Картина 1

Акт I

(Медленно поднимается занавес, слышится тихая музыка, возможно, джаз, возможно Эллингтон, неожиданно мягкий звук саксофона, музыка хрупкая, ломкая, едва ощутимая, как будто снег под босыми ногами.

Постепенно сквозь музыку прорывается скрип шагов. По снегу. В глубине сцены загорается экран. Мы видим снегопад.

Зажигается свет. Холодный. Яркий. Но освещает он лишь малую часть сцены, где с трудом умещаются три шезлонга и маленький столик из ротанга. На столике стоит початая бутылка красного вина и два бокала. В двух шезлонгах полулежат мужчина и женщина. Оба одеты в белоснежные кашемировые пальто, закутаны в мягкие пледы с синей каймой по краю, носят солнцезащитные очки на пол-лица. Она отстранённо смотрит вдаль, наверное, любуется пейзажем, иногда поднимает взгляд к небу. Он безуспешно пытается раскурить трубку. Злится. Что-то бормочет себе под нос.

Третий шезлонг пуст).

Она (отстранённо, холодно, не обращаясь ни к кому): Гаспар, предложите даме вина.

Он: Дама уже давно не маленькая. Вполне может оторвать свой зад от лежака и плеснуть немного в свою замызганную стекляшку.

Она: Фи, как грубо, Гаспар! Кто вас только учил манерам?! К вашему сведению, это богемский хрусталь…

Он: Именно это я скажу нашему стеклодуву, когда мы вернёмся наконец в Лилль! Какого чёрта мы здесь забыли? Проклятье! (Ветер снова задувает спичку) Я даже закурить нормально не могу!

Она (всё так же не поворачивая лица в его сторону): Курить вредно, мой друг. Крайне вредно.

Он: А ещё вредно жить. В особенности с такой особой как ты. Где были мои глаза, когда я предлагал тебе руку и сердце?!

Она (сорвав очки, резко повернувшись к нему, едва ли не извергая молнии): Так не предлагал бы! Я!.. (заходится в мучительном кашле, рукой опрокидывает столик из ротанга, бутылка вина с неожиданно громким звуком разлетается на сотни осколков, на белоснежный кашемир пальто падают крупные капли крови)

(Гаспар бросается к жене. Один из осколков глубоко вонзается в его руку, он не чувствует боли. Гаспар словно пёрышко поднимает свою возлюбленную и они покидают сцену. На третьем шезлонге, словно бы из ниоткуда, возникает странная фигура — сухонький старичок в ярко-жёлтом френче и головном уборе более всего напоминающем колпак. Обут старичок в пулены — остроносые башмаки с длинными, загнутыми вверх носками. Некоторое время он не замечает ничего вокруг и занимается пристальным изучением особенностей своей обуви, затем, будто что-то услышав, резко поворачивается к залу, щурится, словно бы пытаясь что-то разглядеть, озорно улыбается и машет рукой, как будто узнал кого-то из зрителей)

Человек-из-ниоткуда: Вам наверняка интересно кто я, откуда здесь взялся и зачем нужен. Но вам и вдесятеро не так интересно как мне. (Улыбается, ждёт аплодисментов, получая их, кланяется направо и налево, как китайский болванчик) Я и правда не знаю, зачем меня сюда вызвали, но раз уж я здесь, почему бы нам не повеселиться? (Щёлкает пальцами и мгновенно скрывается в облаке едкого, густого дыма ярко-зелёного цвета, первые ряды зрителей заходятся в кашле, начинается паника. Из-за дымовой завесы раздаётся голос) Стойте! Куда же вы? Опять я, старый дурак, с эффектами переборщил… Вы извините старика… Память, понимаете ли…

(Голос старика неуловимо меняется становится выше, дым рассеивается и вот уже перед нами пышущая здоровьем и жизненной энергией блондинка. Эдакая валькирия. Образ дополняют свободно развевающиеся локоны и пристальный взгляд чистых, словно лазурь неба в июльский полдень, глаз)

Герда: Память, понимаете ли, очень странная и коварная штука. А уж моя и подавно. Да-да, не удивляйтесь — это всё ещё я — тот самый старичок в ядовито-жёлтом френче. Не стоит верить своим глазам — они далеко не всегда правдивы. И это на самом деле хорошо, ибо правда — это груз, ломающий плечи атлантам, обрушивающий небесную твердь на наши несчастные головы. Помните об этом. Хотя бы до конца спектакля. А я, пожалуй, пока вы пытаетесь найти смысл там, где его нет, в вечной попытке что-то кому-то доказать, с вашего позволения удалюсь.

(Щёлкает пальцами. Зал и сцену окутывает тьма)