Глава 5

— Если тебя укусил вампир, то ты тоже станешь вампиром? — спросил Раст, наблюдая как Джон посыпает рану антисептиком.

Рука выглядела мерзко, как лежалое мясо, и сильно распухла. В окна кухни смотрела всё та же ночная тьма елового леса, за который спряталась треснувшая луна. Страх не отступал. Он только усиливался вместе с волчьим воем и скрипом вековых деревьев.

— Нет, но могу схватить заражение крови. Но я знаю наперёд, что я не умру… Не сегодня, не сейчас.

— Ты не боишься остаться без руки?

— И без руки я не останусь, в худшем случае привяжу вместо неё огромное лезвие или крюк, — Джон рассмеялся своей шутке.

Раст подумал, что он находится под действием болевого шока.

— Ты бы в больницу сходил.

— У меня нет медстраховки, вернее, у той стороны моей личности, что зовётся «Джон Доу» нет никакой страховки.

Он достал из-под дивана початую бутылку водки и нацедил себе целый стакан.

— Водку пьют, когда очень плохо, когда ад замёрз. Когда хорошо — пьют шампанское. Пиво пьют, когда нормально. А виски — просто вкус жизни!

Марк уставился в пол, затем протянул руку за бутылкой водки и сделал глоток прямо из горла.

— А кем ты был, прежде чем попал сюда? — спросил он, отдышавшись.

— А как ты думаешь?

— Мне кажется, ты был бандитом.

Джон рассмеялся:

— Эх, не угадал. Кем я только не был. А ты задаёшь слишком много вопросов. Когда-нибудь всё встанет на свои места…, но не сейчас.

Он осушил наполовину полный стакан водки и добавил:

— Об этой истории давай тоже не будем распространяться. Больше шуток про превращение в вампира я не переживу.

***

Джон спал в мансарде. Это было самое тихое место в особняке. И самое тёплое. Его пещера. Здесь, посреди старинных сундуков и остатков стройматериалов, он оборудовал своё нехилое убежище — широкий матрас, куча одеял, маленькое слуховое окно, которое почти не пропускало свет, только камин порой наполнялся жаром от поленьев, как первобытный источник огня и света; вместо стола лишь пустая коробка, на где нехитрый натюрморт составляли свечи, бездонная пепельница с бычками и пустая бутылка из-под водки.

Пристанище серых теней и безрадостных мыслей. Храм застывшего времени и похмелья длинною в жизнь.

Он проснулся где-то ближе к вечеру, но не по своей вине. В дверях стояла Эстер, закутанная в пёстрое лоскутное одеяло. По её голым плечам струились распущенные рыжие волосы. В лучах заходящего солнца она напоминала героиню картин эпохи возрождения. И вот одеяло полетело на пол, обнажая тонкий белый силуэт.

— Джон, я хочу тебя, — она опустилась на матрас.

Он прижался к ней в полусне, в полубреду. Близость женского тела и пряный запах кожи пробуждал в нём животное.

— Что ты делаешь? — спросил он, уже сжимая в руках её налитую девичью грудь.

— Я хочу, чтобы ты был первым, я всё уже решила….

Их губы на миг соединились.

— Зачем? Это не принесёт тебе счастья, — шептал он в тщетной попытке себя остановить, но поздно было что-то менять.

Джону не нравились малолетки, ему не нравились девственницы, он любил женщин искушённых, чья порочная натура была под стать ему самому. Но когда к тебе прижимается обнажённое тело, очень трудно устоять. Он снова сказал себе, что за одной придут и другие, это лишь вопрос времени. Они всегда идут косяками, как рыба в сети. Джон навалился сверху, бесцеремонно развёл её ноги в стороны. Как только он вошёл, всё её тело напряглось от боли.

— Джон, мне же больно, — прошептала она, но он не слышал.

Она была такой горячей внутри, так непритворно стонала под ним. То, что доставляло ему удовольствие, приносило ей только боль и разочарование.

Цепкие объятья зверя, из которых не выбраться, и его хриплое дыхание. В этом нет порывов нежности как в девичьих грёзах, только грубая и прямолинейная похоть.

Всё закончилось слишком быстро. Вот и она лежала голая посреди смятой постели с потёками его свежего семени и собственной крови на бёдрах. Их пот смешался, зависнув в воздухе тонкой острой ноткой утолённой страсти.

— Прости, я не смог сдержаться, — ответил Джон, закуривая. — У меня никого целый год не было. Когда слезаешь с героина, как-то резко не до тёлок. Скоро меня попустит, и ты узнаешь какой я секс-гигант.

Последнюю фразу он произнёс без тени сарказма.

— А вообще девственность лучше продавать на аукционе. Это полезнее, — хмыкнул он.

— Что у тебя с рукой? — спросила вдруг она, глядя на покрытый бурыми пятнами бинт.

— Резал вены от тоски, — равнодушно ответил Джон.

Он откинул одеяло, Эстер обдало порывом холода. Его взгляд скользил по нежным изгибам её тела.

— Да уж, ты натуральная рыжая, — сказал Джон, касаясь ярко-апельсиновых волос на её лобке.

Больно схватив Эстер за бёдра, он припал к ней губами и языком. Даже его ласки были болезненными и липкими, словно он пожирал её изнутри, проникая своим длинным языком всё глубже и глубже, подобно кровожадной твари из ночных кошмаров. К его языку присоединились пальцы. Казалось, они разрывали её изнутри. Эстер кончила неожиданно для себя самой, словно натянутая внутри неё струна вдруг лопнула.

— Хватит. Я всё, — простонала она, стараясь отстраниться от дьявольских ласк Джона.

— Вот видишь, что я могу, — сказал он, вытирая ладонью рот.

Он снова сгрёб её в охапку, на этот раз настойчивее и злее.

— Не надо, там всё щипит, — Эстер попыталась освободиться.

Джон лёг на спину, обхватив руками её голову:

— Интересно, в католической школе учили сосать?

Она приблизилась, принимая в рот его член. Не такой большой как в порно-журналах, всего-то дюймов пять, но уверенно твердый, несущий в себе вкус её собственных соков. Джон запустил пальцы в волосы Эстер, словно управляя её движениями. Это продлилось дольше, чем их секс, даже как-то ужасно затянулось, немела челюсть и сводило язык. Но он стонал, он был доволен, прежде чем наполнил её рот своей вязкой густой спермой.

***

Морриган

Чем пахнет смерть? Я всегда задавалась этим вопросом, принюхиваясь к различному смраду трупов на секционном столе. В этом есть не только праздный интерес, дело в том, что некоторые яды можно различить в первую очередь по запаху, как тот же пресловутый цианид. По запаху можно определить, был ли пьян человек в момент своей смерти. Самые дикие миазмы издают раковые опухоли. Что уж там говорить о том, что запах является индикатором давности трупа?

Меня отправили на вызов, я редко езжу куда-то с полицией. Моя работа за столом, кропотлива и неспешна. Вот и сейчас, посреди залитой кровью комнаты, я стояла и снова спрашивала себя: «А чем пахнет смерть?»

Здесь царил резкий запах металла, так пахнет свернувшаяся кровь. Запах винной рвоты. Мне всегда казалось, что полости тела пахнут как забродившие яблоки. Или как битые арбузы на солнце. Хотя, на самом деле, оно имеет мало общего. Вздохнув, я пришла к выводу, что внезапная смерть пахнет сожалением. Смерть от старости попросту разит дерьмом и медикаментами. Во внезапных убийствах всё же есть что-то особенное, потому-то я и выбрала работу судебного эксперта, а не патологоанатома, пусть многие и путают эти два схожих ремесла.

Что я вижу здесь? Труп мужчины, белого. Предположительно, смерть произошла от удара твёрдым тупым предметом. Ох уж эти «твёрдые тупые предметы», они унесли больше жизней, чем все ножи и пистолеты вместе взятые. В комнате следы борьбы. Огромная лужа крови на полу, куски подсохшего мозга вокруг. Бережно отскребаем его от ковра. Пригодится для экспертизы. Собираем образцы крови с поверхностей, пока криминалисты ищут предполагаемое орудие убийства. Фотографируем положение трупа, фиксируем внешние повреждения. Замеряем температуру тела ректальным термометром, дабы лучше определить время смерти.

Рутинная работа. Обычный день.

***

Как непривычно было возвращаться к жизни после суток смертельного сна. Признаться, Сюзанна думала, что уже всё. Когда холодная сталь кинжала задела её сердце, она думала, что это конец. Боли не было, просто вдруг мир вокруг померк, словно кто-то выключил проектор и остановил киносеанс, оставив её одну в пустынном зале. Стало предательски холодно.

Сейчас Сюзанна чувствовала, как новая кровь разливается внутри её тела, следует по артериям, стремится в вены и капилляры, наполняет каждую клетку тела жизнью. Открыв глаза, она увидела себя в просторной тёмной комнате, свет проникал откуда-то сверху через щели в полу. Он был совсем не раздражающий, как блеск неоновых вывесок. Больше всего вампиршу заинтересовали два пакетика с донорской кровью, бережно вливающийся в её вены. Выдернув катетеры из рук, она растерзала пакет ногтями, принимаясь жадно сосать кровь, словно бы это была упаковка сока.

Желание мстить и жажда жизни разливалась в крови новым ядом. Вампиры жили своей единственной страстью, питаясь вкусом чужой жизни.

***

Йон

Мы вчетвером шли близ пляжа по кромке насыпи. Стоял полный штиль и море застыло холодным стеклом, лишь редкая рябь пробегала по поверхности. Сейчас оттепель, под ногами стелется лишь мокрая грязь вперемешку с песком. Впереди возвышаются остатки отеля «НортСтар», некогда фешенебельного пансионата для богатых туристов. Ныне никого кроме бродяг на наш остров не заносит.

Я не знаю, но бабушка рассказывала мне, что люди съезжались сюда со всей страны и даже из Канады не только ради нашей удивительной природы и чистого воздуха, их влекло сюда колдовство. Пристань была полна магазинов и магических салонов всех мастей. Магические услуги, быстро, дёшево и конфиденциально. В те времена нанять колдуна было проще и безопаснее чем киллера. Но всё исчезло по непонятной причине, спала волна туристов, приезжающих в санаторий, и клиенты ведьм перестали захаживать.

Остров пришёл в упадок. Ушла под воду дамба с железной дорогой. Лишь ржавый паром из Сиэтла ходит раз в неделю, и торговые корабли становятся на якорь в порте Медуза на западном берегу. Только так остров ещё жив. Но жизнь ли это? Только гниющее в собственном соку сообщество деградантов — наркоманы, алкаши, преступники. Да здравствует новое средневековье! Впереди каменный век.

Примерно об этом я и поведал Эстер. Рух и так всё знал, а сущности вроде Козерога не нуждаются в комментариях.

— Мой дом умирает, — сказал я напоследок, бросая большой камень в водную гладь, уже подёрнувшуюся отблесками заката.

Мы стояли и смотрели, как солнце садится за горизонт. А я помнил, что в ясные ночи видны огни с материка, но сейчас до него так далеко, словно весь остальной мир вмиг перестал существовать. Как долго мы не получали вестей оттуда? Не читали газет, не смотрели телевизор. Это так просто, выключи ящик — устрой себе апокалипсис.

Солнце опустилось в воду уже наполовину. Небо окутывалось тёмной дымкой, зажигались далёкие звёзды. Люблю, когда все молчат, а говорит природа. Я не покинул остров, потому что был привязан к родным местам, как дерево к своим корням, как птица к своему гнезду, как мертвец к своей могиле.

Солнце почти село, когда я увидел призрачные зеленоватые огни и по воде пробежали заспанные волны. Поднялся холодный ветер.

— Что там впереди? — спросила Эстер. — Это корабль?

Я всматривался в вечернюю мглу, огни мелькали, как раз, там, где виднелись остатки дамбы. Огней становилось всё больше и больше. Послышался забытый стук колёс.

— Это же поезд, мать его етить! — Воскликнул Козерог.

Я тоже застыл, понимая, что это и есть поезд. Этот грохот всё нарастал, он резал ночную тишину словно нож. В этом шуме был какой-то забытый древний ужас, загробный вой и бешеный рёв. Я видел, как зловещими огнями мелькают окна, проносящихся мимо нас вагонов. В каких-то ста метрах от нас. Он направлялся прямо к заброшенной станции.

Здесь лет тридцать не ходили поезда…

Не сговариваясь, мы побежали вслед за ним. Это влекло нас за собой как магнит. Нечто настолько ужасное и захватывающее, что сердце замирало в груди. До станции около километра, но любопытство пригнало нас быстрее. Мы бежали по скользкой насыпи, по грязи и мокрому снегу, туда, где возвышалось заколоченное здание вокзала. Здесь давно ничего нет, эта часть города заброшена уже много лет. Дома превратились в руины, словно после бомбёжки, но время беспощаднее войны. Один за другим зажигались старые газовые фонари. И свет их казался таким же замогильным, как огни странного поезда. Поезд прибыл, мы слышали звук вокзальных гудков, видели красный свет семафора. Вокзал окутывался туманом. Дома поблизости казались неясными чёрными очертаниями.

— Вы же говорили, тут часто что-то происходит, — сказала Эстер.

— Но поезд, это что-то не то. Такого никогда не было.

Мы притаились за колонной одного из зданий. Козерог не скрывался, он стоял во весь рост, впитывая в себя разливающееся в воздухе зло.

Захлопали массивные двери вокзала. Из тёмных проёмов поползли тени совершенно разных причудливых очертаний. Люди, животные, дети, мужчины, женщины.

Один из них был больше всех и реальнее. Словно из-под земли появлялся он — Призрак Вьетнама. Шаткой походкой он шествовал по улице, волоча за собой звёздно-кровавое знамя. В свете взошедшей луны я мог различить очертания его обожжённого лица. Цветы и пацифики, покрывающие пробитый шлем, и залитую густой кровавой кашей форму.

Продолжая свой парад поражения, он проследовал мимо нас по пустынной улице, оставляя чёрные следы так похожие на кровь… или, может быть, нефть.

Остальные тени мрачно следовали за ним. И в каждом лице читались боль и отчаянье, преследующее человечество на протяжении всей его кровавой истории. Все крестовые походы и мировые войны. Призрак Холодной Войны простирался над нами ядерным грибом.

Он ещё не реален, но уже порождён сознанием. Он среди нас. Он превращался из ядерного гриба в лицо без глаз, он ностальгировал по огням Хиросимы, он жаждал повторения.

Видение испарилось, когда зазвонили молчавшие много лет вокзальные часы. Но все мы знали, что призраки ещё вернутся.

Нет, я не скажу вам, что Остров самое чёрное и злое место на земле. Он не лучше и не хуже. Просто есть здесь нечто, что заставляет вселенную сходить с ума. Здесь в это верят, здесь этим живут, почему же этому не явиться сюда собственной персоной, раз уже Христос недоступен?

Мы шли домой молча, думая каждый о своём. Страха не было, мы давно растеряли его весь по ступенькам своей обшарпанной жизни. В этой реальности гибель человечества не так страшна, как протекающая крыша. Мы жили сегодняшним днём, у нас в рюкзаке было пиво.

Я знал свою миссию, я следовал своему пути, я знал, что и зачем я сделаю очень скоро…

***

Раст

Мне снилось, что я бегу в темноте. Это всегда во сне, когда нет возможности убежать. И твоё тело словно тебе не принадлежит, как и вся твоя души и вся твоя жизни. За мной гонятся огромные собаки размером с лошадь. От их лая закладывает уши. С их клыков сочится пенистая слюна вперемешку с кровью. Их шаги быстры и легки. За ним несутся всадники и целая вереница рогатых тварей. И я могу разглядеть всё, даже отблеск луны в мёртвых глазах, даже узоры и руны на их доспехах. Они уже близко. Я спотыкаюсь и останавливаюсь. Они размером с небо, они затмевают далёкие горы и луну, они больше, чем я вообще могу увидеть и осознать. Мертвые лица заглядывают мне в глаза, они словно есть и будут внутри меня. Словно я смотрю на себя, через них; и от этих взглядов мне больно как от тысячи стрел. Они ловят меня сетями как рыбу, я путаюсь в человеческих волосах, липкой паутине, сорной траве. И я теперь с ними. Навсегда. Навсегда в этой бешеной погоне, которая никогда не достигнет конца и края…

Я просыпаюсь всё ещё скованный сонным параличом, и ужасные всадники кружатся по моей комнате. Тело сводит, пересыхает в горле, деревянные конечности онемели, а глаза остаются полуоткрытыми, всё ещё транслируя жуткий сон на стены комнаты.

И мне ясно, что всё неспроста. Этот кошмар реальнее моей жизни.

***

В гостиной было шумно. Все наконец-то собрались делиться своими историями. Здесь все привыкли к призракам, но явно не к дерьму такого масштаба.

— Не знаю, как у вас, но я бухал и ничего не видел, — ответил Джон, опрокидывая в себя виски.

Кажется, бухло у него никогда не кончалось.

Йон рассказывал про происшествие на вокзале. Раст про свой реалистичный кошмар.

— Во всём этом я вижу черты дикой охоты, — продолжил Йон. — Это странное явление, ведьмы рассказывали мне о том, что накануне великих бедствий, но небу скачет свора призраков. Их возглавляет Герн-Охотник, воплощение самого дьявола. Все умершие присоединяются к этой безумной охоте, все грешные и заблудшие души. Думаю, в наши времена дьявол вполне может принять любой образ, в том числе и Призрака Вьетнамской войны.

— Дикая охота, говоришь? — впервые подал голос Джон.

До этого он сидел неподвижно, почти сливаясь со старым потрёпанным креслом. Эта история привлекла его неподдельное внимание.

— Я, конечно, не ебу, что такое Дикая Охота, но про призрачных всадников слышал, неоднократно. Про них ещё Джонни Кэш пел в «Riders in the Sky». Это призраки ковбоев, которые скачут по небу и пасут скот самого дьявола. Скот всё время убегает от них, а они силятся догнать его, но никогда не догонят, и это длится вечность, — он произнёс это заниженным почти театральным шёпотом, от которого по спине невольно пробегали мурашки. — Это ещё не всё… Мой дед часто рассказывал, что незадолго до Второй Мировой видел призрачных всадников в закатном свете. Их можно было бы принять за облака, но слишком быстро они неслись по кромке неба, прямо вдоль горизонта.

Закончив мини-представление, он приложился к бутылке виски.

— Это же почти как всадники апокалипсиса? — спросила Эстер. — Только они не видения несут, а голод, болезнь, войну и смерть.

— Посмотрим, это ещё не апокалипсис, — вздохнул Рух.

— Я спать. Этот разговор всё равно ни к чему не приведёт. В данном случае, нам всё равно ничего не изменить. Всё просрано к чертовой матери. Одно лишь «но» — в загробной жизни лучше никому не станет. Прекращайте мечтать про рай — мы в аду! Спасение души сейчас подобно попытке к бегству крыс с корабля! — с этими словами он встал и направился наверх, по дороге споткнувшись о стул.