Глава 10

— Подойдём к заключительной части моей жизни. Она такая длинная, что уже меня самого достала, — начал Джон. — Но как-то не хочется утаскивать в могилу столь замечательную историю, а писательским талантом я обделён или же просто ленив.

Раст уже привычно приготовился молчать и не перебивать.

— Героин появился в моей жизни, как шутка. «Смотрите, я прыгаю с моста!» — вот это выглядело как-то так. Об этом уже без меня говорили проповедники, борцы с наркотиками и прочие «умные» люди. Скажу лишь то, что я пытался заполнить свою внутреннюю пустоту, самореализация, любовь и деньги больше не приносили мне ничего. В жизни вообще ничего не приносит кайфа, если по-хорошему. Если ты ищешь смысла, то его уже давно нет. Ширнуться и забыться — временное облегчение, тупик в который загоняет эпоха гедонизма.

А потом нам просто захотелось стать выше всего этого унылого мира, колеса сансары из производителей музыки и её потребителей. Что может быть скучнее, чем брести на поводу у лейблов, которые решили, что именно эти группы теперь должны слушать длинноволосые обрыганы, которым никто не даёт? «Ты можешь стать популярнее „Motley Crue“, если запишешь этот сингл», — говорили они. Да, чёрт возьми, почему я должен быть популярнее кого-то, почему я вообще должен быть популярным? А потом мы стали злыми, очень злыми.

Я и Джесси поехали в Луизиану на прекрёсток двух просёлочных дорог, где обитал дьявол. Эту легенду я слышал много раз в детстве. Моему другу хотелось познать всё, стать лучшим гитаристом на свете, а я сам не знал, чего хотел. Мне казалось, я вытерпел дофига дерьма и нужно что-то, что поможет мне оставаться целым и невредимым в этой игре. Я недавно сломал ключицу, и только опиаты помогали мне избавиться от боли, пока я играю на гитаре. Всё это казалось мне страшной несправедливостью.

Цели у нас были разные. Но все они требовали пролития собственной крови и произнесения заклинаний-договоров.

«Посреди четырёх дорог

Прощу демона-защитника принять мою сердечную кровь

И охранять меня от всех злых людей,

От голодных зверей.

От пули случайной

И от смерти нечаянной.

Попирая имя господа, произношу молитвы Дьяволу. Amen», —

текст я помню до сих пор наизусть, как и заклинание Джесси, с которым всё было гораздо хуже:

«Вызываю Свидетеля на четырех дорогах — пеших и езжих,

Где пыль от ног стоит, где носили покойников,

Где дети бежали, где старики ходили,

Куда относили порчи и беду и где я теперь стою.

Призываю тебя в подтверждение своему решению — все познать.

И не отступлюсь, пока не узнаю все.

И если я обману, ты, свидетель, прах мой принесешь сюда. Amen»

Возможно, мы до конца не верили в это дерьмо, не догадывались о том, что сам дьявол должен стать свидетелем наших клятв. В ту ночь мы выпарили над костром по столовой ложке собственной крови, занятная аллюзия на героин. После я не заметил в своей жизни особых изменений, разве что перешёл резко с наркотиков на водку. И теперь целенаправленно пил каждый божий день. Если не выпить, то начинался ад — голоса в голове, видения. В общем, всё, что можно найти в медицинском справочнике под значением «Delirium Tremers». Я устраивал порой себе перерывы, чтобы насладиться превосходным адом своих видений. Мне тогда подумалось, что все мистические мотивы рок-н-ролла идут от злоупотребления веществами. Моя музыка приходила ко мне с утра звуками воды из-под крана или в радиопомехах на старом приёмнике. Настоящее безумие для вдохновения. Бесконтрольный поток впечатлений.

Джесси пусть и стал играть лучше и техничней, но в голове у него творился настоящий ад, напоминающий непроходящий ЛСД-трип, странные логические цепочки, перманентные визуалы. Не особо задумываясь, он мог ответить, пожалуй, на любой вопрос во вселенной. Его мозг постоянно работал, даже в состоянии сна он искал ответы на множество вопросов мироздания и смысла жизни. Он видел демонов везде — в воздухе, в людях, даже просто в пространстве. Он говорил, что их особенно много в церкви.

Разумеется, как человек, который осознал всё в этой жизни, Джесси не хотел жить.

Я тоже видел бесов, но старался о них не думать. В остальное время моя удача была со мной, я разбился на мотоцикле и вышел живым, я стрелял в себя по приколу, но пистолет дал осечку. Падал с третьей этажа бесчисленное число раз.

Я видел, как Линда пытается спасти меня из последних сил, но я, что я? Мне похуй было, я ничего вокруг не видел.

Любовь жила внутри меня, но всё больше становилась фоном этого кошмара. И я она просто цеплялись за воспоминания о том, как нам было хорошо в начале. Всё надеялись, что это время когда-нибудь вернётся, так и жили, становясь друг другу всё больше чужими. У меня не было других женщин, мне просто было не до этого. Но я ревновал к каждой собаке. Всё это выливалось в вечные скандалы.

Просыпаешься в поту и бреду, выпиваешь водки, постепенно добреешь. Пьёшь дальше, громишь весь дом, орёшь на всех, кто мешает тебя разлагаться. К ночи становится проще, ведёшь философские беседы с кем-то из забредших приятелей или Линдой, которая решила пригубить винца за компанию. Я толкал бредовые пророчества, которые имели свойство сбываться. Ближайшие свои беды я тоже видел ранее, но так и не смог ничего поделать.

Я никогда не забуду то жуткое утро, я попросил Линду съездить мне за бухлом, потому что сам был не в состоянии. Накричал, попросил сгонять в алкомаркет. Я не мог поехать с ней, потому что в моём видении мы были вместе, а я был за рулём. Ей пришлось послушаться. На выезде с нашей улицы она въехала в припаркованный на обочине грузовик. Очевидно, была слишком на взводе и не справилась с управлением. Я до сих пор не могу простить себе, что не успел нормально попрощаться. Если бы мы так не скандалили бы, то ничего бы и не случилось. Машина вдребезги, она скончалась на месте. Память стёрла эти дни из моей жизни. Я даже похороны с трудом помню, всё пил безбожно. А в глубине души своей радовался, что теперь у меня есть повод официально бухать, как не в себя.

Когда немного отошёл, мы с Джесси снова поехали в Луизиану, искать выход из наших бед. Он всё жаловался на головные боли, и традиционная медицина была бессильна. И тогда ночью на безлюдном перекрёстке, он достал пистолет и попросил застрелить его, потому что сам он уже не мог нажать на курок из-за тремора в руках.

Он сказал мне тогда:

— Помнишь, как в том заклинании было «И если я обману, ты, свидетель, прах мой принесешь сюда». Исполни мою последнюю волю. Дай мне избавиться от проклятия.

Мы обнялись на прощанье, и я выстрелил ему в висок. Это было просто механическое действие. Убивать было слишком легко. Я хотел и в себя выстрелить, вот только знал, что это бесполезно. Остаётся только ждать, когда демон выпьет меня до дна.

Вот я остался один на земле, косвенно виноватый в гибели жены, милосердный убийца друга. Во мне всё сдохло, осталась только тоска. Я стал бродягой, классическим таким, как из народных песен. Скитался по стране, общался с сомнительными людьми, что и сейчас продолжаю делать. Устраивал грабежи и налёты, чтобы как-то скрасить остатки своей жизни. Почти не скрывался, но меня ни разу не ловили. Потом я снова каялся, вводил себе ударные дозы наркотика, в надежде больше не проснуться, но нет, я снова здоровался со смертью и возвращался в этот убогий мир.

Я мечтал о смерти, я делал всё, чтобы её приблизить. Но каждый раз, выходя из потасовок, я понимал, что не хочу умереть от руки какого-то отморозка, я не хочу проиграть в игре жизни, я хочу умереть сам. Я хочу спокойно выбрать дату и время, я хочу управлять своей судьбой от начала и до конца. Я хочу умереть свободным человеком.

Чувствую, что мне недолго осталось. Нет, теперь по-настоящему чувствую. Мёртвые рядом, зовут меня к себе, я говорю с ними, мои сны такие яркие, гораздо ярче этой реальности. Я готовлюсь. Смерть близко и мне легко.

— Пиздец какой-то, — сказал, наконец, Раст.

Он налил себе ещё виски и выпил залпом. От историй Джона стало зябко и липко. Непонятно, как относиться к нему после всего этого, хотя, это во многом объясняло подобное поведение. Раст не знал, что тут можно сказать, как поддержать Джона и стоит ли вообще это делать.

Джон молчал и лишь наигрывал что-то на гитаре. Его разум был далеко отсюда.

Раст задумался снова о том, что же можно вынести из этой истории. Является ли это историей о падении на дно талантливого, тонко чувствующего, человека? Либо он изначально родился больным психопатом, а интеллект и талант были лишь отклонениями от этой извращённой «нормы»? Или у всего явления Джона в мир была какая-то своя фатальная цель? Раст не знал, стоит ли его жалеть или в данном случае, всё идёт своим чередом.

И только алкогольный демон смотрел на него сквозь Джона своими пронзительными глазами, цвета донышка винных бутылок. Он становился всё больше и набирал силу.