Глава 12.

Лагри-Фаххи тряслась под взором бессмертного собрата. Правящие боги не делят землю с низложенными. Последние должны убраться отовсюду, куда ступит Пантеон.

— Пошла прочь! — шепнул он Отвергнутой.

Яревена загородила богиню от слов Дэо-Аюма. Защитила, спасла. И, пораженная навзничь, она осталась лежать на земле недвижимо. Низложенная исчезла в тот же миг.

— Ятолла приветствует тебя, бессмертный. Благодарим, что пришел избавить нас от скверны, — голос Станьи взвивался в воздух легко и звонко, ее взгляд слишком явственно касался неугодной, так что ее последние слова обретали слишком двоякий смысл.

Дэо-Аюм пришел сюда, потому что люди особенно усердно молились. Его явление было даром для их веры. Еще с самого утра стал приметен в храме Пантеона знак, что бессмертный придет. Станье и вовсе повезло оказаться на нужной улице, засвидетельствовать появление и шепнуть пару слов. Теперь бог отдохнет в своем святилище, возьмет дары, угостится трапезой и наконец сотворит чудо для ятоллы. Все стихнет. Даже если Владыка останется, даже если ясмир его не отзовет за то, что тот не справился, шастать по всем углам вернувшийся точно перестанет. А это уже покой, для города уж точно. За его пределами с ним пусть Дома мучаются.

Дэо-Аюм глядел на неугодную с жалостью. Она была ему известна, и он был из тех, кто не считал наказание для нее полностью справедливым, но это ничего не значило. Боги смертных не считали, как люди не считают сломанные ветки под ногами. Даже если сгинет прямо тут, значит, так и надо.

— Прошу вас, — правящему поклонилась старшая жрица, спешно прибежавшая на зов ликующих со всех сторон людей.

Куомма с тревогой смотрела на Яревену. С расстояния было видно, что та недвижима, возможно уже и не дышит. По справедливости да по совести людской старшей жрице следовало подойти, проверить, сделать хоть что-то, но вся ее жизнь — это служба. Поэтому она принялась служить правящему и вести его в главный храм ятоллы, а свою предшественницу с тяжелым сердцем оставила за спиной. Одно только сделала, хозяина ее позвала.

Раманд явился короткий промежуток времени спустя, но на всех улицах вокруг было тихо. Люди либо в храмы поспешили, либо к домашним алтарям обратились. Явление бессмертного много что им даст, не только духом воспрянут, но и хвори мелкие уйдут, какие-нибудь желания осуществятся. Бессмертные многое творили одним своим присутствием, а когда уж пальцем пошевелят, так и вовсе чудеса начнутся невероятные.

Яревена лежала на ступенях собственного дома. К ней никто не стал подходить, оправдали себя тем, что не могут к ней прикоснуться. Раманд приблизился к неугодной, поднял ее на руки и через минуту возвратился с ней на землю Аркоста. Правящий подождет. Хоть Владыка и обязан к нему явиться, представиться, пусть даже без поклона, так как не к Пантеону по вере своей обращается, но это все потом. А может быть и никогда. Во всей Хаэссе имела значение только бывшая жрица.

Даже дух забеспокоился, почуяв странную рану, что терзала Яревену. Кошка, выросшая, набравшая сил, ставшая черной пантерой, приподнималась на задние лапы, чтобы разглядеть неугодную, и тревожно дергала ушами, да взмахивала хвостом.

Раманд пронес Яревену внутрь дома. Тот тоже возвратил себе прежнюю силу и облик. В нем теперь был и чистый гладкий порог, и передняя, и все собрание комнат, положенное особняку в три потолка. Это его хозяин так разошелся после случившегося. Гнев внутри себя переплавил и в чистую силу вылил, вот Аркост и преодолел почти весь свой путь к восстановлению.

Хозяин дома принес Яревену в ближайшую комнату и осторожно положил на кровать. Она дышала тяжело, более ничего в ней не выдавало последствий удара. Но слово бога для человека слишком много значит. Ее сознание искалечено. Расколото, разбито на части, как иссохшая древняя кость.

Раманд сдерживал себя и свою ярость. Если бы не весточка от старшей жрицы, брошенная в последний момент, он бы еще долго не узнал о произошедшем. Он бы не узнал о нем вовремя. Яревена бы так и осталась лежать там. А все, кто был рядом, ждали исхода, повторяя, что на все воля богов.

Хотелось вернуться и разнести город. Хотелось вернуться и ворваться в храм Пантеона. Хотелось взглянуть на бессмертного, который позабыл ту, что служила им так верно. За свои грехи она заплатила, платит прямо сейчас, нельзя все на свете беды лишь на ее собственные силы взваливать. Смертные хрупкие, им иногда нужна помощь.

Тень возле Раманда вынырнула, поднялась, встала во весь рост, заполнив собой большую комнату.

— Сотри, — обратился к ней хозяин. Двенадцать глаз смотрели на него. — Пожалуйста!

Он не мог вспомнить, когда он в последний раз произносил это слово.

Тень заколебалась, переместила свое массивное тело ближе к неугодной, вытянуло к ней одно из своих щупалец и провела вдоль ее тела, не касаясь. Как языком тень слизала слова бога, что осели на смертной невидимым плотным пологом. Раманд тут же схватил ее за руку и сжал в своих ладонях. Его сила коснулась ее, но черная кожа отшвырнула его от себя, будто грязную тряпку.

— Чтоб вас! — прошипел он.

Раманд переместил свою ладонь неугодной на лоб. Магия коснулась легко, не потребовалось ни сил, ни времени, чтобы успокоить ее сознание и залечить невидимые раны. Этому он был обучен. Он себя излечить не мог, а кого другого — с легкостью.

Яревена открыла глаза.

— Полоумная. Кто собой загораживает бессмертных? — первые слова, что она услышала после той пропасти, что так быстро поглотила ее.

Неугодной казалось, что прошло очень мало времени, но за окном стало темно.

— Я служу им, — последовал ответ.

— Слишком верно.

— Так и должно быть.

Она села на постели и покрутила головой в стороны. Посмотрела на свою юбку, стало жалко, что на той столько пыли, и она принялась старательно ее очищать.

— Даже не тошнит, а я думала, череп треснет, — заговорила она в параллели со своим дурацким делом. — Помог?

— Спас, — мрачно произнес Раманд.

— Как скромно, — Яревена отвесила ему насмешливый поклон.

— Дура.

— Ой, хватит, не тебе кого-то судить, — она вознамерилась встать на ноги, но он легко надавил на нее силой. Больно не было, просто она как будто в киселе увязла и забавно дергалась, надеясь из него выбраться. — Отпусти!

Глаза метали молнии.

— Отпустил, — протянул Раманд. — Полдня назад. И вон как все обернулось.

— А какое тебе до этого дело? Ты ятоллу спасай.

— Для этого Дэо-Аюм явился. Все за меня сделает, — криво усмехнулся Раманд.

Бессмертному достаточно рукой махнуть — и вся земля от бед избавится. Такова сила богов. Несравненная мощь, абсолютное могущество. Стоит лишь достучаться до них.

— Тогда и мои глаза тебе не нужны, — Яревена более не сопротивлялась удерживающей ее на месте силе, но ничего хорошего такая покорность не предвещала.

— Возможно, — качнул он головой, — скоро обретешь свободу.

— Хотелось бы. Если ты намерен дать мне ее.

— Тебя не удержали боги, мне тем более сил не хватит.

— Ты только и делаешь, что похваляешься своей силой.

— Ты только и делаешь, что дерзишь, кусаешься и смотришь на всех свысока, — Раманд схватил ее пальцами за подбородок и придвинулся ближе к ее лицу. — Какая ты, если тебя приручить? Ласковая? Или огня станет еще больше?

Она вырвалась.

— Черт с твоими манерами, которые ты позабыл. Но поводки у тебя, как у дикого! Из какой части света ты их приволок?!

— Даже не знаю, возможно, с севера, — задумчиво проговорил хозяин Аркоста. — Местные в горах на диких коз охотятся…

— Я на козу похожа?! — взвилась Яревена.

— Ты похожа на ирбис, что охотится на всех, кому хватит смелости забрести на ее территорию. Столкнулся я однажды с такой. Она мне пару шрамов о себе на память оставила. Ты, когда пожирала меня глазами во время упражнений, могла видеть…

— Да сдался ты мне со своей порченой шкурой!

— Ценный, между прочим, товар, — он гордо приподнял голову. — А дотянуться не всякая рука может.

— С моих рук хватит. Я как-то совсем перестала думать, что надлежит больше о себе заботиться.

— Да, я тоже уделял этому мало времени. Но в твоем присутствии, Яра…

— Не называй меня так!

— …я вспомнил, что голоден, — произнес он снова, надвинувшись.

Неугодная не стала думать, что могли значить эти слова, и ответила самое очевидное.

— Ну так иди и поешь! — она убежала. Он ее отпустил, и она сразу же убежала.

Взлетела по лестнице наверх и заперлась на замок в своей комнате. Упершись лбом в дверь, Яревена пыталась унять зашедшееся сердце. С ума можно было сойти! Что происходит? Почему так происходит?!

— Из-за этого умалишенного! — она пнула дверь ногой. Стало больно, и боль немного отрезвила.

Она закусила губу. Не думать! Не думать! Не думать о предательской слабости и подлой мысли о том, что голод мучает и ее саму.

Два дня она трусливо пряталась в комнате, выбираясь из нее только ночами, чтобы тайком пробраться на кухню. Как крыса, как дура. Надо полагать, хозяин Аркоста о вылазках знал. И, видимо, о манерах кое-что тоже вызнал, потому что не мешал, на глаза не попадался, не ухудшал и без того патовое положение.

Два дня пировал Дэо-Аюм. Люди охотно несли дары. И он вкушал сладость меда и пряность трав. Весело блестело золото, рассыпанное возле ковра, на котором он сидел. Жрицы танцевали для него. Преисполнившись наслаждением и довольством, бессмертный проявил свою силу. Вся ятолла оказалась под его властью, он охватил ее рукой. Та рука была колыбелью, и земле сталось в ней уютно и тепло. Бог избавил ее от тревог и печали, от черноты и дурного. Так просто. Так легко.

Гихра летал над храмом, и Раманд все видел. Он помнил, как двадцать три года назад глава Пантеона низвел все старания отступников меньше чем за секунду. Запретным, что так стремились обрести свободу, было суждено и дальше пребывать в своем далеком мире. Когда за дело берутся боги, деяния смертных смотрятся нелепо.

Дэо-Аюм видел птицу у себя над головой и подал знак ее хозяину. Людям приказали покинуть святилище. Из-за чего Раманду, явившемуся к храму, пришлось идти сквозь них. Они расступались, освобождали дорогу и шептали в спину.

Приверженец Отвергнутых приглашен на аудиенцию к правящему бессмертному! За одним столом с Пантеоном. Тот сам его пригласил. Неслыханно.

Порог храма Раманд переступил медленно, думая, что тот и треснуть может. Вдруг Дэо-Аюм переусердствовал с вином и плохо понимает суть своего приказа, другие правящие могут не позволить человеку ступить в свое святилище. Но они не смотрели сейчас сюда и ничего не видели. Хозяин Аркоста вошел. Его тень осталась снаружи, ей сюда хода не было.

Бессмертный махнул рукой.

— Владыка, раздели со мной трапезу, — его голос возносился к потолку храма и гремел громом со всех сторон.

Раманд церемонно поклонился в знак благодарности, в знак того, что ему оказана великая честь. Жрицы, притаившиеся по сторонам на расстоянии, смотрели на него во все глаза. Воля бессмертного видеть его перед собой их дивила, но перечить они не могли. Дэо-Аюм усмехался. Человек соблюдал весь положенный церемониал, но только острый глаз бессмертного, привыкшего видеть, как гнутся чужие спины и опускаются глаза долу, знал, что смертный дерзок и насмешлив. Ни повиновения, ни подобострастия, ни слепого раболепия. Владыка ятоллы был сам себе хозяин.

Дэо-Аюм подал знак, и жрицы наполнили две чарки вином. Раманд взял одну, вознес выше головы, отдавая дань уважения, и выпил залпом. Бессмертный возлежал на подушках и тянул глотки, наблюдая за своим гостем.

— Как дом после стольких лет скитаний? — голос бессмертного звучал гулко, сильно.

— В скитаниях спокойнее, — честно ответил хозяин Аркоста.

— И опаснее.

— Но все на ладони, предсказуемо.

Дороги Раманду приносили многое. И печали, и радости, много удивления, много знаний, опыт во всех делах. Но они заканчивались, он проходил по ним, оставлял за спиной. Он не пребывал на них, а в ятолле он увяз, крутился белкой в колесе. Приходилось одно и то же делать, проматывать по кругу, вертеть с разных сторон, а понятнее не становилось.

— Я со всем покончил, как ты можешь видеть, — указал на пространство вокруг себя бессмертный. — Тебе тоже следует это сделать.

Раманд посмотрел на бога. Покачал пустой кубок на ладони, размышляя.

— Отсылай своего Свидетеля в храм, пусть держит слово перед низложенными, и разрывай связь.

Прозвучало приказом, даже круг огней вспыхнул ярче, поддерживая слова Дэо-Аюма.

— А если скверна не исчезла? — медленно произнес Раманд.

— Порченая кровь за язык тянет? — грянул голос Дэо-Аюма.

— Я отдаю себе отчет в том, что говорю.

— А в том, что я тебе голову снесу за твои сомнения в моей силе? — прищурился бессмертный.

Смертный ничего не сказал.

— Ты избрал Отвергнутых, но мы, Пантеон, от тебя не отрекались, так что ты в нашей власти, — он осушил кубок и с грохотом поставил его перед собой на стол.

— Я знаю, но остров… — Раманд сопротивлялся силе и воле. Уже было тяжело, хотя бог еще на него не давил, все еще просто сидел рядом. Каково было Яревене противиться проявленной и направленной только на нее силе?

— То проклятое место исчезло под силой главы, — рыкнул Дэо-Аюм. — Хотя я бы оставил вам в укор, чтобы вы все по третье колено помнили, на что осмелились. Все, иди, выполняй, что должно!

— Хорошо.

Владыка должен был подчиниться, хочет он того сам или нет.

Поклон вышел еще менее охотным, чем вначале. Бессмертный покачал головой. У таких, как Владыка Хаэссы, спина не согнется, даже если на них скалу обрушить. Когда под закалкой превращаешься в сталь, другого быть не может. Надо было его меньше по миру гонять, а в путешествиях стращать поболе, а то вон что вышло. Теперь только норов и проявляет, попробуй с таким справиться.

— Услады! — громыхнул голос бессмертного за спиной, когда Раманд вышел их храма. Жрицы понесли Дэо-Аюму вино и фрукты.

Тень легла хозяину Аркоста под ноги.

— Неужели я только зря время тратил? — произнес он еле слышно, и тень встрепенулась всеми своими щупальцами.

Чтобы никто его не увидел и чтобы дальше не быть на обозрении у людей, что так и толклись у храма, Раманд вернулся в Аркост. Все равно нужно слово бессмертного выполнять. Как только согласовать с ним свою тревогу в душе?

Яревена сидела на открытой террасе, замерев в ожидании, кошка лежала у ее ног. Обе знали, куда их хозяин ушел, обе ждали, с каким ответом возвернется. Тут уж не до глупостей, да и толку по углам прятаться, судьба всюду находит.

— Все, — одно слово ответом на дюжину вопросов.

— Я отмучилась? — неугодная надломила бровь.

— Как Пантеон терпел тебя? — скрипнул зубами Раманд.

Она пожала плечами.

— Но мы не знаем, кто стоял за этим, — все же нахмурилась бывшая жрица.

Так не должно быть. Нельзя останавливаться вот так, даже если планы врага попраны, даже если рухнули в бездну под силой бессмертного. Надо же узнать, кто подл сердцем и помыслами.

— Не о том молились, — вздохнул Раманд.

Верно. Боги исполняют молитвы. Ятолла просила избавить себя от скверны, никто из людей не просил найти недруга. Так всегда и бывает. Люди так много хотят, но не понимают даже суть своих желаний. Даже выразить их нормально не могут. Получают в итоге не то, что им нужно, или не так, как им бы хотелось, и делаются недовольными миром вокруг, о себе плохого никто не подумает.

Яревена вскочила на ноги и легко сбежала по ступеням, быстро оказавшись рядом с хозяином Аркоста, да так близко, что Раманд даже полшага назад сделал.

— А если уйти далеко-далеко, я перестану слышать эти крики? — она испытующе уставилась на него.

— Я не знаю, — ответил он честно.

Он уже думал об этом. Может ли избавить ее от эха прошлого. Он тоже был в эхе, и Раманду это не нравилось. Ему не хотелось, чтобы она слышала его, чтобы знала таким, каким он был там в ту секунду. Ничего хорошего, одна только слабость да стыд.

— Ты был за морями и океанами, ты должен знать, как далеко тянется нить, — настаивала Яревена.

— Я вернулся, как видишь. Потому что нить тянется через сердце, — произнес хозяин Аркоста.

Неугодная нахмурилась.

— Ты сказал, что не всякая рука до тебя дотянется. Но Запретные, они дотянулись как-то, да?

Все-таки соотнесла, все слова как бусины на нить нанизала и увидела картину. Молодец, зря он ее ум оскорблял. Снова волноваться начала, хотя еще не все понимала.

Раманд очень долго молчал.

— Воля отца, он передал мне ее, — слова с губ сорвались с трудом, внутри все закровило.

У Яревены округлились глаза.

— Что? — сорвалась она на шепот.

Он отступил. Ее близость немного сбивала, а ему нужны были слова для признания. Ему нужно было сказать о том, о чем он никогда никому не говорил. Боги знали, ясмир знал, тень под его ногами тоже знала. Но не потому, что он рассказывал, а потому, что они либо видели, что с ним творилось, либо мысли его читали. Он никогда не произносил эти слова вслух. Мир их не слышал.

— Это сложно, — признался Раманд ей и самому себе. — Отец искренне верил в то, что Запретные все изменят. Для него, по крайней мере. А как не вышло, как поймали, в миг, когда ему сносили голову с плеч, он возжелал продолжить свое дело сильнее прежнего. Родительская воля всегда передается детям. Брата тоже коснулась, но того казнили. Остался я, она меня доверху затопила. Вместе с шепотом Запретных — я для них будто потаенная дверь, замочная скважина, они поглядывают и смеются, смеются… Им всегда смешно. От боли и крови. На острове, когда пошли первые жертвы им в угоду, первое, что грянуло со всех сторон, так это их хохот. Потом стихло, конечно, для всех, кроме меня. Даже если бы меня не изгнали, я бы сам ушел. Даже если бы не Калеодон, я бы сам изыскал преисподнюю, чтобы запереться там. Воля отца всегда со мной, Яра, она всегда просит меня завершить то, что было начато. Я сопротивляюсь и буду сопротивляться всю жизнь, но убежать от этого не могу.

Так страшно оказалось это слушать. Ему тоже было страшно узнать ее секрет? Нет, секреты разные. Крики, что эхом доносятся до нее, можно вытерпеть. Храмы и боги отстраняли их, она изыскала для себя щиты, загораживалась ими. А у него щитов не было. Он сам, в одиночестве, против всего, чего не желал, в чем не был повинен.

Яревена потянулась к нему рукой и коснулась кончиками пальцев щеки.

— За что тебе?

— За кровь. Порой этого достаточно, — Раманд потерся о ее руку.

— Потому отвернулся от Пантеона? — она совсем приблизилась к нему и осторожно обняла.

— Само мое существование оскорбляет их, — он принял ее ласку.

— Кажется, они такого тебе не говорили. Они видят больше нашего и знают, чему должно быть, а чему не следует, — Яревена заглядывала ему в глаза. — Говоришь, что не в свете, а свет только на тебе клином и сходится.

Раманд отпустил ее, отступил далеко.

— Нужно идти, Яра. Нужно с этим покончить.

Она грустно вздохнула и склонила голову.

— Хорошо.

Она отправилась в храм и исполнила все, как сказал Владыка. До самого утра Яревена сидела у алтарей Отвергнутых, свобода пришла к ней, только когда рассвет разгорелся во всю силу. Она переступила кривой порог на выход и, стянув с головы красную шаль, посмотрела в небо.

— И что теперь?

Она взглянула на стоявший тут же храм Пантеона. Всего несколько шагов, всего-то и надо — склонить упрямую голову… Нет! Это не она не права, это бессмертные ошибаются! Они сильны и мудры, но они живые, не менее живые чем люди, а может и того больше. Поэтому могут быть слепы и глухи, могут оступаться, заблуждаться.

Яревена заставила себя идти домой. В Аркост ей теперь не надо… Собаки Дарз-Аша отыскались здесь, ждали хозяйку дома, никак Владыка им наказал с нею побыть. Яревена открыла пред ними дверь и махнула головой, псы тут же забежали внутрь и разбрелись по углам. Прежде чем войти, она тревожно оглядела тихую улицу. Никому дела нет до нее, пока Дэо-Аюм здесь. А после него так и вовсе. Люди хорошо заживут, сила бессмертного будет благодатью разливаться по ятолле еще долгое время.