Глава XXVI

Сон пришел перед рассветом. Меч мерцал в колеблющемся пламени, такой осязаемо-реальный, что ладонь заныла от желания сомкнуться на удобной рукояти. Никогда еще наследство Энрикса из Леда не казалось таким близким и таким… доступным. Энониец смутно помнил, что такое уже было, и всегда — с одним и тем же результатом. До сих пор это всегда кончалось разочарованием, жестоко обожженными ладонями и ощущением чудовищной опустошенности. И, тем не менее, он возвращался сюда снова, чтобы попытаться еще раз.

Должно быть, древней магии, незримо охраняющей подземный зал, изрядно надоела его глупая настойчивость, поскольку в этот раз все получилось даже хуже, чем обычно. Стоило ему протянуть руку за мечом, как стены зала стали раздвигаться, все сильнее отдаляясь от "дан-Энрикса". Казалось бы, огонь при этом тоже должен отодвинуться, но вместо этого он разрастался, как пожар, и постепенно заполнял собой все подземелье. От потоков горячего воздуха невыносимо жгло глаза и трескались сухие губы. Энониец глухо застонал.

Кто-то тихонько потряс его за плечо. "Лейда" — подумал Рикс. И с удивлением почувствовал, что не лежит в кровати, а сидит на стуле, кое-как пристроив голову на сгибе локтя.

Чья-то рука по-прежнему касалась его плеча.

— Эй, ты в порядке?.. — негромко спросил стоявший рядом человек голосом Юлиана Лэра.

"Нет" — подумал Рикс. Горло отвратительно саднило — и это было неудивительно, учитывая ледяной сквозняк, хлопавший приоткрытым ставнем прямо у него над головой. Похоже, ночью он открыл окно, надеясь, что от холодного воздуха у него прояснится в голове, но все равно заснул. Одеревеневшие от холода и неудобной позы мышцы отзывались болью на малейшее движение. "Дан-Энриксу" казалось, что по нему только что промчался табун диких лошадей.

В общем зале Рейгенстурма было совершенно пусто. Свечи, принесенные "дан-Энриксом, давно потухли, закапав весь стол молочно-белым воском. Оставшиеся в подсвечнике огарки походили на обледеневшие пеньки. Взглянув на груду книг и свитков, разложенных на столе, Крикс чуть не застонал. Он собирался просмотреть их все и выяснить, нет ли в какой-нибудь из этих книг полезных сведений, касавшихся Наследства Альдов или, на худой конец, Галарры, но успел не больше половины.

Угораздило же его так не вовремя заснуть!..

— Со мной все хорошо, — сказал он Юлиану, даже не пытаясь привести свой тон в соответствие со смыслом сказанного.

— Уверен? Ты стонал во сне, — заметил тот. Отметив, как настороженно Лэр смотрит на него, Рикс понял, что он совершил ошибку. Следовало бы не предаваться жалости к себе, а с самого начала принять бодрый вид и обратить случившееся в шутку. Еще не хватало, чтобы Юлиан стал беспокоиться о его состоянии.

— Да ну, ничего страшного. Просто дурацкий сон.

Крикс даже заставил себя растянуть губы в улыбку, но это не помогло. Юлиан Лэр, по-прежнему стоявший рядом и смотревший на своего друга сверху вниз, остался подчеркнуто серьезным.

— Неудивительно. Ты вообще ложился?

— Нет, — признался Рикс. Отрицать очевидное было по меньшей мере глупо. — А скажи, который теперь час?

— Шестая стража.

— Как, уже шестая?.. — вскинулся "дан-Энрикс". — Мне пора.

Он встал, пытаясь заново привыкнуть к ощущению своего тела. Надо бы умыться и переменить рубашку… впрочем, некогда.

— Куда это ты собираешься? Опять на Малую площадку?

Крикс кивнул. Лэр только покачал головой. "Дан-Энрикс" так и не сумел понять, к кому относится его неодобрение — к самому Риксу, его сюзерену или к ним обоим.

Раньше коадъютор очень редко фехтовал с оруженосцем сам, предоставляя юноше оттачивать свои умения с кандидатами. Но с некоторых пор они стали ходить на Малую турнирную площадку почти каждый день — конечно, если лорда Ирема не отвлекало какое-нибудь срочное дело в городе. "Дан-Энрикс" называл их утренние встречи "уроками фехтования", хотя для них обоих было очевидно, что "ученик" успел сравняться мастерством с "учителем. Когда "дан-Энрикс" был в ударе, он выигрывал у Ирема три схватки из пяти. Но сегодня дела обстояли совершенно по-другому. Энониец раз за разом отступал под натиском противника, явно не ожидавшего такого легкого успеха, и безуспешно силился сосредоточиться. Ночные бдения над свитками и тайные визиты в подземелье не прошли бесследно. Тело Крикса будто налилось свинцом, и отражать атаки каларийца стало не в пример сложнее, чем обычно. Ощущение собственного бессилия живо напомнило "дан-Энриксу" тот день — в самом конце прошлой весны — когда сэр Ирем притащил его на Малую турнирную площадку в самый первый раз. Произошло это после того, как Рикс весь вечер, а потом еще и большую часть ночи в одиночку надирался в Нижнем городе, вложив в это занятие всю душу. Без сомнения, проявленное им тогда упорство заслуживало другого применения… но все равно, более милосердный человек на месте сэра Ирема дал бы ему проспаться, прежде чем тащить его сюда. Назвать ту схватку "тренировкой" у "дан-Энрикса" не повернулся бы язык. Еще меньше подходило слово "поединок". Лучше всего подошло бы выражение "разгром". Крикс то и дело отступал и пропускал удары, а его противник совершенно не настроен был его щадить. Скорее всего, потому, что по его вине провел всю ночь без сна, да еще и прошел пешком через весь город.

Тогда это издевательство тянулось почти целый час, поскольку Крикс был слишком зол на самого себя, чтобы просить противника о снисхождении. Но, когда Ирем заявил, что им пора вернуться в Адельстан, Крикс сказал, что рассчитывает на реванш. Ирем воспринял это заявление как должное, и утренние встречи на этой площадке очень скоро сделались для них чем-то привычным. Тренировки продолжались все лето, весь сентябрь и не прекратились даже с наступлением первых холодов. Сэр Ирем как-то раз обмолвился, что в прошлом они часто фехтовали здесь с Валлариксом, и энониец долго пробовал представить эти поединки, но никак не мог вообразить правителя с мечом в руках. Когда он думал о Валлариксе, то представлял себе усталого и слишком рано поседевшего мужчину, в жестах и движениях которого отнюдь не чувствовалось резкой грации бойца. Однако коадъютор утверждал, что в свое время император был отличным фехтовальщиком — чуть ли не лучшим, чем сам Ирем.

Крикс задумался, что калариец станет говорить о нем самом лет эдак через пять. Скорее всего, коадъютор скажет, что до Рикса он ни разу не встречал противника, который в один день дерется превосходно, а на следующий день прыгает по площадке, как подраненная цапля...

Правая рука, которую оруженосец коадъютора предусмотрительно спрятал под перчаткой, ныла так, что меч в его руке казался Криксу раскаленным — в точности как тот, которым он пытался завладеть все эти месяцы. В конце концов "дан-Энрикс" отступил на шаг и знаком попросил противника о передышке. Его сюзерен, похоже, удивился, но все-таки бросил затупленный меч на утрамбованную их ногами землю.

— Что у тебя с рукой? — осведомился он. "Дан-Энрикс" понял, что от внимания каларийца не укрылось то, как неловко он сегодня держит меч.

— Так, ерунда, — слегка смутился Рикс. — Простой ожог.

Серые глаза рыцаря знакомо сузились. В прежние времена подобный взгляд, как правило, предшествовал серьезной выволочке за какую-то очередную выходку "дан-Энрикса".

— Значит, "простой ожог"?.. Дай-ка взглянуть.

Прежде, чем энониец успел что-нибудь ответить, Ирем уверенно перехватил запястье Рикса, сдернул с руки юноши перчатку и весьма бесцеремонно развернул ладонь южанина к себе.

Недавние попытки одолеть преграду, созданную Альдами, не приносили настоящего вреда, но тело внятно помнило испытанную в подземелье боль и реагировало так, как будто бы ожоги были самыми обыкновенными. Старая кожа облезала, оставляя после себя бледно-розовые пятна. Ирем хмыкнул, задумчиво созерцая след "ожога" и не торопясь ослаблять хватку на запястье Рикса. Энониец вытерпел это стоически, раздумывая, почему сэр Ирем временами обращается с ним так, как будто бы считает его семилетним. И еще — будет ли так всегда.

— Это ведь Очистительный огонь. Я прав? — спросил коадъютор несколько секунд спустя.

Крикс вздрогнул. Он никак не ожидал от Ирема подобной проницательности. Ну действительно, откуда каларийцу было знать, как выглядят ожоги от магического пламени?..

— Значит, ты все-таки нашел дорогу в подземелье, и теперь пытаешься самостоятельно достать меч Альдов из огня, — заметил коадъютор, выпустив его запястье.

Энониец не ответил, потому что это не было вопросом.

— А ты не задумывался, что Седой, возможно, завязал тебе глаза как раз затем, чтобы предотвратить подобное развитие событий?.. — спросил рыцарь. И, заметив, как южанин упрямо поджал губы, тяжело вздохнул. — Послушай, Рикс, ты зря теряешь время. Это ни к чему не приведет. Выброси эту блажь из головы, прошу тебя! Честное слово, иногда мне жаль, что зал с этим мечом просто не завалило при землетрясении. От наследства Альдов одни неприятности. И что бы там ни говорил Седой, мы справимся своими силами.

— Но этот Меч...

— Он пролежал в том подземелье четыреста с лишним лет. Пусть там и остается. Сделай одолжение, не трать своего времени на то, чтобы пытаться его достать. А если все-таки решишь пытаться дальше, то возьми у Рам Ашада мазь против ожогов. Руки у тебя, конечно, не отвалятся, это все-таки магический огонь, но если то, что говорил Валларикс, правда, то болеть должно даже сильнее. Может быть, продолжим?..

Ирем протянул южанину его перчатку. Крикс надел ее и поднял меч.

Их вторая схватка продолжалась значительно дольше первой, и была гораздо более свирепой. Крикс решил, что больше не позволит иллюзорной боли помешать ему сосредоточиться на деле, и будет сражаться с Иремом в полную силу. Энониец так увлекся, что даже не сразу понял, что коадъютор что-то ему говорит.

— Рикс, стой. Остановись!.. Так не пойдет.

Крикс слышал слова рыцаря, но далеко не сразу понял их значение.

— Да стой же ты! — сердито сказал калариец. Крикс остановился, тяжело дыша, и вопросительно взглянул на своего противника.

— Ты вообще-то понимаешь, что последнюю пару минут машешь мечом, как лесоруб? И напрочь забываешь о защите?..

— Разве? А мне показалось, что с защитой все в порядке. Вы меня ни разу не достали, — сказал Рикс, решив не уточнять, что сам он зацепил противника уже два раза.

— Потому что даже не пытался, — парировал коадъютор. — Я никак не мог сообразить, что с тобой происходит. Я уже давно не видел, чтобы ты сражался так же плохо, как сегодня. Ты совсем не думаешь о том, что делаешь. Это все из-за Меча?.. Или, может быть, у тебя случилось что-нибудь другое?

— Я вчера поссорился с Лейдой Гефэйр, — неожиданно для самого себя признался энониец. Он еще ни разу не говорил с лордом Иремом о Лейде, оставляя это для бесед с Элиссив, Юлианом или Нойе, но сейчас Ирем ничуть не удивился, словно Рикс и раньше обсуждал с ним свои личные дела.

— Вот оно что. А по какой причине вы поссорились? — спокойно спросил Ирем.

— Кажется, она считает, что я мог бы уделять ей больше времени, — помедлив, произнес "дан-Энрикс". Эта фраза очень слабо отражала то, что говорила ему сама Лейда, и звучала глупо даже в его собственных ушах, так что южанин попытался объяснить точнее. — Она думает, что, если я иду в Книгохранилище вместо того, чтобы провести это время с ней, то это потому, что мне стало не интересно находиться в ее обществе. По ее мнению, если бы я действительно любил ее, я бы старался приходить почаще. И не думал бы так много о… других делах.

Ирем поморщился.

— Ты еще очень молод, Рикс. Запомни: как бы мало женщина не требовала поначалу, рано или поздно ей захочется, чтобы ты принадлежал ей целиком. Она захочет, чтобы ради любви к ней ты предал своего короля, или то дело, которому ты служишь, или свою страну — то есть, в конечном счете, самого себя. Все остальное — просто слишком незначительно, чтобы принять это как доказательство любви. Для любой женщины неразделимы совершенно разные понятия: "быть любимой" и "быть выше и важнее всего остального".

Рыцарь помолчал и сумрачно добавил:

— Впрочем, если ты когда-нибудь поддашься и действительно решишь пожертвовать всем остальным ради нее, она же первая тебя разлюбит. Пределом всех мечтаний каждой женщины, начавшей носить юбки, является мужчина, для которого она всегда будет на первом месте, и который будет жить лишь для нее одной. Хотя на самом деле они любят только тех мужчин, которые так никогда не делают.

Когда сэр Ирем только начал говорить, Крикс порывался перебить и возразить, что Лейда вовсе не такая, но потом он понял, что сэр Ирем сейчас думает совсем не о его подруге, и сразу раздумал вмешиваться. Рикс боялся лишний раз упомянуть об Айе, потому что опасался, что по его тону мессер Ирем сможет догадаться, что южанин что-то от него скрывает. С самого отъезда Королевы рыцарь делал вид, как будто он даже не помнит о ее существовании, но энониец очень сомневался в том, что это соответствует действительности. И сегодняшняя речь мессера Ирема служила тому самым лучшим подтверждением. "Дан-Энриксу" было неловко, словно он только что подслушал признание в любви, отнюдь не предназначенное для чужих ушей.

Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Вряд ли коадъютор повторил бы то же самое, если бы до конца осознавал, что и кому он говорит.

— Думаю, нам уже пора вернуться в Адельстан, — сказал его сеньор тем временем, взглянув на пасмурное небо так, как будто бы действительно рассчитывал увидеть солнце и определить, который теперь час. — Правда, сегодня мы убили больше времени на разговоры, чем на дело, ну да ничего. В следующий раз можно будет начать пораньше. А сейчас пошли.

Крикс отступил на шаг.

— Я не могу, мессер. Меня ждут в Академии.

— А, — кратко отозвался Ирем. И не добавил больше ничего — только смерил юношу пристальным взглядом.

Энониец не отвел глаза. Что толку делать вид, что он не понимает, о чем думает лорд Ирем? В последнее время Крикс действительно старался как можно реже появляться в Адельстане, потому что ему было тошно принимать участие в том, что там происходило. Юношу почти физически мутило от бесчисленных допросов и от вида знатных арестантов. Бейнор Дарнторн держался гордо и высокомерно. Вероятно, понимал, что его никакие ухищрения уже не выручат. Филомер Фин-Флаэнн, напротив, явно не воспринимал происходящее всерьез. Крикс всегда считал мессера Филомера недалеким и самодовольным человеком, но сейчас он начал понимать, что Филомер попросту туп, как пробка. Было совершенно очевидно, что все его участие в заговоре сводилось к выполнению идей Бейнора Дарнторна, даже если лорд Филомер считал их своими. Мысль об этом не давала юноше покоя. Он не мог не думать, что винить такого человека в государственной измене — все равно что предъявлять такое обвинение старому, жирному, ленивому коту. Старшие сыновья Фин-Флаэнна, не унаследовавшие фатальной глупости родителя, гораздо лучше представляли свои перспективы. В разговорах с рыцарями Ордена они попеременно нагличали, торговались или принимались унижаться. Это было отвратительно, но еще больше Крикса раздражала та веселая жестокость, с которой на эти выходки реагировал лорд Ирем, лично проводивший многие допросы. Время от времени "дан-Энриксу" казалось, что его сеньор просто играет с арестантами, как кошка с мышью. Вообще, у энонийца создавалось впечатление, что Ирем не просто выполнял свои обязанности, но и получал от своего занятия явное удовольствие. Это приводило Рикса в ужас. Но сказать об этом самому мессеру Ирему было немыслимо, так как формально его сюзерен не делал ничего дурного. Он ни разу не повысил голос ни на одного из арестованных, без возражений принимал любые жалобы и даже с Бейнором Дарнторном разговаривал так церемонно, словно эпизод с затрещиной никогда не имел места. Так что, если бы "дан-Энрикс" в самом деле вздумал как-нибудь заговорить с мессером Иремом о его отношении к мятежникам, тот просто поднял бы его на смех. И поинтересовался, не желает ли его оруженосец, чтобы он в придачу проливал над ними слезы сожаления.

Поэтому Крикс с некоторых пор проводил почти все часы в Лаконской академии или в Книгохранилище. Благо его нынешнее положение успело стать настолько неопределенным, что он мог позволить себе почти все. Мог даже уклоняться от обязанностей, которые выполняли остальные члены Ордена. Конечно, коадъютор имел право в любой момент потребовать, чтобы "дан-Энрикс" бросил все свои дела и находился при его особе, как и полагается оруженосцу, но, если бы сэр Ирем это сделал, Крикс официально попросил бы рыцаря освободить его от службы в гвардии. И коадъютору пришлось бы его отпустить, поскольку никаких обетов Рикс пока что не принес.

Присутствие на советах с некоторых пор тоже превратилось для Рикса в тяжкое, даже мучительное испытание. Теперь ему уже не приходилось, как год назад, стоять за спинкой кресла лорда Ирема. У него появилось собственное место за столом, бок о бок с коадъютором. И, как и в прошлый раз, советники Валларикса сделали вид, что не видят в этом ничего особенного. Хотя про себя каждый из них, возможно, строил те же самые догадки, что и Аденор. Сам Крикс не мог взглянуть на Валларикса без того, чтобы не вспомнить слов Ральгерда, сказанных в "Черном дрозде". Тогда Крикс мог решительно отгородиться от всех домыслов своего бывшего сеньора, представлявшихся ему почти что государственной изменой, но теперь все его отговорки потеряли силу. В день, когда Седой назвал его потомком Энрикса из Леда, Крикс осознал, что Аденор был прав. Если в его жилах течет кровь дан-Энриксов, то это могло означать только одно — Валларикс в самом деле был его отцом.

В те моменты, когда император наклонялся над какой-нибудь бумагой или обращался к другим членам своего совета, и не мог заметить пристального взгляда Крикса, юноша разглядывал лицо Валларикса с каким-то жадным любопытством. Аденор был прав, они действительно были похожи. Не настолько, чтобы это стало неприличным и бросалось каждому в глаза, но все-таки похожи. Та же линия скул и подбородка, та же матовая смуглость и круто изогнутые, будто бы всегда слегка нахмуренные брови. Откровенно говоря, Крикс походил на императора гораздо больше, чем его законная наследница. Когда южанин размышлял об этом, ему становилось неуютно. Словно император совершил нечто постыдное и сделал его своим соучастником. Этими мыслями, конечно, невозможно было поделиться с кем-то из друзей, и еще меньше — с лордом Иремом. И коадъютор, и сам Валларикс держались так, как будто ничего особенного не произошло. И это досаждало Риксу даже больше, чем все остальное. В редкие моменты, когда они оставались с сэром Иремом наедине, Криксу порой хотелось бросить в лицо сюзерену "Я все знаю". Вероятно, Ирем сразу понял бы, о чем он говорит, но, верный своим привычкам, сохранил бы полную невозмутимость и сказал бы что-то вроде "Нечего сказать, самонадеянное заявление… и что ты знаешь?". Тогда можно было бы напомнить коадъютору про его первую поездку в Чернолесье, совершенную этак за десять лет до их знакомства на болотах. Уж тогда-то калариец, надо полагать, утратил бы обычную самоуверенность. Криксу пришлось немало потрудиться, чтобы убедить Филу рассказать ему эту историю. Она сдалась только тогда, когда он напрямик сказал, что, кажется, нашел своего настоящего отца и теперь хочет убедиться в истинности собственных догадок.

Рассказ приемной матери на многое открыл "дан-Энриксу" глаза. Хотя, конечно, оставались и неясности. Крикс до сих пор не понимал, почему Валларикс, решив избавиться от своего бастарда, отослал его именно в Энмерри, а не в какой-то отдаленный замок. Опасался, что южанин, повзрослев, отправится в столицу, как частенько поступали отпрыски провинциальной знати? Очень может быть. Но тогда почему несколько лет спустя ему позволили остаться в Академии?.. То, что лорд Ирем взял его к себе в оруженосцы и приблизил ко двору, "дан-Энрикса" уже не удивляло — надо полагать, после истории с Галаррой и лаконским колоколом император начал возлагать на него определенные надежды. А теперь и сам Валларикс, и лорд Ирем явно полагали, что со временем он станет коадъютором Элиссив.

Умом "дан-Энрикс" понимал, что Валларикс — всего лишь человек, и что король, в конечном счете, уделил своему незаконнорожденному сыну куда больше внимания, чем сделал бы любой другой в таком же положении. Но эти здравые рассуждения мало что меняли. Глядя на Валларикса, Крикс чувствовал себя обманутым. Даже не потому, что этот человек когда-то вышвырнул его из своей жизни с той же легкостью, с какой позднее ввел его в свой государственный совет, а от того, что образ, успевший сложиться в его мыслях (не без помощи Элиссив и Лейды Гефэйр), оказался плодом его собственной фантазии. "Великая и святая" страсть к покойной королеве была столь же иллюзорной, как и та безукоризненная щепетильность, которую он приписывал Валлариксу. Раньше, когда "дан-Энрикс" размышлял о собственной любви к Лейде Гефэйр, мысль о Валлариксе и Элике всегда присутствовала где-то на краю его сознания. Крикс находил в этой истории самое убедительное доказательство того, что настоящая любовь присутствует не только в вымыслах сказителей и менестрелей. После такого правда показалась энонийцу более чем оскорбительной. В глубине души "дан-Энрикс" понимал, что император вовсе не обязан был оправдывать чьи-то беспочвенные ожидания, так что его претензии нелепы и даже несправедливы, но ничего не мог с собой поделать.

Если Валларикс заметил перемену в поведении южанина, то он никак не показал, что понимает, чем она может быть вызвана. Крикс положительно не знал, как расценить такую сдержанность правителя — как деликатность или же как поразительную черствость.

Простившись с Иремом, Крикс поспешил обратно в Академию, прикинув, что у него еще хватит времени на то, чтобы переодеться в черную одежду ментора, привести себя в порядок и, возможно, даже выпить кружку оремиса с соседями по башне. Разминку проводили без него, но в десять начиналась тренировка третьего энгильда, мастера которого "дан-Энрикс" должен был сегодня подменять.

Теперь, когда прошел очередной осенний сбор, забот у юноши прибавилось. Новичкам почему-то нравилось ходить за ним и осаждать его вопросами и просьбами. Возможно, дело было в том, что они не стеснялись его так, как взрослых мастеров. Обычно юноше не удавалось дойти от ворот до основного здания или до своей башни без того, чтобы раз двадцать не отвлечься по дороге на выслушивание чьих-нибудь просьб и жалоб. И даже если энониец рявкал на таскавшуюся следом малышню что-нибудь вроде "А ну брысь отсюда! Не до вас", то помогало это не надолго.

Но зато этим же летом Совет мастеров все же решился дать "дан-Энриксу" учеников из третьего энгильда, бывших всего на несколько лет младше самого Рикса. Удержать в таком отряде дисциплину было не в пример сложнее, чем у первогодков, зато появлялись совершенно новые возможности. Например, вроде той, которую оруженосец коадъютора обдумывал последние несколько дней.

Поднявшись в свою комнату, Крикс наскоро умылся и перевязал волосы кожаным шнурком, чтобы не лезли на глаза во время тренировки. При этом он некстати вспомнил, что в последние недели постоянно собирался заглянуть к цирюльнику, но почему-то всякий раз оказывалось, что еще один день прошел, а времени на стрижку снова не хватило. Впрочем, мельком посмотрев в осколок зеркала, пристроенный на полочке над умывальником, южанин остался доволен своим видом. Может, он и не намного старше своих собственных учеников, но с третьекурсником его никак не спутаешь. Картину портили только густые тени под глазами, лучше всяких слов свидетельствующие о бессонной ночи, но тут уж ничего не сделаешь. Кроме того, если сегодня все пойдет именно так, как он планировал, ученикам будет уже не до того, чтобы его разглядывать...

Лэр уже теснил "дан-Энрикса" от умывальника, пытаясь наклониться над ним так, чтобы все время видеть свое отражение. Южанин наблюдал подобную картину почти каждый раз, когда проводил утро в Академии. Как и всегда, в руке у Юлиана была бритва, а на лице застыло страдальчески сосредоточенное выражение. Ученикам шестого энгильда, пользующихся всеми привилегиями будущих выпускников, уже не приходилось вскакивать с постели ни свет ни заря и мчаться вниз на построение, но Лэр, похоже, с радостью бы поменялся с кем-нибудь из младших.

— Почему бы тебе не отпустить небольшую бороду? — спросил Афейн Рейхан, частенько заходивший к ним до завтрака — как иногда казалось Риксу, только для того, чтобы подтрунивать над Лэром. Вот и теперь синеглазый князь лежал на кровати Маркия, закинув руки за голову и лениво улыбаясь. Сам Этайн поднялся ни свет ни заря, и, как обычно, отбыл во дворец. Крикс подозревал, что Маркий так спешит совсем не ради императора. Всякий раз, когда энониец видел побратима или Лисси, у обоих был до неприличия счастливый вид.

Скосив глаза на Лэра, бормотавшего себе под нос самые непристойные каларийские ругательства, Крикс задумался о том, когда Марк успевал привести себя в порядок. Как бы рано Рикс не появился в Рейгенстурме, Марк встречал его уже одетым, гладко выбритым и даже с приглаженными щеткой волосами.

В отличие от Этайна с Юлианом, князь Рейхан стал бриться относительно недавно, да и то скорее для того, чтобы не отстать от своих соседей. А у энонийцев бороды вообще появлялись значительно позже, чем у их соседей с севера. Так что Крикс с Афейном могли в свое удовольствие подшучивать над Лэром.

— Нет, правда, борода должна тебе пойти, — не унимался князь. — Будешь похож на лорда Ирема.

— С такой щетиной? — не выдержал Рикс. — Скорее уж, на пугало.

— Заткнитесь оба! Вы просто завидуете. Особенно ты, — заметил Юлиан, обвинительным жестом указав на Крикса. Прозвучало это не особо убедительно, поскольку к этому моменту Лэр уже успел дважды порезаться и, морщась, вытирал выступившую на шее кровь. Крикс плотоядно ухмыльнулся.

— Ага, завидую… всю жизнь мечтал однажды утром перерезать себе горло.

— Свинья, — проворчал Лэр.

Крикс был не прочь продолжить пикировку, но пора было идти. Он залпом проглотил оставшийся оремис и сбежал по лестнице во двор, оставив побратима мучиться со своей жесткой, как наждак, щетиной, а Афейна — изощряться в остроумии.

— Разбейтесь по трое, — скомандовал южанин, сунув пальцы рук за пояс и оглядывая строй стоящих перед ним учеников. Идея несколько разнообразить утреннюю тренировку появилось у него уже давно, но ему потребовалось время, чтобы все как следует обдумать. И добиться разрешения от Вардоса. — Сегодня заниматься будем так: первая тройка нападает, остальные ждут своей очереди. Как только все участники из первой тройки выбывают, их сменяет следующая команда. Передышку получаете тогда, когда кому-нибудь удастся меня зацепить. Все ясно?..

— Да! — разноголосо отозвался строй. Лаконцы явно радовались нарушению обыденного распорядка.

Разницу между первогодками и учениками третьего энгильда Крикс почувствовал на первых же занятиях. Если новички смотрели на "наставника" влюбленными глазами и липли к нему, как банный лист, то старшие ученики устраивали слишком молодому мастеру всякие каверзы или почти в открытую не выполняли его распоряжения. Крикс ожидал чего-нибудь подобного и не был слишком обескуражен. Основная сложность заключалась в том, чтобы утвердить свой авторитет, при этом не переступив границы допустимого для мастера. "Дан-Энрикс" размышлял об этом несколько недель и, как ему казалось, нашел подходящее решение.

— Разбирайте мечи, — велел южанин своему отряду. Подростки бросились к разложенному на скамьях оружию.

Крикс сделал несколько пробных замахов мечом и отсалютовал ученикам из первой тройки.

Для них это был не первый урок групповых схваток, и напали они очень грамотно — рассредоточившись, не оставляя Криксу, как казалось им самим, никакого шанса защититься от трех атак одновременно. Но Крикс и не собирался защищаться. Он ударил по руке первого нападающего, возвратным движением меча задел бедро второго и, ловко увернувшись от удара третьего, всем корпусом толкнул его в плечо. Мальчишка полетел на землю.

— Смена! — скомандовал "дан-Энрикс".

Эти трое не рассчитывали, что придется вступить в бой так скоро, и нападали не так слаженно и ловко, как первая группа. Да и их товарищи, не успевшие вовремя убраться с тренировочной площадки, помешали им взять Крикса в клещи, так что "мастер" закружился по двору, навязывая остальным свой темп и вынуждая нападающих атаковать по одному. Времени это отняло чуть больше, чем первая схватка, но зато и выглядело зрелищнее.

— Смена!.. — еще раз напомнил Крикс, разделавшись с последним из противников.

Криксу часто приходилось показывать своим ученикам, как выполняется тот или иной прием, но до сих пор он никогда не старался показать им все, на что способен. На лицах нападающих застыла удивительная смесь азарта, досады и восторга. Крикс не сомневался, что к вечеру рассказ о необычной тренировке облетит всю Академию и обрастет самыми фантастическими подробностями.

После пятой смены его, наконец, смогли задеть, что вызвало у нападавших бурное и продолжительное ликование. Крикс дал обещанную передышку, улыбаясь про себя. Не будь его противники ослеплены своим успехом, они бы наверняка сообразили, что на самом деле отдых был нужен не сменяющим друг друга тройкам, а, скорее, самому "дан-Энриксу". Воспользовавшись перерывом, юноша воткнул меч в землю, вытер лоб, откинул влажные от пота волосы назад и заново связал из в хвост. А потом незаметно помассировал ушибленный в последней схватке локоть. Сумрачное утреннее настроение развеялось во время боя, требовавшего предельной концентрации и быстроты. Эта затея с нападениями по трое внезапно оказалась подлинной находкой.

Надо будет как-нибудь попробовать еще раз.

Старшие ученики тоже воспользовались отдыхом. Некоторые из них даже успели сбегать к небольшому каменному фонтану и умыться, так что теперь торопливо вытирали руки о штаны. Другие наполнили фляжки и жадно глотали воду, спрятавшись за спинами товарищей, поскольку мастера обычно запрещали пить во время тренировки. Крикс отлично знал все эти фокусы, поскольку сам проделывал подобное десятки раз.

— Я все вижу, можете не прятать вашу флягу, — сказал он вслух. От неожиданности третьекурсники стали пихать фляжку друг другу и едва не уронили ее на песок.

— Да пейте, сколько влезет, если вам так нравится, — пожал плечами Рикс, не одобрявший бесполезные запреты. Зачем что-то запрещать, если все будут постоянно искать способ обойти твои распоряжения? — Только учтите, что от воды вы будете быстрее уставать, и жажда станет мучить еще больше, чем сейчас. Отдых окончен. Смена!

Сегодня у Коры было отвратительное настроение, и она выкрутасничала вовсю. Вертелась, как бы ненароком прижимала Лара боком к стенке денника, рыла копытом землю… Лар уже в который раз задумался, почему мессер Ирем мучался с такой норовистой кобылой вместо того, чтобы найти себе другую лошадь, благо коадъютор мог позволить себе лучшего коня. Но рыцарь, видимо, не оставлял надежды воспитать из негодяйки что-нибудь достойное и проявлял такие чудеса терпения, которых от него никогда бы не дождался человек. А в остальное время чудеса терпения волей-неволей приходилось проявлять Линару.

Потом в конюшню зашел новый человек, и Лар отвлекся. К этому моменту Кора успела довести его до белого каления, а вновь прибывший выглядел достаточно необычно, чтобы вызвать интерес.

Ворот у незнакомца был заколот серебряной брошью в виде семилистника, что вроде бы указывало на ученые занятия, но внешностью и решительной походкой он гораздо больше походил на рыцаря. Вдобавок ко всему правый рукав темно-зеленого колета был зашит у самого плеча, и Лар ничуть не сомневался в том, что незнакомец потерял руку в каком-нибудь сражении. Линар задумался, как же приезжий собирается управиться с конем, и огляделся. Никого из слуг, будто назло, поблизости не оказалось, так что Лар поспешил на помощь сам.

— Позвольте мне, мессер, — попросил он мужчину, взявшись за узду.

Приезжий выпустил поводья — как почудилось Линару, с облегчением.

— Спасибо, — с чувством сказал он.

Пока Линар расседлывал его коня, приезжий стоял рядом, прислонившись к стенке денника, и с любопытством оглядывался по сторонам. Его внимания удостоилась и Кора, по-змеиному вытягивавшая шею из денника напротив, и, похоже, вовсю ревновавшая "своего" человека к вновь прибывшей лошади, и сам Линар, возившийся с его конем. Особенное внимание мужчины привлекла его коричневая куртка с вышитой у ворота эмблемой Ордена.

— Ты ведь стюард мессера Ирема?.. — спросил он полуутвердительно. Линар задумался, где этот человек мог видеть его раньше, но потом сообразил, что он тут ни при чем — скорее уж приезжий видел лорда Ирема верхом на Коре.

— Да, мессер. У вас какое-нибудь дело к коадъютору?..

К Лару по двадцать раз на дню обращались с просьбами о том, чтобы он что-то передал мессеру Ирему или помог его найти. Линару это нравилось, хотя и отвлекало его от обычных дел. В подобные моменты он чувствовал себя почти что членом Ордена.

Но собеседник покачал головой.

— Нет, с лордом Иремом я не знаком. Зато мы старые приятели с его оруженосцем.

— А, так вы друг Рикса! — эхом отозвался Лар, все больше утверждаясь в мысли, что его симпатия к этому незнакомцу была не случайной.

— Да, мы познакомились в Лаконе, — удивительно охотно отозвался однорукий. Он, должно быть, относился к категории людей, с непринужденностью вступающих в беседы с кем угодно. Его явно не смущало, что он разговаривает с мальчиком на побегушках, стоя посреди конюшни. — Меня зовут Кэлринн Отт. Скажи, ты часто видишь Рикса?

— Не особенно, — признался Лар, заметивший, что лошадь Отта нервно роет пол, и нагибаясь, чтобы осмотреть копыто — не слоится ли? Сейчас уже странно было вспомнить, что когда-то он боялся лошадей, считая их огромными, непредсказуемыми тварями с дурным характером. Правда, Лару до сих пор было не по себе, когда он чистил Фэйро или выводил его размяться, но это можно было в расчет не принимать, так как злонравного коня "дан-Энрикса" побаивался даже старший конюх.

— Как так вышло? Вы ведь оба служите мессеру Ирему.

Лар подумал, что, хотя формально его собеседник прав, на самом деле очень сложно утверждать, что "дан-Энрикс" по-прежнему служит коадъютору. Южанин приходил и уходил, когда хотел, и разговаривал с мессером Иремом значительно свободнее, чем полагается оруженосцу. В гвардии любили посудачить о том, что это может значить, но Линар всегда предпочитал держаться от подобных разговоров в стороне. Вот и сейчас он ответил очень сдержано.

— Рикс теперь чаще бывает в Академии или в Книгохранилище, чем в Адельстане. Но он все равно мой лучший друг.

Кэлринн усмехнулся.

— Если собрать вместе всех, от кого я это слышал, то получится, что Рикс каким-то чудом умудряется быть лучшим другом паре дюжин человек.

Лар покраснел при мысли, что приезжий посчитал его слова обычным хвастовством. А он ведь вовсе не имел в виду хвалиться перед кем-то своей дружбой с Риксом. Да и то, поводов для такого хвастовства было немного. Чаще всего Крикс ограничивался тем, что мимоходом улыбался Лару, если они сталкивались в кабинете коадъютора. Линар отлично понимал, что он не слишком интересен энонийцу, и от этого, если им все-таки случалось оказаться в одной комнате, терялся и не знал, о чем заговорить. Какая уж тут дружба!

— Я хотел сказать, что я считаю Рикса своим лучшим другом. Если бы не он, я бы сейчас, скорее всего, был рабом на Филисе. Он меня выкупил, хотя тогда мы даже не были знакомы.

— Рикс выкупил тебя с невольничьих торгов?.. — не понял Отт. — А его самого-то туда каким ветром занесло?

Лар вкратце рассказал о том, как "Бесстрашная Беатрикс" сделала остановку в Росанне, чтобы запастись водой, а Крикс отправился бродить по городу и наткнулся на Линара, ожидающего своей участи на невольничьем рынке. А в итоге выкупил его из рабства и привел на их корабль.

— Значит, ты попал на "Беатрикс", когда она плыла в Каларию? — заинтересовался Отт. — Но это же прекрасно!

— Почему? — не понял Лар. Сам он не видел в этом ничего такого уж прекрасного. Если бы в тот момент кто-нибудь предоставил ему выбор, Лар ни за какие блага мира не захотел бы оказаться на войне.

— Да потому, что ты, выходит, лично видел все, что делал мессер Ирем со дня своего прибытия в Эледу.

— Ну и что?.. — еще сильнее удивился Лар.

Приезжий улыбнулся.

— Сейчас попытаюсь объяснить. Мэтр Саккронис, старший архивариус Книгохранилища, как раз теперь пишет свою "Новейшую историю", а я по мере сил пытаюсь ему помогать. За несколько последних месяцев я успел побеседовать по меньшей мере с полусотней ветеранов, побывавших в Такии, но это все не то. Крикс уже рассказал мне все, что знал, о взятии Тронхейма, но Сокату и Берберис брали без него. Естественно, я мог бы напрямую обратиться к коадъютору, но я не думаю, что он оценит важность нашей нынешней работы по достоинству. Лорд Ирем — тактик и стратег, а не историк. В лучшем случае, он скажет, что у него нет на это времени. Так что твои воспоминания могут оказаться попросту незаменимыми. Ты окажешь нам с Саккронисом огромную услугу, если разрешишь мне записать твои рассказы. Кстати, за две улицы отсюда есть вполне приличная харчевня, "Золотая яблоня". Я как раз собирался заглянуть туда и что-нибудь перехватить с дороги. Не желаешь ли составить мне компанию? С тебя рассказ, с меня — приличный завтрак.

Линар давно уже привык к тому, что люди обращают на него не больше внимания, чем требуется, чтобы дать ему какое-нибудь поручение. От тона Отта у него перехватило дух. Было удивительно приятно — но одновременно Лар мучительно жалел о том, что позволил себе разговориться с одноруким. Книги и все то, что с ними связано, по-прежнему казалось ему чем-то вроде магии, доступной лишь немногим посвященным. Лучше бы его оставили в покое и позволили ему спокойно чистить Кору. И, самое главное, не требовали от него вещей, которые он совершенно не умеет делать.

— Я вряд ли смогу вспомнить что-то важное, — пробормотал он, уткнувшись взглядом в пол.

— Тебе и не нужно думать, что ты будешь говорить, — заверил Отт. — Если мне будут нужны какие-то детали, то я сам о них спрошу.

Линар положительно не знал, как отвертеться от такого предложения.

— Мне все равно надо сперва дочистить лошадь сэра Ирема, — заметил он. Но однорукий даже бровью не повел.

— Я подожду.

Лар понял, что отступать ему уже некуда. И мысленно спросил себя, во что же его угораздило ввязаться.

Надо отдать Отту должное — место для завтрака он выбрал правильно. Лар пару раз бывал в "Золотой яблоне" вместе с "дан-Энриксом" и знал, что кормят там отлично. У Линара прямо-таки слюнки потекли, когда он увидел перед собой мягкий белый хлеб, паштет, яичницу со шкварками и кружку пива. Отт тем временем извлек из сумки несколько листов льняной бумаги, разложил их на столе и приступил к расспросам. Поначалу речь шла преимущественно о мессере Иреме и его окружении, но потом Лар дошел до ограбления обоза и до возвращения "дан-Энрикса" в имперский лагерь, и на лице Кэлрина возникла странная, мечтательно-лукавая улыбка.

Лар признался, что во время взятия Тронхейма находился в лагере и видел знаменитый штурм только издалека, но Отта это почему-то совершенно не расстроило. Вместо этого он неожиданно засыпал Лара градом самых неожиданных вопросов. "Значит, Олли Ройвен в самом деле полагал, что на его обоз напали оборотни?.. А потом сэр Ирем выехал на место происшествия и встретил там "дан-Энрикса"? Что он тогда сказал? А что ответил Рикс?.. Какое у него при этом было выражение лица? Не помнишь? А ты постарайся, ты же был при этом, у кого мне спрашивать, если не у тебя!" Лар честно силился припомнить все детали. Рассказывать оказалось вовсе не так сложно, как ему казалось поначалу. То ли дело было в дружелюбном обращении Кэлринна Отта, то ли в кружке пива, выпитого почти натощак, но Линар чувтсовал себя значительно непринужденнее, чем в первые минуты их беседы.

Правда, оставалось совершенно непонятным, каким образом все эти мелкие подробности помогут Кэлрину в его работе, но Лар решил, что это просто результат его невежества.

Время от времени Линар косился на листы, лежавшие перед собеседником и постепенно заполнявшиеся четким и убористым почерком Отта. Cтол был неровным, не особенно удобным для письма, но Кэлрин все равно работал очень быстро — перо в его руке так и летало по листу. Где-то через полчаса такой работы Отт откинулся на спинку кресла и, все так же странно улыбаясь, отхлебнул почти нетронутое пиво.

— Похоже, Крикс рассказал нам отнюдь не все. Я даже начинаю думать, что его рассказ о взятии Тронхейма тоже следует подвернуть пересмотру.

— Я толком не видел этот штурм, мессер, — напомнил Лар. Кэлринн небрежно махнул рукой.

— Это ничего. Штурм меня в настоящую минуту не интересует. Давай-ка вернемся к самому началу. К тому дню, когда ты встретил Рикса на торгу.

— Это тоже нужно для вашей истории? — с сомнением спросил Линар. Он всегда считал, что в хроники заносят только самые серьезные события.

Отт усмехнулся углом рта.

— Нет, конечно. Это нужно для совсем другой истории. Но я все равно очень надеюсь, что ты мне поможешь.

Линар не очень понимал, что это значит, но на всякий случай счел за лучшее кивнуть. Кэлринн победно улыбнулся.