Глава 18. Польза сериалов

Каждый человек, наверное, хоть раз в жизни задумывался о том, как убить вампира. Все началось во время бума вампиромании, когда телеэкраны заполонили фильмы, сериалы, а полки магазинов — книги о кровососах, где сильный и древний красавчик-вампир влюбляется в неприметную школьницу, потому что у нее какая-то особенная кровь. И, оглядываясь через плечо, он нашептывал ей на ушко, что убить его можно лишь одним способом. И тут уже сценаристы использовали всю свою фантазию: кол в сердце, солнечный свет, чеснок, святая вода.

Мой вампир был девушкой, которую я выносила и родила. Влюблена она была в мужчину, с которым я спала, и щадить меня она не собиралась. Но одно все же совпадало с выдумками сценаристов — у меня особенная кровь, вернее, особенный кен, но это уже мелочи. Для того, чтобы взять его, Герде не нужно кусать — достаточно просто прикоснуться. И я умру. Так просто.

Но я ведь могу сделать так, чтобы она не прикоснулась.

— Мне есть дело! — прорычала я, покрепче сжала трубу, размахнулась и ударила Герду по голове.

Наверное, она не ожидала. А может, я сильно боялась, потому как удар вышел сильный. Она упала — прямо в груду тех самых листьев, где до этого лежала я. Идеальная прическа растрепалась, в волосах запутались гнилые листья, на правом виске отчетливо виднелась открытая рана с медленно стекающей к глазу струйкой крови. Короткая черная куртка испачкалась в грязи.

Наверное, я в тот момент выглядела не лучше. Впрочем, мне красоваться было не перед кем — главное, выжить.

— Серьезно? — Герда села и брезгливо отряхнулась. — Будешь бить меня… чем там… трубой?

— Неплохое оружие, — ответила я и шагнула к вампиру, но в голове раздался четкий приказ:

— Нет, Полина. Не нужно этого делать.

Я подняла глаза — Эрик смотрел прямо на меня. Все так же кружил незнакомку, ее кен впитывался его жилой, шифон красиво развевался по воздуху, облегая точеную фигуру летуньи.

Эрик не шевелил губами, но в голове я четко слышала указания.

— Дом колдуна, где мы нашли яд, в нескольких кварталах отсюда. Ты хорошо бегаешь. Беги, Полина.

И я побежала. Не раздумывая. Не сомневаясь. Ветер свистел в ушах, впереди мелькал асфальт, фонари, машины на обочине, случайные прохожие.

Я не оглядывалась, но почему-то знала, что Герда меня чует. Куда бы я не пошла, она найдет. Успокаивало то, что Эрик знает, где я буду. Закончит со своей летуньей и придет. Спасет меня от страшного драугра, не даст навредить.

Черт, как страшно! Сердце колотится, а смерть буквально дышит в затылок. Моя ли?

Частный сектор в этом районе города начинался резко. Многоэтажки обрывались небольшим пролеском, а сразу за ним на значительной по размеру территории рассыпались дома.

Я свернула на главную улицу, ярко освещенную фонарями. В боку кололо, дыхания не хватало. Сколько я уже пробежала? Километр? Два? Пять? Впервые порадовалась собственному упрямству, когда, почти выплевывая легкие, продолжала трусить за Эриком во время утренних пробежек.

Организм выдерживает немного большую нагрузку, чем та, которую ты даешь себе через «не могу». Именно тогда открывается второе дыхание. Именно тогда нужно уметь вовремя остановиться.

Я и остановилась — перед домом Тана. Согнулась пополам и постояла несколько секунд, переводя дыхание. Только тогда поняла, что трубу так и не выбросила. Крепко сжимала в руке, словно воин — остро наточенный меч. Да уж, меч сейчас пришелся бы кстати.

Испуганно оглянулась — Герда не преследовала. Улица выглядела пустынной и спящей. Я скользнула небольшой проем между прохудившейся, скрипучей калиткой и ржавыми воротами и, кажется, испачкала куртку. Плевать! Главное — спрятаться от Герды.

Интересно, почему Эрик приказал бежать именно сюда? Как именно он мысленно говорил со мной, я тогда не думала. Какая разница? Главное — он думал о моей безопасности. Неужели, на дом Тана он тоже поставил супер-защиту? Зачем?

В коридоре было все так же темно, и я включила фонарик. Поднятая половица лежала там же, где мы оставили ее в прошлый раз, а в полу зияла дыра — тайник колдуна. Воспоминания нахлынули резко: я и Эрик, страх, решительность, пепел на снегу, объятия.

Я решительно выдохнула и дернула ручку двери, ведущей в комнату.

Внутри горели свечи. На полу по периметру, на стенах в старинных подсвечниках, на подоконниках. Окна были заколочены фанерой, именно поэтому я не увидела света с улицы. Сверху фанеры была набита пленка. Обычная, строительная. Пленка, к слову, была везде — на стенах, на полу, ею был устлан продолговатый стол посреди комнаты. Казалось, не было тот ни одного даже самого маленького участка, который бы не покрывала пленка.

Это что, вариант свидания «а-ля» Эрик? Свечи и стерильность?

С каждой секундой я понимала все меньше.

Впрочем, разобраться мне не дали — входная дверь скрипнула, я отступила назад, повернулась к выходу и замерла в ожидании.

А через секунду на пороге появилась Герда. Растрепанная и злая. Облокотилась о стену и покачала головой.

— Я слегка больна, чтобы бегать. Это если ты забыла. — Она с сожалением посмотрела на правый сапог. Сапоги у нее, к слову, были красивые — высокие, до колен, черные, на шпильке. — Еще и каблук сломала.

Я представила, как она бежит за мной на каблуках, подворачивает ноги, падает и поднимается, семенит по посадке, спотыкаясь о коряги. Нервно улыбнулась. Отступила еще на шаг и крепко сжала импровизированное оружие.

— Тебе лучше уйти, — сказала как можно спокойнее. — Эрик придет.

— Эрик занят. Он не думает о тебе. Когда поглощаешь ауну, не думаешь ни о чем, кроме его кена. Уж поверь, я знаю. А когда Эрик придет, здесь уже никого не будет. Только твое тело. — Она шагнула навстречу, комично прихрамывая. На лбу вокруг раны багровым разливался огромный синяк, наползая на кожу, изуродованную болезнью. — Я устала бегать за тобой, Полина. Видят боги, я была терпеливой. Даже пыталась предложить тебе выход.

— Выход? — нервно засмеялась я. — Смерть Барта — по-твоему, выход?

— Или он, или ты. Но теперь — только ты. Мне даже будет приятно. Если честно, ты всегда меня раздражала. Даже когда считала меня дочерью. Уж прости, но теплых чувств у меня никогда не было.

— Да, я поняла, — хрипло прошептала я. — Не нужно уточнять.

— Меня не убьешь этой штукой. — Герда кивнула на трубу. — Драугры бессмертны.

— Тебе так идут синяки — не могу удержаться, — съязвила я.

— Шутишь? Ну шути. Недолго осталось.

Легкие заполнило горячей лавой — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из глаз брызнули слезы, я согнулась пополам и выронила спасительное оружие.

Больно. Как же больно! Жжет. Грудь, живот, голову. Казалось, еще секунда — и мозг закипит.

— Я не тратила остатки, — услышала совсем близко пугающий, вкрадчивый голос. — Хранила для тебя.

А потом я перестала видеть. Совсем. Мир расплылся и его заволокло тьмой — холодной, безразличной, подавляющей. Я упала на колени и схватилась за голову. Хотелось выцарапать темноту из глаз, из груди, из-под кожи. Тьма подбиралась к жиле, обездвиживала и, наконец, победила меня.

Я исчезла. Совсем. Меня не было. Я растворилась в темноте, как в одном из тех снов про хельзу. Но тут уже не было ни Люсии, ни Барта, ни темной воды. Только холодный пол и Герда. Во мне. Вокруг меня. Везде.

А потом все схлынуло. И тьма, и боль, и обжигающая лава. Меня бережно подняли с пола, и знакомый голос шепнул на ухо:

— Испугалась?

Я замотала головой. Открыла глаза. Эрик. Тревожится. Обнимает.

— Нет. Ты же говорил не бояться, и я...

Не выдержала — расплакалась громко, с надрывом, выплескивая остатки обиды от слов Герды… Киры...

Кто она теперь? Кем всегда была? Была ли? И когда?

Он крепко прижал меня к себе и сказал ничего не выражающем голосом:

— Все почти закончилось. Идем.

— Постой, а как же… — Я обвела взглядом комнату, ища драугра. Она была здесь. Лежала на столе — том самом, застеленном пленкой. Смотрела в потолок и не шевелилась. — Что с ней?

— Магия, — пожал плечами Эрик. — Теперь во мне ее более чем достаточно, чтобы покончить с Гердой навсегда.

— Ауна, — догадалась я. — Ее магия?

Он кивнул.

— Но у меня и своей хватает — я жил с аунами два года.

— Зачем это все? Что это вообще такое? — Я указала на пленку на стенах и полу.

— Однажды я болел, — пояснил Эрик, — а по телевизору шел весьма занимательный сериал. Там главный герой-маньяк убивал своих жертв в такой комнате. Потом распиливал на части, упаковывал в пакеты и сбрасывал в океан. Никаких следов.

— Чего? — ошарашенно спросила я. — Хочешь сказать, ты… ее...

— Драугра нельзя убить, малыш. Они бессмертны.

— Он прав, — прохрипела Герда. — Достаточно одной капли крови, и адепты вернут меня.

— У тебя больше нет адептов, — не глядя на нее, глухо ответил Эрик.

— Влад тоже так думал.

Я вздрогнула, но Эрик успокаивающе сжал мою руку.

— Я не Влад. Касательно адептов… Если ты о том, что на Тибете, то его тоже нет. Впрочем, как и тех, которые в Лондоне и на Бали. Но даже если кто-то остался, ему придется нырять глубоко на дно, чтобы достать кусок твоего тела. Если его не съедят рыбы, конечно же. Знаешь, некоторые виды рыб обожают падаль.

— Эрик, пожалуйста… — простонала она и замолчала. То ли понимала, что ничего этим не добьется, то ли стало стыдно, что выказала слабость.

Мне было все равно. В моей душе догорел воображаемый погребальный костер, где я, наконец, сожгла тело своей дочери. Оплакала ее. А пепел развеяла по ветру. Еще один демон, которого я победила. Которого Эрик помог победить.

Странно, но жалости к Герде я не испытывала. Ни сострадания, ни печали. Даже отвращения к тому, что собирался сделать Эрик, не было. Только равнодушие. Холодное, расчетливое и циничное.

— Лучше бы ты умерла, — совершенно спокойно сказал Эрик драугру. — Потому что бессмертие для тебя станет проклятием.

На улице уже вовсю пахло весной. Теплый ветер приятно обдувал кожу, ветки старой яблони покачивались у нас над головами. А где-то внутри меня росла пустота. Темная и пугающая, как взгляд Герды. Она там, распятая, не в силах пошевелиться, а я… Мне все равно.

Все равно ведь?

— Она — Кира? — тихо спросил Эрик.

Я кивнула. Он понял сам, не нужно объяснять. Так даже лучше. Сброшу все на него — ответственность, необходимость решать, действовать.

Эрик прав, другого выхода нет. Рано или поздно он уйдет, и тогда драугру ничего не помешает меня убить. Она даже при нем не постеснялась.

— Я вызову тебе такси. Обещаешь дождаться и не делать глупостей?

— Спать лягу. Устала, — тихо ответила я, и он меня обнял.

— Ты говорила, Кира умерла, — прошептал мне в волосы. — Так и было, Полина. Она умерла. А эта — просто похожа на нее. Оболочка, не более. — Приподнял мой подбородок и очень серьезно добавил: — Дождись меня.

Не знаю, чего он боялся. Возможно, что я сбегу или попытаюсь помешать.

Я ехала домой и думала о прошлом. О моей Кире, которая умерла. Давно. В прохладном Будапеште, на берегу Дуная.

Так бывает — матери теряют детей. Жизнь не заканчивается, они продолжают дышать, вставать по утрам, готовить завтраки, ходить на работу. Забываться в делах. И лишь темными ночами, когда домашние спят, тихо плачут в подушку. Но в целом — живут.

Живут ли? Живу ли я? Цепляюсь за чужие эмоции, за чужую силу, пытаюсь окунуться в тепло, наполниться им, а внутри давно пусто. Только теперь я поняла это.

Не помню, как вошла в квартиру, разделась, приняла душ. Помню себя, лежащей на кровати, с поджатыми под подбородок коленями, в темноте. Без мыслей, без чувств, без движения.

А потом вернулся Эрик. Взял меня на руки, как ребенка, прижал к себе, и пустоту в груди заполнило его тепло. Я расплакалась, а он гладил по спине, молчал и обнимал — такой близкий, родной, любимый. И я впервые испугалась.

Что я буду делать, когда он уйдет? Умру? Сойду с ума? Очерствею?

Он мне нужен, как воздух. Просто нужен.

Постепенно рыдания утихли, и я сидела, прижавшись к Эрику, наслаждаясь его заботой и надежностью, и понимала: я нашла то, что искала. Того самого человека. И должна его отдать. Причем, не кому-то, а призрачному кану, о котором ничего не известно, кроме того, что это новый уровень сознания. Эрик хочет туда, а не меня. Я для него — только путь в кан и приятный кен.

И все равно я любила его. Люблю. Буду любить. Всегда. Потому что Эрик — самое настоящее, что было в моей жизни.

— Расскажи мне все, — тихо попросил он.

И я рассказала. О том, как Тан нашел меня для Герды, а Влад все «исправил». О том, как сам Влад потом сделал то же самое, а чтобы я не умерла, провел тут жуткий ритуал. О Кире. Об охотнике. О том, как я искала таинственного хищного в Будапеште, о гибели Норы. О договоре Влада с Альриком.

Эрик слушал молча и думал, и, казалось, я жизнь готова отдать, чтобы узнать, о чем. Но спросить побоялась, а говорить он не торопился. Просто обнимал.

А потом я уснула, и снилась мне синяя комната, а за окном — море. Чайки кружили над скалами, и дельфины плескались в залитой солнцем и покрытой рябью морской глади. Было просто хорошо. Я распахнула окно и смотрела вдаль — туда, где синее море сливается с синим небом.

Проснулась в полной темноте и почему-то испугалась. Эрика рядом не было, я лежала одна на огромной, почти безграничной кровати и дрожала. А потом он вернулся — оказывается, просто ходил в душ. Я снова расплакалась, а он вытирал мои слезы. И целовал. Я касалась его горячей кожи — бесстыдно, жадно. Хотелось забыться, ощутить его кен в себе, стереть страхи и разочарования прошлого дня.

Эрик стер.

Не было ничего — только мы. Сплетение тел, сплетение энергетик, словно мы — одно целое, неотделимое, единое. И я подумала, даже если он уйдет, в нем еще долго будет жить частичка меня, а во мне — он. Вселенная по имени Эрик.

Рассвет нагнал нас внезапно — усталых и довольных. Эрик лениво перебирал мои волосы, а я жмурилась и наслаждалась, как довольная кошка.

— Расскажи о себе, — попросила осторожно, боясь спугнуть волшебство, витающее в воздухе. Рядом с Эриком все было синим и волшебным.

— Что ты хочешь знать? — улыбнулся он.

— Все. Но буду рада, если ты хоть что-то расскажешь. Например, про кан. Как ты узнал, что тебе предстоит туда попасть?

— После смерти родителей я сорвался. Творил такие вещи… — Он вздохнул. — Похуже, чем сегодня. А потом попал в мир, созданный Арендрейтом. И он дал мне прочесть предсказание. С тех пор я ищу свою пророчицу.

— И ты сразу поверил? Я имею в виду, скади… разве тебе не близка их судьба?

— Древний жрец умеет убеждать.

— Скучаешь по родителям? — Я приподнялась и заглянула ему в лицо. Хотелось видеть глаза, но Эрик их прикрыл. Впрочем, он не напрягся, а значит, его не задел вопрос. Не хотелось бы причинить боль.

— Уже меньше, — признался он. — Хищные смертны, как это ни прискорбно. Но в кане, говорят, можно победить и смерть.

— И ты никогда не увлекался? Я имею в виду, никогда не думал, что можешь остаться здесь, отойти от цели?

— Никогда. Зачем?

— Некоторые люди меняют нас, Эрик. Врываются в жизнь, как вихрь, сминая планы, словно лист бумаги, и выбрасывая их в мусорный бак. И все идет наперекосяк.

— Не совсем тебя понимаю, — нахмурился он и, наконец, открыл глаза.

— Ты никогда не влюблялся?

— Никогда, — не колеблясь, ответил он.

— И ни с одной из своих женщин не был по-настоящему эмоционально близок? Никогда?

— Была одна. Но я не привязался к ней, если ты об этом. — Он помолчал немного. — А ты сразу поняла, что влюбилась?

— Что, прости? — опешила я. Щеки полыхнули румянцем, а в голове будто все встряхнули, и мысли осыпались осколками. Он что… знает? Но откуда? Или нарушил обещание?

— Ты же любила Влада. Мне интересно, насколько быстро поняла, что он — тот самый.

Я облегченно выдохнула и ответила:

— Я была очень молода, Эрик. А он — старше, сильнее, увереннее. Я потеряла голову. Хотя, возможно, меня тянуло к нему, как к атли… Кто теперь разберет?

— А сейчас?

— Что сейчас?

Он резко опрокинул меня на спину, навис, в глазах — животная дикость, отчего у меня тут же сбилось дыхание.

— Хочу тебя, — прошептал он безапелляционно, и поцеловал. А я снова потерялась.

Что ждало меня там, в будущем? Одиночество, которое нечем скрасить, кроме ярких воспоминаний прошлого? Сны, врывающиеся счастьем в каждую ночь? Мрачные рассветы в холодной постели?

Так почему бы не сделать сегодняшние воспоминания ярче, окрасить их синим и впечатать в душу так, чтобы уже никогда не забыть?

Вдруг я поняла, насколько поменялась. Стало неважно, что я теперь — одиночка, что атли — больше не моя семья. Я больше никогда не стану прежней.

Кем я стану?