5.

За дверью стоят две девицы очень ожидаемого вида. Лет им по шестнадцать, не больше. Одеты крайне вызывающе, всем своим видом показывая, что взрослости им не занимать. Скептически хмыкаю.

— Внимательно вас слушаю, барышни, — мило улыбаюсь, пытаясь всеми силами скрыть ехидство, которое буквально раздирает изнутри.

Она из них — та, что пониже и ярче накрашена, пытается заглянуть мне за плечо и, видимо, поискать в комнате “жертву”. Эта юная хищница брезгливо морщит нос, осматривая свою новую вожатую с ног до головы, чем раздражает еще больше.

— Где он? — голос у нее в целом приятный, но уж больно агрессивный.

Решая, что корчить из себя дурочку проще всего в данной ситуации. Вообще это очень неплохой прием, который по жизни часто помогает. Когда кто-то думает, что он умнее тебя, человеком сразу становится проще манипулировать. Хотя кому я вру? С моей-то простоватой грубоватостью только кем-то манипулировать, ага.

— Кто?

На передний план выходит вторая девица, ее тонкий голос звучит осуждающе.

— Тот, кого Вы прячете!

— Кого?

Игра начинает нравится, так как две шпионки начинают бесится и выходить из себя. У более агрессивной от злости раздуваются ноздри, а писклявая сжимает руки в кулаки. И тогда они, взяв в руки все свое спокойствие, хором выдают:

— Антон!

— Да нет у меня никакого Антона, и Андрея нет, и даже Славика.

Девушки смотрят друг на друга, затем синхронно кивают и, не прощаясь, разворачиваются и уходят. М-да, теперь понятно, почему Антон от них убегает и всячески стремится минимизировать общение. С самой пофигистической в мире миной закрываю дверь, а затем не выдерживаю и начинаю смеяться.

— Слушай, Антон, теперь я тебя понимаю, — сквозь смех пытаюсь сказать.

Парень опасливо выглядывает из-за двери и внимательно осматривает территорию. Наверное, переживает, что я все-таки впустила его подружек — не доверяет. Ну и ладно, за несколько дней я сумею это исправить.

<center>***</center>

На ужин мы идем по-отдельности — еще не хватало, чтобы поклонницы объекта подтвердили свои подозрения, тогда уж и мне придется от них прятаться. Вообще вся территория невероятно красивая, чудный лес окружает лагерь со всех сторон, ветер приятно щекочет лицо, да и жить хочется в таком месте. В глубине души начинаю радоваться, что замдекана поручил это задание именно мне. Ну а что? Все равно бы кого-то послал, и этот бы гипотетический кто-то ходил бы тут, ничего не делал, все экзамены автоматом получил да еще и развлекался! Да, определенно есть свои плюсы, жаль только, что нужно за Антоном присматривать, ну да ладно, это не такая уж и большая цена.

Меня садят за стол с другими вожатыми — это всего несколько девушек и парней. Те быстро объясняют, что лагерь небольшой, и в нем всего пять отрядов по десять человек. Выходит, это какой-то мажорный лагерь, если в нем только пятьдесят человек, и администрация может позволить вожатым жить в таких хоромах, как у меня. Чуть позже они еще добавляют, что “это не просто лагерь, где дети тыняются и не могут придумать, что делать кроме как чмырить друг друга”. Вся, с позволения сказать, непростота заключается в том, что детишки занимаются пением, танцами и ставят целый мюзикл, подготовка к которому должна начаться сегодня. Информация, конечно же, вызывает восторг.

Само место питания не выглядит как столовая, оно больше похоже на какое-то неплохое кафе. Еда очень приятная и порции приличные, так что еще один плюс пребывания в этом месте очевиден.

Нам дают еще час для отдыха (и переваривания информации), а потом нужно будет собраться в каком-то местном аналоге актового зала и ждать инструкций. Так что ничего не остается, кроме как уныло плестись в свой номер, думая над тем, что с этим всем можно сделать.

По дороге меня догоняют те самые две девицы, которые не так давно требовали выдать Антона.

— Извините, — обратилась писклявая, не зная, видимо, как зовут. — А Вы точно Антона не видели?

Удивленно останавливаюсь и еще раз осматриваю барышень. М-да, сдался им этот Антон. Даже жалко их как-то, так унижаться ради какого-то парня.

— Девушки, ну вот зачем он вам? — сочувственно спрашиваю.

Они снова синхронно пересматриваются.

— Нужен, — отвечает агрессивная.

Я лишь пожимаю плечами, вот как-то не охота с этими девушками разбираться, Знаю, как он вам нужен — Вадик тоже периодически кому-то “нужен”. Да и странно, что они не заметили Антона за ужином, вроде, он говорил, что пойдет. Конечно, вожатые питаются в отдельном помещении, но все же. Ой не чисто что-то с этим парнем.

— Слушайте, я не знаю, зачем он вам нужен, и почему вы к нему привязались, но лучше вам это бросить. А теперь дайте мне пройти.

Обхожу ошарашенных девушек и упрямо иду дальше в корпус. В след доносится их разговор:

— Да у нее он был, говорю же тебе. Смотри, как защищает этого мерзавца!

<center>***</center>

В дверь аккуратно стучатся. Подходить крайне не хочется, слишком уж много событий за день, но все равно приходится.

— Спасибо, что помогли, — Антон не смотрит в глаза, кажется, ему стыдно. Он стоит и мнется, не решаясь войти. Во всем его облике слишком мало той уверенности и надменности, о которой его дядя пытался предупредить. Меньше всего на свете этот парень похож на ловеласа или бабника, он скорее маленький напуганный ребенок, который слишком сильно не хочет быть взрослым, да и не должен он. В этом все я вижу себя — ту семнадцатилетнюю девушку, которая так же когда-то боялась и которая так же когда-то пыталась убежать от всего мира. Становится грустно.

— Да не за что.

Внезапно он порывисто, почти по-детски обнимает меня, и только тогда я замечаю, что парень выше почти на голову, да и пахнет от него хорошо. Объект прижимает меня к себе со всей силой, и я совсем не могу понять, что происходит. Руки его дрожат, и кажется, что он чего-то боится, но не может никому сказать. Антон отстраняется так же резко, как до этого обнимал, и в его хрустально голубых глазах я вижу страх.

— Послушай, я не знаю, что происходит, но прошу тебя, будь осторожен, — говорю, пытаясь взять себя в руки. Это получается не очень хорошо, так как происходящее вводит в ступор.

Он очень серьезно кивает, и, не сказав больше и слова, уходит, оставляя после себя только легкий аромат какого-то приятного парфюма.