Глава 20. Снова хельза

В хельзе, как всегда, жарко. Солнце в зените, тени ссохлись, затерялись в желтом, обжигающем песке. Где-то на горизонте горстка воинов. Я знаю, чьи они — узнала по одежде. Наверное, никогда не смогу забыть. Ни темного, похотливого взгляда, ни жестокости, когда его обладатель приговорил меня к смерти.

Это воины Орма — двадцать человек. Все, как на подбор — сильные, крепкие, высокие, с витиеватой сеточкой шрамов на коже. Таким был Ингвар. Воин, предавший своего правителя и дезертировавший во враждующую армию.

Те двадцать не отступят, будут драться до смерти. У каждого — тяжелый, острый меч и отвага, которой позавидовал бы любой солдат в кевейне. Им нечего терять, они уже умирали.

А напротив, на переминающейся с ноги на ногу лошади, утопающей копытами в рыхлом песке — Эрик. Словно рыба в воде — в этом жестоком мире сильных мужчин. По пояс обнаженный, волосы распущены, и их колышет ветер. Льдистые глаза щурятся и глядят вдаль, на всадников Орма. Они, кажется, тоже его заметили.

Ветер несет песок вдаль, вихрится, украшая ровное море пустыни волнообразным орнаментом. Меня там нет, но я могу видеть, слышать, чувствовать, что происходит.

— Безумец, их больше! — врывается в сознание знакомый голос, а через секунду в поле зрения появляется и его обладатель.

Здесь он выглядит непривычно и неестественно. Лишенный знакомого лоска, загорелый, в запыленной одежде и растрепавшимися волосами, Влад кажется диким.

Или может, хельза всех меняет? Преображает холеных, ухоженных мужчин в средневековых воинов, учит адаптироваться, выживать в мире, полном опасностей? Интересно, как выглядела я, когда жила здесь?

Поразмышлять об этом мне не дают.

— Зато мы в тельняшках, — лениво шутит Эрик, но улыбки на лице нет.

Зато Влад улыбается у него за спиной — недобро, хищно. А всадники неумолимо приближаются.

И я понимаю — нужно кричать. Сейчас. Громко. Чтобы проснуться. Чтобы...

Сон выплюнул меня лениво, как портал из кевейна в хельзу. Облепил паутиной тревоги, хлынул в душу обреченностью понимания: это еще одно видение, приближающее Эрика к кану. Отдаляющее от меня.

Плевать. Решила же вчера, что так будет лучше.

— Кошмар? — Эрик отложил в сторону ноутбук и обнял меня.

— Очередное испытание, — ответила я и подняла на него глаза. — В хельзе.

— Вещий сон? — нахмурился он.

Я кивнула.

— На этот раз хельза. Там были воины Орма, он тамошний правитель. Двадцать человек. А вас двое.

— Двое?

— Ну, ты и Влад...

Эрик закрыл глаза и шумно вдохнул, а я поспешила разрядить обстановку. Похоже, имя Влада со вчерашнего вечера действовало на вождя скади, как красная тряпка на быка. Приятно, конечно, но делу не поможет.

— Скорее всего, он провел тебя туда. Ведь только хельин может открыть портал.

— А причем тут… хочешь сказать, Влад умирал? — удивился Эрик.

— Почти, — вздохнула я. — Он был в коме. Несколько лет назад. Ну и...

— Вернулся?

— Да. Вестар, правитель востока, отпустил его.

— А ты много знаешь о хельзе, будто сама там была.

— Я и была. Пошла с незнакомым хельином искать Влада. Влипла в историю, выпуталась и вернулась.

Эрик помолчал немного, а потом бесстрастно сказал:

— Вряд ли Влад согласится мне помогать. У нас весьма натянутые отношения в последнее время.

— Он поможет, — уверила я и откинулась на подушки. — Проведет тебя.

— Хочет, чтобы я побыстрее справился и ушел в кан? А ты вернулась в атли?

Я пожала плечами. Была уверена, что так и есть, но говорить с Эриком на эту тему казалось кощунством. Вчера что-то произошло между нами, и пока я не готова была выяснять, что именно. Возможно, и не стоит это выяснять.

— Знаешь, когда я с тобой, мне совершенно не хочется вставать с постели, — улыбнулся он, словно почувствовал мое настроение и захотел исправить его, окрасить мысли радостью. Получилось — я не смогла сдержать ответной улыбки.

— У меня давно такое желание.

— Тогда давай его осуществим. Сегодня и завтра, и послезавтра… весь следующий месяц будем валяться.

— А как же сон? Видение?

— К черту твои видения! — резко выдохнул он и поцеловал меня. Затем потерся носом о мой нос и добавил: — Я уже начинаю их ненавидеть.

Я нахмурилась.

— Не говори так. Они — билет в кан, не забывай.

Эрик кивнул и неожиданно спросил:

— Глеб — он для тебя кто?

— В смысле кто? — не поняла я. — Он мой друг. Лучший.

— Друг и все?

— Друг и ого-го, — поддразнила я и рассмеялась. — Я не влюблена в него, если ты об этом.

— Ты очень отчаянно просила его спасти.

— Мы с Глебом многое прошли. В том числе и проверку сексом. Давно.

— В Ельце, верно? — лукаво поинтересовался Эрик. — Я помню. Твои флюиды не спутаешь ни с чем.

— Мои… флюиды? — Я поднялась и завернулась в одеяло. — Что ты имеешь в виду?

— Когда Ольга Измайлова умерла, я был слегка… занят. Не смог побывать на похоронах. Поэтому приехал чуть позже, с Дарьей. Глеба не было, не смог, а вот Влад был. Я тогда еще очень удивился — он странно отреагировал на мою реплику о Глебе и его девушке. У меня есть дар — читать остатки аур, а ваши там были… весьма специфические. — Эрик усмехнулся. — Влад не знал, да? Ну что вы там...

— О боже! — Я закрыла лицо ладонями.

Совпадений не бывает, но судьба иногда иронизирует над нами. Сразу всплыл в памяти чудесный вечер, закончившийся для меня фатально. Заныли шрамы на запястьях, будто индикаторы, напоминающие о предательстве. Белесые, рваные метки прошлого, которые не сотрешь.

— Ты сказал ему, — хрипло прошептала я и спрятала предплечья между коленей. — А потом он сделал… это.

— Что сделал, Полина? — насторожился Эрик.

Я подняла на него глаза. Звенящая тишина, ожидание ответа, разлившаяся по комнате тайна, будоражащая, пробуждающая плохие воспоминания — холод камня и запах крови.

— Провел ритуал изгнания Девяти.

Эрик вздохнул. Лег на спину и уставился в потолок, а на губах заиграла странная улыбка. И показалось, он сожалеет о чем-то, только о чем именно, я понять не могла. Тени от деревьев за окном танцевали задорные танцы на стене, до которой не добирался рассеянный свет ноутбука.

— Это так странно, — задумчиво произнес Эрик. — И волнующе.

— Что именно?

— Такая преданность. Влад был достаточно жесток, чтобы ты задумалась об уходе из атли еще тогда, но ты все еще любишь его.

— Я не… с чего ты взял? — возмутилась я.

Он повернулся ко мне.

— Вижу.

И замолчал. Я тоже молчала. Щеки полыхали, а я пялилась на теребящие пододеяльник пальцы. Хотелось сказать ему, что я больше не люблю Влада, но не смогла. Наверное, потому что поклялась не врать Эрику, а это утверждение было бы явной ложью.

Воспоминания вернули не только плохое — с ними возвратились чувства, глубоко спящие в душе. Пусть моя любовь принесла только боль и разочарование, но она была. И моменты близости, единения — были тоже. А Влад, какими бы неправильными не казались его поступки, все же спасал меня. Как умел.

— Знавал я женщин, которые умели вот так проникаться, — продолжил Эрик, и я снова на него посмотрела. — Раньше подобная преданность пугала меня до чертиков. А теперь...

— Что?

— Даже завидно, — улыбнулся он.

— Не завидуй, — угрюмо ответила я. — Было бы чему.

— Давай сотрем тот миг, когда ты сказала мне о видении. — Внезапно он привлек меня к себе, погладил по щеке и горячо добавил: — Никогда мне о них не рассказывай...

Его губы нашли мои — горячие, требовательные, настойчивые. Как бы мне хотелось и вовсе не видеть этих его испытаний, сменить дар на способности защитницы или целительницы и переложить свое несчастье на плечи какой-нибудь другой пророчицы. Незнакомой, которую потом можно будет корить за то, что забрала у меня Эрика. Забрала у мира.

Но корить придется себя.

— Если бы я остался, ты смогла бы меня полюбить? — внезапно отстранившись, спросил он, и я растерялась. Просто смотрела в глаза и молчала.

Зачем он это спрашивает? Чего ждет? Признаний? Слов, что на выходе разорвут душу, нанесут глубокие раны. Намного глубже тех, что остались бы, останься эти слова не произнесены.

Но Эрик и не ждал ответа. Сгреб меня в охапку и прошептал:

— Не отвечай, или соври, что смогла бы.

С каждой секундой я боялась его все больше. Того, что он скажет, во что заставит поверить. Ведь надежда — как сорняк. Оставь одно маленькое семя и разрастется поле. А я не могу позволить себе надеяться.

— Мои слова ничего не изменят, Эрик, — ответила с горечью и отвернулась. Впервые захотелось от него убежать. Скрыться. Остаться одной. Некоторые темы, наверное, не стоит поднимать, чтобы не разочаровываться.

— Ты мало значения придаешь тому, что говоришь, — продолжал он. Казалось, Эрик вовсе не хотел заканчивать разговор. — Я растерялся совершенно. И чем ближе день открытия портала, тем меньше я хочу уходить.

Наверное, каждая женщина об этом мечтает. Чтобы мужчина, в присутствии которого у нее подгибаются коленки, сказал подобные слова. Что встреча с ней изменила его жизнь. Что она — особенная и будит в нем неизведанные чувства. А он полюбил ее настолько, что пересмотрел свое будущее.

Только вот я давно перестала верить в сказки. Реальность намного циничнее и жестче, поэтому к ней нужно уметь приспосабливаться. А розовые мечты сложить в банку из-под кофе и заглядывать раз в полгода, ночью, когда никто не видит. Рассматривать в течение получаса, словно содержимое детского тайника, затем складывать обратно и прятать — до следующего раза.

Но сердце все равно стучало гулко, воздух превратился в горячую жижу, обжигающую легкие.

— Ты что-нибудь скажешь? — осторожно спросил Эрик, разворачивая меня к себе. — Хоть что-то?

— Скажу, — кивнула я. — Тебе нужно в хельзу, иначе зачем все это было? Все эти годы, что ты готовился, искал пророчицу...

— И нашел, — перебил он. — Нашел — тебя.

— Все равно, — упрямо помотала я головой. — Мои видения — не просто так. Они всегда сбываются. Если я видела тебя в хельзе, значит, ты должен там побывать. К тому же, — злорадно улыбнулась, — будет весьма неплохо, если Орм пострадает. Он негодяй.

— Ого! Тебе успел досадить правитель хельзы? — усмехнулся вождь скади.

— Он правитель запада, а не хельзы, — скривилась я. — К тому же падкий до кена пророчиц и до их крови. — Я вздохнула и, проследив, как меняется лицо Эрика, пояснила: — Орм первый, кто сказал мне, как проводится ритуал. Для того и заманил меня в хельзу.

— Считай, он уже труп, — недобро прищурился Эрик и крепко меня обнял. — Как и каждый, кто вздумает навредить тебе. — Погладил меня по голове и добавил: — Я пойду в хельзу. Но когда вернусь, мы поговорим об этом снова, хорошо?

Я ничего не ответила. Просто лежала и смотрела на стену — на хитросплетенье теней, превращающих темно-синий в индиго. Пляшущие существа гипнотизировали, а размеренный стук сердца Эрика успокаивал.

Я боялась поверить ему. Боялась представить, что все это происходит на самом деле. Любимый говорит, что я нужна. Я, а не его призрачный кан. И что когда-нибудь, возможно, если карты сложатся правильно, счастье станет осязаемым и реальным. А главное — длительным.

И так захотелось вдруг поверить, что так и будет! Но поверить означало проиграть.

Прошла неделя, но Эрик так ни разу не заикнулся о хельзе. Не знаю, говорил ли он с Владом, если честно, я с трудом могла представить их разговор. Влад в последнюю нашу встречу миролюбивым не выглядел, Эрик тоже высказался весьма красноречиво о вожде атли.

А я вновь оказалась в зыбучих песках. И каждый шаг сулил подножку, каждое необдуманное слово — разочарование. Эрик всю сознательную жизнь стремился в кан. Барт, да и Дэн говорили: то, что написано в книге пророчеств Арендрейта, сбывается всегда. Не станет ли внезапное сомнение Эрика фатальным? Да и что я могу предложить ему — сильному, смелому, совершенному? Истерзанную душу? Изуродованное шрамами предательств тело? Я — всего лишь сольвейг, сбившийся с пути. Упавший в бездну растерянный птенец. Раненное и сдавшееся животное.

Эрик не такой. Он все еще верит, что может что-то изменить: систему, жизнь родных, себя. Он не останавливается, не сомневается, идет к своей цели. И я, как бы сильно ни хотелось поверить в его привязанность, не имею права становиться у него на пути.

Иногда быть сильным — значит отпустить. Улыбнуться, пожелать счастливого пути, пообещать писать письма или хотя бы смс. Зная, что на самом деле расставание — навсегда, а память со временем затрется, истечет песком, наполнится новыми, пусть не такими радужными воспоминаниями. Это все неважно. Потому что в такие моменты ты учишься жить. Взрослеешь, постепенно избавляясь от детских капризов и комплексов. Понимая, что человеку без тебя будет лучше, чем с тобой. И там, где-то вдалеке, куда тебе дороги нет, он найдет нечто большее, чем простое человеческое счастье.

Да и что такое счастье? То, что для меня означает это слово, вовсе не должно значить то же для Эрика.

С этими мыслями я и приехала в тот дом.

Нет, я не нарочно его так обозвала. Наверное, все закономерно — ведь с самого первого дня, как я впервые увидела его, особняк атли оставался для меня «тем самым домом». Домом, где я окончательно лишилась наивности. Домом, где я любила, теряла, находила. Где повзрослела.

Что бы ни происходило, я всегда возвращалась сюда. И тогда, когда приехала с Филиппом — маленькая, испуганная, не готовая к совету. И после присяги, обещая Глебу, что останусь, пока не заживут его синяки. Сбежала из хельзы, вернулась из роддома с Кирой, несмотря на поступок Влада. Нагруженная напутствиями Барта, приехала из Москвы предупредить.

И вот снова — стою на пороге. Не в силах войти. Не в силах уехать.

Дом притягивал. Манил. Словно частичка прошлого, которое отвергло меня, но неумолимо звало обратно. Наверное, невозможно отречься и забыть. Не зря Эрик так печется о соблюдении закона крови — она кипит в жилах, манит туда, где твоя семья. Пусть несовершенная, пусть не понимающая тебя, но исконно близкая, родная. Потому что вам суждено было родиться в одном племени.

Никогда до этого я не задумывалась о связях между соплеменниками. О том, что это не только психологические узы, влияние вождя и самовнушение. Это нечто большее — энергетические связи, которые не в силах разорвать ничто. И пока ты дышишь, будешь стремиться туда, где живут по сути чужие тебе люди, но энергетически близкие. И вновь всплывают воспоминания: очаг племени, держащиеся за руки хищные, обмен… Все это не проходит бесследно. Для меня не прошло. Ни жизнь в Москве с Ирой, ни быт сольвейгов, ни даже Эрик не смогли стереть этого.

Избавившись от дикого страха перед драугром, победив своих внутренних демонов, отрешившись от обид, я призналась себе: атли все еще в моей жизни. И пусть я не готова к шагам навстречу, да и к каким-либо другим шагам, понять это было откровением.

Я глубоко вздохнула и облокотилась о перила. Было уже совсем тепло: майский воздух пропитался солнцем, ярко-изумрудная трава шевелилась от легкого ветерка. На дереве у крыльца щебетали птицы. Входить не хотелось — на улице пахло раем и булочками. Впрочем, интуиция говорила, что мне совершенно необязательно входить внутрь. Во всяком случае, чтобы сделать задуманное.

Так и вышло — входная дверь распахнулась, и через секунду он уже стоял рядом. Человек из моих кошмаров. Самый страшный палач. И мужчина, которого я подпустила ближе всех.

— Ты вернулась или зашла к Глебу? — спросил он будничным голосом. Посмотрел вперед, где на стоянке серебрился новый обтекаемый автомобиль весьма агрессивного вида.

Как странно, что когда у человека в жизни случается что-то серьезное, он меняет себя. Женщины идут в салон и красят волосы в кардинально противоположный цвет. Выбрасывают в мусор старую одежду и меняют гардероб. А мужчины вроде Влада покупают новую машину.

Словно можно стереть переменами прошлое, сказать себе: ничего не было.

— Нет, — помотала я головой. — Я пришла к тебе.

Влад вздохнул и покачал головой, а затем криво улыбнулся, будто признавая поражение.

— Не ожидал. Думал, ты от меня прячешься. Но сегодня, наверное, особенный день. — Он повернулся ко мне. — Везучий.

— Везение здесь ни при чем, — ответила я, пропуская мимо ушей привычный сарказм. — Мне нужна твоя помощь.

Он, казалось, опешил.

— Что, прости?

— Ты все еще умеешь открывать портал в хельзу, верно? Ты был хельином, не уверена, что перестал им быть.

— Очень интересно, — прищурился Влад. — Зачем тебе понадобилось в хельзу, Полина?

— Не мне. То есть… — Я вздохнула. — У меня было видение.

— Стейнмод, ну конечно! — усмехнулся он и снова отвернулся. — В хельзу нужно ему.

— Это испытание приблизит его к кану.

— А сейчас я должен обрадоваться? — иронично поинтересовался Влад. — Запрыгать тут от счастья и предложить свои услуги?

— Влад...

— Что, Влад? Ты хоть представляешь, что происходило со мной за все это время, пока ты подвергала себя опасности раз за разом?

— Ты не сильно заботился о том, что происходило со мной! — резко перебила я. — Когда я жила в Москве.

— Собираешься всю жизнь меня этим попрекать?

— Да не собираюсь я тебя попрекать. Я пришла попросить о помощи. Если ты откажешь, мы будем искать другого хельина.

— Непросто найти хельина в кевейне, Полина.

— Знаю. Потому и пришла.

Несколько секунд Влад думал, а затем кивнул.

— Я помогу Стейнмоду. Но при одном условии.

— При каком? — нахмурилась я Естественно, не стоило обольщаться, что Влад Вермунд сделает что-то просто так.

— После этого испытания ты вернешься в атли.

— Ты не можешь этого требовать, — сказала я твердо. — Но могу сказать точно, если не поможешь, я никогда не вернусь.

— Это шантаж? Ты… шантажируешь меня? — Казалось, такого ответа Влад ожидал меньше всего.

А во мне проснулось странное безразличие. Или это называют уверенностью? Я пожала плечами.

— Ты первый начал. К тому же, ты прекрасно знаешь, что я не выношу шантажа.

— Я не вижу другого способа вернуть тебя, — пробормотал он и отвернулся. — Полякова вымотала мне нервы и чуть не лишила жреца. Она не отличает вещих снов от обычных и не утруждается, чтобы посвящать меня в детали. Атли нужна пророчица — настоящая, сильная. И я буду делать все, чтобы ее вернуть.

— Лина — деторожденная, — напомнила я. — У нее не будет моих способностей никогда. Но ее дочь, возможно...

— Я свою позицию озвучил. Обсуждать это больше не хочу.

— Хорошо, не будем обсуждать, — примирительно сказала я. — Так ты поможешь нам?

— Нет никаких вас, Полина. Есть только ты и Эрик Стейнмод!

Я глубоко вздохнула. Уже и забыла, как бывает сложно с ним разговаривать. Но, в конце концов, я пришла просить и требовать не имею права. Выводить Влада из себя не входило в мои планы. Поэтому я кивнула, соглашаясь на его правила.

— Хорошо, Влад. Так ты поможешь мне и Эрику Стейнмоду?

Несколько мгновений он пристально разглядывал меня, а затем кивнул. Было что-то жуткое в его взгляде в тот момент, но я не придала значения. Наверное, все невозможно предугадать...

— Я помогу Стейнмоду. Проведу его. Только его одного, — уточнил он и поправил мне волосы — знакомым жестом и оттого почему-то волнующим. — Второй раз хельза не выдержит воинственного сольвейга. — Затем, стал абсолютно серьезным и деловито добавил: — Завтра в десять вечера, здесь. И пусть не опаздывает.

Затем резко развернулся и пошел к машине. А через минуту я уже осталась одна на крыльце, ласкаемая теплым весенним солнцем. В ореоле тревоги будущности. Совершив очередное безрассудство, о котором потом, возможно, придется пожалеть.

Безрассудства — моя фишка, и они всегда к чему-то приводят. К толчку. Выбору. И неизменно — решению.

Решение было необходимо, как воздух.

Возвращаться в пропитанную опасными чувствами квартиру не хотелось, и поэтому я приехала в город и отправилась в парк. Долго гуляла по чистым аллеям, как довольная кошка, жмурясь от ослепительного и теплого солнца. Представила себя одной на целой планете, среди опустевших улиц с мигающими светофорами и белками, скачущими по ветвям каштанов. В почти абсолютной, оглушительной тишине.

А потом у меня зазвонил телефон.

Я и не заметила, как стемнело. В начале мая темнеет поздно. Не так, как в июне, но все же. Весна продлевает день, выплескивая больше света на циферблат.

Сумерки вернули холод. Мамочки с колясками покинули парк, освободив пространство для влюбленных парочек. Запахло хотдогами и дешевыми духами.

— Ты где потерялась? — Голос ласковый и совсем не обеспокоенный. Скорее соскучился, чем волнуется. Конечно, на меня же сверхсильная магическая защита. Охотник не убьет, драугр почил на дне океана.

Но он все равно звонит. Просто, чтобы узнать, что все хорошо.

— Гуляю в парке, — улыбнулась я, присаживаясь на лавочку с коваными перилами под ярко-желтым фонарем. Его свет коснулся плеч, но не согрел. Не солнце — так, его подобие. Просто свет.

— Одна?

— Одна.

Тепло разгорелось в груди. От гортанного звука его голоса, от слов — таких обычных, но таящих в себе сакральный смысл. Для меня. Для него.

Скоро все станет непоправимым, и значит, нужно остановиться. Сегодня у дома атли я сделала выбор, теперь очередь Эрика.

Теплая рука легла на плечо, но я даже не вздрогнула. Зажмурилась, впитывая радость момента. Судьба одаривает нас гораздо чаще, чем мы замечаем. Ежедневные бонусы, которых мы не заслуживаем, сила, что дает возможность бесстрашно смотреть в новый день.

Мы привыкли жаловаться. На несправедливость, рок, черные полосы. А ведь краски в наших руках. Плеснуть бы на холст желтым, зеленым, красным. Нарисовать радугу после дождя.

Но мы не умеем. Привычнее — жалеть себя.

— Я могу чувствовать, где ты, — шепнул Эрик мне на ухо и присел рядом. Я прильнула к его плечу, наслаждаясь неожиданным теплом, и поняла, что дрожу. — Замерзла?

— Немного. Думала, ты занят делами.

— Я и был. Только что из Владивостока.

— Там у тебя… что там у тебя? Чем ты занимаешься, Эрик?

Он улыбнулся.

— Верфи. Судостроение. Дело отца. — Помолчал немного и восторженно добавил: — Обожаю море!

— Ты похож на море — большой, сильный, как стихия. И страшный в шторм.

— Страшный? — Он отстранил меня и заглянул в глаза.

Я пожала плечами.

— Плевать. Пусть твои враги боятся! — Вздохнула. — Например, Орм из хельзы.

— А это… — Эрик откинулся на спинку и прикрыл глаза. Красивый и необычный для этого мира.

Наверное, не зря в книге пророчеств ему предсказан кан. Вождь скади, словно воин древности, родился не в свою эпоху. И пусть он старался соответствовать — с сильными спорить сложно — но время будто отвергало его, игнорировало, вытесняло из реальности, превращая в красивую сказку для маленьких мечтательниц вроде меня. Несбыточный, но прекрасный финал.

И разозлившись на себя саму за то, что позволяю этим мечтам снова войти в душу, я резко произнесла:

— Я говорила с Владом сегодня. Завтра вечером он проведет тебя в хельзу.

Молчание оглушило пронзительным звоном. Эрик напрягся, стиснул мое плечо, словно оно было его спасительным якорем. Я затаилась. Ждать — всегда сложнее, чем действовать. Ждать — означает смириться с положением вещей. Мириться я умела плохо.

Но молчание рассеялось в секунду, потому что Эрик расслабился и кивнул, прогнав напряжение:

— Это замечательно. — Чмокнул меня в макушку. — Ты так много делаешь для меня. Спасибо!

И словно ничего и не произошло. Остаток вечера прошел чудесно. Мы гуляли, смеялись, ели сладкую вату, а потом сетовали на липкие пальцы.

Майские звезды всегда необычайно крупные. На низком небе разбросанные пригоршнями невидимого волшебника, сияют, словно радуясь теплу весны. Отражаются в мутной воде спящих еще фонтанов, из которых осенью забыли слить воду.

В тот вечер были только мы и звезды. А еще луна — еще не совсем полная, с истертым правым боком. Небольшая, скромная, по сравнению с яркими звездами, но вносящая гармонию в общую картину.

А потом мы вернулись домой. Свет включать не стали. Сознательно. Приняли душ вместе в полной темноте. А потом Эрик взял меня на руки и отнес в кровать.

Наверное, мы принесли с собой немного звездной пыли. Разбросали по комнате, и она мерцала у нас над головами, на стенах, на тонких сатиновых наволочках темно-синего цвета. С нею мерцали и глаза Эрика — цвета плотного льда и голубой лагуны. Его взгляд пронизывал, проникал в меня, растекаясь по венам обжигающим теплом. Иногда казалось, я не выдержу — моргну. Но я выдерживала. Раз за разом. А потом полностью потерялась в нем, растворилась, исчезла.

Дышала — его дыханием. Видела — его глазами. Чувствовала — его кожей.

Стала им. На миг. Навсегда.

Так мы и лежали до утра, глаза в глаза, переплетя пальцы, спокойные и счастливые.

Было ли это проявлением чувств Эрика? Несомненно. Он был особенным, любил по-своему, защищал так, как умеет. Мечтая о несбыточном, на первый взгляд, не забывал дарить радость окружающим.

Мы провалились в вечность, ныряя друг к другу в душу, выныривая и вновь погружаясь. Такого у меня ни с кем еще не было — такой глубины, такой безысходности. Понимать, что связан с человеком неразрывно. Мы сплелись, сроднились корнями, питали друг друга, стали единым.

И пусть мне придется порвать эти нити, отпустить его. Смотреть на него до утра — это блаженство!

Вечер следующего дня был по-летнему теплым. Даже после заката. Весна понемногу сдавала позиции, в воздухе пахло дымом и жаренным мясом, на соседском дворе собралась большая шумная компания — слышались задорные шутки и смех.

Люди. Живут, как умеют, не замечая ничего под боком. Конечно же, Лара просто напустила хороший морок. Интересно, кто, они думают, живет с ними по соседству? Добропорядочная семья с тремя детьми? Закоренелый холостяк, который приводит новую девушку каждый вечер? Толстопузый депутат с ухоженной, но изрядно постаревшей женой?

Или вовсе не думают — морок защитницы настолько сильный, что просто рассеивает внимание, когда взгляд касается соседского забора. Отводит ненужные мысли, перенаправляя их в другое русло...

Дом атли утонул в зелени. Аккуратно подстриженные кустики по обе стороны от подъездного пути, изумрудная трава, потемневшая в сумерках. Высокий клен у крыльца.

Мы приехали раньше — к восьми. Я тоскливо обвела взглядом двор и приготовилась к моральной атаке. На крыльце нас почему-то встречали Даша и Глеб. Защитница скади выглядела встревоженной, хотя и старалась это скрыть всеми силами. Приветливо улыбнулась мне и даже поинтересовалась, как дела. Странная — то рычит, то улыбается.

Я сильнее стиснула руку Эрика и ответила парой дежурных фраз.

Напряжение, казалось, можно резать ножом. Глеб тоже был напряжен и, показалось, подавлен. Поздоровался и утянул меня в дом. Я и сама была рада сбежать. Думала, будет легче.

Влад явно не собирался облегчать мне жизнь. Встретил в гостиной теплой улыбкой и рукопожатием, на первый взгляд кажущимся невинным, но на самом деле… Большой палец скользнул к моему запястью, и по телу прошла незваная дрожь. Словно уверившись в своих умозаключениях, Влад подмигнул мне и повернулся к Эрику, выпуская руку. С вождем скади поздоровался сухо и неприязненно, вернув ощущение тревоги и даже усилив его.

А потом Глеб увел меня наверх. Перед тем как уйти, я еще раз взглянула на Эрика, но он был занят сестрой и на меня не смотрел.

В комнате Глеба ничего не изменилось — темные обои, беспорядок и гитара на кровати, поверх скомканного, не расправленного с ночи покрывала. Почерканные листы рядом — попытка сочинять. Глеб всегда пишет музыку, когда подавлен.

— Как ты? — Я присела и разгладила небольшой участок темно-коричневого покрывала.

— Жив, — улыбнулся Глеб и отвернулся. — Хотя ощущения разные, знаешь...

— Видел ее?

Он вздохнул.

— Нельзя. Я и так много натворил. Не хочу подставлять ее, да и Влад… Все же нужно вести себя по-взрослому.

— Ого, какие речи. А ведь когда-то ты его ненавидел.

— Что было, то было. — Глеб посмотрел на меня очень серьезно. — Он мой брат, Полина. Моя кровь. Я много думал. В какой-то мере я могу его понять. Тогда с Никой… думал, на все способен, лишь бы она жила! Мы всегда соринку видим лишь в чужих глазах.

— Я не верю, — покачала я головой. — Ты бы не смог. Остановился бы. Некоторые поступки меняют нас навсегда.

— Возможно. Эрик изменит тебя?

— Эрик?

— Да брось, Полевая, я все вижу. И тебя, и его, и ваши игры в любовь… Иногда мне хочется придушить его, веришь!

— Похоже, тебе вредно жить с Владом в одном доме, — пробормотала я и отвернулась.

На серых обоях истершимися призраками висели фото. Мы с Глебом в траве на заднем дворе. Рита — лучистая, улыбающаяся. Ольга в строгом костюме, опирающаяся на руку Альберта — отчима Глеба. И маленькая фотография Ники, спрятанная почти за шкафом. Ее отлично было видно только с кровати. Можно любоваться, когда лежишь один, и думать, думать...

— Влад здесь ни при чем. Я тогда еще говорил, что вы играете с огнем, а сейчас, похоже, это вышло из-под контроля. — Глеб взял мою ладонь, несильно сжал. Рука у него была сухая и теплая, с шершавыми пучками пальцев — следами от струн. — Тебе ведь больно будет, Полина. Когда он уйдет. А мы оба знаем, как тебе бывает больно.

— Зато сейчас хорошо, — прошептала я, чувствуя, что глазам становится горячо. Плохой знак — предвестник грядущих слез. Я не имею права расклеиваться.

— Это аргумент, — улыбнулся Глеб и упал на спину. — Ты меня не слушай, ворчуна. Я тебя люблю и забочусь. Но жизнь свою живи сама.

— Я тоже тебя люблю. — Я легла рядом, положив голову ему на грудь.

— Ты в курсе, что скоро в Липецке будет новый смотритель?

— Как новый? — Я подняла голову. — А… Мишель?

— Ходят слухи, суда Альрика древний не пережил, — заговорщически сообщил мне Глеб.

— Да ладно!

— Мишель мертв, Полина. Все плохое кончилось.

Кончилось. Все — и Герда, и Мишель, и даже Альрик как бы ни хотел, не мог причинить вреда. Разговоры — не в счет. Можно сделать вид, что они не тронули тебя. И пусть Первозданный умеет читать мысли и делать выводы.

Все это Эрик. Как только он появился, все пошло на лад. Изломанные кости души срослись, раны затянулись и лишь шрамы изредка зудели, напоминая, что еще год назад я была при смерти. Маленькая испуганная девочка на берегу большой реки. Волны плещутся. В воздухе пахнет ванилью и рыбой.

— Думаю, Альрику не понравилось, что древний влез. Уверен, у него на вас с Владом были другие планы.

— Были… — прошептала я, стирая соленую влагу со щек. — Есть.

— Надеюсь, они не убьют друг друга.

— Что? Кто? — Я повернулась. Глеб смотрел серьезно и немного осуждающе.

— Влад с Эриком. Они же вдвоем идут в хельзу, тебя не берут. Хотя это к лучшему. Только вот… — Он прищурился. — Ты не спрашивала себя, почему Влад согласился ему помочь?

— Влад надеется, что после всех испытаний Эрик уйдет в кан, и я вернусь в атли, — криво улыбнулась я.

— Но ты ведь не вернешься, — вернул он мне горькую улыбку. — Сейчас ты скорее скади...

— То, что я помогаю Эрику, не делает меня скади! — возмутилась я.

— Это не делает. — Глеб сделал паузу, а затем спросил: — А ты не думала, что Владу проще сегодня же избавиться от Эрика?

Пульс нервно бился в жилке на виске. Во рту разлился солонковатый привкус. Страх? Кровь? Бог мой, я и не заметила, как прокусила губу!

— В каком смысле… избавиться?

— Влад ведет Эрика в хельзу, дверь в которую может открыть лишь хельин. Ты не подумала, что если Влад не захочет, Эрик никогда не выберется оттуда?

Подозрения размножились быстро. Растеклись морозом по плечам, спустились по позвоночнику. Теперь идея пройти это испытание сегодня не казалась мне такой удачной. Возможно, если бы я поговорила с Владом по-другому, убедила его… В чем? Что вернусь? Обмануть я бы не посмела.

Не готова — не то, что вернуться — решить. Пока Эрик здесь, хочу просто наслаждаться. Ключевое слово здесь «пока». Но все равно, если бы я была чуть более чуткой, возможно, Влад пошел бы в хельзу не с таким воинственным настроем. Если даже у Глеба возникли подозрения, беспечно с моей стороны не обеспокоиться. Эрик-то думает, ему все по плечу. Впрочем, во многом так и есть.

Черт, теперь придется бояться за них обоих!

— Нет, — помотала я головой, найдя, наконец, единственную зацепку — которая реабилитировала Влада в мыслях. — Он не поступит так с Дашей.

— В последнее время мне кажется, Даша озабочена судьбой Влада больше, чем судьбой Эрика, — иронично возразил Глеб.

— Если Влад пойдет на это, я точно не вернусь в атли — он не может не понимать этого.

— А как поймешь, что именно там произошло? Эрик может сгинуть в бою — многие воины так погибают. Хельза — опасное место. А Влад… как бы я за него ни переживал, все же знаю его отлично. Да и ты знаешь — когда он чего-то хочет, умеет играть грязно.

— Влад не убьет его — не хватит сил, — уверенно сказала я. Хотя уверенности было больше в голосе, чем в душе. — Единственное, что он может — бросить его там. Но Эрику достаточно найти сильного хельина, и он выберется. Слишком шаткий план.

— Был бы шатким, если бы у Влада не нашлось союзников в хельзе. Не забывай о Вестаре, у которого в подчинении большое войско. Он богат и влиятелен, и сможет позаботиться о том, чтобы Эрик никогда не нашел выхода из хельзы.

— К черту Вестара и всех его воинов! Я видела, как Эрик дерется. Как безумный. Влад не захочет себе такого врага.

— Влад всегда умел рисковать, Полина. А сейчас на кону то, что ему дорого. Ты ведь знаешь, что это так — он мог погибнуть в Венгрии. Если бы ты не поделилась с ним, Влад Вермунд был бы мертв. А жизнь свою он ценит больше всего на свете. Понимаешь, к чему я веду? — Глеб вздохнул и приобнял меня за плечи. Знакомый запах бензина и сигарет успокаивал и волновал одновременно. Или волновало то, что он говорил? — Твоя жизнь для него важнее. А значит, важнее ты.

Мы сидели молча некоторое время. Я считала струны на его гитаре — бессознательно перебирала их и думала о своем. Вспоминала. Белые розы в хрустальной вазе у Вики на столе, ночные звонки, быстрые сборы — две сумки с вещами и привет, новая жизнь. А потом слезы — вечные спутники моей жизни. Разочарование. Боль.

Был ли у нас когда-нибудь шанс? Хотя бы маленький? Или все изначально предрешено и записано в книгу предсказаний? Если последнее верно, то как печальна наша жизнь. Ведь если ничего невозможно изменить, зачем бороться? И к чему придешь в итоге? К выбору или мраморной плите на кладбище? Впрочем, нам, хищным, и этого не дано. Нас хоронят вблизи поселения или у очага — чтобы улучшить землю, напитать ее кеном. Тогда земля лучше держит защиту.

Что я знаю о мире мертвых? Он жесток, прямолинеен, и в нем ценят силу. А Эрик сильный воин. Вестар наверняка захочет себе такого. Есть ли у него способы заполучить Эрика? Хельины забывают прошлую жизнь, но Эрик не хельин. Он будет помнить. И вернется. Вернется ведь?

Эти мысли, как надоедливая мошкара, возвращались поживиться моими переживаниями.

Обстановка в гостиной их только усилила. Бедная Даша, как она их только выносила все это время? Старающиеся казаться спокойными, мужчины излучали такой негатив, что не хотелось спускаться. Я даже попятилась, но Глеб подтолкнул меня вперед — мол, иди, разбирайся с ними сама.

Изверг! Еще и издевается.

Не знаю, где в тот вечер были остальные атли — то ли Влад отослал в связи с нашим приездом, то ли предчувствие нехорошего прогнало их из дома. Дом замер. Молчал и делиться предположениями не спешил. Притворился спящим.

Впрочем, мне не нужен был дом, чтобы все выяснить. Эрик о чем-то говорил по телефону и бросал в сторону Влада недобрые взгляды. Даша допивала остывший чай.

Что ж, у меня есть время — несколько минут — но этого достаточно. Слова имеют значения. Словами можно ранить, а можно дать надежду. Жизнь научила меня быть немного циничной. Жонглировать словами. Не всегда, до этого мне еще далеко, но в нужные моменты… Изворотливости бы еще и можно сказать, умею выживать.

Глеб присел рядом с Дашей и увлек ее расспросами о жизни скади. А я подошла к Владу.

— Можно с тобой поговорить? — Покосилась на Эрика и почему-то ощутила легкий укол совести. Нет, нельзя поддаваться ей. Я должна быть уверена. Просто не могу допустить, чтобы наш путь прервался на полдороги. Поэтому добавила: — Наедине.

Влад тоже взглянул на Эрика и ответил. Громко.

— Тебе всегда можно. Могу предложить кабинет или свою спальню.

Он сделал акцент на слове «спальня». Вложил в него, как письмо в конверт, тайный смысл, запечатал и наклеил марку. Впрочем, адресат прекрасно понял все еще до того, как распечатал. Ответил злым, льдистым взглядом, способным смутить любого. Любого, но не Влада.

— Кабинет сойдет, — буркнула я и, не дожидаясь, пошла в сторону коридорчика.

Если эта афера выгорит, никогда больше не буду присутствовать при их встречах. Пусть меряются уровнем тестостерона как-нибудь без меня.

Да и вообще… недолго осталось мериться.

Откуда я знала? Просто знала. Испытания не вечны.

Темно-зеленая штора качнулась, когда Влад прикрыл за нами дверь. Руки дрожали, и я спрятала их в задние карманы джинсов. Влад, напротив, был расслаблен — оперся о дверь и не сводил с меня испытывающего взгляда, теплого и колючего одновременно.

Лед и пламя.

Желание и злость.

Он винит меня в том, что чувствует. Сколько лет я винила его? Нужно с этим покончить! Мы — только то, чем позволяем себе стать.

— У тебя кровь. — Он прищурился и шагнул ко мне. Пара мгновений — и он рядом, приподнял подбородок, смотрит.

— Это я… поранилась. — Я высвободилась и облизала губу. Соленый вкус крови смешался с металлическим привкусом страха.

— Тревожишься?

Я кивнула.

— Хотела попросить, если еще могу просить тебя о чем-то. Влад еще раз оцени все прежде, чем что-то сделать.

— Ты всегда можешь попросить, Полина, — хрипло, почти шепотом ответил он. Не прикасался, но ему и не нужно было. Слишком рано я похоронила прошлое — теперь оно рвется, кричит и царапает крышку гроба. И сердце колотится, и воздуха мало — на полдыхания всего. — Но я не понимаю, о чем конкретно ты просишь.

— О том, что ты хочешь сделать… в хельзе.

Почему здесь так душно? Лето же почти совсем, неужели так трудно проветрить?

Занавеска еще раз качнулась, за окном крикнула птица — слишком громко. Значит, оно открыто. Значит, дело не в воздухе — во мне. В нас. Здесь...

— Я ничего не придумывал для хельзы. Особенного.

И снова этот взгляд. Изумрудный, дерзкий. Он все понимает. Знает правила игры. Всегда знал.

— Хорошо бы так. — Я тряхнула головой, пытаясь убрать с сознания морок. Он не может больше влиять на тебя, Полина. Он больше не твой вождь. Не твой… — Не хотелось бы еще больше разочароваться в тебе, Влад.

Светлая бровь удивленно приподнялась.

— А есть куда больше?

— Есть.

— Тогда я сделаю все, чтобы этого не произошло.

— Спасибо, — искренне сказала я. Робко улыбнулась. Сама понимала, насколько нелепо все: ситуация, моя просьба. Но попытаться стоило.

— После того, как мы вернемся… — Влад замялся, погладил меня по плечу. Затем скользнул по ключице к шее, словно прощупывая, сколько ему еще позволено. Я была глупа, если думала, что он не будет действовать. Он всегда действует — именно это и восхищало меня в нем. — Останься здесь.

Я резко выдохнула и отстранилась. Нужно пресечь на корню, иначе… Что иначе? Все это ты уже проходила, Полина, и не раз.

Но Влад выставил ладони вперед в примирительном жесте.

— На ночь. Просто погостить. Уверен, Глеб будет рад.

Я не останусь. Я знала это. Уверена, он тоже знал.

Но вслух произнесла:

— Я подумаю.

Он кивнул и улыбнулся. Только тепло ушло из взгляда, и Влад превратился в хищника. Такого, каким он был всегда — ловкого и беспощадного.

— Отлично! Идем, меня хельза ждет.

Мы вернулись в гостиную — мрачную от наполнившего ее ожидания. Даша с чашкой в руке — приклеилась она к ней, что ли? Сколько можно пить чай? Глеб — уже не улыбается, шутливость из облика испарилась и осталась тревога. Он, как и я, понимает, насколько все серьезно.

И Эрик. Злой. Даже не скрывает.

— Поговорили?

Так дело не пойдет: успокоила одного, разозлила другого. Можно вечно метаться и ничего не достичь. Впрочем, поздно. Напольные часы в кабинете пробили десять — наверное, Влад не прикрыл дверь, и до гостиной доносился их торжественный и печальный звон.

Я шагнула к Эрику. Все же я это затеяла, мне и разгребать. И я не боюсь — он не причинит вреда своей пророчице.

Такое странное словосочетание: от него тепло в груди и в голове, мышцы размякают, кости становятся гибкими, как лоза.

— Мы идем или как? — Влад явно не собирался упрощать мне жизнь.

— Идем, — ответил Эрик, не сводя с меня глаз.

Я взяла его за руку — инстинктивно потянулась. Хотелось его тепла. Понимать, что он еще хочет меня.

Как мало женщине нужно для счастья. Чтобы любили. Вернее, чтобы любил тот самый — без которого смерть...

Думала, не ответит, но он сжал мою ладонь, нежно погладил запястье. И выше — там, куда уходили рваные шрамы прошлого.

— Пожелай мне удачи, — попросил тихо.

— Удачи, — улыбнулась я.

Он покачал головой.

— Не так.

А затем, пока я не успела опомниться, притянул к себе и на глазах у всех поцеловал. Страстно. Требовательно. Собственнически.

А потом отпустил. От неожиданности я покачнулась, а когда сошла эйфория, почувствовала, как лицо заливает краска. Все усилия — напрасны. Перечеркнуты одним прикосновением губ. Я буквально чувствовала, как взгляд Влада жег мне кожу в районе лопаток. Через одежду. Ревностным взглядам не помеха кусок ткани.

Ну что за дурацкая привычка — помечать территорию? Разве нельзя обойтись без этих первобытных замашек и все решить цивилизованно? Судя по тому, как эти двое смотрели друг на друга, нельзя...

Мне не понять мужчин. Никогда. Я всегда отступала — с Владом перед его многочисленными любовницами, с Эриком — перед каном. Ни один из них, похоже, отступать не намерен.

В гнетущей тишине гостиной нелепым и пронзительным был звук соприкосновения чашки с блюдцем. Поставила, наконец. Я мельком взглянула на Дашу: смотрит в коленки и, наверное, ненавидит меня. Глеб только сочувствует, за что ему и спасибо.

А потом я увидела портал. Переплетающиеся нити, неохотно пропускающие жителей кевейна. Они множились, двигались, лоснились, как гнездо змей, которое нечаянно потревожили. Светло-серые, мутные.

Эрик погладил меня по щеке и бесстрашно шагнул вперед. Нити опутали его, попытались вытолкнуть, но он рванулся и исчез. Портал сомкнулся за его спиной, заволновался, возмущаясь наглым проникновением чужака.

— Мне ты удачи не пожелаешь, — язвительно сказал Влад и, пока я не успела опомниться, добавил: — Ну ничего. Попробую без нее.

И скрылся вслед за Эриком.

Портал проглотил его и свернулся, сначала в небольшой клубок серых нитей, а потом и вовсе исчез.

Ушли.

Я с шумом выдохнула и закрыла глаза.

В хельзе время идет быстрее. Возможно, все займет несколько минут. Они скоро вернутся.

Вернутся ведь? Оба?

Я поймала острый, злой взгляд защитницы скади. Хотелось ответить на него. Сказать, что на самом деле я хотела все сгладить, а не усугублять. Но Эрик почему-то решил утвердиться в правах владения.

Но не сказала. Меня рванула с места невидимая сила. Кажется, я упала. Кажется, даже ударилась затылком.

Все это уже не волновало, так как я увидела...

…Я знала, что не стоило пить. Пророчицам вообще, а мне — тем более. Наверное, опьянела от радости. Радость пьянит похлеще вина — кружит голову, путает мысли, растворяет их в мутной патоке блаженства. Мое блаженство имело вкус карамели. Запах карамели. Оно было синим, как небо. И теплым.

А сейчас болит голова. И внутри… что-то...

Трава холодная и мокрая. Нужно встать, но не могу — слишком устала. Слишком больно. И ладони к груди, словно можно удержать, словно если не удержу, боль разорвет грудь, сломает ребра и вырвется в мир.

Всего лишь боль. Я к ней привыкла. Нужно вспомнить, как это бывает. И перетерпеть.

Дождь обильно поливал спину. С ним легче. Мой защитник. Несмотря на то, что я не атли, он все равно мой… во мне… Слезы природы, ее гнев, освобождение. Очищение мира — этот июньский ливень.

Почему именно сегодня? Насмешка судьбы? Плата за удовольствие? Оно еще там, в венах, в жиле. Сладкий карамельный кен. Не дает забыть, проститься.

А проститься нужно.

Он ушел. Все кончилось. И только в воздухе поодаль колышется белое марево — остатки портала. Мираж. Тень.

Мокро. И больше никого — только я. Степь, умытая дождем, и я. Потерянная девочка. Слезы теплее дождя. Они все катятся и катятся, падают на землю, смешиваются с грязью и травой.

Но все же мне хорошо одной. Хуже, чем с ним, но лучше, чем в городе. Там бы я не смогла. Там бы сломалась. А здесь, в грозу, я в своей стихии. Выстою. Перетерплю. Смогу.

Он верил в меня. Всегда. И, несмотря на то, что ушел, оставил уютный теплый кокон, в который я влезла. В нем можно не бояться — плакать. Оплакивать...

А потом этот звук — из внешнего мира. Кокон идет трещинами, лопается, распадается на части. И мира много — слишком — жестокого, злого. Я не хочу обратно, не хочу… без него.

Но это всего лишь телефон. Глеб звонит. Его фото расплывается в кляксообразных каплях, тут же принявшихся поливать сенсорный экран.

Я отклонила звонок. Не то, чтобы не хотела его слышать. Не знала, что сказать.

Телефон испортится, нужно убрать.

И последнее, что увидела — голубые цифры на черном экране. Полдвенадцатого. Через полчаса новый день...

Двадцать третье июня.

— Тебе больно? — спросил Глеб в другом — реальном уже мире.

Я кивнула, стирая со щек слезы. На ковре в гостиной атли. В мягком свете вечерних ламп. А потом невольно потянулась рукой к груди — где билось, вырывалось, ныло испуганное сердце.

— Больно.