Дельфины

Финал

Финал Реализм

Я знаю — сейчас ты живешь у моря. Не того моря, что лениво перекатывает обласканные солнцем волны и приветливо расстилается в блаженной утренней неге.

Тебя влечет прохлада. Ты подставляешь лицо порывистому ветру, улыбаешься, словно говоришь: «Ну, давай, еще сильнее! Покажи мне, на что способен!» Он хлещет тебя по щекам, отчаянно треплет волосы, почти срывает одежду, а ты продолжаешь приходить на берег каждое утро и снова улыбаешься ему.

И он уже ждет, чувствует твое приближение, подталкивает в спину. Но теперь не норовит сбить с ног, не обдает колким песком, а кружит около, подхватывает, нежно выдыхает в лицо, заставляя прикрыть веки. И робкие лучи солнца проглядывают все чаще, блики теплой радости рассыпаются по волнам, шум прибоя затихает, и ваше дыхание сливается где-то в бесконечности. Вы дышите свободой, и вас неодолимо влечет друг к другу.

Помнишь, как ты призналась мне, что любишь ветер?

— Он наполняет меня вдохновением, — сказала ты.

— Ветер тревожит. Он беспокоен, непредсказуем…

— Он независим и неудержим — это пугает тебя. Попробуй просто ему не сопротивляться.

Прячась от солнца, я обматываю голову тюрбаном как арабский бедуин и кутаюсь в огромное парео, больше похожее на простыню. Ты с интересом разглядываешь меня.

— Не против, если я сфотографирую тебя там, на берегу.

— Прямо в этой простыне? — усмехаюсь я.

— Да. Ты великолепно смотришься.

— Смеешься?

— Нет. Я серьезно.

— Ну, какая из меня модель?

— Не будь моделью, будь собой.

Пожимаю плечами.

— Тогда пойдем, — ты протягиваешь руку, приглашая.

Я озираюсь на нашу компанию, отчего-то волнуясь, позволяю увести себя подальше от всех.

— Может, сделаем фото в стиле «ню»?

И снова не шутка. Меня смущает такая непосредственность.

— Нет… Не сегодня, — русую на лице бесшабашную улыбку.

Ты усаживаешь меня на песок.

— Оголи плечо… Вот так, еще немного. Пускай будет видна грудь. Не держи такую балетную осанку, расслабься. И не надо смотреть в объектив и натужно улыбаться.

Ты проводишь теплой ладонью между лопаток, поправляя спину, драпируешь складки парео на животе. Мои щеки горят, а сердце дрожит.

— Я никогда не позировала профессиональному фотографу…

— Не такой уж я профессионал. В первый раз снимаю вне студии, при естественном свете. До этого все портреты были студийными. И мне интересно, что же получится.

— Значит, надо постараться не испортить картинку, — снова вымученно улыбаюсь и пытаюсь прикрыть грудь.

Вижу, что тебя забавляет мое смущение.

— Перестань, — ты останавливаешь мою руку. — Лучше сними с себя все лишнее.

— В смысле?.. Зачем?..

— Выглядывает, просвечивается — ломает стиль. И кольцо тоже сними. Оно не из той эпохи. В тебе сейчас есть что-то испано-бразильское или египетское — загар, волосы, взгляд…

Подчиняюсь. Отвернувшись, быстро сбрасываю купальник и снова заворачиваюсь в парео.

— Так, хорошо. Чуть подайся вперед… Умница…

Частые щелчки фотоаппарата усиливают волнение. Не покидает ощущение, что на меня с разных сторон смотрят сотни глаз. Ты снова подходишь, поправляешь мне голову.

— Расслабь губы, приоткрой немного…

Налетевший ветер сбрасывает с меня покров.

— Не шевелись! — ты быстро отходишь, делаешь несколько кадров, затем приближаешься и садишься рядом.

Сердце вот-вот выскочит, но я не в силах пошевелиться. Ты проводишь пальцем по моим губам и целуешь. Голова кружится, и я опускаюсь на теплый песок…

Что это?.. У меня за плечами четыре года замужества. Все полюбовно, стабильно, традиционно… И тут появляешься ты…

Легкий ветер гулял в тени сосен, и море простиралось рядом. Наши мужчины возились с костром.

Мы с тобой едва знакомы. Я здесь с мужем, ты — с кем-то из его друзей (или мне это только показалось?) Точно помню, что ты представилась сама:

— Меня зовут Марта.

— А я — Мария. Ты — фотограф? — задаю глупый вопрос, замечая у тебя в руках аппарат с серьезным объективом.

Улыбнувшись, киваешь в ответ. По-северному неяркая, немногословная. Взъерошенная мальчишеская стрижка, длинные ноги, к розовой коже не прилипает загар. Мне нравится наблюдать твою смелость и естественность. Когда ты плаваешь нагишом, в этом нет ни вызова, ни позерства. Лишь свобода и раскованность, которых мне всегда не хватало. Я завидую, а, может, ревную?

Мы такие разные, но моментально находятся общие темы, и беседы увлекают нас. Рядом с тобой можно долго молчать, и это не выглядит повисшей, затянувшейся паузой, которую нужно заполнять пустой болтовней. Бродим вдвоем по пляжу, вдыхаем море. Вижу, что вызываю у тебя интерес, и волна притяжения захватывает меня.

И вот сейчас ты совсем близко. Целуешь, и я отвечаю. Сдуваешь песок с моих сосков, они сжимаются, становятся похожими на закрученные ракушки. Пальцы нежно скользят по животу и бедрам. В твоих прикосновениях нет извечной мужской настойчивости, они зовут, приглашают, и, вместе с тем, изучают — смело и осторожно.

Смущение отступает. Я следую зову тела и тоже хочу изучать тебя — впитывать солоноватый вкус тонко изогнутых губ, прохладу кожи, скользить щекою вдоль мягкого живота, проникать в лоно, ощущать его сладковато-терпкий волнующий запах.

Мы словно зеркала, отражающие друг друга — переплетены чувства, угаданы желания. Жар тела уже не унять, волна неудержимо поднимается из самых укромных глубин, нарастает и несет нас на гребне, ломая оковы разума, высвобождая чувства, вызывая слезы восторга.

По-кошачьи вытянувшись, ты перекатываешься на бок, спиной ко мне. Медленно, едва касаясь кончиками пальцев, обрисовываю линию твоего позвоночника, ныряю в ложбинку талии, плавно очерчиваю склоны бедра.

— Я всегда считала, что женщины, которым… нравятся женщины, должны быть… мужеподобными, что ли… А ты…

— Кто сказал, что мне нравятся женщины? — ты поворачиваешь голову. — Мне нравишься ты. Я люблю глубоко проникать во все, что вызывает мой интерес.

— Ну и как? Интерес не пропал? — задаю очередной глупый вопрос.

Я и сама знаю сейчас все ответы. Догадываюсь по твоим глазам, да и собственные чувства не обманывают.

— Нет, не пропал. Ведь он взаимный, я не ошиблась?

— Не ошиблась. Но у меня раньше никогда…

— Можешь не продолжать. У меня тоже. И, возможно, никогда больше не случится. Это момент, который нельзя упускать. Согласна?

Киваю.

— Тогда пойдем плавать!

Вода для меня всегда нечто особенное. Она чувствует и вбирает настроение, состояние. Сейчас она мягкая, податливая, открыто-прозрачная.

— Ты плаваешь как дельфин, — замечаю я. — Занималась в детстве?

— Почти угадала. Мои предки были дельфинами.

— Правда? — посмеиваюсь.

— У каждого человека есть предки среди животного мира или, как еще говорят, тотемное животное. Другое дело, что не каждый это замечает за собой. Но внешняя схожесть почти всегда угадывается. У многих народов есть ритуал почитания того или иного животного. И если верить, и считать себя единокровным с тотемом, то определенное животное никогда не тронет тебя, всегда поддержит, поделится силой. Помнишь Киплинга?

— «Мы с тобой одной крови»?

— Именно, — улыбаешься ты.

— Интересно, а кто же тогда мои предки?

— В твоем случае внешнее сходство не имеет значения, важно внутреннее ощущение. Подумай, кем бы хотела быть?

— Не знаю… Хотелось бы оставаться собой и быть похожей на тебя…

— Значит, сейчас мы — дельфины. Плыви за мной!

Мы плыли навстречу закатному солнцу — глаза прикрыты, усталости нет. Время остановилось. Я чувствовала себя частью пространства. Текучесть воды, легкость ветра, жар солнца — все было во мне. Прежнее тело растворилось и преобразилось в нечто новое, исполненное силы, гибкости и безграничной свободы.

Когда выбрались на берег и стали одеваться, я вдруг вспомнила, что, «снимая с себя все лишнее», аккуратно завернула в купальник обручальное кольцо. Купальник — на мне, а кольцо…

Панически разрываю ладонями остывший песок.

— Мария, что?..

Ты догадываешься о случившемся по моему лицу, понимаешь, как это для меня важно, чувствуешь вину, помогаешь искать.

Нет, не найти… И что теперь?.. Что я скажу Ивану?..

Когда мы вернулись в лагерь, солнце почти село. Самое удивительное, что наше длительное отсутствие никого не смутило. Вероятно, время здесь текло иначе.

Все разбрелись по палаткам. Муж сопел рядом, а я так и не смогла уснуть. Мысли об утерянном кольце, о том, что и как я скажу Ивану, лихорадочно носились в голове.

А на следующий день наша компания разъезжалась. Прощание с тобой вышло скорым и размытым. Наверняка надо было что-то сказать, что-то очень важное, но все приходящие на ум слова казались фальшивыми, с языка слетало только: «Счастливо, удачи, обязательно спишемся…»

Друзья уезжали один за другим, я же намеренно долго собирала вещи, пока мы с Иваном не остались одни.

— Я вчера обручальное кольцо где-то потеряла… Пыталась найти, но не смогла … — наконец, бесцветным голосом призналась я, когда муж стоял ко мне спиной.

Несколько секунд Иван молчал, а когда обернулся, окинул меня тяжелым взглядом.

— Это дурная примета.

— Вань, я знаю… Но что же теперь делать?!..

Губы задрожали, глаза предательски наполнились влагой. Я отвернулась. Простояла какое-то время в надежде, что сейчас он подойдет, обнимет сзади за плечи и скажет: «Не горюй, Маняш, все будет хорошо». Но Иван молча погрузил сумки в машину и сел за руль.

Мы долго ехали вдоль прибрежной полосы. Я смотрела в окно, прощаясь с морем, и сердце терзали нехорошие предчувствия. Вдали, из синевы волн, показался дельфин. Его спина отражала солнце, он взлетал над жемчужными гребешками, описывая пологие дуги, уверенно и непринужденно играя силой и наслаждаясь этой игрой. За ним показались другие — такие же легкие и блестящие, они вторили своему вожаку, следовали за ним.

Невероятное спокойствие охватило меня, и тепло скорыми струйками разнеслось по венам.

— Смотри — дельфины, — произнесла я, улыбнувшись.

Иван бросил взгляд в сторону моря, затем — на меня, и его рука с рычага переключения передач скользнула на мое колено.

— Не горюй, Маняш. Все будет хорошо, — выдохнул он.

Я благодарно уткнулась ему в плечо.

Примерно через месяц пришло письмо: «Привет, Мария! Смотри, что у нас получилось *смайл*»

На фото я увидела женщину на прибрежном песке: смуглая кожа, узорная накидка, арабский тюрбан. Спокойная, благородная грация, взгляд устремлен в даль. Ее сестры — жрицы племени майя, братья — славные воины Атлантиды, она дочь морского царя и лесной русалки.

Внизу — подпись: «Обрученная с морем».

В комнату вошел Иван.

— Кто это? — спросил он, увидев фото.

— Не узнаешь?

Муж наклонился к монитору — огонек интереса бойко запрыгал в глазах.

— Маняш, ты?!.. Ничего себе!.. Какая ты у меня оказывается…

Я не сдерживала довольную улыбку.

На следующий день на столике в прихожей сияло новенькое обручальное кольцо, а под ним записка: «С любовью, твой Иван».

И я люблю тебя, мой Иванушка!

Я могу быть дельфином. Могу обернуться свободной птицей и ласковой кошкой. Ничего особенного — обычный дар, который, говорят, есть у всех. Дремлющий дар. Он таился глубоко внутри, но ты помогла мне выпустить его на свободу. Ты помогла мне понять, что когда слышишь негромкий зов и различаешь едва уловимый отзвук в своем сердце, не надо бояться следовать ему.