Глава 21. Спички и мосты

Их не было уже два часа. Два длинных, нескончаемых часа.

Сколько времени прошло в хельзе? По моим неумелым подсчетам около месяца. Месяц — это много. За месяц может случиться что угодно.

Я поймала себя на том, что кусаю ногти. Голова раскалывалась, не помогла таблетка, которую дал Глеб. От видений об Эрике всегда сильно болит голова. Но обычно он рядом, теплая ладонь ложится на лоб, и шепот в ухо прогоняет боль.

Сейчас к боли примешивалась тревога. Она нарастала комом и множилась каждую секунду, становясь невыносимой. Рождала страшные мысли и питала панику.

А еще я думала о видении. О мокрой земле. О шелесте ливневых капель. О тающем следе портала...

Знала, что конец близок, но чтобы настолько… Чуть больше месяца. Лето будет одиноким для меня. И больше не место для «когда-нибудь», осталось только «когда». Четкая дата. Четкое время. Все, как хотел Эрик.

Я приникла к окну, Глеб — к другому. Почему нам казалось, что нужно ждать их с улицы? Не знаю. Я смотрела на гладкую плитку у крыльца, освещаемую сиреневым светом. Чуть поодаль стояла машина Эрика.

— Они вернутся, — произнесла тихо, не сразу осознавая, что говорю вслух. — Вернутся оба.

Подбадривала себя, хотя в глубине души понимала: случиться может всякое. В какой-то мере виновна в этом буду я.

— Вернутся, — подала голос Даша. — Если не убьют друг друга. Если Эрик не убьет… — И замолчала. Казалось, сама испугалась произнесенных слов.

Даша была бледна, как мел. Сцепила руки в замок и сунула между коленей. Волнуется не меньше меня.

— Что за глупости, — возразил Глеб. — Он не станет.

Не станет. Если не разозлится настолько, что не сможет себя контролировать.

Но Эрик всегда умеет. Он знает, зачем пошел в хельзу, и что только Влад сможет вывести его обратно. Все будет хорошо.

Они вернутся.

Оба.

— Там что-то… — Глеб замолчал, указывая рукой на подъездной путь.

Прямо посреди дорожки, обрамленной двумя вереницами аккуратно остриженных кустов, открылся портал.

Я бросилась к двери, Даша — за мной.

Я смотрела только вперед — туда, где из переплетающихся серых нитей вышел человек. Портал вскипел, рванулся наружу сизыми сполохами и погас.

Виски прострелило новым приступом боли, и я невольно зажмурилась — теперь уже от ужаса.

Никогда не бывает идеально. Жизнь — не полотно, на котором ты можешь нарисовать что угодно. Она вовсе не должна подчиняться твоим желаниям.

Знала ведь, что так будет, чувствовала еще тогда, когда они ушли. Утешала себя пустыми надеждами, успокаивала, и что в итоге? Глеб предупреждал, и не раз, но я не слушала. Оглохла от счастья, не смотрела по сторонам. И вот, к чему это привело.

Влад тяжело дышал. Его одежда — вернее, то, что считалось одеждой в хельзе — была изорвана и испачкана грязью. Он и сам был испачкан, а еще в крови. Ею измазались рукава широкой рубахи из плотного сукна, кровь присохла извилистой струйкой от виска до шеи, скрываясь где-то за воротом.

Кровь — всегда плохо. Значит, что-то случилось. Что-то плохое...

А потом он поднял на меня глаза.

— Где Эрик? — хрипло спросила я и замолчала.

Даша сжала мое плечо, словно ища во мне поддержки. Странно, ведь мы никогда особо не ладили. Наверное, она тоже испугалась. Ей вообще несладко пришлось: когда лучший друг и брат ссорятся, невольно придется принимать чью-то сторону. Но несмотря на то, кого ты поддержишь, всегда будет больно за того, другого.

Влад приближался медленно, и с каждым его шагом в груди все леденело, обрастало инеем, словно организм пытался таким образом побороть огромную лавину отчаяния, готовую ворваться внутрь.

Он не мертв.

Он не...

Он...

— Где Эрик? — повторила я уже громче, и голос сорвался на крик.

— Получил, что заслужил, — прошипел Влад и прошел мимо.

Даже не остановился.

Я посмотрела на Дашу. Побледнела. Неужели тоже верит...

Во что, Полина? В то, что Эрика Стейнмода можно убить? Он не бессмертен, к сожалению.

Защитница скади сорвалась с места и рванула в дом — следом за Владом, а я осталась стоять на месте, ноги словно приморозило к полу. Глеб осторожно обнял за плечи, а я пыталась поверить в то, что Эрик не вернулся.

Неужели все закончится вот так? И не будет ничего, даже прощания?

По плечам растекалось тяжелой, вязкой смолой ощущение непоправимости.

Нет, нельзя просто так стоять — нужно выяснить. У меня для этого масса способов, и самый простой — переспросить. Снова.

Я не верила, что Влад убил Эрика. Не потому, что не стал бы — банально не хватило бы сил и знаний. Скорее всего, поцапались. И он ушел. А Эрика оставил в хельзе.

Я развернулась и вошла в дом.

Влад все еще был в гостиной. Шептался у лестницы с Дашей, и она гладила его по плечу. И лицо защитницы вовсе не выражало скорби, скорее сочувствие, что подтвердило мои догадки.

Я подошла и сложила руки на груди. Не уверена, что получилось смотреть грозно, но я очень старалась.

— Что произошло в хельзе?

— Что произошло? — нарочито тихо ответил Влад. — Съехал с катушек твой Эрик.

— И ты бросил его там? Одного?

— Слушай, Полина, я очень хорошо к тебе отношусь и все такое, но сейчас лучше… не подходи. — Он развернулся и быстрым шагом отправился наверх, а я снова осталась стоять посреди гостиной, как идиотка.

Бегать теперь за ним, что ли? Или подождать, пока отойдет?

Впрочем, это здесь час-другой ничего не решает, а в наполненной опасностями хельзе — очень даже. А Эрик сейчас там, один...

Я перевела взгляд на Дашу в поисках поддержки, но получила лишь упрек.

— А чего ты ждала?

Чего я ждала? Серьезно? Например, того, что взрослый мужчина не будет вести себя, как ребенок, у которого отобрали игрушку.

Но Даше, похоже, ответ был не нужен, она поднялась вслед за Владом. Утешать пошла, конечно. Погладит по головке, сменит подгузник, споет колыбельную.

Я сжала кулаки, больно впиваясь ногтями в ладони. Нужно успокоиться, а то у меня от злости тоже скоро искры из глаз посыпятся.

Это всего лишь Влад. Не суперзлодей. Он продуманный, не станет вредить скади. Просто злится. И я злюсь — так у нас диалога не выйдет. С ним нужно по-другому, спокойно. Конструктивный диалог всегда помогает прийти к пониманию.

Глеб подошел неслышно, и я вздрогнула от неожиданности, когда он коснулся плеча.

— Эй, главное, Эрик жив.

— И как, по-твоему, он вернется обратно?

Я глубоко вздохнула и шагнула к лестнице. Старалась прогнать тяжесть из груди, но с каждой ступенькой она нарастала, давила изнутри, затрудняя дыхание.

Несколько метров лестницы, затем кусок коридора, и вот я снова перед той дверью. Она приоткрыта, и прерывистый шепот шлейфом струится по коридору.

Я почувствовала себя лишней. Уставшей, измученной, приехавшей в место, некогда бывшее мне домом и даже в какой-то мере желающее принять обратно, но… с условиями. Барьеры к пониманию воздвигались динамически, а преодолевать их хотелось все меньше.

Вернуть Эрика, сказала я себе. Вот зачем ты здесь, Полина.

И шагнула внутрь.

Влад сидел на кровати, а Даша пыталась обработать его раны. Впрочем, ранами это нельзя было назвать — так, ссадины и синяки. Ну еще на виске кровь запеклась. Хотя главный удар пришелся, полагаю, на гордость.

Когда я вошла, они замолчали. Влад смотрел недовольно, но уже не зло. Возможно, подъем по лестнице несколько отрезвил, а может, Даша успокоила.

— Знаю, отвали и все такое, — быстро сказала я, пытаясь пресечь любые попытки меня выставить. — Но я не уйду, пока не расскажешь.

Упрямо сложила руки на груди и выдержала его взгляд. Первая ступень противостояния с Владом — игра в гляделки. Сложно, но преодолимо. Особенно если ты злишься. Особенно, если он виноват.

На этот раз виноватым Влад не выглядел. Перевел глаза на Дашу и шутливо спросил:

— Отличный способ оставить ее здесь навсегда, не находишь?

Даша улыбнулась, но ничего не ответила. Тоже перестала злиться? Им, похоже, полезно проводить время в обществе друг друга. И почему бы им не пожениться и не оставить меня в покое?!

Защитница сложила бинты и перекись в коробку, а затем убрала ее в верхний ящик комода. Тишина звенела, лишь тихие Дашины шаги утопали в шуршащей мягкости ковра. Она вышла так же бесшумно, как и передвигалась по комнате. И мы с Владом остались одни.

Безнадежность постепенно стекала с плеч, обнажая неуверенность, и меня начало знобить. То ли от напряжения, то ли от усталости. Видения всегда выматывают. После них хорошо бы сладкого чая и поспать, но уж никак не устраивать разборки с разъяренными ревнивцами.

Реальность иногда сурова.

— Ну, — произнесла я нетерпеливо, — ты расскажешь, наконец, что случилось в хельзе?

— Ты же собралась тут всю ночь стоять, — пожал плечами Влад. Улегся, не обращая внимания на испачканную одежду, закинул руки за голову и посмотрел на меня из-под полуопущенных ресниц. — Мне эта идея по душе. Так что пусть побудет тайной до утра.

— Хватит, не смешно! Я же не ссориться пришла. Уверена, ты тоже не хочешь. Перед уходом в хельзу ты кое-что обещал, помнишь?

— Нечего рассказывать. — Он посмотрел в потолок, делая вид, что ему совершенно неинтересен диалог. — Стейнмод первый начал, а не защищаться я не обещал. Видишь, какой урон я понес?

Играет. Влад умеет играть, в этом ему нет равных. Но и я так просто не сдамся.

Я приблизилась, присела на край кровати. Чувствовала себя иначе, чем в кабинете — уверенной и совершенно неподвластной его обаянию, за что мысленно себя похвалила.

Влад и правда выглядел измученным. Загорелая кожа на щеках обветрилась и шелушилась — наверное, он немало времени провел в пустыне. Для привычного к таким условиям Ингвара это мелочи, но Влад-то городской житель. Наверняка, месяц в хельзе оказался для него нелегким испытанием.

— Тебе досталось, — подыграла я. Иногда я тоже умею следовать правилам, особенно, когда важен результат. — Не знаю, что вы не поделили с Эриком, но ты же не оставишь его в хельзе? Вернешься за ним?

— Зачем это мне? — И снова игра в гляделки. Казалось, он мог играть в нее до утра. У меня сил оставалось все меньше. Терпения тоже.

— Хотя бы затем, что я тебя прошу.

Молчание. Секунда. Две. Они сливались, наполнялись ожиданием — приторным и щемящим. Кому-то суждено рулить в этой игре, и я чувствовала, что сдаю позиции.

А затем Влад сел, и его лицо оказалось близко — неприлично близко для формального разговора. И безумно, почти неудержимо захотелось убежать.

Возможно, так и нужно было поступить. Иногда струсить лучше, чем лезть на рожон… Жаль, что в такие моменты я совершенно не умею трусить.

— Если ты хорошо попросишь, я подумаю, — произнес Влад опасно тихо. Тем самым циничным, холодным тоном, которым он никогда ранее со мной не говорил, но позволял себе в общении с врагами.

А это значит — война. И от нее не отвертеться.

Но я все же попыталась.

— Прошу тебя, Влад, пожалуйста, вернись за Эриком в хельзу.

Сложила руки на коленях и смиренно дожидалась ответа. Правила игры никто не менял: кто прогибается, тот проигрывает.

— Не так, — сказал он.

— По-другому просить я не умею.

— А ты помнишь, что обещала мне перед нашим уходом в хельзу, Полина?

— Хорошо, я переночую в этом доме, если для тебя это так важно! Все, ты доволен?

Влад покачал головой.

— Все несколько изменилось. Теперь это недостаточная плата.

— А какая достаточная?

— Ты останешься здесь, со мной. В этой комнате. До утра.

— Ты шутишь?! — Я даже закашлялась от возмущения.

Влад покачал головой.

— Нет. Не шучу. Напомнить, что только хельин может открыть портал из хельзы?

Я вздохнула. Горло полыхнуло обидой. Немного по-детски обижаться, знаю ведь, какой он. Но удержать в себе горечь не получалось. Я опустила глаза и посмотрела на все еще лежащие на коленях ладони.

Нельзя сдаваться! У меня есть еще аргументы.

— Ты ведь на самом деле не такой, — произнесла тихо. — Жесткий, но не жестокий. И причиняешь боль, только если вынужден. — Подняла на него глаза. — А сейчас ведешь себя совсем не так, как человек, которого я полюбила.

Когда палишь из тяжелых орудий без подготовки, рискуешь пострадать от отдачи. Наверное, это не те слова, которые следовало говорить, но других у меня не было.

У нас с Владом было прошлое, в котором преждевременно скончались бесполезные разговоры. Ненужные объяснения. Финальные фразы.

Мы их не сказали, и они липким, противным налетом остались на душе. И теперь говорить об этом означало оттирать этот налет. Признаться себе, что не так чист, как хотелось бы думать.

Но дело даже не в этом. Некоторые слова причиняли реальную, физическую боль. От них ныло в груди, противно стучало в висках, дрожали руки.

К таким разговорам нужно готовиться заранее. Я оказалась не готова.

— Я тот человек, которого ты оставила. Привыкай, — хрипло ответил Влад, и в его голосе слышалась реальная обида.

От тех же невысказанных слов и объяснений, озвучить которые ему не дали. Он старался для меня, а я не оценила. Отвернулась. И, пусть он ждал этого, подсознательно хотел, чтобы я поняла.

Я старалась понять. Что уж скрывать, иногда по ночам, в темноте, кутаясь в теплое одеяло и пряча руки в рукава махровой пижамы, искала ему оправдания. И не находила. Всегда ведь находила, а сейчас — не могла. Вот и остался он, как в той песне, непрощенным...

— Я не оставляла тебя. Ты сам… Черт, мне действительно нужно это говорить?!

— Ты — атли. Была атли, когда вернулась из Москвы. Напомнить, зачем ты приехала?

— Я помню.

— Так почему не можешь сделать шаг навстречу? Ты не отреклась — тебя заставили уйти! — Влад взял меня за руку, и мне даже показалось, лед тронулся, и я смогу его убедить. — Сейчас есть шанс вернуться. Не ко мне — в семью.

— Я не говорила, что не вернусь, просто сейчас… все сложно.

— Все предельно просто, Полина. Это ты усложняешь.

— Я обещала помочь Эрику!

— Спать с ним ты тоже обещала?

Не знаю, что тогда со мной произошло. Влад злился, я опешила. Наверное, действовала на инстинктах… Помню плохо, если честно.

Только бордовая пелена перед глазами от захлестнувшего негодования и злости. Напряжение в жиле. Зуд в ладонях. Страшный момент для сольвейга, хорошо, что я научилась себя контролировать.

Вернее, не себя — свой кен. С поведением дела обстояли хуже.

Выдержкой я вообще похвастаться не могла...

В общем, я ударила. Не магически — выдернула руку, которую он держал, и залепила пощечину. Наверное, сильно, потому как ладонь тут же полыхнула огнем, запястье дернуло, а щека Влада покраснела.

Я перегнула палку — поняла это в следующую секунду, но было уже поздно...

Он никогда на меня так не смотрел. Даже когда я чудила. Даже когда договорилась с Таном, и тогда, с Гердой...

На секунду мне показалось, он ударит в ответ. Но обошлось.

— Никогда. Так. Больше. Не делай, — отчеканил Влад, прожигая меня едким, ненавидящим взглядом.

Вот и поговорили. Никакой из меня дипломат, вечно все порчу. Тут, похоже, испортила навсегда… Не думаю, что у нас когда-нибудь получится конструктивный диалог — эта ночь останется между нами, разделит, ополовинит, разведет.

Впрочем, давно пора было что-то решить. И, похоже, я решила...

— Ладно, — устало сказала я и поднялась. — Хорошо.

Ладонь все еще саднила, голова раскалывалась, и я поняла, что все равно до утра ничего уже не изменится. Нужно выспаться, а утром… Утром и решу.

Не помню, как спустилась, как вышла на улицу. Я брела к воротом, смутно представляя, куда и зачем иду. Просто хотелось покинуть этот дом, двор, стереть любые упоминания о Владе и об этой ссоре. Просто забыть.

Глеб нагнал меня у ворот. Развернул к себе, встряхнул, немного приводя в себя.

— Поцапались? Ты и Влад...

— К черту Влада! — перебила я. — Мне нужно найти хельина. Кто-то же должен вытащить Эрика.

— Да не проблема. Сейчас в ближайшем супермаркете купим. — Он выпустил меня и присел на траву. — Где ты найдешь хельина в кевейне?

— Что-то же нужно делать! Просто сидеть и ждать чуда я не смогу.

— Нужно, — кивнул он. — К утру Влад остынет, и я с ним поговорю. Придется Эрику немного подождать в хельзе.

— Ты не уговоришь его, — покачала я головой и тоже присела. Трава была холодной и мягкой, а еще изумительно пахла — летом и солнцем. Громко стрекотали сверчки, а за горизонтом сверкало.

Будет гроза. Эти мысли пробудила воспоминания о видении.

Ветер трепал волосы Глеба, я смотрела на его профиль и успокаивалась. Пусть я не вернусь в атли, но все же хорошо, что не отреклась. Так у меня хотя бы друг остался...

— Кажется, я слишком разозлила Влада, — добавила тихо и обняла колени. — Стоило, наверное, сдержаться, но он иногда просто умеет выбесить.

— Влад ревнует, что тут непонятного? Ты его любила столько лет, а тут… Да еще и Эрик — все же он сильнее, а это удар по самолюбию. Мы, мальчики, слишком серьезно относимся к собственной гордости. — Глеб обнял меня за плечи и прижал к себе. — Но Влад отойдет. Все же он тебя любит. Радовался, когда вернулась. Пытался скрыть, конечно, но я-то его знаю.

— Для нормальных взаимоотношений одной любви мало.

— Но все же она не помешает. Любит ли тебя Эрик? Времени у вас не так много.

— А разве можно себе сказать: этого не люби, у него не ты на уме, а кан? Разве можно это контролировать? Если он всегда рядом. Всегда, когда нужен… И близко, и понимает. А потом понимаешь уже ты — что влюбилась. Ты знаешь, со мной такое редко случается и, увы, контролю не поддается.

Я стерла со щеки предательскую слезинку. И встала. Хотелось закончить этот ненужный разговор. Уйти, вернуться в синюю комнату, упасть на кровать и вдыхать сладкий, карамельный запах. А еще забыть о видении хоть ненадолго.

— А ты ему говорила? — Глеб тоже поднялся и подошел. Сдаваться, видимо, не собирался, решил меня домучить. — Эрику?

— Зачем? Что это изменит?

— Понимаешь, он либо уйдет, либо останется, и тебе решать, пытаться или нет. Но если не попытаешься, будешь долго оплакивать неиспользованную возможность, поверь мне. Любишь — дерись. Все просто.

— Как ты — за Нику?

— Я не дерусь. — Он отвел взгляд и поник. — Сама слышала, что сказал главный судья.

— Альрик тут не навсегда. Однажды ему надоест, и он уедет мучить кого-то другого. А вы останетесь.

— Привет, Полевая! Ника — ясновидец, я — зверь. Между нами огромная идеологическая пропасть.

— Маму с папой это не остановило.

Он замолчал. Удивился. Только в глаза смотрел — пристально и недоверчиво, словно я могла ему соврать. Словно когда-то врала.

Раскаяния, что проговорилась, не было. Глеб не выдаст, да и Альрику до него дела нет. Я почему-то знала это — Первозданный на Глеба вообще почти не смотрел, а интерес в его глазах я всегда различала явно.

Другое дело — Влад. Или Эрик. Или я.

Но вслух все равно сказала:

— Не болтай. Даже Нике. Это тайна.

— Фига се! — И он снова уселся на траву. Смотрел прямо перед собой, наверное, пытаясь осмыслить.

Что? Что бывает и такое… кровосмешение? Что у него и Ники есть надежда? Что счастье может быть не минутным?

Но я-то знала: счастье всегда минутно. Это ощущение не умеет растягиваться надолго. Так мы и живем, в ожидании, перетекая из одной секунды блаженства в другую, а между ними — существуем. Просто ждем.

— Все возможно, — произнесла я тихо. — И если уж ты предлагаешь мне бороться, не прячь голову в песок, как ты умеешь. Борись сам. Будет трудно, но когда тебя это останавливало?

Глеб помолчал немного, а затем кивнул. Редко я видела его таким серьезным и таким погруженным в себя. Да уж, теперь ему будет, о чем поразмыслить на досуге.

— Скажи ему, — повторил он задумчиво. — Вот вернется, и сразу скажи.

— Если вернется, — мрачно поправила я.

— Стой здесь, я за байком. Отвезу тебя в город. Не стоит тебе тут маячить, как красная тряпка перед быком. — Он встал и поднял глаза к небу. — Гроза надвигается, нужно успеть.

Мы не успели. Теплый майский ливень настиг нас на подъезде к городу. Пришлось остановиться и переждать, благо, ливни быстротечны.

Громыхало и сверкало, и мы прятались под крышей старой остановки, внутри которой стены были исписаны неприличностями, изрисованы сердечками и граффити, а лавочки не имели сидений.

Мокрые и уставшие, мы с Глебом стояли в обнимку и смотрели на раскинувшийся огнями впереди город. И тогда я в полной мере осознала: я вернулась домой. Очистилась, наконец, от скверны, запачкавшей меня изнутри. От страхов, туманной дымкой затопивших душу.

Боль от прошлых предательств не трогала больше.

И душа, покрытая рубцами — еще совсем свежими, розовыми и оттого чувствительными — наконец, задышала.

Будет снова больно, я знала это. Тяжело, горячо, ярко. Но будет и радость. Любовь — не обязательно к мужчине. К друзьям. Родным. Близким. Будут мгновения счастья, и, вместо того, чтобы сетовать, как они быстротечны, я попробую их поймать. Насладиться. Потому что для того и дана нам боль, чтобы мы могли оценить блаженство.

А за блаженство нужно бороться.

И я буду.