Глава 19. Суд и приговор

Шли дни, а видений не было. Только тревожные сны иногда о том, что я их вижу. Вернее, не их, а последнее — то, где чертовы часы.

Я возненавидела часы. Иногда возникало непреодолимое желание выбросить все в мусор. Хорошо, что у Эрика их не было — счастливые часов не наблюдают.

В конце апреля погода испортилась. Задождило. Когда Эрика не было, я подолгу сидела у окна и смотрела на низкое, темное небо в надежде что-нибудь почувствовать. Близость, единение, хотя бы намек на волнение. Жила спала, кровь, наверное, тоже.

Пришлось признаться себе: я больше не атли. Совсем. Даже защитник это подтверждает. Не мой защитник. Когда-нибудь у кого-то из атли родится ребенок, и дождь достанется ему.

Хотя до конца откреститься от атли я так и не смогла даже в синей комнате Эрика. Однажды вечером в дверь позвонили, и после этого звонка все пошло наперекосяк. Мнимая безопасность рассеялась, словно туман, обнажая острые рифы угроз.

Эрика дома не было, а в дверной глазок я увидела того, кто, как я думала, никогда и ни за что сюда не придет. Хотя бы из гордости.

Засунув руки в карманы, на лестничной площадке стоял Влад.

Сначала я малодушно хотела не открывать. Наверняка ведь ругаться пришел или пенять на мой долг. Но потом вспомнила о Герде. Сказал ли Владу кто-нибудь? А если нет, то он до сих пор мучается и думает, как избавиться от вампира. Небось, и атли никуда не выпускает — держит за семью замками ради их же безопасности.

Я обреченно вздохнула и открыла дверь.

— Поговорить нужно, — бросил Влад и втиснул меня в квартиру. — Эрик дома?

— Его нет, — нахмурилась я. — А тебе бы неплохо поучиться манерам. Например, спросить, хотят ли тебя видеть в гостях.

— Мне не до манер, Полина, — очень серьезно и почему-то совершенно не зло ответил он.

А ведь я ждала этого. Злости. Обиды. Неожиданных поступков. Ревнивых выпадов. А не отчаяния во взгляде. Впрочем, причины этого отчаяния он озвучил в следующую секунду.

— Глеб вляпался.

Я как стояла, так и замерла. Прислонилась спиной к стене и, наверное, побледнела, потому что Влад прищурился и произнес:

— Ты что-то знаешь, да?

Я покачала головой и ничего не ответила. Это тайна Глеба, имею ли я право ее разглашать? Особенно Владу? Да Глеб прибьет меня, если узнает, что я сказала.

— Послушай, — мягко продолжил Влад, — я знаю, он твой друг, и у вас есть секреты, которые ты даже под пытками не раскроешь, но если тебе есть что сказать о нем и ясновидице, скажи сейчас.

— Что с Глебом? — глухо спросила я.

— Его забрал Андрей два часа назад. А еще через два часа будет суд. Глеба будут судить за похищение ясновидца.

Холодный страх привычно обосновался в груди, заморозил легкие. Влад все смотрел — пронизывающе, вопросительно. А я молчала. Не потому что поклялась хранить тайну, а потому что не знала, что говорить. Можно ли говорить. И что это даст?

— Поля, прошу, у нас очень мало времени! Я бы даже сказал, его нет совсем. — Влад шагнул навстречу и положил руки мне на плечи. В глазах — неподдельная тревога, даже страх. Что же я творю? Вообразила себя богом, решаю судьбы...

— Ника в Ельце, — прошептала я. — Вернее, была. А сейчас… я не знаю.

Закрыла лицо ладонями, попыталась успокоиться и думать. Думать не получалось. Совсем. Паника всегда мешает мыслям.

— Черт! — выдохнул Влад и отпустил меня. — Так это правда? Глеб похитил ее после суда?

— Глеб ее не похищал. Он ее выпил — после суда. Но Ника — не обычная ясновидица, она из тех, кто может влиять на нас.

— Влиять?

— Они восстанавливаются. Такие, как Ника. И могут убивать с помощью своего кена. Я видела одного такого ясновидца. Если он захочет, у тебя снесет крышу, и ты его выпьешь. Но Глеб тогда выпил не потому. Он злился — из-за тебя.

— Хочешь сказать, я должен сейчас испытать благодарность? — зло спросил Влад. — Он подставился. И, черт возьми, я совершенно не знаю, как его вытащить, Полина!

— Ника была в беде. Марк продавал ее хищным за каждую провинность. Наверняка ты даже не задумываешься о таком, когда берешь их кен, — ядовито выдохнула я.

— Ты права, не задумываюсь. Ясновидцы нужны мне, чтобы выжить и сохранить свое племя. Поэтому я оставил сопереживание сольвейгам — им-то не нужно питаться.

— Извини, — потупилась я.

— Да пустяки. Ты же скрыла безрассудство Измайлова. Как все же хороша политика двойных стандартов: когда врут тебе, ты исполнена вселенского гнева, но когда нужно солгать самой — это для благого дела, по дружбе. И неважно, что разгребать мне!

— Я пойду к Мишелю, — решительно сказала я и оттолкнулась от стены, но Влад остановил меня.

— Не выйдет. Теперь дело не только в Мишеле. Для таких разбирательств приезжает несколько древних, Поля. Сам Альрик будет на суде. А у него особый взгляд на отношения хищного и ясновидца — он считает это извращением.

— Между прочим, я рождена от такой связи, — обиделась я.

— Альрик этого не знает. И не узнает. Или ты хочешь, чтобы он выращивал сольвейгов, как в инкубаторе, а потом ставил на них эксперименты?

Я вздохнула и покачала головой.

— Не хочу.

— Я поеду в Елец, попробую найти эту Нику, — почти обреченно закончил Влад. — А ты… если веришь в богов, молись, Полина!

Влад ушел, а я не находила себе места. Что делать? Ехать в штаб охотников? На каких правах — ведь я даже не атли? Искать Нику? Так у меня даже ее номера нет.

Эрик упорно не брал трубку, видимо был занят. Паника все больше овладевала мной. Успокоиться бы… Жаль, дара целительницы во мне не было ни капли — сварила бы себе успокоительный отвар.

Мишель мстил мне. Вот что ему стоило заставить клан Ники отыскать девушку? Неужели Марк был ему насколько близок? Нет, думаю, дело в другом — я ослушалась его. Он настолько привык контролировать все, что самодеятельность Эрика просто выбила его из колеи. И он решил проучить нас. Меня. И Влада, в придачу.

Нет, нельзя просто так сидеть сложа руки! Через два часа охотники решат судьбу Глеба, и если Влад не привезет Нику, если не успеет...

А если успеет? Станет ли она защищать Глеба? Все же она — ясновидица, а он — зверь. Альрик плохо относится к такого рода дружбе. Зачем ей подставляться ради того, кого она знает несколько месяцев, пусть он и выручил ее?

Я вызвала такси. Не знала, что буду говорить на суде, войду ли вообще внутрь, но сидеть в квартире просто не могла. Быстро оделась и выскользнула в ночь.

Двор дома Эрика заволокло тишиной. Фонари распыляли рассеянный свет по влажному асфальту, на аккуратных клумбах спали заботливо посаженные кем-то цветы.

Я присела на лавочку и спрятала трясущиеся руки в карманы. Сколько раз за минувший год я вот так боялась? И не счесть. В итоге я жива, мои близкие тоже, а опасности… их всегда полно. Влад найдет Нику, он никогда не сдается. И убедит помочь — уж в его способности убеждать я ни капли не сомневалась. Главное, чтобы успел.

Успей, я прошу тебя, только успей...

Я с нетерпением наблюдала, как желтое такси медленно въезжает во двор. Встала, нащупала в кармане телефон и снова набрала Эрика. Глухо.

Где же ты? Ты мне нужен. Здесь и сейчас. Ведь если Глеб умрет, я не переживу этого. Просто сломаюсь.

Нет, нельзя об этом думать! Глеб обязательно выживет.

Уже в машине у меня завибрировал мобильный, и я облегченно выдохнула: Эрик.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил он, опуская приветствие. Почувствовал? Испугался количества пропущенных? Неважно. Главное — вышел на связь.

— Я еду в штаб охотников. Глеб в беде.

Несколько секунд Эрик молчал, а я слушала, как гулко бьется сердце в зловещей тишине ожидания.

— Увидимся там, — ответил Эрик и отключился.

Я откинулась на спинку сиденья.

Мы ехали витиеватыми улицами, останавливались на светофорах, и мне казалось, что мы плетемся черепахой. Я подгоняла таксиста, а он ворчал, что не собирается платить штрафы из-за моей спешки. Хотелось выйти из машины и бежать в место назначения — казалось, я смогу бежать быстрее. Бездействие убивало.

Перед глазами стояло лицо Глеба — улыбающееся и беспечное. И я представила его другим. Распятым. Испуганным. Одиноким. Он там один, среди охотников, а я ничего не могу сделать. Или могу? Ведь Альрик будет там. И Эрик. Эрик обязательно что-нибудь придумает.

Вождь скади ждал меня у входа. Начал накрапывать мелкий дождь, поднялся холодный ветер, и в свитере, без куртки Эрик смотрелся слегка нелепо. Впрочем, его это, кажется мало заботило. Он помог мне выбраться из машины и тут же обнял. Родной. Теплый. Надежный. Несколько секунд я просто стояла и наслаждалась ореолом безопасности и уверенности.

Потом Эрик мягко отстранил меня и попросил:

— Расскажи все.

Я рассказала все, что знала. О том, как Глеб выпил Нику после суда, а потом проникся ее бедой. А после того, как погиб Марк, попросил ее спрятаться, и теперь мы не знаем, где ее искать.

Эрик слушал внимательно, о чем-то сосредоточенно думал и на меня не смотрел.

— Если его казнят, я просто умру! — прошептала я и уткнулась носом в теплую ткань серого свитера. Пальцы судорожно цеплялись за его рукава, и я подумала, что на самом деле все мы беззащитны перед новой системой. Охотники сильнее, и всегда так будет. Глупо было надеяться, что появление Эрика что-то изменит. Один хищный, пусть и сильнейший в мире, но всего лишь один из многих. К тому же скоро уйдет в кан...

— Кто будет на суде? — глухо поинтересовался он.

— Влад сказал, несколько древних и Альрик.

Взгляд Эрика изменился — в нем появился странный огонек, и он кивнул.

— Ты молчи. Говорить буду я. Обещай мне, Полина! От этого зависит жизнь Глеба. Лучше бы тебе вообще подождать здесь, но ты ведь не станешь, верно?

— Обещаю, — дрожащим голосом уверила я. — Я буду молчать.

— Хорошо. — Он кивнул, взял меня за руку, и мы шагнули внутрь. Словно ворота ада захлопнулись, и нас поглотило пропитанное холодной тишиной здание.

Все, начиная с огромных пластиковых окон и оканчивая витиеватыми коридорами штаба охотников, казалось мне зловещим. Несколько раз мы останавливались, и Эрик прислушивался. Что он хотел услышать, я не знала, но мне было все равно. От того, что он скажет сейчас, зависела жизнь моего лучшего друга.

В Глебе кровь скади, твердила я мысленно, следуя за уверенным шагом своего любовника. Эрик не оставит его в беде.

Мы подошли в высоким двустворчатым резным дверям зала заседаний, и я сглотнула. Знала, что увижу там, внутри. Что почувствую. Страх, отвращение, злость.

Нужно собраться и верить. Верить Эрику.

Я громко выдохнула и приготовилась.

Эрик осторожно постучал и надавил на ручку двери.

Первое, что я увидела — пыточное сооружение справа. И Глеба на нем — окровавленного и без сознания. Сердце на миг остановилось, а затем отчаянно забилось в груди. На глазах выступили слезы.

Чтобы успокоиться, я перевела взгляд на охотников.

Их было четверо — трое, включая Альрика и Мишеля, сидели на высоких резных креслах у противоположной стены. Кресел, к слову, там значительно поуменьшилось — их стало пять вместо двадцати. Третий охотник был мне знаком — именно он забирал нас с девчонками после битвы в доме атли. Древний и немногословный, а оттого почему-то кажущийся безумно опасным. Имени его я не знала, древние не обязаны представляться каким-то зверушкам.

Но меня он явно узнал — скользнул заинтересованным взглядом и оживился. Мишель, наоборот, выглядел недовольным. Поджал губы и отвернулся. Что ж, я не к тебе пришла, придется потерпеть. Рядом с древними, в почтенном ожидании, с опущенной головой стоял неизвестный мне молодой охотник. Новый палач...

Альрик улыбнулся и поднялся, и тут же непроизвольно всплыли в памяти нежеланные, тщательно затертые воспоминания. Азарт и радость от чужой беды. Безразличие к чужой смерти. Тонкий расчет и несомненный выигрыш при любом раскладе.

Альрик тогда получил то, что хотел, и сейчас получит. Он сильнее. Даже Эрик стучит, зная, что за дверями Первозданный. Даже он сейчас будет юлить и хитрить.

Стало противно. Сильные мира сего всегда побеждают, неважно, справедливы их решения или нет. Они получают желаемое любыми способами. Но именно от них сейчас зависит жизнь моего лучшего друга.

Что же мне, молчать? Стерпеть обиду, проглотить, как горькую пилюлю? Только вот эти таблетки не лечат — лишь делают циничнее. Убивают веру в справедливость. В такие моменты понимаешь особый смысл выражения «кто сильнее, тот и прав».

— Эрик! — лучезарно улыбнулся Альрик и шагнул к нам навстречу. — И… Полина. Ну надо же!

Глаза Первозданного горели предвкушением. Чего? Нашего несомненного поражения? Нового эксперимента? Бесспорно, такой хищный, как Эрик, его сильно интересовал. Что Первозданный рассчитывал получить от него? Тайные знания? Кен? Или же насытиться неизведанными эмоциями, которые Альрик сам уже не может испытывать?

— Здравствуй, — спокойно ответил Эрик. На Мишеля и второго древнего даже не взглянул.

— Скади, как же… — мечтательно закатил глаза Первозданный. — Древнейшие из древнейших. Продолжающие род Херсира. Мишель, а не многовато для тебя? Атли, альва, тот выскочка из хегни, как его там… Теперь вот и скади здесь. Четыре племени. Справишься?

— Я их сюда не звал, — неприязненно ответил Мишель. — Сами приехали.

— Здесь источник скади, — пояснил Эрик. — Но если для тебя это проблема, можешь взять себе в помощники еще одного смотрителя.

— Вот еще! — вскинулся Мишель, и я вздрогнула. — Не много ли на себя берешь, хищный?

Альрик поднял руку вверх, призывая своего слугу успокоиться. И почему мне пришло на ум именно это определение — слуга? А ведь, по сути, так и есть. Мишель лишь выполняет указания. И если Альрик сейчас прикажет отпустить Глеба, даже не посмеет ослушаться. Кажется, я начала понимать, что задумал Эрик.

— Что привело тебя к нам сегодня, Эрик? — лукаво поинтересовался Первозданный. — Соскучился? Полину понять могу, но к скади суд никакого отношения не имеет.

— Ошибаешься, — ни капли не смутившись, ответил Эрик. — В подсудимом кровь скади — ровно половина. Так что в отсутствии его вождя я имею право говорить за Глеба.

— Вот как? Что ж, это будет даже интересно. Да вы не стойте, проходите и присаживайтесь. Места всем хватит.

Улыбается, гад. Весело ему. В то время, как Глеб… как я...

Эрик слегка сжал мою руку, и я подняла на него глаза. На меня он не смотрел — взгляд был прикован к Первозданному, но каким-то внутренним чутьем я поняла, что «молчи» относилось не только к произнесенным словам. Ну конечно, Альрик же мысли читает! Помню, Влад говорил там, у очага...

Я попыталась абстрагироваться от мыслей. Совсем. Пока мы приближались к сидящим охотникам, рассматривала одежду палача. Черный свитер с высоким воротом, голубые джинсы. Брызги крови чуть выше бедра. Окровавленный нож...

Стул показался мне невероятно твердым, общество охотников — недружелюбным. Но Эрик был рядом, и я так и не отпустила его руку. Он не пытался высвободиться — держал меня уверенно и крепко.

— В чем его обвиняют? — Он кивнул на Глеба.

— В похищении ясновидца, — спокойно ответил Альрик. — Вероника Малинина очень важна для нас, а этот хищный выпил ее — я лично нашел в нем остатки ее кена.

— Одна из тех, кто восстанавливается, — с пониманием кивнул Эрик.

— Ты же понимаешь, я не хочу разглашать эту информацию. Но да, Вероника — самородок. И такое преступление я не могу просто спустить с рук. Даже несмотря на протекцию Эрика Стейнмода.

Мишель усмехнулся, а я сжала зубы от злости. Не думать, не говорить — что может быть проще? Сейчас это не казалось таким простым.

— Я не протектор, просто хочу справедливости. Разве Вероника Малинина пострадала от Глеба? Насколько я знаю, такие ясновидцы умеют за себя постоять, и с теми, кто их выпил, поступают довольно жестоко. Если он до сих пор жив и здоров, — Эрик взглянул на Глеба и поморщился, — можно сделать вывод, что Вероника не злилась на него. И если подключить логику, возникает вопрос: разве не правильнее было бы для девушки злиться на того, кто ее выпил и, тем более, похитил?

— Что ты хочешь сказать, Эрик?

— Не хочу никого обидеть, но, возможно, обвинитель подошел халатно к своей работе. Что говорит сама девушка? Вы нашли ее?

— Именно этим мы и занимаемся, — недовольно буркнул Мишель. — Пытаемся выяснить. Вот сейчас Измайлов придет в себя и продолжим.

Он скользнул по мне ненавидящим взглядом, и я поняла, что выражение «от ненависти до любви» очень даже правильное. Особенно, если прочесть его наоборот. Недолго же древний обо мне заботился — как только я начала действовать самостоятельно, теплые чувства быстро остыли.

— Так ты обвинитель? — пренебрежительно спросил Эрик, даже не взглянув на Мишеля. — Согласен, Альрик, он не справится. Четыре племени хищных на твоем месте я бы не оставлял на попечение этого болвана.

Мишель тут же покраснел, исполненный гневом, и хотел что-то ответить, но Альрик бросил на него предупреждающий взгляд и мило улыбнулся Эрику.

— Думаю, не стоит поверхностно оценивать возможности моих людей. Обещаю, я лично проверю, как велось расследование, и виновные будут наказаны.

— А до тех пор Глеб Измайлов будет висеть на дыбе? Что по вашим законам, суровым и справедливым, бывает за клевету?

— Клевета, как и любая ложь Первозданному — тяжелое преступление.

— Бред! — Мишель вскочил со своего места. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, хищный! Он выпил ее и держал у себя. Уже тогда, когда мы с Марком приезжали к атли, я подозревал. Марк любил Веронику, он был в отчаянии...

— В таком отчаянии, что чуть не убил меня! — резко выдохнула я, и Эрик сильно — до боли — сжал мою руку.

Не сдержалась. Не смогла. Смотреть на Глеба, распятого и измученного, слушать елейный голос Альрика, вспоминать, что по его вине все мы — хищные — вынуждены пресмыкаться, было выше моих сил.

— Именно, Кастелла, — издевательски усмехнулся Мишель. — Лично мне кажется странным, что в тот момент в комнате присутствовали лишь вы с Глебом. Не поэтому ли Марк не сдержался, что услышал, как вы обсуждаете Нику?

Я будто в холодную воду провалилась. Не думать. Даже мысли не допустить. Если Альрик услышит, если… Облака, белые, пушистые. Голубое небо. Безмятежность. Я плыву, ничто не тревожит и больше не злит. Выдержать. Нужно выдержать это заседание.

— Как представитель защиты я требую найти и допросить девушку, — стальным голосом произнес Эрик.

— Она не обвиняемая, чтобы ее допрашивать! — Казалось, Мишель теряет последние остатки самообладания. Сыграет ли это нам на руку или поможет утопить нас и Глеба окончательно? Я не знала. Плавала в белых облаках воображения и молчала. Казалось, даже забыла, как дышать.

— Я больше чем уверен — похищения не было, — спокойно продолжал Эрик. — Физического вреда Глеб девушке не причинил. Не вижу смысла травмировать его. Если Вероника захочет, пусть сама его накажет. Ведь именно так вы используете подобных ясновидцев, верно?

Охотники молчали. Даже притихший палач, смиренно ожидающий приказа продолжать пытки, поднял голову и с удивлением смотрел на Эрика. Как же, ведь он посмел таким тоном разговаривать не только со смотрителем города, но и с самим Альриком. Наверняка, не каждый день удается наблюдать такое шоу.

— У меня есть другая теория, — в абсолютной тишине, омрачаемой лишь моим прерывистым дыханием, продолжал Эрик. — Марк торговал Вероникой. А что, отличное вложение. Приемлемое для тех хищных, кто не хочет далеко ехать. Что уж скрывать, нам всем нужно питаться, и мы питаемся. Как можем. Насколько позволяют ваши законы. И появление в городе такого рода пищи бесспорно привлекло многих. Марк на правах помощника смотрителя продавал ее кен. Больше чем уверен, что тебя, Альрик, они забыли поставить в известность. Что ж, бывает. Еще одна оплошность.

— Да как ты смеешь! — прошипел Мишель и снова вскочил в этот раз его лицо было белее снега — то ли от негодования, то ли от страха. Интересно, что сделает Альрик, если эта сторона правды раскроется? — Закон о клевете распространяется и на тебя!

— Я говорю, что думаю, и мне бояться нечего. Или считаешь, должность смотрителя дает тебе право поступать незаконно? Продавать ясновидцев, шантажом заставлять хищных отрекаться от племени?

— Мммм, как интересно. — Альрик подался вперед, сложил руки под подбородком и с энтузиазмом кивнул: — Продолжай.

Эрик тепло посмотрел на меня и сказал:

— Скажи, смотритель, глядя в лицо своему Первозданному, что Полина больше не атли не по твоей вине. Скажи это, и я отрекусь от вышесказанного и даже приму любое наказание за дерзость, которое Альрик посчитает нужным.

Первозданный посмотрел на меня теперь уже серьезно, прищурился, и я почувствовала легкое, едва заметное давление на жилу. Затем он повернулся к Мишелю, и веселость из его голоса исчезла полностью.

— Полина — не атли? — холодно спросил он. — С каких пор? Поясни.

— Понятия не имею, о чем говорит этот хищный, — пробормотал Мишель и опустил глаза в пол. — Если хищный отрекается, это его право. Охотники не лезут.

— Тогда, может, лучше спросить об этом Влада Вермунда? — торжествующе продолжал Эрик. — Уверен, уж ему-то будет, что рассказать.

— Не сомневайся, я спрошу, — угрожающе прошипел Альрик, не сводя с Мишеля пристального взгляда. — Кстати, где он? Почему не здесь, ведь судят его человека?

— Ты умрешь за клевету, скади! — не обращая внимания на Первозданного, резко выдохнул Мишель. — Я сам тебя прибью, обещаю.

— Да куда тебе прибить меня? — усмехнулся Эрик. — Но можешь попробовать, я не против.

— Довольно! — резко оборвал Альрик.

По залу растеклась пугающая тишина. Я старалась не дышать, не думать, не чувствовать. Перестать существовать. Хотелось уйти, но я боялась встать, даже пошевелиться. Тишина угрожающе звенела в ушах, напирала сверху прессом тревоги и плохих предчувствий.

Эрик, бесспорно, отличный дипломат, но что это принесет мне? Нужно ли мне все это? Альрик явно не наигрался, а быть подопытным кроликом как-то не очень хочется. Впрочем, сейчас уже нет выбора. Вряд ли Первозданный простил мне ту в сердцах брошенную фразу — такие, как Альрик, ничего не прощают и не забывают.

— Позовите смотрителя атли, — деловито велел он. — Пусть найдет Влада Вермунда.

— Не стоит беспокоиться. Я уже здесь.

Все, кто находился в зале, за исключением Глеба, который все еще был без сознания, повернули головы к двери.

Ох, не вовремя ты приехал, почему-то подумалось мне.

Накатила апатия и какая-то непонятная обреченность. Если все мы — лишь фигуры на доске Альрика, стоит ли переживать? Он все равно отыграет свою партию, а если кто-то станет мешать… Интересно, что теперь будет с Мишелем? Все же он древний охотник, к тому же смотритель города. Не может же Альрик его убить. Или может?

Чуть позади Влада бледная, как снег, с фанатичным блеском в огромных темно-синих глазах стояла Ника. Смотрела она лишь на Глеба. Казалось, ясновидице плевать на охотников, на Мишеля, даже на Альрика, который тут же оживился и расслабился, предвкушая очередную интересную постановку. На лице девушки отчетливо читался страх.

Наверное, никто из нас не боялся больше, даже я. Все же у меня был Эрик, его кен говорил во мне, призывал успокоиться. А она была одна. Приехала с хищным, которого наверняка презирала, чтобы спасти другого — того, кто был дорог.

Спасет ли появление Ники Глеба? А меня? Финальные точки всегда ставят редакторы. Редакторы решают, что оставить, а что выкинуть из текста. Альрик любит ставить точки, а наша с Владом история явно для него не окончена.

Мишель честно пытался сохранить невозмутимое выражение лица. Это выглядело комично и жалко, потому что у него не получалось. Совсем. Он присел на кресло и тяжело дышал, в то время как Альрик, казалось, совершенно забыл о нем. Смотрел на Влада, на Нику и… на меня. Периодически.

Что старался высмотреть? Или просто читал мысли, которые уже совершенно нельзя было контролировать? О чем я думала в тот момент? И не вспомнить...

Ощущение дежа вю не уходило, словно прошлое догнало меня и накрыло волной. Сменились лишь декорации, прибавилось зрителей, но ощущения остались теми же — металлический привкус ужаса на языке, беззащитность перед миром, сожаление от потери. Страх. Нет, не смерти — ее я больше не боялась. Не после того, что Эрик сделал с Гердой. Такая участь намного хуже смерти. Страх неизвестности. Одиночества. Тоски.

— Вероника, — ласково произнес Альрик, наконец, обращая внимание на девушку. — Ты нас изрядно напугала. Мы волновались.

— Прошу прощения, мастер. — Ника смиренно склонила голову, но Альрик тут же потерял к ней интерес. Повернулся к Владу, и на этот раз его взгляд был другим.

Если до этого момента в помещении самым уязвимым был Глеб, то сейчас ситуация изменилась. Потому что такие, как Альрик, всегда отдают долги. А там, на берегу Дуная, Влад разозлил его гораздо больше, чем я. Уж не знаю, чем больше — тем, что не послушал «мудрых» советов, или тем, что я все же помогла Владу. Ведь совсем другого исхода ждал древний манипулятор.

Ах, Эрик, знал бы ты, во что втравил всех нас...

— Как все же многогранна и интересна жизнь, — с приветливой улыбкой и абсолютно ледяным взглядом произнес Первозданный. — Давно не виделись, Влад.

— Не так уж давно, — невозмутимо ответил Влад и бесцеремонно выдвинул Нику вперед. — Думаю, девушке есть, что сказать.

— Да, покончим уже с делом Измайлова, — поморщился Альрик, в нетерпении потирая руки. — Тем более, тут нарисовалось гораздо более интересное.

— Альрик, ты же не станешь слушать его? — глухо спросил Мишель, теряя остатки самообладания. Альрик даже не взглянул на него, лишь безэмоционально бросил:

— Выйди.

— Он соврет. И она соврет, чтобы выгородить его. Ты же знаешь это! Знаешь!

— Идем, Мишель. — Древний, до этого момента сидевший молча, поднялся. Невозмутимое лицо, гладкое, почти не тронутое морщинами. Наверное, он редко улыбался. Интересно, как его зовут?

— Густав, — сказал Альрик и улыбнулся мне. — Его зовут Густав, Полина.

В груди словно все заледенело. Сердце, легкие, пищевод. Так просто — перестать контролировать себя. Невозможно постоянно контролировать. Альрику не нужно прилагать много усилий, чтобы узнать правду. Мы для него — открытые книги, или одна — с интересным сюжетом. И он готов прочесть...

Древние молча покинули зал, и он сразу увеличился в размерах. Навис у нас над головами потоком с массивными лепнинами, столпился вокруг серыми стенами, пялился ночью из окон.

Эрик слегка сдавил мои пальцы, и я нервно улыбнулась ему.

Зачем я здесь? Все мы? Ах да, Глеб!

Словно прочитав мои мысли, или же действительно прочитав, Эрик сказал:

— Может, отвяжешь парня? Несправедливо, что он там еще висит.

— Все зависит от девушки, — пожал плечами Альрик. — Что скажешь, Вероника? Тебе решать.

— Отпустите, мастер, — прохрипела она и сделала шаг вперед. Отважная, смелая. Интересно, о чем думала в тот момент ясновидица? Можно ли ей об этом думать? — Он помог. Я скажу… все скажу. Про смотрителя и его палача… Марка. Только отпустите Глеба!

Альрик закатил глаза.

— Молодежь! — Повернулся к молодому охотнику. — Сними его. Пусть отлежится где-нибудь… — И снова обратился к Нике: — Говори.

Она испуганно покосилась на Влада.

— Здесь? При… них?

— Это суд, девочка. Эти хищные мои гости и представители защиты.

Ника громко выдохнула и поморщилась. С губ Глеба сорвался глухой стон. Новоявленный палач взвалил его на плечо, словно мешок с песком и понес к выходу.

Потерпи, миленький. Немного осталось. Нам всем нужно просто потерпеть.

— Полина? — Я поймала вопросительный взгляд Эрика. — Все хорошо?

Я кивнула. Ему не объяснишь. Все равно не поймет — ни о любви, ни о предательстве. Ни о том, как тяжело сейчас осознавать, что не осталось ничего личного. Совсем. Эрик никогда не любил, никогда не проникался по-настоящему. Никогда не терял. А дар позволяет ему знать больше, чем знают остальные.

— Да, — кивнула я.

— Марк был моим… любовником, — честно призналась Ника. — Не по моей воле, но что я могла? Клан больше не защищает меня, а охотники… Вы не можете контролировать всех, мастер. Здесь у Мишеля свои дела, и ясновидцев вне клана никто не защищает. Даже в городе. Скорее, наоборот.

— Вот как?

— Узнав о моих особенностях, Марк торговал мои кеном, не стесняясь запретов. Он даже не вывозил меня за границу. Но и прямо здесь… — Она опустила глаза. — Я приходила в себя в притонах, в дешевых гостиницах. Иногда без одежды… А когда пожаловалась смотрителю, он сказал, что я сама виновата.

— Глебу Измайлову тоже Марк тебя продал?

— Нет! — воскликнула Ника. — Я сбежала. Глеб не нарушал закона сохранности территории.

— Это очень трогательно, но ты же понимаешь, что такой союз не имеет будущего? Я никогда не одобрю.

— Понимаю, — кивнула она. — Я… мы не станем. Обещаю.

— Хорошо, — заключил Альрик. — Я верю тебе. Можешь идти. Но лучше бы тебе вернуться в клан или найти себе другой. У меня есть хороший предводитель на примете, могу посодействовать.

— Спасибо, мастер! — Ника порывисто поклонилась и быстро покинула зал.

— Люблю радовать людей, — потянулся Альрик и лукаво подмигнул Владу. — Сохранить жизнь иногда так занимательно, не так ли?

— Тебе лучше знать, — невозмутимо ответил Влад.

— Ну почему же? Ты тоже на этом поприще преуспел. Вон же оно — доказательство — сидит. — Он указал на меня, и я влипла в спинку кресла. — Впрочем, Полина отдала долг, не так ли? Как тебе живется вне семьи, девочка?

— Живется, — сквозь зубы процедила я.

— Скучаешь?

— Какое это имеет отношение...

— Ты, кажется, пришла помочь Глебу, — перебил меня Первозданный. Расслабленно улыбнулся. — Так ответь, скучаешь ли ты по атли? Насколько я понял, тебя вынудили уйти.

— Вынудили, — кивнула я. — Мишель.

— Ты отреклась?

Я покосилась на Влада. Его невозмутимости можно было позавидовать: он выглядел совершенно спокойным и, казалось, равнодушным. А ведь ему так же тяжело, как и мне. Смотреть на Альрика, говорить с ним. Интересно, чего добивается древний манипулятор? Что мы тут друг другу в любви признаваться станем? Серьезно? Так Влад признается — ради Глеба. Соврет о чем угодно. Неужели Альрик не понимает, что Влад Вермунд замечательный актер?

А я? Эрик говорил, у меня талант, просто неразвитый.

— Нет, — ответила невозмутимо. — Влад изгнал меня.

— Умно, — похвалил Альрик. — Впрочем, ты всегда отлично просчитывал многоходовки. На помощь Эрика рассчитывал?

— Думаю, сам справлюсь, — пренебрежительно бросил Влад.

Альрик покачал головой.

— А вот это глупо. Ревность сама по себе глупа. Ведь я предупреждал тебя, но ты сам выбрал. Были времена, когда женщины знали свое место, а сейчас… Но, как говорится, все, что ни делается, к лучшему.

— Это все? Или мы и дальше будем обсуждать мою личную жизнь?

Альрик повернулся к Эрику.

— Злится. Из-за вас. Вы хоть бы за ручки держаться перестали, а то нетактично выходит.

Захотелось врезать ему. И если не трубой, которая почила на глубине нескольких сотен метров рядом с расчлененным телом драугра, то кеном сольвейга. Встать, раскрыться и ударить. И плевать на последствия! Лишь бы заткнуть его, лишь бы он перестал говорить.

Эрик, к слову, ладонь мою не выпустил. По непроницаемому лицу что-то понять было сложно, и я пожалела, что боги не наделили меня даром чтения мыслей.

— Но может, для тебя все решится благополучно, — как ни в чем не бывало, продолжил Альрик, снова обращаясь к Владу. — Эрик, насколько мне известно, уйдет в кан. Потеря для мира, но ничего не поделаешь — кан забирает лучших из лучших. Девушка поплачет и одумается. Так ведь, Полина? Если захочешь вернуться в атли, у тебя будет возможность. Я отменяю все распоряжения Мишеля. Посвятиться можешь хоть завтра. — Он склонился ко мне ближе и добавил: — Хочешь обратно, домой?

— Щедрое предложение, я подумаю. Благодарю… мастер, — поддразнила я и встала.

Эрик выпустил мою ладонь, и стало неуютно. Нет, страхов больше не было — они ушли вместе с палачом, который унес Глеба. В душе мутной жижей плескалась горечь, пульс противно отдавался в висках. Влад не сводил с меня пристального взгляда и, казалось, тоже изучал реакции.

А Эрик… Эрик выглядел задумчивым и отстраненным.

— Что будет со смотрителем? — тихо он спросил Альрика.

— Мишель — охотник, Эрик. Он виноват, и будет наказан, обещаю. Но смотреть на это вы не будете.

— Мне нужны гарантии. После того, как я уйду в кан, девушка не должна пострадать от его посягательств.

— Это так трогательно. Ну как тут не умилиться! — всплеснул руками Альрик и тоже встал. — Полина больше не пострадает от Мишеля, даю слово. Думаю, Влад проследит.

Эрик помолчал еще несколько секунд и кивнул. Поднялся. И мне показалось, от него повеяло холодом. Он вползал в мою грудь с каждым вдохом, делая последующий еще болезненнее. В душе поселилась обреченность.

Я слишком рано забыла, что он уйдет. И вот он сказал, а я… я оказалась не готова. Даже услышать это было больно. Настолько, что хотелось выть прямо там, в огромном зале заседаний штаба охотников.

Надеюсь, ты пресытился, гад древний! Надеюсь, захлебнешься. Когда-нибудь ты захлебнешься заимствованными у других чувствами. Не выдержишь. Своих-то давно нет...

К атли мы ехали молча. Влад и Эрик спереди, и я с Глебом на заднем сиденье. Я держала его голову на коленях, гладила по волосам и пялилась в окно. На яркие витрины, смеющиеся компании, обнимающиеся парочки. На глянцевые спины встречных машин.

Нужно было отвлекаться, чтобы не заплакать. Плакать хотелось безумно, но я же взрослая, мне нельзя. Ничего нельзя — думать, решать, влюбляться. Есть один путь для женщины — следовать за племенем. Беречь домашний очаг.

Но что, если женщина — сольвейг? Где ее племя? Где дом? Куда приткнуть сердце, которое вновь научилось биться? Когда так хочется, чтобы оно билось! И не отмеренный богами промежуток времени — ничтожно малый по сравнению со всей жизнью, а всегда. До последнего вдоха — жить, любить, поглощать любовь. Питаться любовью, как хищные — кеном ясновидца. Да что там, как драугры — жадно, ненасытно.

Глеб пришел в себя, когда его вносили в дом. Простонал имя Ники, открыл глаза. Мужчины уложили его в гостиной на диване. Вокруг столпились атли, Даша подошла к Владу и что-то зашептала на ухо. Катя плакала, причитала и не выпускала руку Глеба. Любит. Любит по-настоящему, как умеет. А он ее — нет. Ну что за несправедливость? Ведь на отношения с девушкой, которая нравится Глебу, Альрик наложил табу.

Если бы он… если бы у них все сложилось, у меня была бы надежда, что и я смогу однажды улыбнуться и сказать: я счастлива, мне ничего не нужно.

Бросила украдкой взгляд на Эрика. Он сидел рядом с Глебом, сосредоточенный, серьезный. Лечил. Эрик всегда знает, что делать...

— Ника… — повторил Глеб и нашел меня взглядом. — Поля, нужно ее найти.

— Нашли мы твою Нику, — ответил за меня Влад. — Лежи спокойно, Измайлов.

— Она… в порядке?

Я кивнула.

— С ней все хорошо.

Я не могла быть в этом уверенной. Альрик мог разыграть этот спектакль для нас, а потом отдать ее Мишелю снова. И вообще отпустить его — все же он смотритель. Древний. Охотники никогда не прогнутся под хищных. Никогда...

— Ты сделал это? — Глеб повернулся к Эрику, и на его лице заиграла легкая улыбка. Все, что способен был выжать из себя его измученный организм.

— Сделал что? — не поднимая на него глаз, спросил Эрик. Мне почудилась в его голосе усталость — не наигранная, глубокая. И апатия. Хотя, возможно, я переносила свои эмоции на него. Мы столько раз обменивались, что уже неясно было, где я, а где — он.

— Выцыганил мою жизнь у Альрика, — пояснил Глеб. — Спасибо.

Эрик улыбнулся уголками губ.

— Поправляйся. — И встал. Повернулся почему-то к Ларе и сказал: — Нужно поговорить. Приготовь мне кофе на кухне.

Едким разочарованием по душе расползлась горечь. Он даже не взглянул на меня, и от этого я почувствовала себя маленькой потерянной девочкой, одинокой и беззащитной.

Наверное, Рита была права на счет обменов. Куда это привело меня? Куда приведет? Впрочем, есть ли разница? Это было. Было! И никто у меня этого не заберет.

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и подошла к Глебу. Катя все еще сидела в изголовье, на этот раз она гладила Глеба по волосам. Меня уже не смущало ее присутствие, мое — защитницу вроде тоже. Да и не все ли равно? Он чуть не погиб...

— Ты как? — Спросила я хрипло, касаясь горячей, шершавой кожи и стараясь не смотреть на окровавленную одежду.

— Лучше, чем несколько часов назад, — пошутил Глеб. — Знал, что ты примчишься спасать меня.

— Я чуть не умерла от страха, — призналась я.

— Эрик все порешал?

Я кивнула.

— А потом Влад привез Нику. Нашел… где-то. Я выдала тебя, прости.

— Вот так и доверяй тебе секреты, — пожурил он и повернулся к Владу. — Спасибо.

Влад поморщился.

— Молчи, Измайлов. Ты подставился, подставил меня и атли. Хвалить за это я не буду. — Затем внезапно шагнул ко мне и положил руку на плечо. — Можно поговорить с тобой? И добавил: — Наедине.

Что? Почему? Зачем? Я не хочу! Будить прошлое, что беспокойно дремало на задворках сознания, убаюканное присутствием Эрика, казалось кощунством.

Но я кивнула. Испуганно огляделась, словно совершала преступление, но на нас никто не смотрел. Катя что-то шептала Глебу, а он не шевелился, лежал с закрытыми глазами и, казалось, спал. Или хотел сделать вид, что спит. Кирилл сидел рядом и щупал ему пульс. Даша о чем-то увлеченно говорила с Каролиной, а та кивала и нервно обнимала себя за плечи. Альфред листал книгу у камина.

Я глубоко вздохнула и поплелась за Владом в кабинет.

Что-то было в этих наших разговорах. Что-то глубокое и неизведанное, сродни стихии. Словно на американских горках, сердце замирало, желудок сжимался и подпрыгивал. В ушах шумело от напряжения, а кровь, казалось, вот-вот закипит.

Ничего не изменилось. Ничего, кроме меня, и то я будто бы застряла между прошлым состоянием и будущим, между мирами, в одном из которых боль, а в другом — счастье. Только вот боль была реальной, а счастье — призрачным, туманным. Ненастоящим. Яркая блестящая упаковка, а внутри — пусто. Эмуляция подарка. И все равно хотелось верить, что там что-то есть.

В кабинете царил полумрак. Мебель отбрасывала замысловатые тени на пол, они смешивались со светом тусклых светильников и высокого торшера в углу, рисуя на паркете причудливые фигуры. Пахло сандалом и мускусом. В высоком книжном шкафу притаились книги — сотни выдуманных историй с неожиданными концовками и головокружительными поворотами сюжета.

Каким будет конец моей истории?

И выбор — об этом ли говорил Барт? Что я должна буду выбрать между жизнью прошлой и жизнью будущей? Но что если будущность не видится мне никак? Если без Эрика краски поблекнут, картинка смажется и станет похожей на потрескавшуюся черно-белую фотографию?

Так, стоп.

Разве я не личность? Разве правильно, что завишу от мужчины, который рядом? Здесь и сейчас нужно решить, что нужно именно мне! Или не здесь и не сейчас, но решить определенно нужно. Не ждать подарков от судьбы — она никогда меня особо не баловала.

Я еще раз обвела взглядом комнату и повернулась к Владу.

— Говори.

— Альрик сказал, ты можешь вернуться, — тихо произнес он и замолчал. Смотрел пристально и изучающе. Ждал? Но чего? Неужели того, что я брошусь ему на шею с восторженными криками «прими меня обратно в атли!»?

— Я слышала, — ответила я сухо.

— И?

— Что «и»?

— Ты вернешься?

Помотала головой.

— Нет.

— Почему?

— Странный вопрос. И неуместный… для нас.

— Причем тут мы? — резко выдохнул он. — Атли — твоя семья, разве нет?

— Больше нет. Извини.

— Даже Эрик чтит законы крови. Он никогда не позовет тебя в скади. А без племени, одной будет трудно, Полина.

— Эрик никак не влияет на мои решения. На счет трудностей — не нужно мне о них говорить. Я жила без атли, живу и могу жить. Сольвейги вообще адаптируются.

— Одна? Не смеши! Ты никогда не жила одна. Из атли ты уехала с Ирой, затем, насколько мне известно, жила у сольвейгов. А теперь тебя опекает Стейнмод.

— Спасибо за веру в меня, Влад. Но я выживу. Вопреки всему. Вопреки тебе.

— Не нужно ничего делать вопреки мне, Поля. — Он шагнул ко мне, его лицо смягчилось и теперь выражало скорее просьбу, чем негодование. — Я никогда не желал тебе зла. И сейчас… — Он вздохнул. — Тяжело с тобой. Тяжелее, чем с кем-либо когда-либо было.

— Тогда зачем зовешь назад, если так тяжело?

— Потому что ты нужна мне. Нужна атли.

— Ой ли? — поморщилась я. — По-моему, никто и не заметил, что я ушла. В конце концов, у тебя есть Каролина.

— Бездарность твоя Каролина! — с чувством произнес Влад. — Ни на что не способная пустышка. Она деторожденная и настоящую пророчицу не заменит никогда.

— Ты не вправе требовать от меня что-то, — вспылила я. — Давить на чувство долга.

— Я и не требую, — примирительно кивнул Влад. Улыбнулся. — Я прошу. Просто подумай. Есть много преград, я понимаю. И готов идти на компромисс. Готова ли ты?

— Сейчас я готова только спать. К тому же я дала обещания, которые не могу нарушить. Я обещала Эрику...

— Его испытания, знаю, — перебил он. — Я не буду мешать. У тебя видения о нем, это нельзя контролировать. Но видения ведь не зависят от места жительства. Эрик может тебя навещать.

— Дело не в видениях. Я хочу помочь!

— Как невинно ты называешь то, что происходит, — криво усмехнулся Влад. — Что ж, я не спешу. Подумай. Просто подумай о том, что я сказал. В атли тебя ждут. — Помолчал немного и добавил уже тише — тем самым глубоким голосом, от которого я раньше млела: — Я жду тебя.

На улице было невероятно свежо. Я вышла на крыльцо и вдохнула влажный весенний воздух. Дождь методично стучал по крыше, стекая струями на гладкую плитку, и я подумала, что мне безумно не хватает защитника. Если вернусь в атли, возвратится ли то чувство наполненности в дождливую погоду? Все же я не отрекалась, меня изгнали. А теперь… Влад предлагал вернуться, а я понимала, что мне это совершенно не нужно. Все, кроме дождя. Вода множилась, растекаясь широкими лужами, но не находила отклика в душе. Просто вода — ничего больше. А жаль.

Дверь открылась, и на улицу вышли Даша с Эриком. Он скользнул по мне мимолетным взглядом и повернулся к сестре.

— А как ты думала. будет? Ты — правитель и должна сама решать. Хочешь сильную защитницу? Так поговори с Владом. Считай, это тебе задание. От меня. Как проверка — справишься или нет. Но в любом случае, я буду действовать своими методами, так ему и передай.

Ветер нещадно трепал рукава серого свитера, и мне невольно захотелось его обнять. Согреть. Вновь почувствовать близость. Но подходить я не решилась. Они говорили о чем-то серьезном, о делах, касающихся скади, а я скади не была.

— Эрик, она виновата! — всплеснула руками Даша. — Ее косяк. Так почему я должна просить за нее?

— Потому что ты — скади! И должна думать в первую очередь о скади. Не об атли, не о Владе Вермунде. А теперь спроси себя, как скади: тебе нужна защитница?

Даша вздохнула и опустила глаза. А мне стало вдруг неловко, что я услышала их разговор. Эрик учил Дашу править...

Так, стоп! О какой защитнице они говорили? О Ларе, что ли? Ведь с ней Эрик беседовал на кухне. Получается, Лара хочет в скади? А как же смешение крови? Или… она выходит замуж за скади?

В голове все спуталось окончательно и распутываться никак не хотело. Вокруг происходило что-то странное, и чем дальше, тем я меньше понимала.

Но Эрик, похоже, не собирался продолжать разговор с Дашей — подтолкнул ее ко входу и велел:

— Иди.

Защитница гневно на меня посмотрела и отправилась в дом. Мы с Эриком остались вдвоем на продуваемом ветром крыльце. В воздухе звенело напряжение, а в душе поселилось чувство непоправимости. Словно что-то произошло в штабе охотников — незаметное для чужого взгляда, но важное событие, только я никак не могла понять, какое.

— Спасибо, — прошептала я и услышала в своем голосе ту самую обреченность. — Ты снова спас Глеба.

— Глеб мне не чужой, — ответил Эрик.

Подходить не торопился, и я обняла себя за плечи. С каждой секундой становилось все холоднее, ветер и дождь не радовали совершенно, как и сложившаяся ситуация.

Некоторое время мы молчали, а потом Эрик сухо спросил:

— Останешься у атли?

— Нет. С чего бы? — удивилась я.

— Почему?

— Я не атли больше. К тому же обещала… помочь тебе.

— Видения не зависят от того, где ты живешь, — пожал он плечами.

— Зачем ты говоришь это мне? — хрипло выдохнула я и опустила глаза, пытаясь скрыть предательские слезы — слезы обиды от его колючих, слов.

— Альрик позволил тебе вернуться, Мишель не станет больше мешать. Ты вполне можешь вернуться в мир, к которому привыкла.

— Если тебе так проще, я могу жить, где угодно! — зло ответила я, развернулась и сбежала вниз по ступенькам.

Промокла буквально сразу. Сначала волосы, затем джинсы, за шиворот тут же плеснул холодный, негостеприимный дождь. Только слезы на щеках обжигали. Я судорожно вытирала их тыльной стороной ладони и решительно шла к воротам.

Ну вот и все. Волшебство кончилось раньше, чем я предполагала. Не символично ли, что в атли рушится все, что я строю, что пытаюсь создать сама? Призраки прошлого бесцеремонно вторгаются в мою жизнь и стирают все светлое и теплое, оставляя лишь воспоминания, и те разъедает обида и разочарование.

У самых ворот меня остановили и развернули сильные руки, а через миг Эрик уже обнимал меня — так крепко, что, казалось, кости вот-вот хрустнут.

— Прости, — прошептал он мне в волосы. — Прости, малыш, я не хотел обидеть.

Я разрыдалась. Отпустила себя. Нужно выплеснуть, очиститься. С Эриком всегда было легко — даже плакать. Одним своим присутствием он успокаивает меня, окружает заботой и надежностью.

Было плевать на погоду, холод и влагу — меня знобило, но мне было все равно. Я обнимала Эрика и боялась выпустить. Казалось, если не буду держать крепко, он исчезнет. Испарится, как мираж, как глюк, и я пойму, что на самом деле его никогда не было. Что я придумала его, чтобы спастись от невыносимого, убийственного одиночества.

Но он был. Большой и теплый. А еще была его квартира, в которой мы оказались через несколько секунд. Эрик бережно отстранил меня и осторожно снял куртку.

— Ты вся мокрая. Идем в ванную греться.

Я послушно ждала, пока он наполнит большую ванную. Затем он раздел меня, разделся сам и мы долго лежали в медленно остывающей воде, ароматной и вязкой. Я обнимала Эрика и чувствовала себя маленькой и зависимой. Настолько зависимой, что испугалась.

Давно я не ощущала себя такой: мне постоянно приходилось что-то решать, куда-то бежать, кого-то спасать. А так хотелось, чтобы спасли меня. Без вранья и интриг, без взрослых мужских игр, из которых я всегда выходила проигравшей. Искренне.

И подумалось, что Эрик с момента нашего знакомства постоянно меня спасал. От яда, от Герды, от охотников. Окружал невидимым, но плотным коконом, который не в силах пробить никому.

Но любила я его не за это. Любила я его за то, какой чувствовала себя рядом с ним. Красивой. Женственной. Особенной.

— Я правда думал, ты хочешь вернуться, — тихо сказал он. — Не хотел держать обещаниями. Ведь ты скучаешь по атли, я вижу.

— Не по атли, — ответила я и сильнее прижалась к его груди. — Или по ним, но… Все сложно.

— Ты не хочешь возвращаться?

— Не знаю. Я не готова пока решить. События с Гердой изменили меня, и нынешнюю себя я совершенно не знаю. Кто она. Чего хочет. Как собирается жить.

— Это прозвучит эгоистично, но я рад, что ты не осталась у атли, — глухо произнес он, и я подняла на него глаза.

— Почему?

— Я жутко злился сегодня. Понимаю, что глупо, но контролировать это не могу.

— Злился? Из-за Глеба?

— Глеб, конечно, сумасбродный, но я его знаю. И не удивлен, что он так поступил. А вот Альрик — он разозлил меня сильно.

— Альрик?

— Эти его намеки про вас с Владом было жутко неприятно слушать.

Я пожала плечами и снова улеглась. Было просто хорошо вот так лежать и разговаривать в уже прохладной, но все еще приятно обнимающей воде.

— Для Альрика это развлечение. Человеческие чувства, на которые он уже не способен.

— Меня злит, что они есть, эти чувства, — сказал он и замолчал.

Сердце пропустило удар, и я совершенно забыла, как дышать. Зачем он говорит мне это? Издевается? Не похоже. Эрик не такой, да и смысл?

— Какое имеет значение, к кому у меня чувства? — спросила тихо, но голову так и не подняла. Не смогла бы смотреть в тот момент ему в глаза.

— Потому что ты правильно сказала: некоторые люди врываются в нашу жизнь, как ветер, и меняют цели… — Он крепко обнял меня и поцеловал в висок. — Вода остыла. Идем пить чай, а то заболеешь еще.

Эрик больше не заговаривал на эту тему. Много улыбался и обнимал, а я все никак не могла понять, что же он хотел сказать. Хотел ли? Или просто не смог сдержать порыва, а потом пожалел об этом?

И я твердила себе мысленно, что нельзя об этом думать. Твердила методично, часто и строго. А в перерывах между мысленными барьерами все равно думала. Что если он тоже что-то чувствует ко мне? Если для него это не просто влечение? Потом ругала себя: если поверю в это, всерьез задумаюсь — пропаду. И тут же понимала, что уже пропала. Потерялась в лазурных глазах, утонула, запуталась там на дне и всплыть уже не было шансов.

Было странно осознавать простые истины. Любовь не спрашивает, она настигает. Вливается внутрь, как бы ты ни сопротивлялся, вдыхается с воздухом. Заполняет внутренности, впитывается в мысли, заставляет сердце биться быстрее, рождает кучу ненужных надежд.

Или это только с Эриком так? Ведь раньше я такого никогда не чувствовала. Я любила Влада. Сильно. Пронзительно. Но то чувство было другим — тяжелым, удушающим, диким. Оно тянуло вниз, на дно, путало в темном иле лжи и предательств. Ранило острыми иглами непонимания.

Теперешнее чувство было другим. Несмотря на легкий, светло-серый оттенок грусти, оно окрыляло. Расширяло грудь, делало сердце больше, наполняло его теплом. Рисовало улыбки на лице.

И вдруг я поняла, что уход Эрика в кан вовсе не сделает меня несчастной. Возможно, заставит грустить, но любовь — в первую очередь преданность и желание отдавать. Чем больше даешь, тем больше получаешь — закон бумеранга. И главная задача любви — сделать счастливым любимого. Если Эрик будет счастлив в кане, он туда попадет.

Об этом я думала ночью в кровати, в то время, как Эрик размышлял о чем-то своем, лениво перебирая мои волосы.

И тогда я поняла, что впервые по-настоящему счастлива.