мать Нехта дунула в лицо Унасу. После этого, оправданный перед богами и людьми, он охотно позволил себя освободить.

Мерит не плакала, когда её сына приговаривали. Удавалось ей сдерживать слёзы и при виде его стоящим перед плахой. Но сейчас, обнимая Нехта, она не могла удержаться. Рядом, обнимая Унаса, так же плакала Нут.

Потом женщины принялись высматривать меджаев, чтобы дыханием правды и справедливости заставить их ответить за арест, за пытки невинных людей. Но ни одного из них на площади уже не было — доблестные стражи закона успели незаметно исчезнуть.

— Ничего, — сказал Нехт. — Своё заслуженное воздаяние они получат позднее — когда предстанут перед Осирисом.

— А если новый фараон призовёт их к ответу, — добавил Унас, — то предстать они могут очень скоро.

— В любом случае они все теперь будут бояться наших матерей — обладательниц дыхания самой Маат.

Обе женщины открыли было рты, чтобы сказать, что спустя семь дней её мощь их покинет, но в следующий миг, посмотрев друг на дружку, тут же закрыли их обратно. Есть вещи, о которых разумнее промолчать.