Призрак замка Штромборг

Призрак замка Штромборг

1

— Замок обыскали, ваше сиятельство…

За окнами, узкими, точно бойницы, раскинулся светлый июньский вечер, но в кабинете канцлера Моргенштерна сумерки словно сгустились до срока. Пламя в камине ровно гудело, и фигура офицера-гвардейца отбрасывала внушительную тень на дубовые панели.

— И каков результат? — пожилой вельможа слушал доклад, расположившись в глубоком кресле, поодаль от огня.

— Увы, гере канцлер, — ответил гвардеец. — Мои люди никого не обнаружили.

— Что еще?

— Есть подземный тоннель, я проверил лично — он давно замурован, кладка нетронута.

— Что ж, тогда придется признать, будто все мы страдаем расстройством чувств, галлюцинациями, как выражаются ученые мужи. Не так ли, капитан фон Берк? — секретарь, бледный, коротко стриженый человек, поднял голову от заваленного бумагами стола.

Капитанская тень заколебалась, будто поежилась.

— Я не знаю, как это называют болтуны-академики, гере фон Сиверс. А мои парни поговаривают о нечистой силе.

— Вздор! Оставьте эти бредни простонародью! В наш просвещенный век…

Короткий кашель со стороны кресла прервал спор.

— Капитан, — приказал канцлер, — усильте караулы. Прислугу по-прежнему — в город не выпускать. Вы свободны. А для вас, Карл-Готфрид, у меня имеется особое поручение…

***

Карета подпрыгивала на мостовой. Они уже миновали главные улицы Торскхавне, свернув в бюргерский квартал, плотно застроенный фахверковыми домиками. Копыта лошадей скользили по влажным от вечернего тумана булыжникам, и возница — личный кучер канцлера — щелкал кнутом и порой ругался, недовольный, что тащится на ночь глядя к троллю в зубы на облучке простого наемного экипажа. Огни фонарей были редки и тусклы. Провинция. Край света…

— Ваша милость, прибыли!

Карл-Готфрид выбрался наружу. Карета стояла на улочке, которая обрывалась лестницей, ведущей вниз, в белесый туман, где тепло светились окошки домов. С моря налетал соленый ветер. В вышине уже проступали неяркие звезды, но над гладью залива еще дотлевал закат.

— Жди здесь.

Нужный дом по виду нисколько не отличался от соседей по улице: крепкие балки каркаса, черепичная крыша. Карл-Готфрид поправил шейный платок, решительно ударил в дверь молоточком. И почти сразу уловил внутри легкие шаги.

Отворила девушка. Совсем юная, лет шестнадцати, со светлыми волосами, пушистыми прядями падающими на плечи, в простом домашнем платье и к тому же босая.

Карл-Готфрид слегка поклонился и притронулся ладонью к шляпе.

— Ой, — растерянно вымолвила девица, но тут же опомнилась, вздернула носик и строго произнесла: — Что вам угодно, гере?

— Карл-Готфрид фон Сиверс, секретарь его сиятельства графа Моргенштерна. Могу я переговорить с гере Йоргеном Йенсеном?

— С дедушкой? Да, конечно…

— Кто там, Грете? — раздался хриплый голос. — Опять молодые бездельники зовут тебя на танцы?

— Нет, дедушка, это к тебе. Гере фон Сиверс, секретарь самого канцлера, — откликнулась девушка, распахивая дверь в гостиную.

— Вот как! Что ж, гостям здесь всегда рады, даже если они из столицы. Доброго вечера, гере! Не утомились спускаться в нашу бухту? — кхе-кхе…

Худой, точно жердь, старик сидел в кресле у очага, опустив ноги в таз с водой. По скромно обставленной, но уютной комнате расплывался едкий аромат горчицы.

Карл-Готфрид сделал вид, что не уловил насмешки в тоне старика. Он должен передать послание патрона, а поставить бюргера на место можно и после — когда разберется, какие нити связывают его с графом.

— Гере Йорген Йенсен? — осведомился он.

— Он самый, — прохрипел старик. — Йорген Йенсен, Старый Лис Йорген, Йенсен-Выплюнь-канат — все это я. Чем обязан? Грете, что же ты? Подай гостю стул!

Девушка повиновалась. Карл-Готфрид вытащил из потайного кармана фрака письмо и протянул старику. Тот ухмыльнулся и небрежно сломал печать с летучей мышью — фамильным гербом Моргенштернов.

Пробежав послание, старик нахмурил клочковатые брови, цокнул языком и перечитал письмо, на сей раз куда медленнее. Покачал головой.

— Скверная история. Грете, подлей горячей воды. Умница. И набей мне и гере фон Сиверсу трубки. Вы ведь курите? Нет?! Зря, это бесовское зелье прочищает мозги, как щетка трубочиста — дымоходы.

Он поднес ко рту глиняную трубку, глубоко затянулся и повторил, цедя слова и дым сквозь зубы:

— Скверная история. И сдается мне, канцлер не зря прислал вас сюда. Государственный ум! Вот только дело уже не по Старому Лису — мои кости подкинули подлянку: еле доползаю от постели до мастерской…

Карл-Готфрид выругался (разумеется, мысленно). Стоило терять время и добираться сюда, чтобы слушать древнюю развалину. Он мог бы взять старика за шиворот и потащить в замок силком. Но того ли желал патрон?

— Его сиятельство приказал мне дождаться вашего ответа, гере Йорген. Как я понимаю…

— Э-э! — рассмеялся старик, обнажив желтые зубы. — Ни беса вы не понимаете, как я погляжу! Я сказал, что дело не по мне, но разве ж я отказал его сиятельству в помощи? Вот она, — он ткнул пальцем в сторону девушки, — отправится с вами. Грете, слышала?

Девушка молча кивнула.

— И не возражайте, гере, — заявил Йорген. — Таков мой ответ. Еще спасибо скажете.

Фрекен Маргрет примостилась в уголке кареты, кутаясь втемную накидку. Опрятный белый чепец скрыл волосы, и вся она — основательная и смиренная — не отличалась от любой другой молоденькой горожанки.

Чем обычная девчонка поможет? Что смыслит в политике и войне?

— Два месяца назад в сражении у мыса Варгскалле наша эскадра разнесла флот Великого герцогства Оландского в щепки, и колесо фортуны наконец повернулось в нужную сторону, — терпеливо объяснял Карл-Готфрид. — В герцогстве две партии знати: одна стоит за войну, другая — за мир, а старик Иоганн Третий вертится между ними, как флюгер на крыше. После поражения у Варгскалле в фаворе у правителя партия мира и ее глава баронЭкселлау. Иоганн пошел на переговоры, и наши дипломаты добились…

— Мира! — с неожиданным жаром произнесла девушка. — Простите, что перебила, гере, но это же прекрасно! Весь город гудит, как улей, все только и говорят, что про нашего канцлера и про тамошнего маршала. Войне конец!

— Пока еще нет, — улыбнулся секретарь. — Мирный договор будет подписан лишь завтра. В замке Штромборг, куда мы и едем.

— И маршал уже там? — спросила Грете.

— Нет, корабли барона Экселлау неподалеку от острова. Он прибудет на переговоры завтра утром. Но есть одно обстоятельство…

… Сначала все шло, как по маслу. Старинный замок, выбранный самим бароном Экселлау для встречи, принадлежал роду Линдё и пустовал: владельцы развлекались в столице. Заняв Штромборг, дипломаты как могли подготовили его к переговорам и принялись в последний раз штудировать статьи, параграфы и пункты, дабы не ударить в грязь лицом. И тут случилось странное.

— Началось все весьма нелепо, — Карл-Готфрид откинулся на спинку сиденья. — Ночью, два дня назад, караульный гвардеец услышал шаги, но не увидел идущего.

— А может он…

— Нет, он был трезв. И страшно напуган. По его словам, шаги миновали пост и направились в главный зал, где и смолкли. Поутру, когда раздвинули шторы, на стене обнаружили надпись. Непозволительного и угрожающего содержания. Разумеется, канцлер приказал ее стереть и допросить гвардейцев и слуг, но ничего не удалось выяснить. А вчера ночью шаги услышали все.

Карл-Готфрид поморщился. Это и впрямь было пугающе: отчетливая поступь разносилась из ниоткуда по комнатам и коридорам, будя непрошенные отголоски. Шаги звучали зловеще, а уж когда к ужасу выставленного в зале караула на стене сами собой проступили слова…

— Гвардейцы обыскали замок, но не нашли ничего и никого.

Грете поежилась.

— С миссией прибыли только проверенные люди, — продолжил Карл-Готфрид. — Слуги под надзором. Я убежден: в замок пробрался шпион, который пытается сорвать переговоры. Как он действует, я, увы, понять не могу. И право, не знаю, — Карл-Готфрид рискнул закинуть наживку, — чем вы сможете быть полезны.

— Посмотрим, гере секретарь, — прошептала фрекен Маргрет.

Они приближались к центру города, когда девица заговорила снова.

— Гере фон Сиверс, могу я спросить?

— Разумеется, фрекен Маргрет.

— Расскажите мне о Королевском театре. Вы ведь там, наверно, часто бываете?

Что?! Карл-Готфрид изумленно посмотрел на девушку. Надо же! Судьба страны висит на волоске, а эта глупышка спрашивает его о театре?!

— Да, бываю, — вежливо ответил секретарь, вовремя вспомнив о приказе канцлера. — Величественное здание. Огромный зал, тысячи свечей, лепные потолки…

— Да-да, — быстро проговорила девушка, — замечательно. Ну, а пьесы? Что сейчас идет?

Дипломат наморщил лоб. По правде сказать, последний раз он был в театре с полгода назад, да и то не столько ради спектакля, сколько ради наблюдения за неким лицом…

— В начале сезона давали «Диану». Потрясающая трагедия. Мадам Орильи была бесподобна — это известная прима…

Лицо девушки оживилось, голубые глаза заблестели.

— Вы любите театр?

— Бываю на каждом спектакле нашей любительской труппы, на который удается достать билет. Ну, и изредка сюда приезжают бродячие артисты. Но это все не то… Вот бы увидеть настоящий театр, а, может и…

Она запнулась.

— И самой выйти на сцену, — с улыбкой продолжил дипломат.

— Глупо, да? Дедушка никогда мне не позволит, — уныло произнесла девица.

«И правильно сделает», — подумал Карл-Готфрид, вспомнив кое-что про нравы богемы.

— А в Королевском театре есть актрисы моего возраста?

Карл-Готфрид задумался.

— Я знаю лишь одну такую актрису, — сказал он. — Сейчас ей за тридцать, но известность пришла к ней в семнадцать. Фрекен Астрид Берген. Дебют десятилетия.

— Что это значит?

— Так назвали ее первое выступление. Роль была очень сложная, но Берген играла так, что зал буквально замер, вслушиваясь в каждое слово. Настоящее мастерство.

Карета свернула к воротам Штромборга.

— Дебют десятилетия, — задумчиво повторила фрекен Маргрет.

2

Пламя фонаря слегка подрагивало. Погруженный во мглу коридор был пуст. Фрекен Маргрет шла чуть позади секретаря, осторожно ступая по пыльному полу. Никакой боязни темноты она не выказывала, а вот на паутину и грязь смотрела весьма неодобрительно.

— Столько прислуги, — прошептала девушка, — и такой беспорядок!

Карл-Готфрид молча пожал плечами. Тяжела ты секретарская доля!

Его сиятельство не разгневался, узрев вместо старика Йоргена молодую особу. Более того, он не слишком-то и удивился. Девица тоже не стушевалась при виде всесильного канцлера, сделала вежливый книксен, скромно потупила глаза и почти сразу же попросила разрешения осмотреть замок. Разумеется, Моргенштерн дал согласие и поручил секретарю сопровождать фрекен Йенсен, куда она скажет. Карл-Готфрид смирился и повиновался.

И вот они уже целый час бродят по замку с фонарем, высматривая неизвестно что. Право слово, вспоминаются легенды, которые рассказывала ему в нежном детстве нянюшка!

— Пора возвращаться, — сказал Карл-Готфрид. — Скоро полночь. Если шаги снова появятся, лучше быть внизу.

Они медленно шли по галерее, то и дело натыкаясь на разный хлам, сваленный прямо на полу.

Портреты подслеповато таращили глаза из-под слоя пыли, масло в фонаре почти закончилось, а в тех унылых комнатах, куда заглядывали фрекен Маргрет и секретарь, правили бал жирные пауки, усердно латавшие потревоженные гвардейцами сети.

— Да, вы правы, — ответила девушка. — Здесь нет ничего… примечательного.

Она повернулась, но вдруг остановилась и приложила палец к губам, пристально всматриваясь за спину фон Сиверса. Карл-Готфрид замер, недоумевая. Молчание длилось несколько мгновений, затем девушка беззаботно рассмеялась.

— Забавно, — пробормотала она. — Здесь есть еще одна дверь.

Она сделала несколько шагов и коснулась ладонью медной ручки, совершенно неприметной на темной деревянной панели. Как фон Сиверс не заметил ее раньше?

Дипломат отстранил девушку и рванул ручку на себя.

Дверь открылась на удивление легко и беззвучно. Карл-Готфрид шагнул через порог и, подняв фонарь повыше, осмотрелся.

Комната как комната. Узкая, без окон. Пустая, только в углу стоит, топорщась рваной обшивкой, кресло, да у стены — древний шкаф. На полу трупики тараканов. И больше ничего.

Фрекен Маргрет скорчила презрительную мину и поспешно вышла назад в коридор.

— Пойдемте, — громко сказала она. — Нечего дышать пылью.

Из жилого крыла послышались встревоженные голоса. Что-то случилось…

— Кажется, наше привидение, — попытался улыбнуться секретарь.

Караульные гвардейцы и дипломаты толпились у дверей главного зала, не решаясь двинуться дальше. Заслышав тяжелые шаги канцлера, они расступились.

Карл-Готфрид, следовал за патроном, держа ладонь на рукояти пистолета. Фрекен Маргрет торопилась за ними.

Моргенштерн прошел на середину зала и остановился, скрестив руки на груди. Тишина вокруг стала мертвой. Карлу-Готфриду захотелось выпить. Чего-нибудь покрепче. Немедленно.

На стене пылали буквы. Каждая дюймов десять в длину, они испускали пронзительное сияние, заливая лица неестественной синевой.

«Я приду за кровью Экселлау».

Некоторое время канцлер задумчиво изучал слова, затем шагнул ближе.

— Ваше сиятельство! — попытался удержать его секретарь.

Фрекен Маргрет не отставала от графа, и у Карла-Готфрида не осталось выбора. Три человека подошли почти вплотную к стене. Канцлер осторожно поднес к пламени руку. Девушка тут же последовала его примеру.

— Как будто снял перчатку морозной ночью, — заметил граф.

Секретарь, пересилив себя, прикоснулся к буквам. Ладонь словно обожгло ледяным ветром. Девица вскрикнула.

— Смотрите!

Фон Сиверс заметил: на стене, чуть ниже первой надписи медленно проступала новая, разгораясь все тем же синим пламенем. Фрекен Маргрет шептала, читая возникающие на камне слова.

— Помни… черный… декабрь…

За спиной шелестели голоса. Канцлер обернулся.

— Гвардейцам оставаться на посту. Господа, попрошу вернуться в отведенные вам комнаты. Фрекен Маргрет, фон Сиверс, в мой кабинет.

— Возможно, какой-то химический состав, — канцлер протянул руки к огню. Карл-Готфрид, жадно глотая подогретое вино, промычал что-то, выражающее согласие. Пальцы еще ломило, будто он обморозил ладони.

— А в прошлые ночи надписи были такие же? — спросила фрекен Маргрет.

— Не совсем, — Карл-Готфрид оторвался от бокала, — была только первая фраза. И без такой…иллюминации. Обычный мел.

— Сегодня не было шагов, — канцлер, потирая ладони, направился к креслу. — Наше привидение решило обойтись без лишнего шума. Ясно одно: кто бы ни проделывал эти штуки, он нацелился на барона Экселлау. Возможно, кто-то, подосланный партией войны, собрался сорвать подписание договора. Но зачем ему объявлять о покушении заранее? Ведь опасность, что его поймают, возрастает. Или он так уверен в собственной неуязвимости? Как бы вы действовали на его месте, фон Сиверс?

— Если бы я имел возможность пробраться в Штромборг и оставаться незамеченным, я бы постарался обставить дело так, чтобы подозрение в убийстве пало на вас, ваше сиятельство.

— Вы совершенно правы. Зачем объявлять о намерении кого-то убить да еще таким странным способом?

— А если не политика? — фрекен Маргрет морщила лоб, словно решала арифметическую задачу.

— Личная вражда? — откликнулся канцлер. — Да, у барона, несомненно, есть враги. Но опять-таки: это не вызов на дуэль, а убийство. И оповещая всю округу, убийца подвергает себя опасности быть пойманным и вздернутым на крепостной стене. Здесь что-то не сходится. Такое чувство, что мы имеем дело с сумасшедшим…

— Или с привидением, — добавила Грете. Канцлер не ответил.

Пару минут все молчали. Фрекен Маргрет чертила пальцем круги на обшивке кресла.

— А что ж такое черный декабрь? — осторожно спросила она. — И почему его надо бояться?

Карл-Готфрид тоже думал об этом. Он перебирал в памяти сведения из истории родной страны и Оландского герцогства, но, хотя познания его были довольно обширны, ничего дельного на ум не шло.

— В рыбачьем поселке есть примета, что первый понедельник апреля — «черный понедельник». Нельзя идти на промысел, потому что будет шторм, — произнесла девушка.

Моргенштерн щелкнул пальцами.

— Ваша правда, фрекен Маргрет. Если допустить какую-нибудь местную легенду…

— В городе не рассказывают про черный декабрь, — отозвалась Грете. — Мы поселились здесь десять лет назад, и я знаю много поверий, но про черный декабрь ни слышала ни разу.

— В любом случае, мы должны проверить, — канцлер потянулся за колокольчиком.

— Я не виноват, ваше сиятельство…

Старик-библиотекарь подслеповато моргал, точно сова, извлеченная из дупла на божий свет. Довольно жалкое зрелище.

— Никто вас и не винит, — вступил в разговор Карл-Готфрид. — Просто скажите, есть ли какие-нибудь сведения, легенды или слухи о черном декабре?

— Да какие легенды, — протянул старик. — Скажете тоже. Дело давнее, никто и не помнит…

А что страницы из хроники выдрали, так, ваше сиятельство, я не виноват. Я такую от прежнего библиотекаря получил. Может, они еще при конунге Бьерне Молчуне изъяты…

— Какой конунг Бьорн?! Вы можете говорить яснее?! — канцлер начал терять терпение.

— Могу, — согласился старик. — Да вы, ваше сиятельство, сами увидите…

В год Господень… были беды многие… было небо черно, как… и пепел сыпался на камни… Пришел род чуждый… прося места… дары богатые… Пир в замке… Ярл Аксель… ударил… кровь на… до смерти… Прости прегрешения… и невольные…

Лист бумаги содержал и руны, заботливо перенесенные с куска рваного пергамента, и перевод — дело рук библиотекаря.

— Старик нашелстраницу в подвале среди бумаг, — объяснил Карл-Готфрид. — и держал у себя в архиве, на всякий случай.  

— Что ж, кое-что все же прояснилось, — проговорил канцлер. — Год здесь не указан, но его нетрудно установить, просмотрев саму хронику. Итак, в средние века произошло какое-то стихийное бедствие. Пострадавшие — «род чуждый» пришли на земли, принадлежащие сейчас Линдё, просить убежища. Принесли дары. Но произошла ссора между кем-то из пришельцев и ярлом Акселем. Скорее всего, ярл убил противника…

— И если ярл был родоначальником фамилии Экселлау… Тогда получается, что потомки убитого через столько столетий пытаются отомстить? — произнес Карл-Готфрид. — В голове не укладывается. Какая-то южная вендетта.

— Именно что вендетта. Месть не только убийце, а членам его семьи. Потомкам. Почему не отомстили ярлу Акселю? И почему страницу удалили из хроники?

— Они пировали в замке, — фрекен Маргрет устало склонила голову на руку. — По старому обычаю Севера, вместе вкусившие пищу становятся как бы братьями. Для допустившего побоище и убийство хозяина это несмываемый позор. На острове многие так считают даже сейчас.

— Вы думаете, тогдашние владельцы замка пытались скрыть этот факт?

— Они и скрыли, — девушка потерла глаза, — никто не знает про «черный декабрь» и убийство.

— Но мы же узнали, — возразил секретарь. — И что с того? Да, предположим, в замке убийца, желающий расквитаться за давнюю обиду. Но мы не выяснили, ни где он, ни что собирается предпринять. Он невидим, он проворачивает устрашающие фокусы. Порой мне и впрямь кажется, что мы имеем дело с призраком.

— А вы еще сомневаетесь? — фрекен Маргрет украдкой зевнула.

— Что?! — Карл-Готфрид в упор уставился на девицу. — Вы всерьез?

— Разумеется.

Карл-Готфрид был готов взорваться обличающим невежество монологом, но граф Моргенштерн хлопнул по столу ладонью.

— Достаточно, фон Сиверс. Мы все слишком устали. Поутру солдаты снова обыщут замок, а мы подумаем, как можно защитить нашего благородного противника. В крайнем случае, я попробую уговорить барона перенести переговоры на «Валькирию».

— Но, — начал Карл-Готфрид.

— Нет, фон Сиверс. Это приказ. Проводите фрекен Йенсен в приготовленную для нее комнату. Доброй ночи.

Замок угомонился. Уснули его обитатели или бодрствовали взаперти, держа наготове пистолеты — кто знает. Коридоры были темны, караульные тщетно боролись с дремотой.

Девичья фигурка осторожно прокралась в кухню. Некоторое время она оставалась внутри — из-под двери виднелась полоска красноватого света, а затем Грете появилась, держа в руке две глиняные кружки.

Караульный на лестничной площадке, девушку, конечно, видел. Но не стал ни останавливать, ни расспрашивать. Приказ канцлера был прост: девице не мешать. Так что усталый гвардеец лишь проводил Грете взглядом, пока она поднималась по лестнице. Над кружками вился ароматный пар глинтвейна с гвоздикой.

3

— Гере фон Сиверс! — слуга почти бежал. — Гере фон Сиверс! Фрекен нет в ее комнате!

Карл-Готфрид, ожидавший в коридоре, пока слуги закончат возню с бритвой, гребнями и нарядами и придадут графу торжественный вид, не смог скрыть раздражение и вполголоса ругнулся. Куда она могла запропаститься? Время поджимает. А вдруг с девчонкой что-нибудь стряслось?

Тревожные раздумья секретаря были прерваны бодрым звяканьем шпор. Капитан гвардейцев вышагивал на утренний доклад.

— Его сиятельство…

— Канцлер занят. Придется подождать.

— Разумеется. Да, кстати, фон Сиверс, почему вы не сопровождаете свою подопечную?

— Мою подопечную?! Где она?!

— В старой картинной галерее, — удивленно ответил капитан. — Вы разве не знали?

Последние слова прозвучали уже в спину секретарю.

Фрекен Маргрет сидела на подоконнике напротив той незаметной двери, которую они обнаружили вчера. Ставни были открыты, и по галерее тянуло свежестью.

— Что вы здесь делаете?

Фрекен Маргрет словно через силу оторвала взгляд от стены. Секретаря поразила грусть, с которой смотрели светлые глаза. Раздражение исчезло.

— Присядьте, — попросила девушка и приложила палец к губам.

Так, в молчании они и встретили рассвет. Когда показался край солнца, разбрызгивая первые лучи, девица спрыгнула с подоконника.

— Все, — сказала она. — Быстрее к его сиятельству.

И, не дожидаясь Карла-Готфрида, она поспешила по галерее, задерживаясь лишь, чтобы открыть остальные окна.

— Мы были правы, — выпалила Грете. — Это кровная месть потомку ярла Акселя.

Как только она переступила порог кабинета, канцлер выпроводил прочь слуг. Весь вид графа говорил о напряженном ожидании.

— Почему вы так решили?

Девица подняла на него глаза.

— Я говорила с нашим призраком ночью.

— Что?! — воскликнул секретарь.

— Да, — повторила она, — говорила.

— И где же вы его нашли? В каком неизведанном подземелье?

— Или, быть может, призрак явился на ваш зов? — процедил Карл-Готфрид сквозь зубы.

Девица приподняла брови.

— Я не умею вызывать потерянные души. А нашего призрака я встретила там же, где и впервые. В заброшенной комнате, что в галерее…

— Где и впервые?! То есть…

— Да, — откликнулась фрекен Маргрет, — он тогда сидел в кресле.

— Не может быть! — вконец рассвирепел секретарь. — Я ничего там не увидел, кроме пыли и тараканов!

Девица смущенно посмотрела на графа. Вельможа прищелкнул пальцами.

— Что-то… не так? — растерялся Карл-Готфрид.

— Видите ли, фон Сиверс…

— Ваше сиятельство, — перебила девица, — позвольте я…

Канцлер кивнул.

— Гере фон Сиверс, — девица осторожно подбирала слова, — вы не обижайтесь, что я не предупредила вас. Да и вы бы все равно ничего не увидели…

— Да почему, черт побери?! Что я, слепой?

— Потому… — пролепетала девица, — потому что наш призрак, он вовсе не призрак. И даже не человек вовсе.

Она запнулась, но тут же продолжила:

— Потому что он — альв.

Старинный форт, словно вросший в скалу, еще дремал во власти сумерек. Но стоило пушечному выстрелу разодрать покровы тишины в лоскутья, как стало ясно: безмятежность обманчива. Звук еще не замер над волнами, а на стене крепости уже строились солдаты.

В городе стучали ставни, лаяли собаки. Все больше глаз смотрело на линию горизонта. Туда, где вырастали над волнами — точно поднимались из пучины — белые паруса.

Фрегат «Валькирия», флагман оландского флота, подняв на грот-мачте стяг перемирия, входил в залив.

Стекла тонко задребезжали. Канцлер поморщился — пальба его раздражала. Даже мирная.

— Альв? — тоскливо переспросил Карл-Готфрид. Он обернулся к патрону в надежде на поддержку, но граф слушал со всей серьезностью.

— Фрекен Йенсен обладает… способностью видеть… несколько больше, чем другие люди, — объяснил он.

— Видеть скрытое, — подтвердила Маргрет. — Вы поймите, гере фон Сиверс, эти существа из саг — не сказки. Они веками живут рядом с нами, невидимые, неслышимые. Когда-то давно они были почти обыденностью для людей Норланда, и никто не удивлялся, встретив альва или тролля. Да, они были опасны и загадочны, но вполне реальны, и жили по тем же законам, что и смертные. А потом человеческий мир ушел вперед, и жители скал и фьордов стали волшебной сказкой. Но они никуда не исчезли!

Фрекен Маргрет говорила так горячо, что у секретаря закружилась голова. Альвы, тролли, легенды, ожившие в век Просвещения… А разве версия о привидении, в которую он почти уже поверил, правдоподобнее?

— Но к делу, фрекен, — канцлера не волновали терзания растревоженного секретарского разума, он жаждал решения проблемы. — Что вы выяснили?

— Наши догадки подтвердились. В конце десятого века они жили на соседнем острове. Когда случилось извержение вулкана, они сначала приплыли сюда и попросили убежища у тогдашнего владельца Штромборга — Рагнара. Тот принял Волшебный народ и выделил во владение восточное побережье. В замке тогда гостил зять Рагнара — Аксель, который незадолго перед этим крестился. Он воспротивился пребыванию тайного народа на острове и однажды в канун Йоля убил предводителя альвов и вынудил тестя изгнать чужаков. Тогда они и ушли за проливы.

— И он, что так запросто все выложил? — не поверил Карл-Готтфрид. — Как деревенский дурачок?

Фрекен Маргрет едва заметно поморщилась.

— Вы не правы. Он был удивлен. Альвы давно привыкли, что люди не способны разглядеть Волшебный народ. Мы выпили глинтвейна и побеседовали.

— И он не сделал попытки убить вас?

— Нет, никакой. Мы же вместе пригубили вина. По закону севера мы не можем пролить кровь друг друга. К тому же, ему нужен только барон. Он даже порадовался, что люди узнают правду. Ведь о драме Штромборга давно забыли.

— А он напоминал столь изощренными способами, — вставил канцлер.

— Ну да. Альвы поклялись, что отомстят любому потомку Акселя по мужской линии, ступившему на плиты главного зала Штромборга. В память о своем родиче, чья кровь когда-то пролилась здесь.

— Но теперь… Нужно срочно обезвредить его!

— Я это уже сделала! — гордо заявила девица.

— Вы?! Как?!

— Я открыла окна и впустила в галерею дневной свет. Волшебный народ не переносит солнечные лучи. Альв не сможет выбраться и причинить барону вред.

— И он не препятствовал?! — насторожился канцлер. — Позволил так легко разрушить свои планы?!

— Ну да, — девица замялась. — Правда, есть кое-что еще…

— Здесь что-то не так! — Канцлер прошелся от стены к стене. — Мы должны арестовать этого…типа.

— Арестовать?! — поразилась фрекен Маргрет. — Арестовать альва?!

— Конечно, — Карл-Готфрид даже вскочил со стула. — Он готов покуситься на жизнь барона! Он преступник!

Фрекен Маргрет понуро опустила голову.

— Да, но это словно арестовать лунный свет. Поверьте, есть другие возможности…

— Мы должны убедиться, что он не сможет воспрепятствовать подписанию договора, — решил Моргенштерн. — Фон Сиверс, возьмите гвардейцев и проследите, чтобы этот тип оставался в каморке до отъезда Экселлау. Потом решим, как с ним поступить.

Фрекен Маргрет собралась возразить, но в этот миг в дверь постучали, и голос капитана доложил, что фрегат спустил шлюпки.

— Все, — объявил канцлер. — Мне нужно достойно встретить нашего гостя. Ступайте.

Карл-Готфрид размашисто шагал по лестнице. Фрекен Маргрет, придерживая юбки, торопливо семенила рядом. Позади топали и бряцали мушкетами четверо гвардейцев.

У заветной дверцы девушка сцапала секретаря под локоть.

— Я пойду первой, — сказала она. — Посмотрю.

— Он может, — Карл-Готфрид на миг запнулся, — применить… магические фокусы?

— Я думаю, все пройдет спокойно. Зажгите фонарь. Пусть солдаты пока останутся снаружи.

Она потянула ручку двери и проскользнула внутрь. Карл-Готфрид положил руку на прихваченный пистолет и шагнул следом. Фонарь брызнул желтым светом, тени отпрянули к стенам, спрятались по углам.

Где же он, осколок сказки?! Карл-Готфрид всматривался во мрак с неожиданной робостью и почти детской надеждой. Ничего.

Ни звука. Ни шелеста.

Фрекен Маргрет повернулась к секретарю. На лице девушки читались растерянность и потрясение.

— Его нет, — прошептала она.

— Что?! — внезапно охрипнув, выдохнул фон Сиверс.

— Он исчез. Но это невозможно…

Карл-Готфрид толкнул дверь, впуская в комнату дневной свет. Гвардейцы столпились на пороге. Наваждение исчезло. Просто пустая комната. Пыль, шкаф, кресло… Шкаф слегка сдвинут…

— Ну-ка, ребята, за мной! — скомандовал он. Гвардейцы обступили шкаф и оттащили в сторону. Так и есть: в стене обнаружился маленький, в половину человеческого роста, лаз.

Куда он приведет? Черное отверстие не внушало секретарю никакого доверия.

Карл-Готфрид достал пистолет и, опустившись на колени, пополз в неизвестность.

4

Лаз шел сквозь камень, точно прогрызенный червем в яблоке. Рукава фрака сделались серыми от пыли, на парик налипли клоки паутины, а с чулками секретарь распрощался сразу же: тонкая ткань не выдержала шершавого пола. Карл-Готфрид, вытянув руку с фонарем, протискивался вперед, каждую секунду ожидая нападения. Позади ползли гвардейцы.

Пламя в фонаре задергалось, и почти сразу же рука секретаря провалилась в пустоту. Лаз обрывался в странное помещение. Темное и узкое, не более полруты в ширину. Стены его плавно изгибались, сужаясь вверху. Впереди был поворот, куда свет не достигал.

Гвардейцы, стараясь не звенеть амуницией, один за другим выбирались из лаза, а за ними показалась фрекен Маргрет. На щеке ее темнела полоса пыли.

Карл-Готфрид тихо выругался и стащил с головы парик. Все равно эту мочалку не спасти.

— Где это мы, гере фон Сиверс? — шепотом спросил сержант.

Секретарь понятия не имел. Но если чертов альв следовал этим путем, то он явно куда-то приведет. Карл-Готфрид двинулся по узкому коридору, но почти сразу же остановился.

Голоса. Близко. Приглушенные, точно невнятное жужжание, они возникали и пропадали. Секретарь негодующе цыкнул на гвардейцев.

Нет, жужжание не исчезло. Карл-Готфрид приник к изгибу стены и…

Маршал Экселлау не вошел — влетел в зал, стремительный, словно молния. Золотые кудри до плеч, синее сукно строгого фрака, легкий звон шпор. Щеголь и модник, ставший аскетом… Юноша с весенней улыбкой и жесткими глазами старика.

Соперник, которого следовало превратить в союзника.

Враг, которого нужно защитить.

Канцлер Моргенштерн ждал полководца посреди зала. Рука с тростью чуть на отлете, тонкая улыбка кривит губы, рубиновая искра кольца горит на пальце.

Поклон. Взаимное приветствие. Глаза встретились с глазами, и оба поняли: бой будет жарким.

Сзади собирались советники. Шепот. Скрип стульев.

Поединок начался.

— Мы над залом, — Карл-Готфрид оторвался от кладки. — Под самым потолком. Здесь наверняка есть какие-то отверстия, через которые…

— …можно выстрелить, — фрекен Маргрет изменилась в лице и прижала пальцы к губам. — О, Господи, неужели я не рассчитала? Быстрее!

И, не дожидаясь ответа, бросилась в темноту.

Они бежали, забыв об осторожности. Фонарь в руке секретаря грозил угаснуть, звуки шагов отдавались во мгле, и воображение рисовало картины одна страшнее другой.

Ледяное пламя, способное остановить сердце?

Причудливый яд, проникающий в легкие?

Или обычная пуля?

Сердце выстукивало бешеный ритм, и каждое мгновение растягивалось на целую вечность. Карл-Готфрид повернул за поворот и едва не столкнулся с девушкой, замершей посреди коридора. Она стояла, пристально глядя вперед, в пустоту.

Рядом, в стене зияла узкая щель.

— … Мой августейший родственник убежден… южные острова… с незапамятной поры принадлежат…

— … Не смея подвергать сомнению слова Великого герцога, все же рискну уточнить… согласно Уложению 1738 года…

— Не надо, — девушка умоляюще вытянула ладони. — Прошу: остановись…

В ответ из пустоты послышалась чужая речь. Секретарь не мог разобрать ни слова, но в голосе звучали негодование и гнев.

Фрекен Маргрет умоляюще выкрикнула что-то на том же языке.

Выстрелить на звук. Пока они разговаривают.

Девушка шагнула вперед.

Голоса внизу. Моргенштерн. Экселлау. Тысячи жизней.

Стрелять, сию минуту. Сейчас!

Пламя в фонаре дернулось в сторону, словно кто-то рванулся к стене. Карл-Готфрид вскинул руку, но не успел нажать спусковой крючок.

Словно пелена заволокла разум. Пистолет был готов выпасть из онемевшей ладони, но цепкие пальцы подхватили оружие из руки секретаря.

Что-то щелкнуло, и тут же грянул выстрел.

5

— Что за шум? — льдинки глаз обводят зал. Свита недовольно шушукается.

Канцлер Моргенштерн с безмятежным видом пожимает плечами.

— Пустяки, барон. Возня слуг во дворе. Продолжим?

Экселлау кивает, и в этот миг где-то под потолком слышится щелчок, сливаясь с раскатом выстрела. Все невольно вздрагивают. На столике нежно звенят бокалы из хрусталя.

Миг — и руки на шпагах, и слово «измена» уже дрожит на губах, готовое сорваться в гибельный полет.

Канцлер медленно поднимается. Он бледен, но голос его по-прежнему тверд и лишен признаков волнения.

— Господа, прошу вас, успокойтесь. Не следует делать поспешные выводы. Капитан, что случилось?

Капитан скрывается за дверью, чтобы через несколько мгновений вернуться.

— Прошу прощения, ваше сиятельство. Гвардеец уронил мушкет. Он будет наказан.

Дипломаты недоверчиво переглядываются. Но в зале стоит тишина, и ладони опускаются с клинков. Моргенштерн отвешивает учтивый поклон.

— Примите мои глубочайшие извинения, барон.

Экселлау криво улыбается и опускается в кресло.

Словесная дуэль, так неуместно прерванная, продолжается.

И только тяжелая драпировка за спиной барона больше не колышется от легкого сквозняка. Она словно пришпилена к деревянной панели.

Карл-Готфрид, пошатываясь от слабости, поднялся. Коридор словно покачивался, расплываясь в тусклом свете фонаря, но секретарь различил девичью фигурку, что прижалась к стене.

Черт возьми?! Ранена?! Или…

Из зала доносился мерный гул голосов. Кажется, обошлось.

Где этот сукин сын альв?!

Карл-Готфрид доковылял до стены, коснулся плеча девушки. Та безвольно покачнулась и сползла бы на пол, если бы секретарь не удержал ее за плечи. Грете сотрясала дрожь. Она прятала лицо, но Карл-Готфрид чувствовал: щеки ее мокры от слез.

— Что…что такое?

Фрекен Маргрет отшатнулась, но тут же уткнулась в плечо Карлу-Готфриду.

— Я… я его… я его убила…

— Как? Что произошло?

— Он… собрался выстрелить… из арбалета. И я, чтобы остановить… из вашего пистолета… прямо в грудь. А он упал… и рассыпался… в пыль… Да что же это…

Карл-Готфрид осторожно поглаживал рыдающую Грете по спине и пушистым волосам. Какие же они все подлецы — втянуть юную девушку в жестокий мир политики и войны! Но что было делать… Убивать, пусть и в бою, всегда жутко…

— Все пройдет. Все забудется. Все пройдет…

Что еще он мог сказать?

Внизу, за стеной барон Экселлау ткнул перо в чернильницу и размашистым росчерком поставил точку в затянувшейся войне.

Июньское утро неудержимо становилось историей.

6

— Н-да… Странное дело…

Канцлер перебирал пальцами — вертел невидимый (но вполне увесистый) арбалетный болт, который извлекли из драпировки. В окно задувал легкий ветер, и в дымке моря таяли паруса «Валькирии».

Карл-Готфрид сидел, устало подперев голову ладонью. Все закончилось, и слава богу. Надо будет просто выспаться этой ночью.

— Знаете, фон Сиверс, — граф подкинул болт на ладони, — когда мы провожали барона, я спросил, почему он так упорно настаивал именно на замке Штромборг, как месте проведения встречи. И что я услышал в ответ. «В нашей семье есть поверье, что замок несет нам гибель, и мы не должны переступать порога крепости. Но разве в этом мире могут быть запреты для Рудольфа Экселлау?!»

— Надеюсь, его потомки будут более благоразумны и не станут смеяться над судьбой, — ответил Карл-Готфрид.

Канцлер постучал незримой смертью по подлокотнику кресла.

— Со стариком Йенсеном у меня особый расчет, — сказал он. — Но я хотел бы отдельно отблагодарить девушку. Может, она в чем-то нуждалась? Или чего-то желала? Наряды, драгоценности, прочие женские капризы?

— Она слишком скромна, чтобы жаждать такой чепухи, — улыбнулся Карл-Готфрид. — Но одна страсть все же затронула ее душу. Фрекен Маргрет мечтает — не поверите, ваше сиятельство, — о поприще актрисы!

— Вот как?! Пожалуй, стоит подумать… Малый коронный, например. Прекрасное место для начала карьеры.

— Возможно, вы правы, ваше сиятельство. Однако позволю заметить, фрекен Маргрет слишком юна и чиста душой. Вряд ли у нее есть способности к лицедейству.

— Кто знает, фон Сиверс. Кто знает…

***

Писем было три.

Первые принесли вместе с ящиком из дуба. Гвардейцы, отдуваясь, втащили его в гостиную, а молодой офицерик вручил Маргрет два конверта и, галантно поклонившись, удалился. Грете повертела письма и обнаружила, что одно адресовано дедушке Йоргену, а другое — ей.

Старик работал в мастерской. Оставив первое письмо на ящике, девушка удалилась к себе в комнату и поспешно распечатала послание. На белоснежной бумаге почерком с изящными завитушками значилось: фрекен Маргрет Йенсен приглашается в Малый коронный театр Федериции на прослушивание.

Кроме того, из конверта выпала короткая записка.

«Дражайшая фрекен Йенсен. Спешу уведомить, что в случае приезда в столицу мы с супругой будем рады видеть вас в своем доме по улице Горнштрассе, 16. Остаюсь, готовый к услугам, статский советник К. фон Сиверс».

Грете решила пока не показывать письмо дедушке. Вот вернется домой братец-моряк, тогда они вдвоем и придумают, как подступиться к столь сложному делу. Ждать недолго. Война-то закончилась.

Третье письмо подкинули поздним вечером на подоконник в ее спальне. Простой листок бумаги, сложенный вчетверо и придавленный камешком. Маргрет не сразу заметила его, а увидев, фыркнула: опять местные парни балуются. Но любопытство взяло свое, и девушка развернула листок.

Три строчки. Угловатые буквы.

И память.

***

— И ты готов убить? — пряный глинтвейн щекочет горло, и вот бы просто сидеть, и ни о чем не думать, но разве для этого она здесь, в этом замке, лунной летней ночью?!

Он молчит. Вертит кружку и глядит в темноту блестящими, словно у кошки, глазами. Слова срываются медленно и падают тяжко. Не слова — камни.

— Я должен. Клятва крови священна. Откажусь исполнить, и проклятье падет на весь мой род. Обречет его на гибель.

Гибель против гибели. Кровь против крови. Смерть против смерти. Замкнутый круг.

— Это подлость.

— Это расплата. Это судьба. Не пытайся что-то изменить. Все предрешено, говорят норны. От рождения до Рагнарёка. Не пытайся мешать судьбе…

***

«Людскому роду нельзя верить, вы попираете обычаи и не держите слова. Вы забыли, что судьба существует, и не смиряетесь перед ее поступью. Я должен был помнить это, когда пил твое сонное вино. Рука заживает. Прощай».

Маргрет Йенсен, видящая скрытое в десятом поколении, легко улыбнулась, глядя, как огонь камина сминает свидетельство ее первого выступления. Ее незаметного миру дебюта.

Да, не все сложилось гладко. И с каплями она рассчитала неверно: сонный альв все-таки пытался спустить тетиву, так что пришлось стрелять и лгать, а наводить чары слабости еще учиться и учиться. Дед ворчал весь день, ну да ладно, на то он и старый игрок.

Спектакль завершен, зрители остались довольны.

Чего еще желать актрисе?