Хатико

С Лешей всегда казалось, что время материально и конечно. Неизвестно, сколько он еще будет рядом, но точно понятно, что с каждой секундой все больше и больше песка убегает из-под пальцев. И печальная неизбежность расставания давила с такой силой, что казалось, словно все кости в один момент треснут, а мышцы порвутся. На душе болело от того, что когда-то наступит день Х, и этот день уже заранее один из самых худший в жизни.

Едва Грач довел меня до подъезда, тут же развернулся и пошел обратно, не оборачиваясь и делая вид, что никто не смотрит ему вслед, не прожигает взглядом спину, не сожалеет о том, что так и не решился спросить. В том, как он ступал, было что-то величественное и завораживающее — большие шаги, ровная спина и медленный темп, словно спешить абсолютно некуда. Конечно, я глупая девчушка, все надеялась, что Леша еще раз захочет взглянуть на меня. В те времена, наивность и максимализм бурлили по венам, заставляя иногда слепо верить в то, что не случится.

Ему все равно.

И это рвало на части не хуже, чем осознание, что любые отношения с ним — конечны.

Непонятно, в каком мире он жил, и что приходилось там делать изо дня в день, но мои детские проблемы выглядели, наверное, бесконечно глупо. Переживания по поводу подруги, нежелание привлекать к себе внимание и страх довериться кому-то. А еще больше всего на свете я боялась стать такой, как Васильевна — глупой теткой, зацикленной на том, чтобы доказать всем и вся свое мнимое превосходство. Хотелось набрать Таю, рассказать об этом, но не хватало смелости, да и неловко было как-то беспокоить подругу, ведь, наверняка, в штатах уже все спали. С Викой мы ладили так себе, она вообще не понимала подобного рода переживаний — никто не умер, вот и забей. Оставался только мой милый Игорь, чья куртка, наверное, до сих пор пахла девочкой с острыми коленками.

Набирая его номер, я все еще смотрела вслед Грачу, который очень давно завернул за угол дома. Как слепая, преданная собачонка. Хатико, блин. Обмусоливала в голове каждую фразу, каждое слово, что он мне говорил и не могла найти в них ни капли той привязанности, которую сама ощущала. Чтобы быть с ним, стоило стать сильнее, взрослее, уверенней в себе — выйти из детской песочницы и наконец узнать мир.

В семнадцать это казалось кощунством.

— Диана? — Игорь не верил, что я первая позвонила. На фоне галдели люди, кто-то кричал про подходы, а сам парень тяжело дышал. Скорее всего, он занимался в зале.

И в такой момент все, что я могла сказать, уместилось в три слова:

— Ты мне нужен.

Игорь сразу все понял и даже не пытался отвертеться от того, чтобы ехать через весь город к подруге, которая не звонила вот уже больше месяца. Он знал меня слишком хорошо — если прошу о помощи, значит все настолько плохо, что не могу справится самостоятельно. А Игорь всегда был из тех, на кого можно положиться в любой ситуации, даже если нужно срочно вылетать на Марс или спасать человечество. Благородный рыцарь, которого все любили. Почти идеальный человек, выросший в нищете и знающий цену искренней помощи. Мы его всегда кормили своими бутербродами, особенно в средней школе, когда начали худеть, на диетах всяких сидеть и отказываться от хлеба — Игорь же благодарно съедал абсолютно все. Он знал, что мы делаем это не из жалости, а потому, что любим, и только это останавливало его от презрения к самому себе.

Теперь Игорь вырос, стал подрабатывать тренером в маленьком спортзале и спокойно может себе позволить бутерброды, вот только по-прежнему остается благородным рыцарем. В таких как он стоило влюбляться, по таким сохнуть и таких боготворить.

А не рвать себя на куски страданиями о своей недостаточной взрослости.

— Ты дома? — слышала, что он уже куда-то идет.

— Почти. Стою около входа в дом, — отвечаю.

Игорь с кем-то прощается и все еще куда-то идет — наверное, в раздевалку. Его тяжелые шаги отдают эхом в длинном коридоре, а голоса коллег на фоне что-то говорят.

— Жди меня, буду через тридцать минут.

Знала, что ехать надо как минимум сорок, а еще знала, что Игорь успеет за тридцать — такой уж характер. Иногда он казался слишком хорошим, почти нереальным, но я была в курсе того, какие демоны могут скрываться в его душе. Положив трубку, села на лавочку около подъезда и засунула наушники в уши — мягкие ноты, приятный голос певца и чувство, будто тебе признаются в любви. Иллюзия счастья, вот и все.

Ложь.

Но такая нужная сейчас. Словно целебный отвар, который отопьешь — и сил уже в два раза больше. Ложь во благо — как вы все любите говорить. А еще ложь, чтобы не видеть правды.

Этот парень слишком много для тебя значит, глупышка. Не стоит обманывать себя на счет его роли в твоей жизни. Болезненная привязанность — уже диагноз, а Грач больше не эрзац друзей, а полноценный персонаж игры. И что с этим делать — огромный вопрос, потому что Леша всегда останется тем, чье время скоро истечет. А еще он не станет делать того, о чем мечтают влюбленные дурочки типа меня — ни романтичных признаний в любви, ни серенад под окном, ни даже объятий не будет. Когда-то Леша уйдет из моей жизни — резко, импульсивно, почти незаметно. И оставит по себе только хлебные крошки воспоминаний, за которые можно цепляться душными, летними ночами.

Говорю же, такая предрешенность меня пугала — родители с раннего детства внушили, что все в мире можно поменять, если приложить достаточно усилий. Но только не сейчас, только не в этой глупой ситуации с Грачем.

Я тупо смотрела в одну точку и ждала-ждала-ждала Игоря, который должен скоро приехать. Снова искала эрзац — замену Грачу, снова наступала на те же идиотские грабли собственной глупости. Играла с огнем и опять-таки вылезала на баррикады во имя раздутого до пределов максимализма. Все или ничего.

Кто-то вытащил наушник из уха, и я обернулась, раздраженная тем, что кто-то посмел прервать иллюзию, лившеюся из наушников.

— Как ты? — совсем рядом.

Игорь. Рыцарь не моего романа.

Неужели уже прошло столько времени? Он совсем не изменился — такой же добрый свой парень, улыбка на миллион. И так же искренно, от души волнуется — ни капли лицемеря, не скрывая эмоций.

— Не знаю, — говорила правду, едва шевеля сухими губами.

Обнял и прижал к себе — неважно, что случилось, я рядом. Игоря не волновали подробности, он просто был рядом, просто отдавал частичку своего тепла нерадивой подруге. Мы были с ним равными — два подростка, которые влюбились в ярких людей. Две порванные в клочья души, только ему сложнее в разы — все же моя любовь длилась каких-то несколько месяцев.

— Я влюбилась в этого парня, — призналась.

Большие теплые руки Игоря гладят по волосам, запах его одеколона забивает ноздри, а чувство, что все будет хорошо, заполняет внутренности. Он пахнет домом, он пахнет всем хорошим и светлым, что можно найти в людях, он пахнет Игорем.

— В какого парня? — тихо спросил, все еще поглаживая по голове.

Боги, как же его просто любить! Такой комфортный, приятный островок тепла и заботы — как жаль, что у нас с тобой не выйдет ничего, милый.

Я поняла потом, что именно в тот момент жизни и стала взрослеть — когда впервые поняла, что в жизни получаешь далеко не все, что хочешь.

— Одноклассник мой, — не плакать только, тут слезами не поможешь

Нужно быть сильной.

Наверное, он тогда тысячу раз пожалел о том, что приехал ради такой мелочи, как влюбленность подруги в какого-то парня, но все же ничего не сказал.

Вечерело, на улице стало еще прохладней, но от друга, обнимавшего меня, исходило тепло. Дни все еще оставались по-зимнему короткими, а воздух, хоть уже и не был таким морозным, все еще скорее приносил неприятности. Хотелось слушать музыку и вот так вечно обнимать Игоря, но я уже знала, что ничего не длится дольше определенного времени.

Даже боль.

— А что не так с этим парнем? — аккуратно начал расспрашивать, пытаясь не задеть какую-то неприятную точку.

— Все.

Игорь хмыкнул и отстранился, от чего сразу же стало холодно телу, а на душе скреблись кошки. Конечно, он хотел, чтобы я сказала точно, но никто бы не сказал. Грач же был из тех людей, у которых все не так, как у всех.

— Диана, не нужно этого, — упрекнул, но только так, чтобы не задеть, чтобы не сделать еще хуже.

Конечно, не нужно, но ничего не поделаешь тут — влюбилась как дура. Уже поздно кричать о том, что стоит делать, а чего не стоит.

— Давай будем встречаться? — внезапно предложила, всматриваясь в глаза друга.

Не нужно так смотреть, знаю о твоей боли. Просто потому, что мы одиноки, а иметь такого парня — само удовольствие и ничего больше. Неважно, что нет какой-то дурной влюбленности, так даже лучше — никто ничего не испортит. Нам нужна тихая гавань, где можно пережить трудные времена, а потом пусть будет так, как будет — неважно.

Игорь отвернулся и не смотрел на меня, его лицо напряглось, а спасительная теплота, кажется, растворилась в морозном воздухе. На минуту он перестал быть тем, кто дарить только тепло и радость — мне стало по-настоящему холодно.

— Она уехала, — решилась на то, чтобы произнести эти слова.

Показала, что понимаю его боль и знаю все. Око за око, зуб за зуб.

И всем теперь больно, особенно ему — Игорь был тайно влюблен в Таю чуть ли не с детского сада, но все никак не мог решиться на то, чтобы признаться в чувствах — думал, откажет. А потом она решила все же уехать, и Игорь, видимо, придумал себе, что не судьба. И не бегать по ромашковому полю, держась за ручки, хотя это и так невозможно, учитывая Таю.

— Ты же любишь того парня, — слабо возразил Игорь, все еще не решаясь посмотреть в глаза.

Он ощущал неловкость, это я прекрасно понимала. А еще, наверное, хотел всячески избежать этого разговора, но было поздно — мы оба раскрыли свои души нараспашку.

— Ну и что же? Ты любишь Таю, я люблю Лешу — мы на равных правах.

Какое прекрасное словно «равные», так и хочется говорить его про себя снова и снова, наслаждаясь каждой буквой.

Друг хмыкнул и все же посмотрел на меня — с интересом, наверное, впервые оценивая меня как девушку. Удивительно, но я не смущалась и даже не покраснела, только вяло улыбалась, позволяя рассматривать.

— Почему ты не хочешь с ним встречаться? — хитро спросил, прищуриваясь.

Потому что он не захочет. Потому что боялась. Потому что слишком взрослый. Потому что знала, что умру.

Мучительно растворюсь.

А ведь хотелось жить, пусть даже и не гореть, но хотя бы не погибать. Грач оказался слишком ярким, отчаянно живым, даже хуже чем Тая, ведь она не знала горя и боли. И все же от мысли о том, как прикасается своими руками к моим, сводит горло. Конечно, даже тогда я понимала, что цена такой истории — три копейки, ведь ничего удивительного не произошло. Одна девочка-аутсайдер плюс один мальчик-красавчик — всегда чье-то разбитое сердечко.

— Потому что глупая, — честно ответила.

Игорь еще раз быстро осмотрел меня с ног до головы, а потом кивнул. Своим мыслям. А, возможно, просто соглашался с дурной идеей своей нерадивой подруги.

— Ты же сама понимаешь, что у нас ничего не выйдет, — грустно сказал.

Конечно, не выйдет, ведь это — только отчаянная попытка оттянуть время, отстрочить боль. Потому что пройдет совсем немного времени, прежде я начну искать черты Грача в Игоре, а когда найду, то начну упиваться только ими, надеясь раздуть их до абсолюта. Попытаюсь сделать из Игоря совсем другого человека, а потом сломаюсь или сломаю его самого. И будет в десятки раз хуже, чем сейчас.

— Я-то понимаю, но все равно смотрю на тебя и думаю — ведь такой парень пропадает! — попыталась перевести все в шутку.

Он хмыкнул и замер, теперь мы оба молчали, но это молчание мало походило на то, что было между мной и Грачом. С Игорем было комфортно и ненапряжно, не возникало желания сбежать куда подальше, но в грачовской тишине хотелось раствориться — вот тебе и игра контрастов.

— Скажи ему, — надломлено произнес, подразумевая, что я не должна допустить его ошибок.

— Если скажу, он тут же уйдет, — надломлено произнесла, полностью осознавая эту мысль.

И тогда в голову пришла еще одна «гениальная» идея родом из детства, когда мы давали кровавые клятвы и смотрели американские фильмы. Наивная и детская, ничего не значащая, а еще гениальная.

— Будем вместе, если не найдем никого к тридцати годам, пойдет? — я улыбнулась на все зубы, зная, что такое непременно развеселит Игоря.

Он и правда улыбнулся в ответ, подтверждая догадки.

— Договорились, — сказал и неожиданно быстро склонился над моим лицом и поцеловал.

Никакой страсти, никакой любви, никакой нежности в этом поцелуе не было — только сухие губы друга и мои собственные однажды встретились. Мы оба понимали, что этот поцелуй значит только одно — скрепление договора, клятвы друг другу, а еще детство, которое все еще играло красками. И все бы в этом моменте оказалось идеальным, вот только ничего совершенного не существует по определению.

Голос.

— Вижу, ты уже нашла себе компанию, Диана, — так мое имя произносил только один человек в целом мире.

Е

два повернула голову и посмотрела на него, поняла — ревнует. Ему досадно, что я так обошлась, фактически разрушила, что у нас было. Нет, шучу, конечно, он так не думал — ему же все равно. Или, может, просто бесился, что дурная собачонка посмотрела в сторону, надеясь, найти хоть там какое-то тепло.

— Это мой друг Игорь, — быстро представила спутника.

Грач скупо кивнул и представился в ответ:

— Алексей.

Они пожали друг друг руки, словно ничего такого и не происходило секунду назад. Я в очередной раз удивилась этой чисто мужской черте — вот так вот всегда и везде жать руки. Неважно, что с этим человеком только здороваешься, и даже неважно, что вы почти враги. Ведь рукопожатие — почти святой акт.

Мальчишки.

Не выдержала и улыбнулась — картина невероятно уморительная, хотя и Леша, наверняка, решит, что мы с Игорем встречаемся.

— Мы с Дианой о кое-чем договорились, но отношений между нами нет, — мягко улыбнулся Игорь, понимая, что перед ним стоит тот самый «один парень».

Грач хмыкнул и кинул на меня едва ли не презрительный взгляд. Мы даже не встречаемся, а он уже пытается сломать, раздавить своим авторитетом и взрослостью.

— Почему ты оправдываешься передо мной? — спросил, не скрывая неприязни.

Игорь пожал плечами. В тот момент он казался гораздо сильнее меня — скрюченной и избитой несколькими жалкими фразами.

— Ладно, ребятки, у меня очень важные дела, а вы тут разбирайтесь. Пока, — лихо попрощался он и сбежал еще до того, как я успела хоть что-то возразить.

Грач смотрел только на меня — повисло неловкое молчание, которое кто-то из нас должен был нарушить. Но мы не нарушали, даже не совершали попыток, просто смотрели друг на друга как два идиота. Не знаю, что испытывал в то время Леша, как он вообще ко мне относился и зачем пришел, но момент казался важным — один из тех ключевых, которые делают из нас именно теми, кем мы являемся.

— Я… — начала.

Леша тут же перебил:

— Не надо, — и голос холодный, почти ледяной.

Это «не надо» почти ножом по сердцу, почти раскаленной кочергой по душе. Он меня ранил, и теперь делал это нарочно, пытаясь раздавить те зачатки чувств, которые поселились во мне.