Единорог и Александра (Вербовая Ольга)

Мельника Адольфа любила вся деревня. Ни один праздник, ни одна гулянка без него не обходилась. Стоило Адольфу где-нибудь появиться, люди тут же забывали о своих заботах и, разинув рты, слушали весёлые истории, что он рассказывал, смеялись над его шутками, как дети малые. А у самого, казалось, и забот никаких не было — все жизненные трудности разрешал играючи, да так ловко, что люди диву давались. Не было ему равных в находчивости. А ежели кто на Адольфа за что-то рассердится, то лишь увидев его обаятельную улыбку, готов был простить всё на свете.

Но однажды пришла к нему в дом большая беда — тяжело заболела мать. Лекарь осмотрел больную, покачал головой: не жилица. Пригласили знахаря деревенского.

— Дело плохо! — сказал он. — Но знаю я одно средство, что может больную на ноги поставить. В дальнем лесу — туда три дня пути — живёт единорог белый, как снег. Стоит ему лишь потереться своей шкурой — любая болезнь отступит. Но повинуется этот единорог только девственницам.

А надо сказать, Адольф был молод и хорош собой. Деревенские девушки так по нему и сохли. Стоило ему какую-нибудь их них только пальцем поманить, как она, бросив все свои дела, готова была бежать за ним хоть на край света. Поэтому парень не унывал. Лишь сделал лицо печальное и давай бродить по деревне.

Первой встретилась ему Ева, дочь кузнеца.

— Здравствуй, Адольф! Отчего ты так невесел? Иль беда какая стряслась?

— Ох, Ева, какое уж тут веселье? Матушка тяжело хворает, и спасти её может только единорог…

— Ах, какая жалость! — развела руками Ева, словно не понимая, чего от неё добиваются.

Тогда Адольф спросил прямо:

— Ты приведёшь единорога?

— Да нет, конечно!

— Как же так, Ева? Ты ж говорила, что на всё ради меня готова!

— Потому и не приведу. Ты ж сам сказал: единорог будет слушаться только девственницу. А я, после того, что на сеновале было, сам понимаешь…

Стукнул Адольф себя по лбу с досады: до такой простой вещи не додумался! И пошёл к Агнессе. Выслушала его Агнесса с сочувствием. Только рот открыла, чтобы ответ дать, как откуда ни возьмись её маменька. Хоть и симпатичен был ей Адольф, и матушку его жаль, да собственное дитя дороже.

— Никуда моя дочь не пойдёт! Даже не думай! Вдруг на неё в лесу дикий зверь нападёт или разбойники повстречаются, обидят?

Люция сама отказалась за единорогом идти: отец у неё больно строгий — не пустит, а ежели обманом выскользнуть, так можно потом домой не возвращаться — запорет до смерти. Мария боялась заблудиться в лесу или в зубы дикому зверю попасться. Всех девушек в деревне обошёл несчастный Адольф — ни одна не пожелала в путь отправиться. Оставалась ещё Александра, но её мельник даже не спрашивал. Другие девушки почитали за счастье, если он только взглянет в их сторону. Она же, гордячка, на него не смотрит, слова ласкового не скажет. И красота его, и пленительные улыбки — всё ей нипочём, недотроге. Такую и просить без толку — не пойдёт она за единорогом в лес дальний.

Мрачнее тучи возвратился Адольф до дома. Никто, видать, не поможет его матушке. Так и помрёт несчастная!

Четыре дня после этого мучилась мать мельника. На пятый уже собралась Богу душу отдать, как вдруг услышал Адольф цокот копыт. Выглянул в окно, видит — скачет к его дому единорог, сам белый, во лбу рог золотой, а на спине у него сидит Александра. Сама исцарапанная колючим кустарником, с растрёпанными волосами.

— Идём скорее, — говорит единорогу, спрыгивая на землю.

А сама от усталости едва на ногах стоит. Ещё бы! Целую ночь скакала, чтобы до деревни успеть.

Обрадовался Адольф безмерно — в дом их запускает, к материнскому одру ведёт. Лишь коснулся единорог своей шерстью до умирающей, та тотчас же лучше себя почувствовала, на бледных щеках румянец появился. А вскоре впервые за всё время болезни заснула крепким здоровым сном.

Счастлив был Адольф от чудесного исцеления матери, только мысль одна тяготила его душу. Вдруг не ровен час матушка снова тяжело заболеет? Или его самого одолеет хворь? Найдётся ли снова среди девушек добрая душа, чтобы единорога привести? Думал-думал Адольф, что делать, и, наконец, надумал.

— Я пойду в хлев постелю нашему спасителю самой лучшей соломы, — сказал он Александре. — И молоком напою.

Привела Александра единорога в хлев, указала ему на миску с молоком, лакать велела.

Только животное наклонилось к миске, схватил Адольф мельничный жернов и со всей силы обрушил ему на голову. Единорог и вскрикнуть не успел — упал бездыханный.

— Что ты наделал? — в ужасе закричала Александра.

— Теперь он от меня никуда не денется! — потирал Адольф руки с довольной улыбкой. — Сниму с него шкуру, высушу — и никакая болезнь отныне не будет мне страшна. И в девственности твоей мне теперь никакого проку.

С этими словами он повалил девушку на солому и грубо овладел ею.

Поначалу Александра надеялась, что никто в деревне не узнает о её позоре. Но шли недели за неделями, стала девушка замечать, что всё больше прибавляет в весе, а как обедать садится, частенько к солёным огурчикам да квашеной капусте тянется. А иной раз аппетита и вовсе нет, и голова ни с того ни с сего кружиться начинает. Задумалась Александра: что делать-то? Вечно скрывать такое, ясное дело, не получится — рано или поздно кумушки деревенские обо всём проведают. Пришла к Адольфу:

— Коли ты меня обрюхатил, женись теперь.

Тот рассмеялся ей в лицо:

— Как бы не так! Какой прок с моей-то красотой на нищей сиротке жениться? Будь ты графиней или герцогиней — был бы другой разговор. Я и так поступил с тобой слишком благородно, что никому не сказал о твоём бесстыдстве.

«Куда мне теперь деваться, горемычной? — думала Александра, глядя на реченьку бегущую. — В деревне родной меня теперь не приветят. Отца в лесу деревом зашибло, брата молния в грошу убила, вступиться за меня, сиротку, некому. Только и остаётся, что в омут! А дитю лучше и вовсе на свет не появляться — не будет ему здесь жизни».

Шагнула она по илистому дну раз и ещё раз… Вот уже вода ей по самую шею. Собралась было шагнуть и дальше, как вдруг какая-то неведомая сила ухватила её за ворот и подняла ввысь. Глянула Александра, увидела, что не дух это вовсе, а птица Феникс с крыльями золотыми.

— Что ж это ты, глупая, надумала? — прикрикнула на неё птица человеческим голосом после того, как аккуратно на берег поставила.

— Не мила мне жизнь стала, — отвечала, плача, Александра. — Овладел мной силой худой человек, обрюхатил. Для чего мне теперь, порченой, на свете жить?

Задумался дивный Феникс, а после и говорит ей:

— Пойдёшь ли за меня замуж?

Крепко удивилась Александра — аж слёзы высохли. Виданное ли дело — замуж идти за птицу?

— Я не могу стать человеком, — продолжал тем временем Феникс. — Но ты, если пожелаешь, сможешь стать такой же, как я.

Подумала Александра: всё равно терять нечего. Чем с позором жить иль в омуте погибнуть, лучше уж и впрямь птицей сделаться.

— Согласна я.

— Тогда приходи завтра до рассвета к тому высокому дереву, что у песчаной отмели растёт, да и стой под ним. Я уже стар, недолго мне осталось. Так будь рядом в мой смертный час.

Отправилась Александра домой, а на следующий день ещё не рассвело, пришла к дереву. Феникс уже работал вовсю — вил гнездо из разных трав душистых. Закончив дело, он уселся в гнезде и стал смотреть на восток, ожидая рассвета.

Вскоре солнце стало медленно выплывать из-за облаков. Вдруг Феникс вспыхнул ярким пламенем, вместе с ним мгновенно загорелось гнездо, а по округе разнеслись ароматы лаванды и чабреца.

Испугавшись не на шутку, Александра запрыгнула на ветку дерева и принялась карабкаться вверх. Но увы, когда она добралась до вершины и сунула руку в гнездо, от Феникса только пепел остался.

— Прости, благородный Феникс! Не успела я тебя спасти!

Неожиданно кучка пепла зашевелилась. От удивления и испуга девушка едва с дерева не упала. Да и упала бы, наверное, если бы крепко не ухватилась за ветку когтистыми лапами и не взмахнула бы крыльями, чтоб удержаться.

Через мгновение из пепла восстал Феникс, молодой и прекрасный.

— Когда срок нашей жизни подходит к концу, мы сгораем, — объяснил он Александре. — А затем возрождаемся снова. Давай же скорее вить гнездо, чтобы ты могла яйцо снести да птенца высиживать.

Сказав так, он взмахнул крыльями и взлетел в небо. Новоявленная птица Феникс последовала за мужем.

Тем временем Адольф примерял роскошный костюм из бархата и атласа. С любовью осматривая себя в зеркале с головы до ног, парень счастливо улыбался. Ни дать ни взять — настоящий принц! Даже не верилось, что теперь он будет всегда носить такие наряды. Только бы пережить кошмарную брачную ночь с этой ужасной старухой! На ложе изображать неземную любовь будет труднее. Но делать нечего — придётся стараться. Не всем графский титул даётся при рождении.

— Ты готов, любимый? — спросила вошедшая графиня.

— О, да, звезда моей души! — воскликнул Адольф.

У крыльца молодого жениха со старой невестой уже ждала карета, запряжённая тройкой чистокровных жеребцов. Там графиня заключила его в объятия с такой страстью, что несчастный едва не задохнулся. Лишь когда карета остановилась у храма, ему, наконец, удалось вздохнуть полной грудью.

Во время венчания невеста не отводила от юноши взгляда полного сладострастия. Но вот уже прозвучало заветное: «Объявляю вас мужем и женой». Всё, теперь он граф!

По такому случаю в замке был пир. Графиня поглощала вино с такой жадностью, словно это была вода, а сама она десять дней провела в пустыни. Адольф молился о том, чтобы его жена захмелела и ночью спала мёртвым сном. А ещё лучше, чтобы упилась до смерти, оставив его вдовым графом. Но все его надежды были тщетны. Вино сделало графиню такой страстной и ненасытной, что уснуть новоиспечённому графу удалось лишь под утро.

Проснувшись, Адольф с удивлением обнаружил, что на ложе рядом с ним лежит молодая девушка. Если бы не висевшие в вестибюле портреты графини в молодости, он бы ни за что не узнал свою супругу. Пока он думал-гадал, каким чудом она могла помолодеть, пробудилась графиня.

— С добрым утром, дедушка! — сказала насмешливо.

— Что?!

Заметив, что из его рта вырвалось стариковское шамканье, Адольф опрометью бросился к зеркалу. И вскрикнул от ужаса — оттуда на него смотрел дряхлый старик с седой бородой.

— Колдун посоветовал, чтобы вернуть молодость, отнять её у тщеславного юнца, — объяснила графиня. — Для того мне и свадьба нужна была. Теперь прощай, ты свободен.

— Что значит «прощай»? Теперь я граф и твой супруг законный!

— Никто в это не поверит. Супруг-то у меня был молодой красавец. А старый, да ещё и бедный ты мне без надобности. Ступай прочь, или я велю на тебя собак спустить.

Волей-неволей пришлось Адольфу домой возвращаться. А соседи-то его не узнают. Мать глядит удивлённо:

— Кто Вы, дедушка?

— Матушка, я же Адольф, сын Ваш!

Та не верит. Он ей давай про детство своё рассказывать, да так подробно, что мать от удивления аж глаза выпучила, слушает. Откуда старику незнакомому это ведомо? Да и материнское сердце, видимо, почуяло, что дитятко перед ней родное. Обняла мать Адольфа, горькими слезами заплакала:

— Что же это, сынок, с тобой стряслось? Какая злая сила сотворила над тобой такое?

Так и так — рассказывает Адольф матери, супруга-графиня молодость украла да прочь прогнала.

— Есть, матушка, у меня под матрацем шкура единорога. Авось она беде моей поможет, молодости возвратит.

Вошёл Адольф в комнату к себе, видит — матрац с кровати набок съехал, а шкуры под ним как не бывало. Набросился он на матушку:

— Куда, старая ведьма, шкуру подевала?

Та клянётся, божится, что в глаза-то этой шкуры не видела.

— Неужто птица унесла?

— Какая ещё птица?

— Поутру было дело — иду от соседки, гляжу: летит над нашей крышей птица Феникс с крылами золотыми, а в клюве какую-то белую шкуру несёт, не то козы, не то лошади. Откуда ж мне было знать, что ты единорога убил, а шкуру спрятал? Наказал, видать, Бог за дело недоброе!

В убогой лачуге у покрытой ветошью детской кроватки старуха с косой ждала своего часа, глядя, как корчится в лихорадке маленькое тельце. Поседевшая вдова с красными от слёз и бессонных ночей глазами тщетно пыталась своим телом дочурку согреть.

Не сразу заметила бедная женщина, как в окошко влетела птица с золотыми крыльями и на подоконник что-то положила. Что-то похожее на шкуру животного. Опрометью бросилась хозяйка к окну, схватила шкуру в охапку и принялась укутывать исхудавшее тельце…

Старуха Смерть с досады плечами передёрнула да и вышла из лачуги ни с чем.