Глава 11

Четвертая луна кончалась. Под колеса повозок ложились дороги, все чаще сменявшиеся лесными тропами, а то и вовсе ковром молодой травы. Днем солнце жарило по-летнему, заставляя сбрасывать куртки и повязывать на головы платки. Закат, покачиваясь на козлах, плел соломенные шляпы, то и дело отталкивая любопытную морду Дьявола — конь норовил стянуть солому из рук, не то из чистого озорства, не то красуясь перед серой кобылой.

В другое время они обменяли бы мастерски сделанные вещи на еду в какой-нибудь деревне, но чем дальше в земли света заходили бродяги, тем меньше старались попадаться на глаза. С самого Солнцеграда они даже не заговаривали ни с кем, не пытались устроить представления, как раньше. Напряжение, скрываемое за привычными шутками, все равно читалось в слишком хмурых лицах, слишком резких движениях, слишком близко лежащем оружии. Огромный караван продирался сквозь леса, прокладывая новые колеи, наискось перечеркивал луга, распугивая овец, вновь пущенных на вольный выпас. Города объезжали широкими дугами, даже от сел держались подальше — весна позволяла.

Остановки стали длинней, не только на ночевку, но и на охоту, сбор грибов и ягод. Принц зорко следил за своими людьми, не позволяя набегать на чужие сады — в лесу хватало пищи. Закат с удивлением узнал, как много всего можно добыть, если знать, где искать. Он вместе с остальными собирал у ручьев похожие на клевер листики кислицы, срезал молодые побеги черемши, выбирал из мха мелкие грибы. Рада каждый день выдумывала что-то невероятное, то замешивая из трав и кореньев кашу, то поджаривая длинные зеленые стрелки на сковороде.

Принц, прежде ведший бродяг на глаз, теперь сверялся со старой ломкой картой, выверяя обходные тропы. Закат, глядя, как уверенно он направляет повозку в леса, каждый раз гадал, когда они наконец налетят на разбойников. Однако то ли лесные жители не желали связываться с огромным караваном, то ли рыцари извели их под корень. Лишь однажды из-за деревьев показалась подозрительная поляна с шалашами и каменным ободом вокруг костра, и Принц не стал проверять, заброшенную ли стоянку они нашли. Причмокнул тихонько губами, разворачивая кобылу. Бродяги обошли лагерь без шума, не беспокоя хозяев — если те были на месте.

Закат не мог отделаться от сравнения — стоянку лесных разбойников они обогнули так же, как любое не указанное на карте село, внезапно показавшееся из-за холма.

Люди повеселели лишь когда Принц вывел караван к реке. Растущие у берега молодые березки тут же проредили, выбрав самые длинные и ровные побеги. Принц насвистывал незамысловатый мотивчик, очищая будущую удочку от коры, дети мастерили поплавки, женщины, нащупав подходящую мель и закатав юбки, устроили посреди реки стирку.

— Разве они рыбу не распугают? — удивился Закат. Брызги от шлепающего по воде белья летели во все стороны.

— Так мы и удочки сегодня не закончим, — с улыбкой отозвалась Искра, заравнивавшая следы от сучков, ловко орудуя ножом. — Кстати, ты же плетешь! Можешь ловушки сделать?

Закат неуверенно пожал плечами.

— Если буду знать, как они должны выглядеть.

Его послали к одной из повозок, на которой были намалеваны подводные глубины и что-то вроде утонувшей корзины, наполовину вывернутой наизнанку. Из-под полога выглянул хозяин, Драарул, настолько светлокожий, что уже успел обгореть на солнце. По объяснениям и рисунку Закату удалось соорудить нечто, похожее на рыбью ловушку. Откладывать проверку не стали, закинули плетенку в тростники, пометив место повязанной тряпкой.

Утром, когда заготовки удочек еще висели по всем телегам, вытягиваясь, Закат вернулся от реки, с удивлением неся выловленные из ловушки полведра рыбьей мелочи.

— Добытчик! — обрадовалась Рада, тут же затеяв уху. Процедили бульон через его же соломенную шляпу, так что Закат окончательно стал главным героем завтрака.

Удочки нетерпеливо опробовали уже на следующей стоянке. Крестьяне обычно просыпались на рассвете, бродяги же предпочитали досиживать до него вечерами, когда уже становилось не вполне понятно, это мерещится от усталости, или правда небо светлеет. Закат за прошедшие луны так и не привык к новому распорядку, поэтому дремал под пологом, когда Пепел и остальные, шикая друг на друга, будто не они только недавно пели во весь голос разудалые частушки, пошли к реке. Вскоре его разбудил первый победный возглас. Следом, вопреки ожиданию, раздался хруст дерева, плеск и смех.

Закат высунулся из повозки, прищурившись в серый туман, поднявшийся с реки. Оказалось, что удочка Тскаша не выдержала веса рыбины, сломавшись пополам. Однако клев только начинался, и хотя еще немало самодельных удилищ пало в неравной борьбе с добычей, оставшихся вполне хватало. Караван двигался вдоль реки, и на рыбалку ходили каждый день, добывая пропитание для всех. Фантазия у бродяг была богатая — рыбу варили, жарили, запекали в углях, коптили над костром, сушили под пологами, нанизав связками на нитки, как грибы. Повозки щетинились рыбьими хвостами, оставляя за собой след из костей.

Через десяток дней, в начале пятой луны, Закат понял, что уже не так любит рыбу, как раньше.

— Зато все реки ведут к морю, — посмеивался Принц, тоже без большого энтузиазма черпая уху из миски. — Скоро дойдем.

Пока на близость моря ничего не намекало, разве что лес стал неприятней. Из земли выступали камни, деревья стояли реже, зато кустарник на таком просторе вымахал совершенно сказочных размеров, заставляя попросту вырубать в нем просеки.

— Чтоб тебя! — Тскаш с размаху вогнал топор в землю, чудом не попав себе по ноге. — Этот куст железный, что ли?!

Закат, трудившийся с ним в паре, с удовольствием присоединился бы к бунту, если бы видел в нем смысл. Однако ему нужно было к морю, пожалуй, сильней, чем всем остальным — если бродяги в общем могли развернуться и отправиться исследовать любые другие уголки хоть и не бескрайнего, но огромного мира, то у него была цель. Так что вместо того, чтобы бросить топор, Закат подбодрил напарника, утирая пот со лба:

— Ничего, осталась пара ударов.

Умаявшегося Тскаша оттеснил Пепел, одним махом снес толстый ствол, над которым они мучились едва ли не час, подрубая со всех сторон. Свистяще выдохнул, так сердито, что казалось, сейчас дым из ноздрей пойдет. Закат услышал злой, почти не приглушенный голос:

— Белоручка, только указывать и горазд.

Опустил голову, вдруг вспышкой рассердившись. Сейчас-то он что не так сделал? Топорами они махали поровну! Однако сказать ничего не успел — Пепла отодвинул за плечо Принц. Улыбнулся как обычно благостно.

— Идемте, надо прощупать дно реки. Тут, похоже, брод, может быть, проще будет проехать по нему.

Река в самом деле оказалась мелкой, едва ли по пояс, но встречались и бочаги, где резко темнеющая вода намекала на немалую глубину. Впрочем, вырубленного кустарника с лихвой хватило, чтобы закупорить дыры, напихав враспорку ветки и придавив камнями.

Когда закончили, вымоченные с ног до головы, солнце уже садилось, скатываясь с небосклона, как ребенок с холма, все быстрей и быстрей. Искра перебежала на другой берег первой, прыгая по самым высоким камням и балансируя двумя корзинами в раскинутых руках. За ней потянулись остальные. Пепел подхватил на плечи одного из внуков Рады, перешел поперек течения. Чуть не поскользнулся на середине, мальчишка на плечах только развеселился, болтая ногами. А когда Пепел вернулся, его ждала целая детская толпа. Загомонили хором:

— Дядя Пепел, а меня? Вы тепленький!

Тот состроил недовольную гримасу, Принц похлопал его по плечу, вроде бы сочувственно:

— Что, подал заразительный дурной пример? — Не удержавшись, прыснул от смеха. Посерьезнел под страдальческим взглядом. — Все равно их надо на тот берег перенести, самих в реку не отпустишь.

В результате, пока остальные таскали вещи, разгружая повозки, Пепел оказался захвачен детьми. Он старательно изображал недовольство, но даже Закат видел, как бродяга улыбается, прыгая по камням. Дети и подавно не верили в мрачное лицо своей «лошадки», радостно визжа, когда Пепел у самого берега сбрасывал их в воду. Некоторые родители поглядывали на эту возню с беспокойством — все-таки река быстрая, не дай судьба унесет. Однако доверяли другу вождя не многим меньше, чем самому Принцу.

Опустевшие повозки частью катили, частью несли на себе. К концу переправы у всех руки едва не отваливались, даже Принц смотрел на последнюю повозку как на врага каравана. Но упрямо склонил голову, перешел реку, взялся за борт.

— Кто еще может, помогите. Одна же осталась!

Закат шагнул в воду, за ним последовали другие. Даже Искра рвалась помогать, но брат остановил.

— Ты ее все равно не поднимешь. Ничего, мы справимся.

Девушка прикусила губу, насупив брови, но осталась на берегу. Закат встал в общий ряд вдоль борта повозки, налег, скатывая ее в реку.

— Поднимаем, — скомандовал Принц перед самым слабым местом брода. Закат присел, коснувшись щекой борта, завел руку под дно. Одновременно с остальными медленно выпрямился. Вода плеснула, потекла с колес, снова, в который раз уже за сегодня, заливая рубашку.

— Все держат? — выдохнул с другой стороны Принц. — Пошли!

Шагнули, привычно подстраиваясь под ритм друг друга. Берег приближался мучительно медленно, Закат прикрыл глаза, сосредотачиваясь на влажном дереве на плече, скользких камнях и ветках под ногами.

— Осторожно!

Повозка качнулась, Закат припал на одно колено, пытаясь удержать резко увеличившийся вес. Угол уперся в шею, Принц резко указывал, что делать. Наконец выровнялись. Драарул, стоявший перед Закатом и поскользнувшийся, сумел встать, подхватил повозку.

— Спасибо. Силен ты, такой вес удержать!

Закат промолчал — удержал он, в конце концов, не один. И только когда выбрались на берег, понял, что надорвался — руки ныли, живот и спина тяжело пульсировали болью. Молчал до привала, да и потом думал перетерпеть, но увидел, как Рада указывает на него рукой, что-то выговаривая Принцу. Пошел сдаваться сам, не дожидаясь выволочки. Когда лекарь одновременно вождь, он научается особенно веско отчитывать нерадивых больных.

— Лежи и не шевелись, я сейчас вернусь, — коротко потребовал Принц, размяв ноющие мышцы. Закат слышал, как он просит Пепла растопить жир в крынке, и как тот сварливо бурчит, что не нанимался в няньки ко всяким дуракам, которые могли бы не геройствовать, потому что даже если бы повозка завалилась, ничего бы ей не было.

— Правда не нанимался? — в голосе Принца слышался странный смех, такой, когда под улыбкой прячут застарелый страх. — А мне казалось, мы тут всем караваном хороши. Бродим лесами и полями, все считаем, что дороги никогда не кончатся.

Закат отвернулся от полога, чувствуя себя неловко от того, что невольно подслушал разговор, куда более личный, чем привычная шутливая перебранка двух друзей.

***

Наутро они не слишком ускорились — с другого берега заросли выглядели куда более обнадеживающе, чем оказались на деле, однако все-таки были проходимы. В течение следующих дней Принц еще пару раз вел караван на штурм бродов, когда продраться сквозь кусты казалось сложней, чем пересечь реку.

Когда они сидели на берегу после очередного брода, на кривое дерево уселась большая белая птица, не похожая на привычных лесных пичуг. Бесстрашно перелетела на полог, крикнула пронзительно, склонив голову. Попыталась стащить подвешенную там рыбу, недовольно заорала, обнаружив, что добыча высушена до состояния камня и вдобавок привязана крепкой ниткой.

Бродяги покатывались со смеху. Было решено считать вороватую гостью добрым знаком — таких птиц никто раньше не видел, море тоже, и могло выйти, что они с большой водой ходят парой.

Однако сначала на пути встретились люди. Караван в очередной раз вернулся к берегу реки, когда Пепел дернул Принца за рукав. Закат проследил за их взглядами, заметил тропу и болтающиеся на поверхности воды поплавки сетей. Чужое место ловли миновали быстро, стоянку развернули только когда совсем стемнело. Закат видел, как шевелятся тростники на противоположном берегу, но ходили в них люди или звери, никто сказать не мог.

Дело прояснилось с рассветом.

— Привет, — Закат вместе с другими сидел на камнях и удил рыбу, когда из прибрежных кустов вынырнула любопытная детская мордашка. — А вы не здешние!

— Да, — улыбнулась ребенку Искра. Сегодня не клевало даже у нее, хотя девушка по праву завоевала титул лучшей рыбачки каравана. — Как ты догадалась?

— Вы в Дохлом омуте рыбу ловить пытаетесь, — сообщила девочка, выбираясь на берег и отряхивая безнадежно перемазанное в тине платьице. — Все здешние знают, что в нем никто не живет!

Пепел досадливо бросил удочку — его и так злило долгое молчаливое сидение в ожидании клева, а тут вдобавок оказалось, что страдал он зря. Искра недоумевающе посмотрела на реку — местечко выглядело идеальным, тихая заводь, глубокая чистая вода. Девочка, поднявшись на холм чуть выше неудачливых рыбаков, объяснила:

— Там выше мой папа живет. К нему аж из самого города приезжают! Он как возьмется им одежду красить, так вся река белым разрисовывается, — она присела на корточки, потрогала пальцем росток будущего одуванчика. — В этом омуте вода заворачивается, краска долгонько держится, вот рыба и не заплывает, чтобы не потравиться. А на холме только одуванчики растут, большие-большие. Их даже дядька на настойку не берет.

Закат покачал головой. Им еще повезло, что рыба в омуте не водилась. Он бы вообще поостерегся ее ниже по течению ловить, если тут живет красильщик. Белил ткани он явно не травяными отварами, и вряд ли стоило есть ту рыбу, которая после такой алхимии выжила.

— А вас вчера мой брат видел, — сообщила девочка, не отрываясь от изучения одуванчика. — Вы проезжали около Кривого брода. Дядька сказал, надо вас прогнать, но вы сами уехали. Вас с вечера все ищут, а я нашла! Мама мне за эту вторую ватрушку даст, — запнулась, с сомнением осмотрела замурзанную одежду, — наверное.

Бродяги переглянулись. Пепел быстро ушел к повозкам, рассказывать Принцу, что им надо сниматься как можно скорей. Искра присела рядом с девочкой.

— А хочешь конфетку вместо ватрушки? Ты только поиграй тут немножко, мы тебя с нашими детьми познакомим.

Девочка насупилась, посмотрела подозрительно. Встала, оправив платьице.

— Нет. Ты чужая тетя. И вообще я с вами говорить не должна, и сейчас уйду.

Искра на миг опустила голову, прикусив губу. Закат понимал — она придумывает, как выпутаться из ситуации, но так же понимал, что вряд ли может помочь. С его лицом только детей успокаивать, разревется же наверняка…

— А может, ты просто отведешь нас в свою деревню?

Они оглянулись к Принцу, торопливо взбиравшемуся на холм. Тот остановился рядом с девочкой, пытаясь отдышаться — наверняка бежал от самой стоянки. Она смотрела на него с любопытством, кажется, даже не подумав испугаться, хотя все равно надолго задумалась перед ответом.

— Ну, я не знаю… Ну ладно. Но только тебя! И его, — она ткнула пальцем в Пепла, — потому что он красивый. И тебя! Ты хороший.

Закат с недоумением посмотрел на наставленный на него палец. Перевел взгляд на Принца, тот кивнул — послушай ребенка, не порть мирный договор спорами.

Пошли сразу, только вручили обещанную Искрой конфету. Надо сказать, имя бродяги немного примирило с ней девочку — ту, как оказалось, тоже звали Искрой.

Принц и Пепел переглянулись, Закат удивленно приподнял брови. Тут до столицы осталась пара дней пути, а имя необычное для светлых земель. Принц попытался осторожно выспросить — может, это сокращение от какой-нибудь Искросветы, или прозвище, но девочка даже немного рассердилась:

— Ну что ты такой непонятливый! Я же сказала, Искра! Как когда печку топят, такие маленькие огоньки летят!

Пришлось смириться, тем более, что они добрались до деревни, скрытой ивняком. Закат замедлил шаг, недоуменно оглядываясь, заметил, как поежился Принц и на миг замер столбом Пепел.

Земля была теплой и черной, как в кузне, без следа травы. Не видно было ни огородов, ни загонов для скота, никто не разделял дворы заборами. Нижние венцы изб обуглились, словно новые бревна клали поверх старых, погоревших. Из-под ног взлетали седые облачка, перша в горле.

— У вас недавно был пожар? — тихо спросил Принц.

— Не-а, — мотнула головой девочка, споро натягивая на нос платочек, прежде болтавшийся на шее. — Это всегда так.

Рвано выдохнул за спинами отставший Пепел, Принц обернулся, взял его за руку. Закат колупнул землю — в глубине она была будто еще жарче и ощутимо пекла пятки. Как так могло получиться? Кто мог такое…

Пошатнулся, оперся о стену.

Он знал, кто. Он даже помнил, как.

Воспоминание пришло, взвилось серым вихрем, скрадывая туманное утро, превращая в багряный вечер. Смывая деревенскую улицу, как золу, обнажая крепостную стену Черного замка, что стала ее началом.

Закат успел еще удивиться, улавливая смутную неправильность, присутствие рядом кого-то невозможного, и провалился в прошлое, в давно забытые слова и мысли.

В чужие мысли.

— Мелкие озерца? — юноша в темных одеждах оборачивается, вздергивает бровь надменно и презрительно. — И так называется село, доставившее мне столько хлопот?

— Да, господин, — чешуйчатая голова склоняется ниже.

Хитрые люди живут в Мелких озерцах, рыбачьем поселке возле самого устья Длинной. Армию пропустили легко — да к ним и дошел только крохотный отряд разведки, продравшись сквозь ежевику. Зато теперь уже который год покусывали за пятки, раньше мелко, а теперь вот разинули рот на добычу покрупней. Убили трех командиров, чьи отряды стояли недалеко от Длинной.

Темному властелину служат многие, по разным причинам. Но действительно верных и талантливых слуг ценит даже он.

Дракон вздыхает, чешет за ухом когтистой лапой, жмурится.

Никто не предает Темного властелина. Некоторые боятся. Некоторые не видят смысла.

Некоторые просто не могут. Потому что оружию, сотворенному в подарок, права голоса не давали.

Темный властелин обхватывает шею дракона, почти обнимает, заглядывая ему в глаза.

— Думаешь, ты знаешь, что я прикажу, Пламя? Думаешь, у меня совсем не осталось фантазии? — Юноша смеется, весело и страшно, отталкивая морду поневоле верного советника. Приказывает: — Не просто сожги эту деревню. Выжги саму землю, пусть раскалится, расплавится, пусть жар твоего огня останется в ней навсегда. Чтобы выжившие — а я знаю, ты снова кого-нибудь упустишь — не смогли больше жить в этом проклятом месте.

Темный властелин смотрит в глаза советника, улыбаясь довольно. Он думает, что наконец-то смог его впечатлить.

— Это что еще за новости? Искра! Какого пламени ты притащила сюда чужаков?

Закат поднял голову, еще толком не очнувшись от воспоминания, в котором почему-то лучше знал, что думал тогда дракон, чем он сам. Столкнулся с взглядом кряжистого мужчины, седого, коротко стриженного, но с черной, боевито топорщащейся бородой. Девочка-провожатая спрятала руки с остатком леденца за спиной, насупилась. Вперед выступил Принц, поднял руки в примиряющем жесте.

— Мы не хотим ничего дурного, староста. Мы бродяги, остановились на стоянку недалеко от вашего поселка.

— А, — мужик кивнул, сложив руки на груди, — эти. Чего заявились-то?

— Мы идем к морю, — все так же мирно, будто не замечая неприязни, отозвался Принц. — Подумали, что вдоль реки будет проще всего.

— Это вы просчитались, — староста фыркнул, оглядел гостей еще раз, пристальней. Пожевал губами в сомнениях, но наконец махнул рукой. — Ладно, раз смогли к нам пробраться и Растопкину дочь уболтать, проходите в дом. Угощу, как положено.

Мужик в самом деле оказался старостой, звали его Углем и был он родоначальником едва ли не всей деревни. Жена его, высокая женщина с длинной смоляной косой, взялась накрывать на стол.

Угощение могло бы показаться скудным, если бы не вид окрестной земли — чтобы вырастить даже такие крохи, людям наверняка приходилось прикладывать немало усилий. Приглашение к столу было здесь большой честью.

Суетилась по дому молчаливая женщина, подозрительно поглядывая на чужаков. Принц, чтобы не сидеть в неловкой тишине, завел рассказ об удивительных местах, в которых побывал караван — о жарком юге, где вода стоит дороже золота, и где они сначала взялись помогать юноше, влюбленному в дочь султана, а потом пересекли пустыню, чтобы вернуть во дворец зачарованного халифа и его визиря; а затем о севере, с их страшной традицией выбирать юношу, который на год станет принцем-консортом, если только не замерзнет в первый же день в ледяных чертогах Снежной королевы.

Староста слушал молча, рассматривая гостей. Доев жидкую пресную кашу, хмыкнул, откинулся на стену. Спросил насмешливо:

— Что, так и не спросишь, отчего земля у нас черная и горячая?

Принц, прерванный на середине рассказа, помолчал мгновение. Кротко улыбнулся:

— Мы видели и не такие чудеса. Нам интересно, но я не был уверен, что вежливо будет спрашивать.

Уголь расхохотался басовито:

— Ишь ты, вежливые бродяги! Тут светлые, если дойдет кто, таращатся с открытым ртом, а вы спокойные. — Тенью его смеха улыбнулась хозяйка, налила всем по кружке удивительно вкусной воды. Уголь выхлебал свою порцию без всякого почтения, обвел гостей насмешливым взглядом. Когда никто не смутился и не выказал нетерпения, вскинул брови в насмешливо-восхищенном удивлении. — Видать и впрямь повидали всякого. Что ж, давайте я и о нашем чуде расскажу…

Закат опустил голову. Приметил, как смотрит пустым взглядом в стену Пепел, будто мог увидеть, как ползет по ней черная линия, как вгрызается в бревна засевший под землей жар, оставляя за собой лишь крошащийся уголь и оседающие в него верхние венцы. Заставляя каждую пару лет надстраивать пеплом рассыпающийся дом.

Темный властелин недооценил упрямство жителей Мелких озерец. Они не просто выжили. Они остались жить на своей земле, продолжили удить рыбу в разбросанных по лесу смешных лужах, лишь по недоразумению названных озерами. Только скот держали теперь на дальних пастбищах, и огороды разбивали там же. Даже приспособили страшную особенность земли себе на пользу — здесь легче было добывать железо, да и такие краски, как делали местные красильщики, нигде больше невозможно было достать. Потому и терпели их светлые. Потому — а еще потому что боялись. Жители Мелких озерец, ныне прозванных Черным выгоном, были подобны закаленной стали. Их не смог прогнать с этой земли даже дракон, уж тем более не под силу это было светлым рыцарям.

— Вот такая история, — подвел итог Уголь. — Можешь прибавить к своим байкам, бродяга.

Принц поблагодарил, глядя восхищенно. Закат понимал его, вот только он, восхищаясь, отводил взор.

От стойкости этих людей не было лучше ни им самим, ни их детям, которые продолжали дела своих отцов и матерей. Они были упрямы, они могли лбами продавить стену. Вот только пламя дракона — не стена. Оно не стало ничуть прохладней за прошедшие два столетия, и не угаснет еще рок знает сколько лет. Его не перебороть упрямством.

И в то же время — у Заката, пожалуй, было меньше всего права размышлять, разумно ли поступают жители сожженного поселка. Не только потому, что именно Темный властелин был виной их бедам, но и потому что ныне он мог потягаться с ними в упрямстве. Он пытался перебороть свою судьбу. По сравнению с этой затеей решение дождаться, когда погаснет вечное пламя, казалось почти разумным.

Когда гости уже вставали из-за стола и собирались уходить, Уголь окликнул Принца. Сказал веско:

— Байки ты травишь хорошие, знаешь много о том, что в мире делается. Если не все твои спутники такие молчуны, как эти — подводите поближе повозки. Нам будет чем обменяться.

***

Караван сначала встретил переговорщиков напряженной тишиной — кто знает, что за люди ломятся из кустов — а потом шквалом вопросов. Кто здесь живет, о чем говорили, что делать теперь?

— Нас звали в гости, — сказал Принц, разом отвечая на большую часть вопросов. Бродяги на миг затихли, пытаясь уложить в головах новость, переглядываясь.

— Мы пойдем? — спросила Рада. Принц замешкался, вдруг пожал плечами, беспокойно обернулся на до сих пор молчащего Пепла. Тот стоял одиноко, обнимая себя за плечи, будто бы вообще не здесь. Рада поняла, обернулась к остальным.

— Наш вождь и его друг будут совещаться. А нам надо подготовиться к представлению — мы ведь сколько их не проводили.

Искра фыркнула, тряхнула юбками — она, мол, хоть сейчас может сплясать без всякой подготовки. Однако не многие разделяли ее уверенность. Люди разбрелись — жонглеры искать факелы и тупые кинжалы, огнеглотатели варить зелье, которое позволит не обжечь глотку, фокусники вспоминать трюки. Деловито завязывала себе глаза кругленькая как булочка девушка, стоя перед тремя свечами, кнут обвивал ее плечо.

Закат помогал кому мог — зажигал свечи, погасшие от щелкнувшего возле них кнута, слушал чужие сказки, подбадривал юного жонглера. Однако ожидание затягивалось, а Принц с Пеплом все не возвращались. Рада, в который раз тасовавшая карты, осаживала нетерпеливых, но и сама все чаще поглядывала на дальний костер, возле которого дозорным сидела Искра. Наконец не выдержала, попросила Заката:

— Сходи хоть Искру спроси, что у них там. Если я пойду, за мной весь караван потянется.

Закат пошел. Еще на полдороге услышал доносящуюся из-за повозки ругань — здесь негромкую, но Пепел наверняка едва горло не срывал. Помедлил, не уверенный, что стоит спрашивать, если и так ясно, что разговор не кончен, однако Искра сама встала навстречу. Оглянулась на повозку тревожно, пожаловалась:

— Они там так орут, мне даже подходить страшно. И ничего не понятно, то ли даем мы представление, то ли нет. Как по мне, — улыбнулась хитро, прошла мимо Заката, мазнув плечом по его плечу, — так людям надо давать то, что им нужно.

Он склонил голову, подождал, пока девушка чуть разочарованно хмыкнет и уйдет к Раде.

Закат знал, что нравится Искре не больше, чем любой другой; просто спутник, один из многих, идущих с ней по одной дороге. Знал также, что большинству встреченных ею по пути и живущих в караване мужчин отсутствие любви не мешало делить с Искрой повозку, плащ или подворотню.

Он, увы, принадлежал к меньшинству. Впрочем, его не раздражали ее заигрывания, скорее веселили, разгоняя тяжелые мысли, приходившие, когда он оставался один.

По счастью, в караване это случалось редко.

Из-за повозки донесся глухой звук удара, будто кого-то впечатали спиной в ее борт. Закат, помедлив, все же подошел ближе. Беспокойство было глупо и бессмысленно, но избавиться от него не выходило. Да и следовало все-таки спросить, что они решили насчет представления.

Однако говорили друзья отнюдь не об этом.

— Я не мог ему сопротивляться, понимаешь?! — орал Пепел в лицо прижатого к повозке друга. — Не мог!

Закат остановился в тени, уже понимая, что подходить было плохой идеей. Попятился назад, хотел отвернуться, но отчего-то не сумел. Что-то большее происходило здесь. Что-то, что он должен был понять, но не мог.

— Это было много лет назад, — тихо сказал Принц, положив ладони на плечи друга, не пытаясь вырваться, только успокоить. — Все изменилось. Не имеет значения, что было тогда…

Пепел наконец отпустил его одежду, ткнулся склоненной головой в плечо, зажмурившись. Выдохнул, почти простонал:

— Ты не понимаешь… — Принц бережно обнял друга, и тот запнулся, вздохнул прерывисто. Продолжил спокойней: — Я, может, вообще хотел бы забыть обо всем этом. Но не могу! Рок меня раздери, ты же помнишь север, мы оба думали, кошмары до конца жизни будут сниться! Так нет, — он будто бы снова сердился, но уже иначе, привычно, как злился всегда и на все, — ни разу не вспоминал, ни как уносились ее сани, ни снежный дворец, ни проклятые льдинки, которые ты складывал. Зато это — каждую ночь, с самой судьбой забытой Лесовыси…

— Это только сны, — уверенно прервал его Принц, прижимая к себе, как испуганного ребенка. — Ты изменился. Ты свободный человек, ничьи приказы над тобой не властны.

Пепел покачал головой, но больше не спорил. Закат, невольно подслушавший не предназначенный для него разговор, стукнул по борту повозки, кашлянул. Принц поднял на него глаза, нахмурился, не отпуская беспокойно шевельнувшегося Пепла. Тот не увидел, кто пришел, иначе наверняка отпрянул бы быстрее ветра, еще и сказал бы что-нибудь едкое.

Однако Закат стоял за его спиной и молчал. Вздохнул Принц, улыбнулся через силу:

— Скажи остальным, что мы будем устраивать представление. Пусть готовят повозки.

***

Подготовка вроде бы не заняла много времени, но к тому моменту, когда три выбранные для представления повозки подобрались к краю выжженной земли, уже сгустились сумерки.

Деревня встретила их настороженной тишиной, однако бродяги не отчаивались — они помнили, как было в начале светлых земель, когда они еще не опасались каждого человека. Там селяне тоже далеко не сразу втягивались в веселье.

С самой большой телеги сняли полог вместе с деревянными рамами, вместо них воткнули факелы. Обычно их зажигал Пепел, эффектно щелкая пальцами, но сейчас он только попятился, когда Искра приглашающе махнула рукой. Заминки, однако, не случилось — Принц споро распотрошил фонарь, позволявший им ехать потемну. От свечи факелы заполыхали быстро и ярко.

Первой на повозку запрыгнула Искра, вслед за ней забрались другие танцовщицы. Ударила в барабан Рада, у борта телеги остановился Тскаш. Сестра подмигнула ему, хлопнула в ладоши. Низки браслетов на тонких запястьях загремели, танцовщицы притопнули, колокольчики на их лодыжках зазвенели, поддерживая ритм. Девушки кружились, изгибались языками пламени, то одна, то другая взлетала в воздух на руках подруг. Тскаш кивал в такт, наконец, дождавшись своего времени, перемахнул через борт, зажав в зубах кинжал. Сделал зверскую рожу, на полусогнутых ногах будто бы подкрадываясь к танцовщицам. Девушки порскнули в стороны, ловко уворачиваясь от ловящих рук, все в том же ускоряющемся ритме. Искра сдернула с пояса широкую шаль, вслед за ней движение повторили остальные, путая «злодея» дрожанием расшитой ткани. Зрители уже прилипали к окнам и выходили на пороги домов, так что, когда девушки ловко скрутили Тскаша, их ждал одобрительный гул.

Танец, однако, не кончился. Рада, доведшая ритм до пика, выдохнула, тряхнув головой, и снова ударила в барабан — уже медленней, тише. Девушки кружили вокруг своего пленника, наклонялись друг другу, будто бы обсуждая, что делать. По одной подходили к нему ближе, оббегали по кругу, оценивая, отвергали. Только последняя, русоволосая и тихая, в самом спокойном серо-зеленом наряде, остановилась перед ним будто в нерешительности. Подобрала кинжал, взмахнула им, делая вид, что разрезает спутавшие его шали, отпрянула, сжимая оружие в руках.

Разбойник, конечно, одумался не сразу. Хлопнул себя по коленям, скорчил рожу, пошел по кругу к перепуганной собственной смелостью девушке. Они обходили повозку вдоль борта, она избегая его рук, он — бережась ее кинжала. Короткие выпады, в которых читались вопросы — кто ты? Что тебе нужно? Почему ты — такой? Тскаш бросил вдруг попытки достать девушку, сплясал выразительно — он невиновен, но едва не повешен, в бегах. Танцовщица — Закат припомнил, ее звали Мышкой, и только в танце ее имя переставало слишком хорошо ей подходить — прочувствованно ответила, мол, что же ты тогда с ножом кидаешься? Тскаш пал на колени, изображая раскаяние, она подошла ближе, коснулась его волос под медленно затихающий ритм.

Зрители, уже стоящие под самым бортом повозки, заорали — частью довольно, частью насмешливо. История была доброй, на вкус некоторых — даже слишком.

Танцоры поклонились, Тскаш подобрал брошенное в них мелкое яблочко, наколол на кинжал с широкой улыбкой.

Пришел черед жонглеров, принятых веселым шумом, затем на сцену снова вышел Тскаш, предварительно хлебнув зелья из темного пузырька, полив прозрачной жидкостью голову, руки, обнаженную грудь. Музыканты ударили в бубны, Тскаш, ставший на этот раз заклинателем огня вместо Пепла, крутанул пару небольших шариков на цепях. Провел ими над факелом, позволив полыхнуть пламенем. Люди смотрели с интересом, даже не отодвинувшись. Когда Тскаш раскрутил горящие шары над головой, кто-то присвистнул уважительно. Закат улыбнулся — он помнил, как в иных селениях толпа отшатывалась, беспокойно оглядываясь на колодец. Здесь к огню относились иначе. Его не боялись. Приручивший его вызывал сдержанное уважение, а не священный ужас.

Тскаш, перестав выписывать сложные узоры, медленно поднял шар, перехватил голой ладонью. Рыжие языки лизнули узкие смуглые пальцы, Тскаш быстро подбросил комок пламени высоко в небо. Поймал за цепь, провел пылающим шаром вдоль своей груди, под одной и другой рукой. Закрутил вновь, сам изгибаясь, как язык пламени. Когда решил, что уже надоел зрителям, сделал знак Раде, та с силой ударила в барабан, привлекая внимание. Тскаш упал на колени, прогнулся, воздев руки и все еще вращая один шар. Второй медленно опустил в широко открытый рот. На миг замер, позволив полюбоваться пламенем, полыхающим меж его губ, закрыл рот. Сглотнул. Извлек черный прокопченный шарик. Повторил со вторым. Вскочил, белозубо улыбаясь.

Поклонился под уважительный рокот и хлопки.

После этого основное представление закончилось. Рада села раскладывать карты на земле, Искра с девушками танцевали на одной повозке, Драарул гнул подковы на другой, играл на лютне Принц и щелкала кнутом фокусница. Тскаш взялся болтать с красильщиками, которые, будучи одновременно алхимиками, сразу разгадали секрет неопалимости бродяги и теперь горячо спорили о точном составе зелья.

Закат остался в роли следящего за порядком вместе со многими другими. Сочувственно склонил голову, когда к Раде подошла женщина с худым, заморенным ребенком на руках — уже взрослым, но совсем маленьким и слабым. Пододвинулся поближе, увидел расклад, прикрыл глаза. Он мало что понимал в гаданиях, но по одному виду карт мог догадаться, что они не сулят ребенку ничего хорошего.

Тем неожиданней оказались слова Рады:

— Не убивайся заранее, милая. Вот смотри, карты верно говорят, будет сынок твой здоровым. Ты же веришь старой гадалке, правда, яхонтовая? Вот и умница. Конечно, ты стараешься, и еще постараться придется, но руки не опускай, и мужу своему не позволяй. Все у вас еще будет.

Когда женщина отошла, прижимая к груди безучастное ко всему дитя, Закат не выдержал. Сел рядом с Радой, спросил тихо:

— Зачем ты ей солгала? Ведь ребенок умрет.

Старуха улыбнулась тепло и немного грустно:

— Потому что она правда не должна опускать руки. Пусть лучше винит потом старую гадалку, чем себя — я-то далеко уже буду. И к тому же… Карты могут ошибаться.

Она кивнула на Принца, который, отложив лютню, деловито осматривал ребенка. Закат видел, как лекарь хмурится, спрашивает что-то у матери, после слов Рады значительно приободрившей. Отвечала она теперь обстоятельно, куда уверенней, чем говорила с гадалкой. Принц взялся пересыпать ей какие-то травы.

— Ну вот. Я же говорила.

Закат оглянулся. Рада смотрела на вытянутую из колоды карту — ясное улыбающееся солнце посреди голубого неба.

— Все у него еще будет.

Вечер постепенно превращался в ночь, Принц и Уголь договорились об обмене рыбы и корзин на зерно, бродяги уже увели повозки. Но селяне все не желали расходится. Выдохшийся сказитель потер саднящее горло, обернулся к Раде.

— Я все. Выручайте.

Старуха, сама вымотанная, оглянулась, просияла, увидев стоящего рядом Заката. Ухватила цепко за локоть, вытолкнула в освещенный круг.

— Сказку! Давай сказку, Закат!

Он оглянулся растерянно. Что он мог рассказать? Вокруг осталась только молодежь и немного присматривающих за ними взрослых, остальные разбрелись по домам. Не про Темного же властелина в сердце светлых земель рассказывать…

Хотя почему нет. Для жителей этой деревни Темный властелин — их собственная история и их гордость. Они его победили.

Закат выдохнул, вспоминая, как рассказывал сказки в Залесье, улыбнулся своим слушателям. Начал старую историю, не называя имен и прозвищ — историю о добре, которое действительно было добром. О добре, что потом и кровью оплачивало свои победы и которому искренне радовались люди. Кого защищали, не жалея себя.

— Вот так один человек сумел победить тысячу.

Дети, всю сказку сидевшие с открытыми ртами, теперь закричали, повисли на шее у сказочника, требуя продолжения. Потом, смутившись, отбежали к родителям. Сдержанно кивали взрослые — правильная история, с моралью.

— Хорошая сказка, — похвалила и Рада. — Да только пора нам домой, к повозкам. Спасибо, добрые люди!

Люди по одному подходили к старухе, отдавали кто что хотел в оплату. Кто-то уходил просто так, никто их не держал, хотя свои же соседи смотрели неодобрительно. От краюхи хлеба село не обеднеет, а раз смотрел и веселился — оплатить положено.

Закат помахал ребятишкам, облепившим иву, заменявшую здесь плетень. Пошел к стоянке каравана. На полпути к броду заметил фигуру, замершую на черном гребне крутого берега. Что-то в этом силуэте показалось знакомым, не просто как то, что он видел уже не раз за последние дни, а как что-то далекое, из прошлых жизней. Не удержавшись, свернул с тропы, взобрался по крутому склону. Остановился чуть пониже макушки холма.

Пепел стоял к нему спиной, разглядывая высокое звездное небо, и Закат смутился, подумав было, что подошел зря. Но бродяга, не оборачиваясь, заговорил:

— Ты так меня и не вспомнил. Неудивительно — я изменился сильней тебя. — Оглянулся, блеснули острые зубы. Пепел раскинул руки, как крылья, глянул исподлобья. — Здравствуй, хозяин. Теперь-то узнал?

Закат кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Теперь узнал. Хотя человеку никогда не стать похожим на дракона.

— Если бы не Принц, я бы тебя не подобрал, — зло сообщил Пепел, отвернувшись. — Прошел бы мимо, оставив помирать в канаве. Он добрый, а я… Я дракон. Я создан был, чтобы убивать. Чтобы служить тебе оружием. Чтобы жечь, уничтожать, разрушать по твоему приказу! Я сбежал на край света, когда понял, что не могу убить ни тебя, ни себя. Я сломал себе крылья, чтобы не откликнуться на твой зов, я лишил себя неба, единственного, что тогда любил, только бы не подчиняться тебе. Но ты догнал меня даже здесь! Даже сейчас…

По траве прошелестели легкие шаги, Принц подошел к другу, коснулся руки. Пепел обнял себя за плечи, будто вмиг замерзнув, позволил укутать в плащ. Принц позвал, не глядя на Заката:

— Идем к костру. Там Рада наши сказки рассказывает, тебе будет интересно.

***

Старуха сказки еще и показывала — складывала руки меж костром и пологом повозки так, что вместо простых теней получались фигуры и лица.

— …Его народ жил в долине меж гор, в каменистой, бесплодной пустоши. Но это был их дом, некуда им было идти и страшно бросать привычное. — На пологе заплясали негостеприимные скалы, крохотные села и редкие всходы на полях. — Однажды мальчик пошел в горы искать что-нибудь, что помогло бы пережить долгую зиму, и наткнулся на пещеру, такую большую, что в ней можно было бы спрятать жителей всех трех сел. Но пещера была занята — в ней прятался, почти два столетия не выползая на свет, дракон.

Старческие ладони сложились в темный проем, высунулась из него чудовищная пасть. Собравшиеся кругом дети ахнули, прижав к губам ладошки и пряча в них улыбки — они не в первый раз слушали эту сказку.

— Мальчик был первым, кто не испугался его. Дракон, как оказалось, жил в пещере так долго, что вырос в ней, и больше не мог выбраться наружу, не то что летать. Однако они подружились с мальчиком, оба — пленники своих домов. — Силуэт мальчика на пологе увеличился, стал уже не ребенком, а юношей. Старуха вздохнула, — Наверное, так бы все и осталось — мальчик бы вырос, состарился, умер, а дракон остался бы вмурованным в гору. Но однажды неведомо откуда — перевалы тогда давно замело — появился в селе бродячий торговец. — Тут уже едва не ахнул сам Закат, глядя, как на пологе расползается легко узнаваемая тень. — Он обещал достать что угодно откуда угодно, продать любому удивительную судьбу, но никто не хотел иметь с ним дела. Кроме мальчика. Потому что торговец сказал, что может даже дракона превратить в человека.

Принц, сидящий рядом, сжал ладонь Пепла, Закат посмотрел на них восхищенно. Вот наглядное доказательство — у них получилось, они, наверное, первые, получившие от Левши именно то, что хотели. Но как?

— Мальчик был дотошным, — сказка отвечала на все вопросы. — Три дня и три ночи провел он с торговцем, обсуждая, что именно хочет получить. Тот его даже задаром читать и писать научил, чтобы составить договор. Но и плату потребовал соответствующую — самое дорогое, что было у въедливого мальчишки. — Силуэт торговца угрожающе навис над юношей, но сказочница ловко увела ладонь в сторону, и показалось, что теперь мальчик смотрит на страшного продавца судеб свысока. — Они стояли тогда на склоне, и мальчик, подумав, сказал серьезно, что важней всего для него дом и земля его народа. Их общая судьба. Торговец и спорить не стал, засмеялся, думая, что совершил удачную сделку. Махнул рукой, и в тот же миг гора, под которой лежал дракон, рухнула, сошла цельной скалой на долину.

Дохнул искрами костер, тени на пологе затрепетали, распадаясь, превращаясь в ловкие пальцы сказочницы. Она опустила их на колени, обвела слушателей внимательным взглядом черных глаз.

— Никто не погиб — это мальчик оговорил отдельно. Но дома у них уже не было, и не очень хотелось его заводить. Их общей судьбой стала вечная дорога. Мы идем по ней и поныне. А будет она грустной или веселой — наша забота.

Принц благодарно поклонился сказочнице, та повторила поклон. Дети постепенно выбирались из очарования сказки, начали шуметь, дергать Раду — расскажи еще! Однако даже бродягам пора было спать.

Закат лег на земле у повозки, как всегда с тех пор, как Принц перестал ругаться на то, какой из него беспокойный больной. Послушал, как устраивается внутри Пепел. Принц обошел все костры, вернулся. Помедлил у полога, сказал тихо:

— Говорят, судьбу нельзя обмануть. Но если судьба — человек, то почему бы и нет?

Закат покачал головой. Одно дело покупать новую судьбу, покупать не для себя и торговаться с чистого листа. Другое дело, когда долгов на тебе висит уже за целые столетия. Тут уже не в Левше дело. Закат был уверен, что может только оплачивать выставленные счета, стараясь, чтобы они не коснулись никого, кроме него.

***

На следующий день они вышли к морю. Пахло солью, ветер рвался диким зверем, и Принц приказал снять с повозок пологи, чтобы их не перевернуло, как лодочки в шторм.

Они ехали по каменистому бездорожью медленно, рискуя в любой момент попасть колесом в яму. Остановились на крутом берегу, Принц соскочил с козел, будто зачарованный пошел вверх, на скалистый гребень. Закат помедлил, но все бродяги сходили с повозок, шли, взявшись за руки, за своим вождем. В этом было что-то пугающее, будто Рада ошиблась, пересказывая сказку и судьба их не дорога, а вот этот склон.

Закат пошел с ними. Встал наверху в общем ряду, щурясь от летящих в лицо соленых брызг.

Море было серым и бескрайним, как небо. Вдали граница между ними размывалась, словно они добрались до края мира, где земля изгибается, как лоза в корзине, перетекает в свод над их головами.

Шевельнулся рядом Принц, вздохнул. Начал осторожно спускаться к воде, оскальзываясь на сыпучем склоне.

Они добрались до линии прибоя. Море пенилось, будто в гневе бросаясь на землю и тут же отступая, оставляя на камнях павших воинов — медуз и водоросли. Принц зашел в воду по щиколотку, осторожно ступая по скользким камням. Замер. Пепел остался на высоком гребне, вниз медленно и молча спускались другие. Даже дети, кажется, прониклись суровым видом. Ближе всех к Принцу оказался Закат, услышал тихое, обращенное к самому себе:

— Что теперь?

Принц оглянулся, словно очнувшись от звука собственного голоса, улыбнулся растерянно. Закат принял это за приглашение, подошел. Волны лизали босые ноги, мгновенно окоченевшие от холода.

Принц смотрел вдаль, будто ответ на его вопрос можно было различить в слиянии неба и моря.

— Я пришел. Я вижу море, безграничную гладь. Пепел рассказывал, и я сто раз гадал, каким будет момент, когда я выйду на берег. На рассвете вода была бы золотой, на закате — алой, как кровь. В ясный день — синей, или, может быть, зеленой. Но мы пришли сегодня. Пасмурным днем в начале пятой луны.

Он засмеялся тихонько, наклонился, коснувшись воды руками. Зачерпнул, позволил вытечь сквозь пальцы.

— И все равно это сбывшаяся мечта. Как все сбывшиеся мечты — чуть-чуть менее прекрасная, чем когда о ней думаешь.

Обернулся, скользя взглядом по своим людям. Искра уже смеялась, заткнув за пояс юбки, зайдя в воду по колено и вымочив рукава платья. Дрозд вместе с Мышкой деловито собирали и выкидывали в море медуз, дети с визгом убегали от накатывающих волн. Последним спустился с берега Пепел, стал чуть в стороне, сложив руки на груди. Принц улыбнулся.

— Я знаю, мы придумаем новую мечту. Например, станем морскими бродягами. Построим вместо повозок корабли, будем плыть по морю, найдем новые земли. А пока просто пройдем вдоль берега. Мы ведь еще не исходили все дороги.

Они нашли грот под крутым склоном и спуск для повозок. Развели костер у входа, чуть более молчаливые, чем обычно. Любовались лунной дорожкой, легшей на беспокойную гладь. Закат увидел далекие еще огни Светокамня, опустил голову. Сказал наконец, не обращаясь ни к кому и в то же время ко всем:

— Я уйду утром.

Принц кивнул молча, подтверждая его слова. Вздохнула было Рада, но тут же улыбнулась хитро, толкнула его в плечо:

— Так то ж утром! Эй, бродяги, ну что вы все! Человеку завтра одному идти, неужели мы дадим ему запомнить нас такими скучными?

И были пляски, праздник, костер до небес. Хоровод вокруг ширился, разбивался на два, три, на отдельные семьи и пары. Вокруг смеялись, отражения огней танцевали на волнах. Закат вдруг понял, что смеется тоже. Искра первой сбросила платье, влетела в воду, не выпуская факела из рук. Нательная рубашка вздулась пузырем, девушка забавно обиженно воскликнула что-то. Ее догнала Рада, плеснула водой, так что мигом промокшая ткань прилипла к телу. Женщины поплыли, отфыркиваясь, разбивая лунную дорожку на отдельные пятна-осколки. Заката толкнули в спину, бродяги откололись от костра, заходя в воду. Кто-то гасил факелы, кто-то наоборот, греб одной рукой, но держал над головой огонь. Закат зашел в море едва ли по пояс, когда рядом вынырнул Принц, дернул за рубашку. Скользкие камни подались, Закат взмахнул руками, но не устоял, шлепнулся в воду, чудом не притопив Принца. За спиной фыркнул Пепел, проплыл мимо, неуклюже загребая воду. Остановился передохнуть, тут же возмущенно вскрикнул, когда вынырнувший сзади Принц обнял его за шею и попытался повалить на себя.

Бродяги дурачились, как дети, смеялись, плавали в холодном море до стука зубов. Едва отогревшись у костра, лезли обратно, плескались у берега, плавали до темной глубины. Закат лег на воду, раскинув руки. Подумалось невольно — наверное, он в последний раз так радуется. Приходили странные образы, воспоминания, хотелось нырять и дурачиться, и удивительно было, что он умеет плавать лучше, чем многие бродяги.

Море держало, волны мягко покачивали расслабленно лежащее на них тело.

Он вспомнил — он уже лежал так однажды. Первая его не злая радость. Последняя на много лет.

Ветер треплет волосы, дракон взмывает над грядой и у юноши на его спине на миг перехватывает дыхание. До края мира тянется водная гладь, в которой тонет солнце, расцвечивая море алым, золотым, фиолетовым — ярче, чем все, что он когда-либо видел. Дракон парит над водой, все дальше от берега, и мальчишка на его спине выпутывается из сложных креплений седла, встает во весь рост, балансируя руками. Из груди рвется клич — победный, счастливый. Дракон хмыкает, пуская клубы дыма из ноздрей, аккуратно заворачивает к берегу, стараясь не уронить своего господина. Но мальчишка сам колотит его пятками, требуя:

— Давай ниже!

Спрыгивает со спины в море, поднимая фонтан брызг. Плавает, ныряет, горстями доставая со дна блестящие камушки, тут же позволяя им вновь утонуть. Черный костюм промок и будет весь в разводах соли, но мальчишке плевать.

Потом он вспомнит, что он — Темный властелин. Поднимется на спину дракона, осмотрит, как собирался, земли, еще не ведающие, что принадлежат ему. Вернется. Заставит слуг очистить одежду.

Но сейчас он просто мальчишка, который впервые увидел море. Дурачится, брызгая водой в морду обеспокоенного дракона. Качается на волнах…

Волна накрыла с головой, Закат зажмурился, потер щиплющие глаза. Рядом вынырнул Дрозд, извинился. Закат улыбнулся ему — ничего страшного, все равно окоченел, давно пора вылезать. Поплыл обратно к костру, где собралось большинство бродяг.

На берегу Принц разливал по кружкам травяной настой. Вручил одну такую Закату, лязгающему зубами от пронизывающего ветра.

— Выпей, пока горячее, тогда ни одна болезнь не прилипнет.

— Плясать надо! И согреемся, и хвори не догонят! — Искра подала пример, закружилась вокруг костра. Некоторые демонстративно откинулись на спины, Тскаш еще и ноги положил на борт повозки. Закат его понимал — самому хотелось лежать, не шевелясь. Но Искра плясала так, что не присоединиться было невозможно. Достала бубен Рада, звякнула вделанными в борт железными пластинками, отбила ритм по краю. Искра мазнула пальцами по плечу, Закат встал, покачнулся, но хлопнул в ладоши, влился в танец.

Последний вечер же. Когда еще плясать, если не сейчас.

К ним присоединялись остальные, кружились в хороводах. Запыхавшись, расползались по повозкам. Искра будто не знала усталости, хотя Рада уже и бубен отложила, махнув на плясунов рукой — сами разберутся мол, а ей спать пора.

Они свалились одновременно, когда уже ноги не держали. Искра приподнялась на локтях, улыбнулась хитро. Змеиным движением скользнула к нему, нависла, капая водой с растрепанных волос. Потянулась поцеловать.

Закат отвернулся, подставив щеку. Поцеловал ее сам, так же, дружески.

Она улыбнулась, не обидевшись, провела рукой по его щеке, пачкая песком.

— Не хочешь? Даже сейчас?

— Даже сейчас, — кивнул он. — Мир и без того прекрасен.

Она скатилась с него, откинулась на спину рядом.

— Смотри, звездопад!

Закат прищурился, кивнул. Красиво. Искра перевернулась, уложив голову ему на плечо. Тут же засопела, заснув — или притворившись, чтобы не отстранился. Он улыбнулся: когда заснет по-настоящему, сама отодвинется, неудобно же.

Звезды падали, будто капли дождя, часто-часто, скрывая знакомые созвездия.

Он закрыл глаза.

***

Наутро его попытались задарить подарками, но Закат отказался от всего. Попросил присмотреть за Дьяволом, совсем обжившимся в караване. Объяснил:

— Я вряд ли выйду из Цитадели.

Его не останавливали, видя, что бесполезно. Поцеловала в обе щеки Рада, напомнила — если выживешь, найти способ сказать об этом. Покачала головой, утирая блестящие глаза.

— Дурак ты, мальчишка. Хороший такой, но совсем глупый.

Пожал руку Принц, попрощался Пепел. Закат сказал наконец:

— Я рад, что у тебя все хорошо сложилось.

— Я для этого стал другим, — впервые серьезно ответил тот, обнял, на миг дав почувствовать слишком горячую для человека кожу. — Может, и у тебя получится. Но это уже не моя история и не моя забота.

Закат склонил голову. Ему хотелось бы сказать многое, извиниться — я зря не слушал тебя, мудрый дракон. Но Пламя, ставший Пеплом раньше, чем человеком, давно не нуждался в благодарности бывшего Темного властелина. Вместе с именем сменив характер, научившись жить легко, справляясь с ношей своей памяти, старый дракон был куда сильней нынешнего Заката.

Он поднялся на мощеную белым камнем дорогу, помахал рукой вслед каравану, двинувшемуся дальше вдоль берега. Повернулся к виднеющимся вдали шпилям светлой столицы и Цитадели.

Нужно было идти.