Глава 7

— Я могу дальше рассказать тебе свою историю, раз уж тебе интересно? Просто во мне накопилось слишком много этого дерьма. Оно меня терзает, — Джон разливал по стопкам огненный кальвадос; тускло мерцали свечи на грязной поверхности стола.

Печальная луна заглядывала в окно. В магнитофоне тихо играла скрипучая демка «Eros&Thanatos», то, что было дороже всех золотых альбомов и верхних строчек чартов, вырванное когтями из собственной души и бездны андеграундного ада.

— Я что, проктолог душ человеческих? — усмехнулся Раст.

— Заткнись и слушай, это потом пригодится тебе, наверное. Мы переходим к следующей главе моей безумной жизни, в которой я встретил Линду. Она была безумной. Мне казалось, что я влюбился или просто приказал себе влюбиться в неё. Мне сложно испытывать привязанности, наверное, я просто чувствовал себя одиноким без постоянных отношений, хотя мы часто ссорились, она тянула из меня деньги, требовала, чтобы я не бухал, умоляла трахать её по три раза на дню, а мне было не до этого.

Шел 81-й год, мне было 22 года. Я переставал считать себя лохом.

Однажды мы с Джесси шли по пляжу недалеко от мотеля, где нас поселила продюсерская компания. Убогое нищебродское жильё, с низкими потолками, даже на люстре не повесишься. Мы снова обсуждали какую-то хрень и пили пиво. У нас почти не было свободного времени в связи с работой в студии. Мы наслаждались каждым моментом.

Из-за волнореза выбежала совершенно голая тёлка. У неё в руках были только розовые туфли. Она пыталась ими прикрыться, но я успел разглядеть всё.

— Что случилось? — спросил я.

— Мои подруги спиздили мои шмотки, пока я купалась голой, — сказала она, не теряя при этом надменности.

«На этой неделе все брюнетки твои. Не люблю большие розовые соски», — сказал сквозь зубы Джесси и удалился в ночи.

— Пошли ко мне, — сказал я, снимая с себя рубашку, чтобы прикрыть эти сиськи размера D.

Я не выдержал и поцеловал её в дверях в тесной комнате мотеля. Свет предательски погас.

— Что делаешь, чёрт возьми? — спросила она, отстраняясь.

— У тебя на губах привкус страха, — ответил я.

Она ответила «нет». Я всегда понимал, когда «нет» действительно значит «нет», это было в моих принципах. Я выдал ей свои шмотки унисекс и выгреб мелочь на такси. Она записала мой телефон, но так и не оставила свой.

Следующей ночью я скучал и пялился в телевизор. Я только мечтал о том, чтобы кто-то скрасил мой унылый вечер. Это такое, когда сердце замирает в предчувствии чего-то волшебного. Линда пришла и постучала в моё окно. Она была красивее, чем я её запомнил.

Эти каштановые вьющиеся волосы, яркие глаза, пухлые губы и румяные щёки. Большая грудь, узкие бёдра. Завораживающие красива, как и все девушки в Голливуде.

— Я пришла отблагодарить тебя, вернуть твои шмотки и деньги за такси, ты меня очень выручил. Пойдём, поедим пиццы, выпьем чего-нибудь, я угощаю.

Я радостно подорвался, и мы пошли гулять. Говорила в основном она, рассказывала, что работает стриптизёршей, живёт в одной квартире с пятью девушками, и это полный кошмар. Что раньше мыла посуду в баре, что кожа на её руках начинала облезать. А сейчас её пальцы в мозолях от пилона, а мышцы вечно болят. Зато у неё мощные бицепсы и можно сэкономить на тренажёрах. Но дичайше достали эти потные мужики, кидающие ей мятые десятки. И, кажется, словно весь клуб провонял скисшей спермой. Днём она бегает по кастингам модельных агентств и прослушиваниям. Мечтает стать девушкой месяца в «PlayBoy» или хотя бы просто увидеть свои фото в журнале.

Я мало говорил о себе. Я не люблю разговоров о музыке, о творчестве. Она лишь попросила написать песню для её номера, такую, чтобы под неё можно было танцевать, чтобы она источала секс.

Мы выпили по три коктейля, свернули на пляж. Валялись на песке под бледной луной, слушали шум прибоя. Целовались, но она так и не дала мне зайти дальше. Снова меня оставил взгляд этих глаз и твёрдое «нет», когда моим стояком можно было вспахивать морское дно.

Мы попрощались, она уехала к себе.

Я был занят записью. У меня не было времени даже просто подумать о ней. Пуститься в грустные размышления о том, что меня динамят, хотя это ощущение парило в воздухе. Спустя несколько дней она позвонила. Была глубокая ночь, я пил в одиночестве и пялился в телик.

— Я бы хотела тебя увидеть, — сказала она полушепотом.

— Зачем? Чтобы снова играть в недавашки? Чтобы снова мучить меня? Я не играю в эти игры, — сказал я решительно.

Мне было всё равно, пошлёт ли она меня или нет.

— Ты что дурак? — спросила она тоном психиатра. — В первый раз я не дала тебе, потому что была зла на своих подруг и обескуражена. У меня не было мыслей о сексе. Во второй раз у меня были месячные. Это не очень романтично, начинать всё с кровавой бани. Вот сейчас я хочу приехать к тебе, и я это сделаю. Я купила пиццу и шампанское! И, пожалуйста, уберись в комнате.

Линда была настроена решительно. Через полчаса в моё окно раздался знакомый стук. Я открыл дверь и только успел забрать у неё пакеты со жратвой, как она прижала меня к стенке. Мои руки устремились ей под юбку, она даже белья не надела.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Подбираю код к мохнатому сейфу.

Она потянулась к ремню моих джинс и принялась мастерски отсасывать. Но мне так хотелось сберечь заряд для коитуса. Не выдержав, я завалил её на кровать и оттрахал, залив малафьёй всё её лицо и сиськи…»

— Джон, блин, твои подробности ебли — это просто пиздец какой-то, — не выдержал Раст.

— Не перебивай.

« — Мы почти сразу стали жить вместе. Мне казалось, что ей просто лень было платить за квартиру. Я приходил со студии пьяный измученный и падал спать. Она приходила утром из стрип-клуба и влезала на меня.

Секс в бессознанке, такое себе развлечение, но это было лучше наших вечных ссор. Мы ссорились из-за денег. Мне хватало, но ей вечно хотелось чего-то большего. «Давай снимем другую квартиру, в мотеле негде развернуться. Почему мы никуда не ходим вместе, только слушаем музыку и бухаем?» и так далее.

Мы всё же переехали в другую квартиру, когда я получил свой первый гонорар. Денег становилось больше, а времени всё меньше. Мы мотались по стране с гастролями, пока

Линда сидела дома. Я скучал. Это превратилось в психологическую зависимость. Хранишь в памяти хорошие моменты и надеешься, что всё станет как раньше. А бабы в Л.А. все одинаковые, со стремлением к славе и деньгам, на худой конец, к чужой славе и деньгам.

Мне было 23, когда я решил жениться. Этот шаг тогда казался мне взвешенным и обдуманным. Я никого рядом с собой не представлял и считал, что уже достаточно нагулялся.

Я считал, что если её не будет рядом, я совсем потеряю смысл существования. От всего, к чему я стремился, я получал только сплошные расстройства. Сцена, музыка, слава, деньги, любовь — это не успокаивало меня. И да, любовь не побеждает, только дарит новые и новые проблемы. Сколько ни жертвуй, всё равно останешься должен.

Я пока закончу на этом моменте. Скажу лишь одно — дальше будет только хуже…»

***

Смерть

И вот снова слушаю радио в машине. Когда заканчивается мой рабочий день? Никогда. Я тот, кто умрёт последним на земле, без права оказаться в могиле. Я чертовски устал. Скорее морально, нежели физически. И это усталость не связана с тяжёлым психологическим гнётом и спецификой моей профессии. Я устал от повторений, словно меня тоже засосало в Сансару, из которой я с таким трудом когда-то вышел.

Радио бубнит что-то про Мать Терезу и её новые награды за мир. Однако я что-то не заметил мира во всём мире. Я знаю, что она насквозь лживая баба. Вся её любовь и сострадание направлено лишь на желание сделать всех католиками, но никак не спасти их от физической гибели. Скажу лишь одно — там за чертой всё равно католик ли ты, иудей или поклоняющийся козлу язычник. Там вообще всем насрать. Здесь везде замешаны деньги. Чёртовы благотворительные фонды, пожертвования для хосписов, в которых умерло больше народу, чем в сточных канавах Калькутты. Да и не стоит вырывать индуистов из их эгрегориального плена, который даёт им хотя бы надежду на перерождение.

Есть реинкарнация? Я не могу дать ответ на этот вопрос. Я был живым… Теперь я не очень живой, но, тем не менее, способен мыслить. Мыслить и бухать вечерами, кажется, это всё, что от меня осталось.

Я вдруг вспомнил, как когда-то точно так же, катаясь по окраинам, я думал о Чарльзе Мэнсоне. И кто же из них был милосерднее? Он или Тереза? Он давал своим «деткам» надежду и понимание; все они были отвергнуты своими родителями, обществом, церковью. Но он точно так же загубил жизни своих сподвижников, своих жертв и свою собственную идею. Даёт ли тюрьма ему право на покаяние?

Я остановился у заброшенной церкви. Я вхожу во все двери без стука и ключа. Я езжу по этой дороге уже каждую неделю, иногда даже чаще. Я знаю, что там внутри, но не могу рассказать ни одной живой душе. Моё дело мёртвое. Кто я? Лишь таксист-бомбила до последней черты. Тот, кто живёт там, тоже руководствуется своей собственной правдой, не нарушающей основы мироздания. Вампир и его «дети ночи» нечто выcшее, чем «семья» Мэнсона, страшнее банальных сект, просто изнанка цивилизации. Люди ошибочно полагают, что весь мир принадлежит им.

Впрочем, я всего лишь Смерть.

***

Джон вошёл на кухню, когда только рассвело. Он проспал около суток убаюканный алкоголем и марихуаной. Хотелось выпить кофе в одиночестве и насладиться первыми лучами солнца, играющими на заснеженных кронах деревьев. Зимой он редко видел солнце в этих краях. Рассвет около десяти утра, а в три часа дня солнце уже клонилось к закату. «Я чувствовал бы себя лучше, если бы был в Л.А. этим холодным зимним днём», — вспомнил он строчку из некогда популярной песни.

Словно почувствовав его присутствие, на кухне появилась Эстер.

— Не ожидала увидеть тебя так рано, — сказала она, беря с плиты чайник. — Мы всё никак не состыкуемся в одном пространстве и времени.

— Возможно это к лучшему, — Джон зажёг сигарету. — Мне не хотелось никого видеть.

По лестнице послышались шаги, и на кухню вышел Раст.

— У вас что, утреннее паломничество? — спросил Джон.

— Нет, мне просто скучно.

— Ну так собирайтесь, поедем в город! Одичали тут в глуши сидеть, — неожиданно выдал Джон. — Нет, я серьёзно. У меня накопилось куча дел, которые нужно доделать.

***

Они выехали в полдень, который всё ещё казался сонным утром, так нелепо контрастирующим с заводной музыкой в магнитоле. Снег и жидкая грязь летела из-под колёс. За окном мелькал монотонный чёрно-белый пейзаж. Эстер сидела на заднем сиденье и молчала всю дорогу. В голове у неё уже давно крутилось множество слов и мыслей, которые она боялась озвучить. Всё, что ей хотелось это удерживать внимание Джона, но в то же время она боялась его спугнуть. Это был хищник, умеющий притворяться ручным, когда ему нужно.

Раст курил, постоянно переключая волны радиоприёмника в поисках чего-нибудь интересного. Радио плевалось, перескакивая с диско на кантри. Он было хотел переключить унылую песню группы «Америка», если бы Джон не ударил его по рукам, веля оставить всё как есть. Затем принялся кивать головой в такт и отстукивать ритм на руле.

«Я ездил по пустыне на безымянной лошади,

Я был счастлив уйти от дождя.

В пустыне ты можешь вспомнить свое имя,

Потому что там нет никого, кто бы причинил тебе боль», — пропел он строчки припева.

Раст отметил, что голос единственное, что Доу ещё не пропил, в отличие от рассудка.

— Слушай, Джон, всегда интересно было, где ты достал «Cadillac Deville» 77-ого года? — спросил он, когда песня закончилась.

— Купил, — Джон выкинул бычок в окно и сплюнул следом. — Что я бичара какой-то типа их всех? У меня достаточно накоплений, чтобы ни в чём себе не отказывать. Я люблю хорошие тачки, скверное бухло и падших женщин.

— Но ты тратишь всё на бухло! — выпалил Раст.

Джон не заставил себя ждать и отвесил ему подзатыльник. Он отвлёкся от дороги и чуть не въехал в столб, но вовремя сумел вывернуть руль.

— Чёрт, не могу водить, когда трезвый. Это всё из-за тебя.

Они остановились возле портового рынка, где пахло рыбой и помоями. Но их интересовала барахолка и разных хлам, привезённый на Остров со всех уголков мира.

— Йон говорил мне, что здесь можно найти всё, что угодно, от рыцарских доспехов до китайского опиума, — сказал Джон, оглядывая шумную толпу торгашей, расстеливших свой товар прямо на земле. — И, блин, следите за карманами — местные детишки мастера своего дела.

Миновав бесконечные рыбные ряды, они вышли к просторам блошиного рынка. Чего здесь только не было: редкие книги, драгоценности, антиквариат по соседству с откровенным хламом и застиранной одеждой, на которой если приглядеться, можно увидеть пятна крови или дыры от пуль. Здесь пахло плесенью и химчисткой.

Джон полез в карманы и выдал своим спутникам по несколько мятых купюр.

— Встречаемся возле машины через час. У меня тут дела.

— Ну ты офигел? — сказал Раст, пересчитав купюры. — Ты прям как мой батя в редкие моменты трезвости.

Джон смерил его взглядом, в котором читалось: «Пиздуй отсюда, пока всё не отобрал», и поспешил раствориться в пёстрой толпе. Здесь он казался своим. Издалека Раст увидел развалы с музыкальными пластинками и направился туда. Аккуратные ряды картонных конвертов в лотке «Всё за 50 центов». Как это мило! Среди всякой однотипной благопристойной эстрады ему попался сборник Чарли Паркера.

— Вы ценитель джаза? — спросил чёрный продавец?

— Нет, для джаза я тупой, но пластинку куплю.

На этом же развале ему повезло найти альбом «Judas Priest» — «British Steel» и «Black Metal» группы «Venom». В голове кольнуло какое-то смутное воспоминания о доме и обширной коллекции пластинок, в которой были и эти два альбома. Там вообще много что было. Они с братом коллекционировали записи метал-групп, как и многие подростки в их окружении. Но дом — это теперь такое далёкое прошлое, как и вся его старая жизнь, оставшаяся на материке и канувшая в Лету.

Из воспоминаний его вывел какой-то мутный тип. Облезший мужик с длинными, но редкими полуседыми волосами, одетый в обшарпанную кожаную куртку. Глаза выделялись двумя чёрными провалами на его желтоватом лице. «Наркоман», — пронеслось в голове у Раста.

— Чувак! Эй, чувак! Гитара нужна? Fender. Недорого. 20 баксов. Вместе с усилителем, — он выплёвывал слова редкими очередями сквозь сгнившие зубы. Было заметно, что ему не хватает на новый дозняк.

— 20 баксов? — недоверчиво спросил Раст.

Мужик открыл чехол, демонстрируя инструмент.

— Это Fender Mustang, отличная модель 64-го года. Красного дьявольского цвета. С ума тебя сведёт, просто чума.

— Идёт, — ответил Раст, понимая, что ничего не теряет даже в случае «кота в мешке». В конце концов, деньги не его.

На оставшуюся мелочь он приобрел книгу по магии, изданную в далёких 20х годах. Пожелтевшую обложку украшал загадочный знак, который казался Расту смутно знакомым. У старой торговки имелась ещё доска Уиджа, но деньги предательски закончились.

***

Они встретились через час, как и договаривались. У Эстер в руках было много пакетов со всяким барахлом. Она выглядела вполне счастливой. Джон загадочно молчал, обзаведясь новой шляпой, очевидно снятой с мёртвого шерифа. Раст подумал о том, что вряд ли его дела на рынке могли касаться только шляпы, но не рискнул расспрашивать Доу об этом.

— Что за гитару взял? — спросил Джон, когда они сели в машину.

Раст расчехлил инструмент. Джон опытным взглядом осмотрел гитару, проверил гриф на кривизну и провёл пальцами по струнам.

— У меня когда-то была такая же, — он ещё раз посмотрел на гриф. — Даже серийник совпадает. Быть того не может.

— Ага. Значит, тот торчок, что мне её продал, на самом деле ты из будущего, которому не хватает двадцатки на ширево, — решил подколоть Раст.

— Заткнись! У меня нет будущего, — прошипел Джон, заводя машину.

Раст погрузился в психоделические мысли о параллельных вселенных и существовании множества вариаций будущего. Тот чувак вполне мог сойти за Джона лет так через двадцать. Хотя, вряд ли он способен прожить так долго. Затем спокойно выдохнул, понимая, что вряд ли реальный Джон мог с такой точностью запомнить серийный номер гитары. И всё. Это череда натянутых совпадений.

Кадиллак подъехал к кафе на набережной.

— Давайте что-нить нормального пожрём, а то желудок болит, — предложил Джон. — Сил моих нету больше питаться пивом. Я вам не Элис Купер. Надо бережно относиться к своему гастриту и циррозу, тогда он прослужит вам долгие годы.

Было непривычно сидеть в этой идиллической обстановке, есть вишнёвые пироги, мороженое и пить какао с кусочками маршмеллоу. Странная возможность, ненадолго вернуться в детство, когда ничто от тебя не зависит и не нужно нести ответственность за собственную жизнь.

Раст поделился своими мыслями о детстве.

— Ты совсем что ли? — удивился Джон. — Я не понимаю, почему все хотят вернуться в период бытности личинкой человека. Ты совершенно бесправный, ты собственность родителей или опекунов. Ты не можешь распоряжаться даже своей душой.

Эстер выразила своё молчаливое согласие.

— Да нет, ребят, вы не поняли. Детство — это ощущение непроходящей шизофрении, как затяжной кислотный трип. Ты можешь часами играть с камнем, выдумывая всё новые и новые сюжеты. Ты слышишь природу. Ты видишь то, что не видят другие. А потом чем больше, тем дальше, тебя перерабатывает система, и к выпускному классу ты — состоявшееся быдло. Ты обречён на кредиты, скучную работу, а потом рожаешь таких же, как ты, сам не зная для чего, просто чтобы этот круг продолжился.

— Расти, тебе не кажется, что ты немного аутист? — спросила Эстер, обломав нить размышлений.

***

Дома их ждал натопленный камин и приятная темнота гостиной. Джон откупорил новую бутылку виски и уставился в бессмысленную череду телепрограмм. Телевидение — окно в цивилизацию посреди информационной пустыни Острова, где каждый день похож на предыдущий. Для Джона телевизор был ключом к понимаю обычных людей, их интересов и страхов. Когда у тебя в голове вечное безумие, неплохо бы упорядочить своё сознание посредством лёгкой дозы деградации.

В гостиную спустилась Эстер. На ней было платье из блестящей синтетической ткани, такое короткое, что при ходьбе виднелось кружево её чёрных чулок. Она зачесала волосы в высокую объёмную прическу и ярко накрасила глаза. В ушах блестели огромные пластиковые серьги.

— Тебе нравится? — спросила она Джона, задирая платье, демонстрируя пояс с подвязками.

— Ты похожа на проститутку, но это нормально.

— Я хочу устроиться работать в стрип-клуб. Мне нужна помощь с поддельными документами. Ведь мне ещё нет 18-ти, — сказала Эстер полностью проигнорировав его замечание.

— Я подумаю, что можно с этим сделать, — холодно ответил он.

Она уселась к нему на колени, обвив его за шею.

— Может быть, пойдём наверх?

— Пошли, — равнодушно ответил он. — Только чулки не снимай.

***

— Зачем тебе я? — спросил Джон, разглядывая натянутый над головой балдахин, когда они лежали в кровати Эстер на всё ещё горячих простынях.

Она ничего не ответила.

— Мне всегда казалось, — продолжил он. — Что для многих баб секс — это поиск внимания или покровительства, а не удовлетворение потребностей.

— Что ты имеешь в виду?

— Что тебе не так хорошо со мной, как могло бы быть. Опасайся зависимостей… особенно зависимости от меня.