К Ор-Айлеру Гарвел и Альберто подошли под вечер. Солнце склонялось к закату, и на дорогу уже легла прохладная тень. Но башни города еще горели золотом, словно и впрямь построенные из драгоценного металла, как уверяли легенды.
Лес здесь отступал, сменяясь пологими холмами, поросшими буйным разнотравьем. И лишь два тополя росли вместе возле самой дороги. Раскидистые ветви их давали и в полдень густую тень, а мягкая трава у подножия стволов так и манила на отдых усталого путника.
До городских ворот оставалось всего ничего, когда на главной башне высоким голосом пропела труба, возвещая горожанам об окончании дня. В ту же минуту тяжелые створки ворот стали медленно закрываться.
— Не спеши, друг, — сказал, остановившись, Альберто. — Все одно уже не успеем. Ворота закрывают ровно на закате — таков приказ герцога. А уж калитку открывать нам точно никто не станет, мы птицы не того полета.
Гарвел и сам это знал. Он свернул с дороги под приветливую сень тополей и, расседлав коня, привязал попастись. Затем непринужденно разлегся под деревом, внимательно наблюдая за своим спутником.
Первым делом Альберто спустил на землю кота: пусть немного разомнет лапы и поохотится. Потом пристроил у ствола лютню. И, наконец, устало сняв с плеч котомку, опустился рядом с Гарвелом.
Некоторое время оба молчали, глядя, как гаснут на башнях Ор-Айлера последние отсветы солнца.
Гарвел заговорил первым.
— По дороге ты обещал рассказать свою историю, но так и не рассказал...
— Коли угодно, слушай. Она не очень длинная, моя история… всего то шестнадцать лет.
Альберто обхватил руками колени и опустил голову, отчего каштановые пряди волос упали ему на глаза. Он машинально отвел их и, встретившись взглядом с Гарвелом, стеснительно улыбнулся.
— Не привык я рассказывать о себе… Ну что ж, начну с самого начала. Я родился там, где горная цепь Марджед отделяет Басмарию от Альсидора, в местечке Шез. Мой отец — подмастерье ювелира, а я у него старший сын. Долгое время он надеялся, что я пойду по его стопам и со временем, если повезет, открою свою лавку. Но корпение над камнями ничуть меня не привлекало. К тому же, на примере моего отца, я видел: стать мастером дано далеко не каждому.
Меня влекло на улицу, и там, на глазах у соседей и случайных прохожих я распевал веселые нескладные песенки и передразнивал то знакомую торговку с рынка, то важного господина с соседней улицы. Эти мои "представления" очень злили моего отца… Но никакие нравоучения и колотушки не могли перебить во мне стремление стать артистом. Я хотел снова и снова выходить к публике, испытывая страх и восторг… И видеть, как люди смеются, и кричат, и хлопают, и свистят, — а причина всего этого — я один!...
Не знаю, сможешь ли ты понять, каково это: играть для толпы, быть зрелищем для людей… Не обижайся, но… Ты ведь рыцарь, друг, и тебе, вероятно, чужды подобные развлечения...
Гарвел улыбнулся. Его так и подмывало рассказать о том, как он сам не раз выходил на подмостки вместе с табором… Но тогда пришлось бы открыть, что он — гайнанин, а это вряд ли было разумным.
Поэтому он произнес в ответ:
— Рыцари — тоже люди, такие же, как все. Мы — не мудрее и не лучше других, так же смеемся и плачем. И не прочь порой посмотреть на представление лицедеев.
Альберто взглянул на него с недоверием. И спросил:
— И любите веселиться и петь, как мы?
Гарвел со смехом развел руками.
— Смотри на меня! Разве я не похож на обычного человека? Да, я рыцарь-коннор, но и я могу петь. И не только молитвы. В чем ты скоро убедишься сам. А пока… Прошу, продолжай свой рассказ!
Альберто помолчал, вспоминая, на чем остановился. И стал рассказывать дальше.
— Однажды меня заметил тот самый господин с соседней улицы. Ему понравилась моя песенка, и он пригласил меня к себе.
Господин Бальо оказался поэтом. И вскоре стал учить меня тонкостям стихосложения. Смешной старый господин Бальо! Он никогда не бранил меня за мою страсть к шутовству, хотя сам был весьма серьезен. И первый подбадривал меня, когда я, случалось, падал духом… А как он радовался моим успехам!.. И я видел: его грела мысль, что он передаст мне свое искусство, и я стану поэтом, быть может, даже придворным. Его учеником!
Но я решил для себя иначе. И в один прекрасный день сбежал от моего доброго наставника. Да и вообще из Шеза. Я понял главное: мое призвание — быть бродячим шутом, развлекать публику, где придется, не особо заботясь о складности своих песен. И с тех пор вот брожу по дорогам — и, правду сказать, совсем не жалею об этом!
Хочешь, спою тебе?
Гарвел молча кивнул.
Альберто взял лютню и, наигрывая, негромко запел:
Не всем шутам везет на королей,
Но так, поверь мне, даже веселей.
Я — шут без короля, без господина,
Я дорожу свободою своей!
В домах и в замках песнею делюсь,
Чужую я развеиваю грусть...
Но все же могут выгнать меня в шею,
Коль не по нраву господам придусь!
Пускай порою пуст мой кошелек,
И путь нелегок, я не одинок.
Где песня есть, там и друзья найдутся,
И хлеб, и щей горячих котелок!
Вот так, мой друг, я странствую по свету,
Беру за шутку звонкую монету...
Свободный шут и менестрель в придачу,
И лучше званья в целом мире нету!
— Ну, насчет " лучше нету" можно поспорить, — заметил Гарвел. — Но песня хорошая.
__________________________________________________________________________
Примечания:
ГайнАнин. Гайнаны — народ, похожий на наших цыган. С одной стороны, они хорошо умеют петь и плясать, с другой — о них идет слава, что они все колдуны и колдуньи. Герой не хочет, чтобы люди от него шарахались, поэтому скрывает свое происхождение.
Рыцарь— кОннор. Рыцари— весьма почитаемое сословие. Они служат своему богу, и являются вроде его посланцев на земле. Словом, для простых людей рыцарь — как бы сверхчеловек, которому чужды заботы простых смертных. Коннорами называются младшие рыцари, они часто странствуют во имя своего бога.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.