Глава 12

«Процесс окончен, и приговор исполнен на месте. Какая же нелепость, — подумал Юный Рери. — Насколько еще меня хватит? Как же я завидую слепым обитателям катакомб, которые не видят всего этого безумия». С этими мыслями мальчик покинул зал суда через винтовую лестницу, которая заканчивалась большим холлом, ведущим в запутанную систему коридоров и комнат.

Он вошел в одну из комнат, в которую, время от времени, приводили заключенных. Каменные полы, стены и цепи, намертво заделанные в них — вот и вся скромная обстановка, которая встретила мальчика. Неподалеку стояло ведро с холодной водой, которое периодически выливали на узников, тем самым лишая их сна. Все это должно было морально сломить приговоренного, не позволив тому нарушить четкий ход судебного заседания.

Следующая дверь, как, впрочем, и несколько последующих, оказались заперты. За ними слышались приглушенные голоса. Здесь жили многочисленная прислуга и охрана, которые обслуживали судью и адвоката.

А вот роскошная дверь, украшенная изображением щита, напротив, была открыта и вела в покои адвоката Мастиуса. Юный Рери не смог преодолеть любопытство, приняв решение заглянуть в нее. Первым делом в глаза бросились две огромные картины, висевшие на стене напротив, которые встречали всякого входящего. На одной из них был изображен судья Тартус в своем обычном обличии, на другой же восседал Светлейший Карнели. На этот раз черный капюшон был откинут, приоткрывая худощавое бледное лицо правителя этих мест. Он восседал на каменном стуле, протягивая смотрящему руку для поцелуя. В отличие от адвоката на Светлейшем не было украшений, а все его одеяние и обстановка говорили о том, что этот человек не считает материальные блага некоей необходимостью. Адвокат Мастиус же, в свою очередь, напротив, очень любил окружать себя роскошью. Вся мебель в комнате была выполнена лучшими мастерами, которых только удалось привлечь, а на изготовление одного предмета интерьера уходил минимум цикл, а то и все пять. Большинство этих мастеров впоследствии провели остаток своей жизни в тюрьме Замка, тем самым пополнив ряды несчастных и безвинных людей. Замок требовал себе жертвы, и судья с адвокатом с удовольствием предоставляли ему их в огромных количествах, швыряя несчастных в его бездонную голодную пасть.

В углу лежало несколько книг по делам обвиняемых. Пол, возраст, рост и вес, описание внешности, предпочтения в еде, режим дня, слухи от соседей, мнения окружающих людей — все это было сшито в одну книгу, которая впоследствии просто пылилась в углу комнаты адвоката, пока ее в конце концов не выбрасывали за ненадобностью. Никто не старался сохранить какую-то память о человеке, заточенном навсегда в этих стенах. Люди со временем забывали свои имена, да и в именах не было необходимости. Всем была безразлична их дальнейшая судьба. Родственникам заключенных было строго-настрого запрещено упоминать их имена под страхом заточения в тюрьме Замка Асмаунт. Так, со временем сыновья забывали своих отцов, матери своих дочерей, заменяя эти воспоминания страхом за свою жизнь и благополучие.

Возле стен в комнате адвоката стояли стеллажи с аккуратно выставленными в них различными предметами, насильно отобранными во время задержания у всех тех, кому было предначертано судьбой провести остаток дней в Замке. С каждого приговоренного он брал к себе в коллекцию по одному предмету. Мастиус бережно хранил эти экспонаты в память о том, сколько человек прошло через его руки. Вечерами он с удовольствием доставал эти безделушки, раскладывал на своей кровати и часами мог любоваться на них, перебирая и вспоминая особенно яркие моменты судебных процессов, которые не всегда шли по намеченному плану и нередко, как и в сегодняшнем случае, заканчивались смертью обвиняемых. Порой адвокат сам не гнушался, не дожидаясь финального вердикта, приводить приговор в исполнение прямо во время судебного заседания. На все процессы он носил с собой небольшой, но очень острый нож, который имел на конце зазубрины, как на рыболовных крючках. Его он выпросил у судьи Тартуса, который любил коллекционировать подобные вещи. При вытаскивании этого ножа из человеческой плоти, тот причинял жуткую боль несчастному и издавал такой звук, который адвокат принимал за высшее наслаждение, впадая на несколько секунд в ступор, подобный состоянию транса. В это время он считал, что прикасается к чему-то высшему, недоступному пониманию кого бы то ни было, кроме него самого. Это обстоятельство весьма забавляло судью Тартуса, внося в однообразную и скучную, но такую сладкую жизнь толику непредсказуемости.

На деревянном столе, украшенном изображениями змей и насекомых, лежала маленькая книжка в золотистой оправе, закрытая на замочек. Видимо, хозяин этой комнаты хранил в ней какие-то свои секреты, раз позаботился о том, чтобы содержимое не попало не в те руки. Однако адвокат Мастиус настолько уверился в своей безопасности за все это время, что имел глупость класть ключик от книжки в верхний ящик стола.

Книжка оказалась личным дневником адвоката. В нее он вносил записи об особенно ярких и запоминающихся процессах, на которых ему посчастливилось присутствовать, и в некоторых случаях выкладывал свои сокровенные мысли, пытаясь разобраться во внутренних переживаниях, которые порой терзали даже его закостенелую натуру. Одни из последних записей были следующего содержания:

«День 5 10898 цикла Арбитра. Я уже совсем не знаю, чем себя занять. Потерян вкус к жизни, становлюсь все более раздражительным, цепляюсь к любой мелочи, хотя должен просто не обращать на это внимание. Судья Тартус сегодня заметил, в каком я пребывал расположении духа, приправив мое плохое настроение словами: «Ничего, адвокат, не вешай нос. Вот где ты действительно сможешь повеселиться, так это на процессе, где будут судить тебя самого». Глупости, конечно, я понимаю, что это шутка. Но, тем не менее, мысль того, что это может случиться, не выходит у меня из головы».

«День 18 10898 цикла Арбитра. Жирный червяк сегодня снова перешел все границы, выдав мне утром целую речь, в которой он описывал свою огромную значимость для существующей судебной системы. Зачем мне все это слушать с утра, когда голова еще раскалывается от излишков рихта, выпитого накануне? К тому же безумец подкинул утром ко мне в постель голову мертвой наложницы, надеясь повеселиться при моем пробуждении. Видимо, время не щадит и нашего судью, раз он все больше и больше начинает напоминать слабоумного с манией величия, которая приобретает вид смертельной агонии. Сколько раз я вытаскивал его из затруднительных ситуаций, давал советы, стоившие мне впоследствии бессонных ночей и сожалений о проделанном. Но нет же, его интерес ко мне начинает приобретать клинический характер, излечить который, по всей видимости, может только операция по извлечению мозга из его черепной коробки. Пускай катится сегодня к ксанти со своими наставлениями. Запру дверь и притворюсь больным, сил моих уже нет все это терпеть».

За дверью послышались чьи-то шаги. Юный Рери спрятался за кроватью в надежде, что это всего лишь проходящий мимо человек. Так и случилось. «Нужно поскорее выбираться отсюда. Нельзя рисковать». Он закрыл книжку, убрал ключ на место и привел все в прежний порядок, чтобы Мастиус не заметил того, что в комнате кто-то был и этот кто-то разнюхивал о нем секретную информацию.