Глава 9

Сквозь щели в полу тянулся запах гари и седые пряди дыма. Закат вскочил прежде, чем открыл глаза, ударился о низкую крышу, ощупью распахнул ставни. Луна ярко освещала двор, в ее мутном свете ручьем струился тянущийся снизу дым. Закат перемахнул через подоконник.

— Пожар!

Короткий крик разбудил людей надежней набата. В соседнем доме испуганно заплакал ребенок, выскочил во двор заспанный Гвоздь. Закат распахнул двери избы, закашлялся, прикрывая лицо рукавом. Где Светозар? Неужели они не проснулись от дыма?

За его спиной уже выстраивалась цепочка к колодцу, плеснули водой в окно, вслепую. Закат стянул рубашку, обмакнул в подставленное ведро, прикрыл лицо. Пригибаясь, нырнул в задымленные сени. Он был в этой избе всего несколько раз, но все они были похожи одна на другую, разве что старостина отличалась. На лавке под окном никто не ложился, Закат потянулся к полатям, на которых ночевала Ро. Там оказалось пусто, наверное, она выбежала наружу, а он не заметил.

Глаза щипало от дыма, Закат ощупью добрался до двери в горницу. Нашел кровать, тряхнул свернувшегося на ней Пая. Вскинул на плечо бесчувственное тело, поспешил к выходу. Врезался в дыму в косяк, вывалился из дома, кашляя.

— Закат! Пусти-ка…

Он мотнул головой, встал. Медведь в этом дыму точно не разберется, а Закату не впервой было из дыма и огня людей вытаскивать. Его замок много раз поджигали.

Дверь на кухню аж светилась от жара, во второй, ближней к ней горнице, дыма было еще больше, хотя казалось — больше некуда. Ему пришлось на четвереньках ползти, и чудом было то, что Светозар раскашлялся вдруг, встал сам, тут же пригнувшись.

— Что?.. Пожар!

По потолку уже ползали языки пламени, крошилась докрасна разогревшаяся стена кухни. Светозар поднял на руки сонную Дичку, когда доски над их головами не выдержали, затрещали, ломаясь и падая. Закат успел невероятным каким-то усилием вскинуть на плечи широкую кровать, подарок Листа. Охнув, едва не упал на колени от тяжести рухнувшего на нее потолка, но удержал.

Жар был нестерпимый. Светозар пинком распахнул окно над постелью, выбросил наружу жену, вылез сам. Обернулся к Закату:

— Давай же! Сейчас все рухнет!

Тот кивнул, мотнул головой — отойди мол. Сбросил с плеч кровать, прыгнул сквозь пламя. Прокатился по земле, сбивая огонь с волос и тлеющей одежды. Его окатили водой, цепочка людей, перестроившись, подобралась к очагу пожара и теперь раз за разом упорно плескала водой в окно.

Закат смотрел, как пламя постепенно отступает, отдает обугленные, не до конца еще пожранные бревна. Светозар рядом хлопал по щекам жену, Пая приводила в чувство Горляна. Странно…

— Где Ро? — спросил он в толпу.

Никто не ответил.

***

Они обошли всю деревню, но так и не нашли ни Ро, ни рыцарей. Закат взялся обыскивать обугленную избу, с поднимающейся в груди яростью понимая — пожар не был случайностью. Нашлась на обгоревшей кухне подозрительная палка, верней, кусочки угля, лежащие там, где не должны были, и Закат был почти уверен, что нашел остов факела. Но все равно письмо, обнаруженное на полатях, где спала Ро, ударило обухом в висок.

«Девушка, называющая себя Ро, обвиняется в неподчинении законным требованиям Света. Она взята под стражу и будет переправлена в Цитадель, что стоит в городе Светокамне, столице Светлого королевства, на месте старого дворца.

Если ты, Темный властелин, желаешь, то можешь обменять ее жизнь на свою. Для этого ты должен явиться к Цитадели один, не поздней шестого дня шестого месяца. Однако даже тогда не рассчитывай на снисхождение.

Ибо свет всегда побеждает тьму.»

Он читал, выйдя во двор, при свете лучины. Молча отдал бумагу Горляне, которая, одна из немногих грамотных, сбиваясь, начала читать вслух. К концу письма вокруг собралась вся деревня — молчаливая, ошарашенная.

— Нет, ну это вообще ни в какие ворота, — Горляна растерянно опустила бумагу, затем уперла руки в бока, оглянулась, убеждаясь в поддержке. — Рыцари, что хуже татей ночных! Дом подожгли, девушку увели! Мы что же, это стерпим?

Люди зашумели. Усердствовали бывшие разбойники, многим обязанные своей атаманше, сердито кричали женщины, которые вместе с Ро пряли нитки и шили одежду:

— Надо отрядить нескольких смельчаков, целый отряд!

— С посевом мы справимся сами, но не должно же так оставлять!

Закат, обессиленно привалившись к почерневшей стене, смотрел на Залесье. Залесье собиралось умирать. За Ро, недавно приведшую банду разбойников к их порогу? За него, чья жизнь была назначена ей выкупом?

Он отступил в тень соседней избы, которой не коснулся огонь. Он надеялся, что его уход не заметят, во всяком случае не сейчас. Вот уже скрылась из виду толпа, проснувшаяся по зову пожара и теперь обсуждающая, как именно они пойдут осаждать Цитадель. Закат перелез через плетень, стараясь не шуметь, выбрался на деревенскую улицу, пошел в сторону дороги. Он даже не стал собирать вещи — это бы слишком его задержало.

Однако уйти незамеченным не вышло. У последнего плетня его ждал, неведомо как обогнав, Медведь. Закат прошел мимо, склонив голову. Его окликнули:

— Что, решил сам?

Закат кивнул, посмотрел старосте в глаза. Попросил:

— Не пытайся остановить меня. Пожалуйста.

Ему не хотелось драться. Не с Медведем. Да и просто — не за свое право умереть. Ему и без того не слишком легко далось это решение.

Медведь, однако, только головой покачал. Расцепил будто намертво сросшиеся на груди руки, обхватил Заката, притиснул к себе, сжал до хруста.

— Твое право. Что я сделать могу, — отпустил. Накинул ему на плечи плащ, распустил узел пояса, подал вместе с мечом в ножнах. Тем самым, с которым когда-то вышел против Темного властелина. — Возьми железку-то. Не с голыми же кулаками против них выступать.

— Нет, — Закат шагнул назад, убрал за спину руки, чтобы даже мысли не появилось принять клинок. — Это бесполезно. Пусть лучше все будет честно.

Староста только на землю сплюнул, опустил протянутый меч. Отвел глаза, уставившись на дальний лес. Закат тихо ступил на тропу за частоколом. Сзади донеслось глухое:

— Удачи.

Закат выдохнул облегченно. Хорошо, что он не предложил идти вместе. Это было правильно. У Медведя деревня. Закату хватило бы сил отказаться, но делать это все равно не хотелось.

Поле, в котором лежал теперь прах Лужи, безмолвствовало. Это было естественно — еще даже сорняки из земли не проклюнулись, лес далеко, нечему шуметь. И все же Закату чудилась в этой тишине укоризна.

— Прости, Лужа, — не выдержав, попросил он. — Я защищаю Залесье так, как могу. В конце концов, я столько зла сделал за свои жизни, а всей платы были мгновения смерти. Это в чем-то честно — расплатиться окончательно, — он остановился посреди поля, подняв голову к небу, пытаясь убедить. — Все, что я хотел — получить обычную жизнь. Это все, что у меня есть сейчас. Разве не справедливо будет отдать ее за тех, кто стал мне дорог?

Тишина, только порыв ветра толкнул в грудь, растрепал волосы. Звезд не было видно, все затягивали низкие тучи. Проклюнулось на востоке солнце. Закат зашагал дальше.

Где бы ни была сейчас Лужа, ответить она не могла — или не хотела.

В конце концов, он и сам представлял, что бы она сказала. Вернее, как пригрозила бы его за уши оттаскать, словно глупого мальчишку.

И все равно казалось — лучше бы он ушел из деревни сразу. Лучше бы не задержался ни на день. Лучше бы, увидев, как они празднуют, прошел бы мимо.

Он знал, что не прав, но горькие мысли помимо воли проползали в голову, заполняли ее дымом пожара.

Он не мог перестать думать, что принес Залесью только горе.

***

О Дьяволе Закат подумал к полудню, когда ноги устали настолько, что пришлось сесть прямо у дороги, доковыляв только до более-менее сухого поваленного дерева. Может, меч ему и не был нужен для встречи с рыцарями, но сначала следовало до них добраться. И перед конем было неловко — забыл, не подумал, хотя вот уж кому в селе не было лучше, чем в замке Темного властелина.

Перед остальными стыдно не было. Закат был уверен, что если бы он сказал, что идет в Цитадель, хотя бы Пай, а то и Светозар увязались бы следом. И это в лучшем случае. Закат же очень не хотел, чтобы кто-нибудь снова рисковал из-за него.

Требовательно заурчал живот, намекая, что какие бы высокие материи не терзали его хозяина, а обед пропускать негоже. Закат только встал через силу, поежился, поджал по одной окоченевшие ноги. Побрел дальше. Он ушел, как был, в обгорелой рубашке, босой, благо еще, Медведь плащ дал. Даже котомку в дорогу не собрал, а лес такой ранней весной еды дать не мог, разве что коры пожевать.

Во второй раз отдыхать пришлось еще скорей. Хотелось пить, но снег сошел весь, так что найти воду стало проблемой. Закат, пройдя еще немного, заставил себя остановиться. Что бы он не думал сейчас, не было смысла умирать прямо здесь, да еще так глупо, по пути, просто от жажды. Он закрыл глаза, прислушиваясь к шороху леса, пытаясь разобрать плеск воды. Повернулся туда-сюда, словно флюгер, как учил во время ткачества Щука.

Открыл глаза, оттянул врезающиеся в горло завязки плаща. Пошел дальше.

Слушать лес он определенно не умел.

Ручей, однако, нашелся сам, к вечеру, когда Закат уже думал, что придется ложиться спать не только не поев, но и не напившись. Он цедил воду из горсти понемногу, долго катал во рту, прежде чем проглотить. Утолив жажду, умылся. Подумав, отказался от идеи выстирать рубаху — и без того было достаточно холодно, а натянуть на себя мокрое означало замерзнуть окончательно.

Лег тут же, у ручья, свернувшись клубком меж корней дерева и подоткнув со всех сторон плащ. Подышал на ладони, спрятал под мышками.

Было неудобно, холодно и хотелось есть. Закат думал об этом со странным удовлетворением — если в Цитадели его не убьют сразу, к подобным неудобствам стоит привыкнуть заранее. Вряд ли рыцари содержат пленников в лучших условиях.

Сон пришел только под утро, беспокойный и тонкий, словно туманное покрывало. Начался обрывками — собственный смех, капающий с пальцев мясной сок, густое, почти черное вино…

Истощенный человек со скованными за спиной руками сидит за столом, когда-то золотые волосы спутанной паклей свисают на лицо.

— Что же ты не ешь? — Темный властелин тянется к нему, поднимает за подбородок. Встречает взгляд голубых глаз — мутный, но такой же твердый, как и прежде. Отстраняется недовольно, бросает в тарелку недоеденную куриную ногу. По взмаху его руки пленнику запрокидывают голову, вливают в рот вино. Тот кашляет, захлебываясь, бегут на грудь красные струйки. Когда его отпускают, он вытирает подбородок о собственное плечо. Смотрит все так же спокойно.

— Я не присоединюсь к твоему пиршеству, Темный, даже если ты освободишь мне руки.

Закат вздохнул сквозь сон, сглатывая слюну.

Сейчас ему казалось, что он на месте Героя не смог бы удержаться от искушения.

***

Он проснулся от теплого дыхания на лице. Отшатнулся, вскочил, ожидая, что увидит перед собой как минимум волка.

Дьявол, едва успевший отдернуть морду, недовольно фыркнул, отошел немного — мало ли, что еще придет в голову взбалмошному хозяину.

Закат не мог сказать, что рад ему больше, чем волку. Огляделся поспешно — догнали? Кто? Так быстро? Потом увидел съехавшее коню под пузо седло и рассмеялся с облегчением.

Не догнали. Хотели, видимо, но Дьявол не дал себя оседлать.

Конь прихватил зубами плащ на плече, Закат погладил его по шее. Рассеянно поправил седло, туже затянул подпругу. Наклонился к ручью напиться на будущее — набрать воду с собой было не во что. Мимолетная радость таяла, как масло на раскаленной сковороде.

Ему самому есть нечего, а коня чем кормить?

Он повернул Дьявола в сторону деревни, хлопнул по крупу.

— Иди домой.

Конь недовольно взбрыкнул, развернулся обратно, уставившись на Заката. Тот, помедлив, пожал плечами, отвернулся. Пошел по дороге в сторону Светлых земель.

За спиной зацокали копыта.

Закат оглянулся. Помотал головой:

— Что за глупости! — конь заржал, будто смеясь. Закат пообещал, успокаивая себя: — Ничего, есть захочешь — сам вернешься в деревню.

И больше не останавливался.

Солнце поднялось выше, растопило тучи, будто снег. Закат только капюшон плаща натянул поглубже, ежась и уже отчаявшись согреться. Болели почерневшие ступни, от голода сводило живот, снова хотелось хотя бы пить, если не есть. Он несколько раз спотыкался, голова быстро опустела, оставив единственную мысль — надо идти. Надо успеть. Он представления не имел, сколько займет пеший путь до светлой столицы, помнил только, что дракону до нее лететь меньше дня. Бесполезное сейчас знание.

Остановился, сам не зная, что его насторожило. Обернулся, постоял мгновение, глядя как Дьявол упрямо ломится в какие-то кусты. Подошел ближе. Разглядел мелкие сморщенные ягоды, которые конь объедал, продираясь сквозь колючки. Присоединился, не забывая поглядывать по сторонам. Хоть это был и не малинник, а все-таки наткнуться на медведя весной ему совсем не хотелось.

Вкуса ягод Закат не разобрал, разве что сухими они были очень, и под конец куста запершило в горле. С собой взять было уже нечего, ручей поблизости не шумел, так что они пошли дальше. Закат старой, выученной привычкой запрыгнул в седло, взял поводья и только тогда опомнился. Дьявол покосился на него, вывернув шею, будто щурясь хитро — что мол, не зря я остался?

Закат только головой покачал, тронул его пятками. Конь определенно упрямством был весь в хозяина.

***

На следующий день они вышли к большому селу, в котором осенью была ярмарка. Закат думал проехать его насквозь, не останавливаясь, но у крайнего дома коня обступили ребятишки. Видя, что наездник не станет их топтать, осмелели совсем, рассматривая Дьявола. Кто-то спросил восторженно:

— Надо же, совсем-совсем черный! Дяденька, а вам не боязно?

Закат покачал головой, не понимая, что особенного в масти Дьявола. Вроде бы черные кони встречались нередко. Подошла женщина, разогнала детей. Спросила неприязненно:

— Вам что-то надо?

— У меня нет денег, — отозвался Закат, сразу и отказывая, и объясняя причину. На него посмотрели оценивающе, женщина вдруг улыбнулась, решив, что гость ее устраивает.

— Тут забор один подновить надо. Управишься до вечера — накормлю.

Забор оказался обычным деревенским плетнем, во многом напоминавшим корзину, так что Закат управился с ним куда быстрее, чем до вечера. Хозяйка, назвавшаяся Лучезарой, видя, как споро идет работа, заранее вынесла во двор крынку молока, накрытую щедрым ломтем хлеба. Закат глотал слюну от вкусного запаха, но сначала закончил плетение, вкопал забор на место, а потом уже набросился на еду. Дьявола работать не заставляли, просто пустили к кормушке, из которой, похоже, здесь ела вся скотина. Лучезара, выглянув в окно и увидев, что плетень закончен, вышла. Деловито проверила его на крепость, подергав жерди и протянутые между ними лозы. Покивала:

— Славно сделано!

Однако ни ночлега, ни добавки не предложила. Закат и тому был рад. Позволил Дьяволу наесться вдоволь, пока их никто не гнал, и неторопливо пошел дальше, ведя в поводу коня.

На ночлег остановились чуть за деревней. В быстро сгущающихся сумерках Закат расседлал Дьявола, наломал лапника — от сна на земле он застудил шею, и теперь поворачиваться приходилось всем корпусом. Лег, заложив руки за голову и глядя в небо.

Ему было спокойно. Все шло пусть странно, но, как сейчас казалось, правильно. Он шел вперед, он знал, куда и зачем он идет. Встречным людям он был никем, так что и опасаться за них не требовалось.

Закат перевернулся на бок, свернувшись клубком, чтобы сохранить побольше тепла. Подумал вдруг со странной грустью — женщину здесь уже звали Лучезарой. А ведь он всего в двух днях пути от Залесья, пусть даже один из них проехал верхом.

***

— Что? — Темный властелин оборачивается, на лице проступает никем до сего дня не виденная растерянность.

— В Лесовыси снова видели Героя, мой господин, — повторяет разведчик. Ему наверняка хочется сказать — мы же говорили. Этого человека убивали трижды перед тем, как доставили к вам, а вы поверили только сейчас, хотя сами бессмертны.

Но он молчит. Ему слишком дорога жизнь.

— Итак, Герой в самом деле возрождается. Что ж, тем интересней, — Темный властелин берет себя в руки, опускаясь на трон. Усмехается так, что даже ко всему привычного разведчика пробирает дрожь. — Следите за ним. Мы должны застать его врасплох.

***

Он проснулся от дождя, пробившегося сквозь ветки и промочившего плащ. Встал, размял ноющие плечи и шею. Свистнул Дьявола — Закат не привязывал его на ночь, зная — вор, решивший свести коня, пожалеет, едва протянув руку. Вдобавок Закат надеялся, что проголодавшийся Дьявол наконец решит вернуться в Залесье, и не хотел ему мешать.

Конь однако выбрался из ельника, чем-то сочно хрупая. Ткнулся мордой в плечо, фыркнул в ухо. Уходить он явно не собирался.

Дождь быстро кончился, но нависающие над дорогой деревья сыпали мелкими брызгами от любого порыва ветра не хуже туч. Закат уже даже не пытался отводить Дьявола из-под коварных веток, только зябко ежился, когда они снова и снова делились с ним ледяной водой. Влажная одежда липла к телу, с волос капало. Замерзнув в седле, Закат спрыгнул на дорогу. По щиколотку утоп в жидкой грязи, но упрямо наклонил голову, пошел, ведя коня за собой.

Он надеялся согреться от ходьбы, и ему это удалось, хоть и ценой ноги, рассаженной о скрытый грязью камень. Закат собирался промыть царапину в каком-нибудь ручье, но тот все никак не находился. Под старым пнем прямо у дороги встретились склизкие, перезимовавшие грибы. Закат постоял над ними, с сожалением сглотнул слюну, прошел мимо. Развести костер в насквозь промокшем лесу он не мог, а есть грибы сырыми было слишком рискованно.

К ночи Закат совершенно замерз и вымотался, однако показавшаяся между деревьями сараюшка придала сил. Домик был заперт, и Закат не стал в него вламываться. Под навесом нашлась поленница, следы открытого очага, даже трут и кресало, бережно спрятанные в выемку в стене. Вода в неглубоком колодце была мутной, и Закат, прежде чем пить, прокипятил ее над огнем. Пожалел о несобранных грибах, но тут же отбросил эти мысли — возвращаться он все равно не собирался, да и кто знает, не были ли грибы ядовитыми. Дьявол обдирал крышу сарая, покрытую старым, свалявшимся сеном, и снова выглядел весьма довольным жизнью. Даже неприятно нывшая ранка на ноге после промывания теплой водой словно смутилась от такого внимания и болеть перестала.

Закат лег под навесом у затухающего, но еще теплого костра. Голод долго не давал заснуть, хотя в животе плескалось столько воды, что даже немного тошнило. Завтра он должен был добраться до первого города.

Он не знал, что изменилось в Лесовыси за прошедшее столетие, но надеялся пройти через город миром. Огибать его было бы слишком долго — Лесовысь пересекала река, и мостов через нее за городскими стенами было немного.

***

Он сидит на грубо сколоченном троне, довольно оглядывает толпу, частью собравшуюся саму, частью согнанную стражей. Люди переговариваются, мало кто понимает, что происходит. Что такого случилось, что сам Темный властелин явился в мирную Лесовысь.

У помоста, всего в красноречивых пятнах, стоит неприметная повозка без окон. Темный властелин щурится, не видя — знает, Герой сейчас смотрит сквозь стену, всю в метинах от сучков, прямо на него. Встает, отбрасывая странные чувства.

— Люди Лесовыси! Смотрите, что бывает с теми, кто смеет поднимать на меня руку.

Героя выволакивают из повозки, толкают на помост, заставляют опуститься на колени. Темный властелин сходит с трона, толпа раздается перед ним без понуканий стражи, пропускает опасливо. Три шага на высокий помост, меч выскальзывает из ножен.

— Твое последнее слово?

— Я все равно вернусь, как бы ты меня ни убивал.

Меч мелькает серебряной вспышкой, голова скатывается с плеч гордого человека.

— Это мы еще посмотрим…

***

Он встал рано и добрался до предместий на рассвете. Разбросанные тут и там фермы просыпались, кричали петухи. Закат думал попросить работы за кусок хлеба, но, посмотрев на людей, передумал. Слишком уж недобро они смотрели на незнакомца, хотя, казалось бы, должны были привыкнуть, живя так близко к городу.

Впрочем, может и привыкли. Закат заметил юнца, перебравшегося через плетень, прижимая что-то к груди. Недовольная похищением курица вдруг заорала, забила крыльями, выдавая воришку. Тот не стал дожидаться поимки, бросил птицу и помчался, как заяц, напрямки через соседний огород. Хозяин с проклятиями вышел забирать свое имущество, но курица, переполошившись, помчалась от него куда-то по дороге, смешно растопырив крылья.

— Тьфу, развели жулья! — зыркнул при этом крестьянин почему-то на Заката. Тот не стал спорить, только подтолкнул пятками Дьявола.

Дорога ширилась, подпитываясь вливающими в нее тропами, как река ручьями. Стали встречаться путники, то споро отодвигающиеся с дороги коня, то обгоняющие его сами. Медленные телеги приходилось объезжать по размытой недавним дождем обочине. Закат, уже не столько голодный, сколько сонный, предоставил Дьяволу самому выбирать скорость, только изредка придерживая, чтобы пропустить пеших. Конь, успевший снова проголодаться и оттого еще злей обычного, вел себя отвратительно, кусая проезжающих мимо кобыл и норовя сунуть голову в телеги, видимо, везущие какую-то провизию. Его ругали, Закат извинялся, и в конце концов направил Дьявола на обочину. Спешился, погладил буяна по морде.

— Или ты разворачиваешься и скачешь обратно в Залесье, — поставил условие Закат, — или едем дальше, не мешая другим.

Конь недовольно фыркнул, вскинул голову, но остался стоять, и после этого старался вести себя прилично.

Чем ближе они подходили к воротам, тем медленней двигались люди. Вскоре и вовсе остановились. Закат рассеянно, как на кружащий лист, смотрел, как стражники на воротах обыскивают телеги, то и дело переругиваясь с купцами. Некоторых пропускали, едва увидев грамоты, другие задерживали очередь надолго. Когда до Заката дошла очередь, им занялся всего один старик, пока остальные завели разговор со следующим торговцем.

— Кто такой, зачем прибыл в Лесовысь?

— Я еду в Цитадель, через город проездом, — Закат замешкался, не зная, что ответить на первый вопрос. Стражник, впрочем, ответа требовать не стал. Неодобрительно пошевелил пышными седыми усами — наверное, пожевал губы.

— В рыцари небось… Раньше-то каждый ребятенок мечтал, а теперь одни бродяги, — на старика зыркнули, тот не обратил внимания. Достал из-за пазухи бумагу, передал Закату. Махнул рукой. — Иди, только с коня слезь. Если сегодня из любых ворот выйдешь — отдашь грамоту, пропустят бесплатно. Иначе плати виру.

— Спасибо, — поблагодарил Закат, хотя взять с него в качестве виры все равно было нечего.

В городе оказалось больше людей, чем он помнил. Даже окраины не пустовали: играли в грязи дети, ругались о чем-то соседки, деловито пробегали подростки. Нищие и воры пропускали идущего мимо оборванца, удивленно изучая хорошего, хоть и исхудавшего коня. Кто-то, прикинув, сколько за такого можно выручить, уже потянулся схватиться за уздечку, но тут же отдернул укушенную руку. Его товарищи засмеялись, заулюлюкали, подзуживая. Однако, убедившись, что конь им не по зубам, а пришлый не конкурент, отстали.

Из-за угла вывернули трое рыцарей, Закат вместе с местными посторонился к стене дома. Недостаточно быстро. Свистнул воздух, Закат схватился за рассеченное плетью плечо. Бросил злой взгляд в спины рыцарям, невольно прикидывая — да здесь все их ненавидят, это видно! Стоит сорвать с седла одного, и люди мокрого места не оставят.

Но он шел не за этим. Закат каждый миг помнил, что его колея никуда не исчезла, что она до конца будет стеречь, словно ловчая яма, и стоит сделать неверный шаг, как он снова окажется в ней. А Ро — погибнет. Поэтому и незадачливый конокрад, и рыцари остались целы.

Ближе к центру города людей оказалось еще больше. Нищие жались к домам, воры нарядились в богатые одежды. Закат много лет не видел горожан — юбки, метущие чистую здесь мостовую, длинные рукава камзолов, не позволявшие ни сражаться, ни даже есть нормально. Что-то в нем разгоралось завистливой искрой — он тоже может быть таким! Он и был таким!

Закат опустил голову, стараясь побыстрее пройти сквозь неведомо зачем собравшуюся толпу… И замер, услышав тонкий крик.

По дощатому помосту от мрачного дома с решетками на окнах тащили в центр площади худую девушку. Она отбивалась с яростью дикого зверя, рыжие волосы плескались перед лицом.

Это не могла быть Ро, Закат знал это. Но сейчас это не имело значения. Он начал пробираться через толпу, заржал сзади Дьявол, в узду которого вцепились сразу трое.

— С конем нельзя!

Закат отпустил повод, расталкивая людей, пробиваясь к помосту. Стража на нем наконец одолела пленницу, привязав к столбу. Человек в белой мантии воздел руки к небу.

— Сия женщина обвиняется в сговоре с силами зла, нападении на рыцаря, варке колдовских отваров!

Кто-то толкнул Заката в спину, но тот даже не обернулся. В передних рядах люди стояли так плотно, что приходилось выдергивать их, будто морковки из гряды, чтобы пробиться вперед.

— Она продалась тьме и умерла для нас! Мы должны изгнать ее из нашего мира, очистить от зла, предав огню!

Наконец перед ним оказался высокий борт помоста. Закат схватился за край, подтянулся…

— Эй, куда лезешь!

Он перехватил ткнувшееся в плечо древко копья, дернул, лишая стражника равновесия. Запрыгнул на помост, подтолкнул качающегося на краю человека, уронив в толпу. Встал перед сторожем в белой мантии.

— Я — силы зла на этой земле. И я ее впервые вижу.

У девушки была длинная коса. Лицо кругленькое, загорелое, будто пышка в мелких изюминках-шрамах. На Ро она не походила ничем.

Сторож света отступил, прячась за стражу, на миг растерявшаяся толпа заулюлюкала, предвкушая потеху. Кто-то швырнул яйцо, неведомо в кого целясь. Попал в столб над головой осужденной. Закат улыбнулся ей ободряюще, когда на него налетели сразу трое стражников.

Колея звала. Алая пелена подсказывала, направляла руку — ударить в горло, перехватить оружие, всадить кому-то в бок.

Закат дрался одновременно с ней и с людьми. Ушел из-под меча в последний миг, стражник рубанул по столбу, в пальце от рук девушки. Упали на помост путы, освобожденная пленница сиганула в толпу, змейкой юркнула, только по повернувшимся головам и видать, куда. Яростная пелена ушла. Его повалили.

Пинали долго. Сбросили с помоста, потом куда-то поволокли, содрали плащ. Закат слышал, как над ним совещались:

— Может, все-таки в Орден сдать?

— Да ну, брехал он про зло! Ты глянь, босой и нищий, а туда же, драться полез.

— Юродивый, может. Тогда светлые нас по головке не погладят…

Издали донеслась разноголосая песня, звуки струн. Стражники насторожились, бросив свою жертву.

— Опять бродяги! Кто только в город пустил.

— Пошли прогоним, пока орденские не вылезли со своим нарушением нравов и необходимым общим очищающим постом.

— А с этим что? Добьем?

— Да ну его, меч еще марать. Все в руках судьбы, глянь, какой тощий, дня не пройдет — помрет сам.

Ушли. Закат лежал, приходя в себя, отчетливо понимая — стражник не так уж ошибался. Переулок перебежала крыса, остановилась перед лицом, сосредоточенно принюхиваясь. Закат выдохнул ей в морду:

— Извини, но я тебе не ужин.

Зверюшка отпрянула, начала недовольно умываться. Болело все тело, но Закат заставил себя подняться. Нужно было идти. Кого бы он ни спас по пути — если девчушке вообще удалось скрыться от стражников — а шел он все-таки в Цитадель. И должен был дойти.

***

— Выездные бумаги разворачиваем заранее, — скучающе заорал стражник, просматривая грамоту очередного купца, пока остальные, отставив алебарды к стене, деловито обшаривали его телегу. Закат, стоявший следующим в очереди, очнулся от забытья, полез за пазуху… Ощупал с одной стороны, с другой. С нарастающим ужасом осмотрел себя — куда могла запропаститься…

Пояса не было. Может, избившие его стражники забрали вместе с плащом, а может, сорвали в толпе, но все равно бумага, спрятанная за пазухой, потерялась тогда же.

На него забурчали — проходи мол, не задерживай очередь. Закат шагнул вперед, поднял глаза на поджидающего стражника.

Виру платить было нечем. Если его захотят избить снова, помешать он не сможет, даже если захочет. Впрочем, какая разница, подумал Закат. Лишь бы из города выпустили.

— Я вошел в Лесовысь сегодня, но потерял бумагу.

Стражник хмыкнул, протянул ладонь:

— Все так говорят. Плати пошлину.

— У меня нет денег.

Заката вытащили из очереди, один из стражей бесцеремонно охлопал его по бокам. Не удовлетворившись осмотром, потребовал:

— Сымай шмотки.

— Все? — уточнил Закат. — Посреди улицы?

Стражники неприятно заржали, обыскивавший его кивнул, но когда Закат, пожав плечами, стянул рубаху и штаны, милосердно остановил:

— Ладно, портки оставь.

Закат, дрожа от холода, смотрел, как стражник деловито обшаривает одежду, по которой вроде и без того было видно — деньги там прятать негде. Впрочем, когда тот приложил штаны к себе, стало ясно, зачем нужен такой тщательный осмотр.

Закат промолчал. Лишь бы выпустили, хоть голым. До Цитадели бы добраться, а там будет уже все равно.

Стражник, впрочем, поглумившись, комом кинул ему вещи.

— Нищих нам тут не надо. Выметайся!

Закат поспешил выйти за ворота. Оперся о стену, оделся. Пошел, пошатываясь. Перед глазами плавали пятна, уже не хотелось ни есть, ни пить, только лечь и не шевелиться. Дорога взобралась на холм, пошла вниз. Не застывшая со вчерашнего дня грязь скользила, и Закат не удержался, упал, прокатился кубарем до ровного, даже не пытаясь замедлить падение.

— Эй, поберегись!

Возле него ударили копыта, всадник в последний миг успел отвести лошадь. Закат приподнялся на дрожащих руках, вытолкнул себя на обочину. Дышать было тяжело, он закашлялся хрипло, сплюнул мокроту. Отполз еще немного от дороги, лег, сжавшись, стуча зубами от холода.

Надо было встать. Надо было двигаться, чтобы не замерзнуть.

Закат закрыл глаза. Было отчаянно жаль Ро.