Глава XXII

Руки Лейды ныли от усталости — хорошей, правильной усталости, которая приходит, если с полчаса рубить кинтану тренировочным мечом из сплава стали и свинца. Подобное оружие казалось неуклюжим и тяжеловесным, словно боевой топор. Зато деревянные мечи, нарочно принесенные "дан-Энриксом" для учебного боя, после утяжеленной стали всякий раз делались легкими, как будто совершенно не имеющими веса. После того, как Крикс помог ей снять чужие, кое-как подогнанные под ее размер доспехи, тело словно зазвенело от знакомой, но все равно неизменно удивлявшей его легкости.

Все их занятия заканчивались поединком, во время которого она могла не только применить на практике разученные в этот день удары, но и вспомнить все, чем они занимались раньше. Лейде эта часть урока нравилась больше всего. В последние недели она даже льстила себе мыслью, что у нее начало неплохо получаться. Но сегодня все с самого начала шло наперекосяк. Возможно, в это утро им обоим вообще не следовало заниматься фехтованием...

Пришедший во дворец "дан-Энрикс" ощутимо прихрамывал, а одна штанина казалась шире другой из-за плотной повязке на колене. На ее вопросы Рикс ответил, что в него попали камнем из пращи, когда он защищал Шатровый город от погромщиков. Распространяться о подробностях оруженосец коадъютора не пожелал и сразу отказался от идеи перенести тренировку на другое время. За довольно скромным завтраком, который они съели прямо в ее комнате, Рикс рассказал о том, как отыскал свою приемную семью. Лейда искренне обрадовалась за него, но сам "дан-Энрикс" почему-то не казался таким уж счастливым, хотя о приемной матери и братьях отзывался с явной теплотой. Выглядел энониец вообще неважно — бледный, осунувшийся и какой-то потерянный. Сосредоточился он только во дворе. Несчастную кинтану энониец молотил с таким ожесточением, что надетые на "болвана" старые доспехи оказались смяты в нескольких местах. Лейда уже тогда начала понимать, что поединок с Риксом в этот раз не будет легким. Но того, что случится потом, она предвидеть все же не могла.

Через пару минут после начала боя Крикс отбил очередной ее удар и резко перешел в контратаку. Поспешно изобретенную Лейдой защиту он преодолел с такой небрежной легкостью, что стало совершенно ясно, что во время их последних тренировок энониец просто приспосабливался к ее уровню. Лейде внезапно сделалось не по себе. Зеленоватые глаза "дан-Энрикса" сейчас казались черными, будто глубокие колодцы. Этот холодный взгляд, направленный куда-то вглубь себя, пугал ее настолько, что вдоль позвоночника прошел озноб. Таким она "дан-Энрикса" еще не видела — и точно не хотела бы увидеть снова. Хорошо знакомое лицо стало застывшим, отстраненным и чужим. Это не был тот оруженосец коадъютора, который мог самозабвенно целовать ее ночами, терпеливо объяснять какой-нибудь контрудар или шептать ей разные смешные глупости, случайно встретив ее в коридорах королевского дворца. Того "дан-Энрикса" она нисколько не боялась — даже в самые ожесточенные моменты их импровизированных поединков. Этот же, наоборот, пугал ее почти до дрожи.

Девушка почувствовала неожиданно сильную боль в ушибленном плече… и почти сразу же последовал второй удар, разбивший ей запястье. Лейда тихо ахнула. На глаза против воли навернулись слезы. Они занимались без перчаток; Лейда отказалась пользоваться ими, потому что толстая кожаная рукавица не давала ей как следует почувствовать свое оружие, а Риксу они были просто не нужны — Лейде еще ни разу за все время обучение не удалось достать южанина. Самой Лейде Гефэйр уже довелось узнать, что будет, если меч противника ударит ей по пальцам — но надевать защитные перчатки она все равно не стала. Зачем заниматься фехтованием, если постоянно опасаться даже самой пустяковой боли? Боль была еще одним противником, с которым нужно было встретиться лицом к лицу — и одержать победу. Без подобной тренировки не бывает хладнокровия и выдержки бойца.

Но сейчас Лейда внезапно поняла, что до сих пор она даже не представляла себе настоящей боли.

Кто бы мог подумать, что удар подобной силы можно нанести легким и на первый взгляд довольно безобидным тренировочным мечом?.. Еще немного — и этот удар сломал бы ей запястье. Кисть мгновенно онемела, меч едва не выпал из чужих и непослушных пальцев. Девушка быстро отступила, разорвав дистанцию, и приняла оборонительную стойку. Вздумай Рикс развить атаку, это ее не спасло бы — энониец был гораздо опытнее и мог двигаться невероятно быстро, а она сейчас едва способна была удержать свой меч.

И все-таки какой-то частью себя девушка порадовалась, что ей хватило самообладания на то, чтобы прежде всего подумать о защите. И только потом Лейда задалась вопросом, что же все-таки происходило с Риксом.

Когда она отступила, в глазах энонийца снова появилось что-то человеческое. А потом на его лице отразился самый настоящий страх. Он опустил оружие и шагнул к ней, не обращая внимания на ее меч.

— Я тебя поранил?..

Лейда сморгнула слезы и решительно мотнула головой.

— Ничего страшного. Просто слишком резкая контратака. Я не успела подготовиться… Продолжим?

Непривычная по силе боль сейчас отзывалась в теле противной дрожью, но это как раз относилось к числу тех вещей, которые необходимо преодолевать немедленно. Поддайся им однажды — и ты уже никогда не сможешь стать бойцом. И все же где-то в глубине души Лейде хотелось, чтобы энониец отказался продолжать занятие. Сегодня с Риксом явно что-то было не так.

Словно услышав ее мысли, он отбросил меч — с каким-то даже отвращением, как будто бы он жег ему ладонь.

— Нет, не могу… Наверное, мне вообще не следовало приходить сюда сегодня...

Он приблизился еще на шаг и попросил:

— Покажи, что с рукой.

Лейда тоже бросила свой меч на землю и позволила "дан-Энриксу" взять себя за руку и осмотреть ушиб. Кровь из рассечения почти остановилась, но запястье уже начинало быстро опухать. Южанин тихо выругался.

— Надо приложить что-то холодное, а после этого перевязать. И не перетруждать эту руку следующие несколько дней.

— Не беспокойся, Рам Ашад даст мне какую-нибудь обезболивающую мазь, и все пройдет еще до завтра. Ты же знаешь, он волшебник, — Лейда улыбнулась, надеясь вызвать ответную улыбку, но южанин только коротко кивнул.

— Прости меня, — сказал он несколько секунд спустя. И тогда Лейда решила рискнуть.

— Что с тобой все-таки случилось, Рик? Это… из-за того сражения в Шатровом городе?

На лицо энонийца набежала тень.

— Какое там "сражение"! Скорее, бойня. Эти люди не умели драться, и приличного оружия у них было немного. За ночь я убил не меньше дюжины — сначала в лагере, а после этого на Винной улице, когда в Шатровый город пришло подкрепление от Разделительной стены, а мы взялись за тех, кто мародерствовал в чужих домах. А к утру мессер Ирем приказал поставить виселицу и повесил несколько человек прямо на Cтарой площади — за грабежи, убийства и насилие. И это ведь не "Горностаи", даже не какие-то антарские бродяги, а обыкновенные мастеровые. Я бы их даже пожалел… если бы еще раньше не увидел, что они творили с беженцами и с теми горожанами, которые пустили этих беженцев к себе. Может быть, кто-то из этих погромщиков до этой ночи жил в том же квартале — но это не мешало им вести себя, как будто они были в захваченном городе. Этого я не понимаю. Да и как такое вообще можно понять?

Лейда неловко отвела глаза. Почему он так на нее смотрит?.. В этом взгляде был вопрос, как будто бы она и вправду знала что-то, недоступное ему. Если "дан-Энрикс" в самом деле думал так, то он жестоко ошибался. Может быть, ему нужна была совсем другая девушка. Кто-нибудь вроде Ласки, о которой он упоминал в своих рассказах о Каларии. Она гораздо лучше поняла бы то, о чем он говорит...

Обрывки мыслей носились у Лейды в голове, как вспугнутые птицы, и ответить что-то связное было не легче, чем победить энонийца в поединке.

— Ты прав. Такого не должно быть… но мы не можем ничего с этим поделать. Только не вини себя! Пусть это не война, но по большому счету — то же самое. А на войне людям всегда приходится вести себя жестоко, нравится им это или нет.

Лейда чувствовала себя очень глупо. Кто она такая, чтобы говорить с ним о войне, а уж тем более жестокости? Но энониец, кажется, хотел именно этого.

"Дан-Энрикс" криво усмехнулся.

— Разумеется… война. Знаешь, когда я отыскал свою семью, мать рассказала мне, как они убежали из деревни. Cтароста Карен пытался откупиться от наемников, разграбивших деревню, несколькими семьями. Естественно, чужими. Никого из родственников старосты там не было. Я вообще подозреваю, что отдать наемникам хотели только тех, кто чем-нибудь не угодил Карену. Мне даже захотелось отпроситься у мессера Ирема и самому съездить в Энмерри. А потом я подумал — ну приеду я, и что?.. Конечно, я бы напугал Каренна до смерти — но он все равно остался бы уверен в том, что у него не оставалось никакого выхода, кроме как продать в рабство женщину с тремя детьми. Это же так естественно! Война, разруха, драться с мародерами — себе дороже, отдавать Трехпалому своих детей — ну что вы, о таком даже помыслить невозможно. А чужих — пожалуйста. Этот Карен… он бы валялся у меня в ногах, но все равно считал, что поступил единственно возможным образом. Такова жизнь!.. Я вообще давно заметил, что тому, кто хочет оставаться человеком, не нужны для этого какие-то причины. А вот тот, кто этого не хочет, обязательно найдет себе десяток оправданий. И почти всегда — одних и тех же. О какой бы гнусности, жестокости или несправедливости не заходила речь, только и слышно — "это жизнь". Или — "это война". Как будто это что-то объясняет! Хеггов рог! А знаешь, Лей, что самое паршивое? Я сам — ничуть не лучше их. Только не спорь… Ты ведь не видела, как мы с Лесными братьями забрали почти всю еду в одной деревне. А я в жизни не забуду, что мне говорил их староста. Иногда мне кажется, что есть только одна возможность покончить с этим раз и навсегда — уйти из Ордена, выбросить этот меч и больше никогда, ни по какой причине не убивать других людей. Каким бы неизбежным это не казалось. Когда я об этом думаю, мне кажется, что это не такой уж плохой выход. А потом я вижу этих беженцев, которые запуганы настолько, что уже не могут даже защищаться… И выходит так, что, если этому никто не помешает, их и дальше будут избивать и даже убивать. И тогда я понимаю, что я не уйду из Ордена. А если даже и ушел бы — это все равно бы ничего не изменило. Потому что когда случится что-нибудь подобное, я не смогу остаться в стороне. Что бы я ни решил для самого себя. Я просто не cмогу.

Голова у девушки шла кругом. Сейчас Рикс был почти таким же, как в начале осени, когда только вернулся из Каларии. Лейде казалось, что ей удалось заставить Рикса позабыть о той войне, и все это осталось в прошлом, как какая-то тяжелая болезнь. Но сейчас Лейда с горечью подумала, что она переоценила собственные силы. Любовь любовью, но война тоже не собиралась отпускать "дан-Энрикса".

— Что же ты будешь делать дальше?

Плечи юноши поникли.

— Я не знаю. Мне хотелось бы найти какой-то выход — но теперь мне чаще всего кажется, что его нет. Как бы там ни было… боюсь, что нам придется на какое-то время прекратить наши уроки фехтования.

Лейду эти слова огорчили больше, чем она могла признаться даже самой себе. Но показать это "дан-Энриксу" — значило бы только усложнить его и без того непростое положение. Поэтому она быстро сказала:

— Ничего страшного. Я понимаю, тебе нужно время… это вполне может подождать. Я буду повторять то, что ты показывал мне раньше.

Прояснившееся лицо Крикса отчасти искупило ее разочарование от мысли, что их ежедневные занятия будут приостановлены. Тем не менее, девушка чувствовала, что это еще не все. "Дан-Энрикса" следовало как-то отвлечь от этих размышлений, от которой у нее самой по коже шел противный холодок. А ведь она всего лишь слушала его рассказ со стороны, и многое в его словах оставалось для нее не до конца понятным.

— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — спросила Лейда.

— Да, — ответил энониец вяло. Лейда взяла его за руку и потянула за собой. Когда они свернули в сад, во взгляде энонийца промелькнула искра интереса.

— Куда ты меня ведешь?..

— К Беседке королевы. Говори потише, а то нас заметят.

Судя по лицу южанина, он хотел уточнить, кто может услышать их разговор среди заснеженного парка в такой ранний час, но, выполняя ее просьбу, энониец промолчал.

От Беседки королевы начиналась длинная аллея, проходившая по самой отдаленной от дворца части большого парка. Даже летом здесь почти никто не появлялся, а зимой эта часть сада вообще казалась частью какого-то другого мира, где никогда еще не было людей. Лейда коснулась рукава "дан-Энрикса" и тихо произнесла:

— Смотри. Вон там.

Крикс посмотрел в ту сторону, куда она показывала. И увидел то, что Лейда заметила раньше его — двух человек, неторопливо идущих по аллее. Лейда и не сомневалась в том, что они будут здесь. Элиссив с Марком выбирали для своих прогулок то же время, которое Лейда с Риксом посвящали фехтованию. Таким образом, большинство придворных пребывали в убеждении, что дочь Валларикса проводит время со своей подругой и ее служанкой Тилле, бывшей еще одной участницей их маленького заговора. На приходы и уходы Маркия, бывшего всего-навсего помощником секретаря, никто, естественно, не обращал внимания.

Каштановые волосы Элиссив выбивались из-под темного берета с пером цапли, а вместо платья на ней был охотничий костюм. Лейда мысленно одобрила подобный выбор — неровен час, кто-нибудь обратил внимание на потемневший от растаявшего снега подол юбки, и задался вопросом, где была принцесса. Зато сейчас наследницу вполне можно было принять за какого-нибудь пажа. Конечно же, только издалека.

"Дан-Энриксу" потребовалось несколько секунд, чтобы понять. Он стиснул ее руку.

— Марк?.. — почти беззвучно спросил он, кивнув на юношу в лаконской форме.

Девушка кивнула. Лисси с ее кавалером их не видели — они неспешно удалялись от беседки по заснеженной аллее.

— Но они же были в ссоре, — растерянно сказал Крикс. — Ты сама сказала… Помнишь?

Разумеется, она отлично помнила тот разговор. "Дан-Энрикс" тогда по случайности застал Элиссив с заплаканными глазами — и, не получив от нее внятного ответа, что ее расстроило, спросил об этом Лейду. Зная настойчивость энонийца, Лейда предпочла ответить правду.

— Это из-за Марка. Он уже неделю с ней не разговаривает. То есть… Марк, конечно, ведет себя очень вежливо, но держится при этом так, как будто они совершенно не знакомы. Лисси не может понять, чем она его так обидела.

Крикс выглядел не на шутку удивленным.

— А почему это так ее расстраивает? Знаешь, я раньше не видел, чтобы она плакала.

Лейда вздохнула.

— Понимаешь, Лисси с Марком проводили много времени вдвоем, пока тебя здесь не было. Она считает его своим другом.

Рикс нахмурился.

— Марк всегда был очень сдержанным. Возможно, он просто не понимает, что его манеры огорчают Лисси. Может быть, мне стоит с ним поговорить?..

— А что ты ему скажешь?

— Сам пока не знаю. Но если понадобится взять его за шиворот и притащить сюда — я это сделаю. Не хочу, чтобы Элиссив плакала из-за подобной ерунды.

Лей тогда едва не рассмеялась. Все-таки в определенных отношениях Крикс был совсем еще мальчишкой.

— А тебе не кажется, что Марк мог просто испугаться? Все-таки подобная привязанность со стороны наследницы — это огромный риск. Она может в него влюбиться. Или император может обратить внимание на то, что они слишком много времени проводят вместе — и Марк потеряет место при дворе. Мне кажется, он совершенно прав, что решил соблюдать дистанцию, вот только...

— Только что?

— По-моему, он сделал это слишком поздно, — откровенно сказала Лейда.

Так уж получилось, что с тех пор они больше не говорили об Элиссив и Этайне. С одной стороны, как-то не приходилось к слову, а с другой — Лейда была почти уверена, что рано или поздно Крикс узнает все, что нужно, от самих участников событий. Марк учился с Риксом в Академии, а Элиссив вообще считала юношу названным братом — на том основании, что он, видите ли, тоже "дан-Энрикс".

А выходило, что южанин до сих пор судит о положении вещей по разговору, состоявшемуся несколько месяцев назад.

Лейда поморщилась.

— Рик, это было в сентябре! Ты так занят в этом своем Ордене, что ничего вокруг не замечаешь. Могу побиться об заклад, что ты с самого лета не разговаривал по душам ни с Лисси, ни с кем-нибудь из своих друзей в Лаконе. У меня порой такое ощущение, что тебе кажется, что там, где нет тебя, жизнь останавливается и ничего не происходит — до тех пор, пока ты снова не появишься.

Скулы "дан-Энрикса" порозовели.

— У меня действительно не было времени.

Лейда вздохнула. В сущности, ее не удивляло, что ни Марк, ни Лисси не пытались поговорить с Риксом по душам. Даже когда энониец оставался во дворце на целый вечер, все равно невольно создавалось впечатление, что он может в любой момент сорваться с места и исчезнуть. А вид у юноши в подобные минуты был таким, как будто он одновременно слушал собеседника — и размышлял еще о нескольких делах. Похоже, можно было либо примириться с этим — либо сразу отказаться от "дан-Энрикса".

Еще пару часов назад Крикс ни за что бы в это не поверил, но к гостинице папаши Пенфа он шел в приподнятом настроении. Когда-то — еще до войны в Каларии — лорд Ирем мимоходом обронил, что оптимизм "дан-Энрикса" — это лучший пример щенячьей жизнерадостности, которая вообще не требует логического объяснения. На "щенячью" Крикс тогда обиделся всерьез, хотя к тому моменту уже несколько привык к манерам своего сеньора. Но если отбросить форму и смотреть только на суть, то рыцарь, вероятно, был не так уж и неправ.

То, что Лейда смогла понять его сумбурные, мрачные речи о Шатровом городе, само по себе не решало проблему, но Крикс обнаружил, что на его душе больше нет той давящей тяжести, с какой он отправлялся во дворец. А уж тот факт, что дочь Валларикса влюбилась в Маркия Этайна, вообще нельзя было считать таким уж радостным открытием — во всяком случае, с рациональной точки зрения. Конечно, Рикс был рад за побратима, но ему было не по себе при мысли, что начнется, если вся эта история однажды выплывет на свет… Элиссив еще не была просватана, но, как-никак, послы Аттала Аггертейла уже больше года намекали на возможный брак между наследницей и таном. Правда, сам Аттал всегда предпочитал мужчин. Его нынешний фаворит командовал эскадрой, в пух и прах разбивший флот аварцев возле Чаячьей скалы. Но вкусы Аггертейла в данном случае значили так же мало, как влюбленность Лисси в младшего секретаря ее отца. Брак между наследницей Валларикса и Аггертейла был на редкость выгоден обоим государствам — он бы, наконец, объединил империю и Островной союз. Наверное, оруженосцу коадъютора следовало бы возмутиться поведением принцессы, рисковавшей государственными интересами ради Этайна… но южанин не мог отыскать в себе ни капли возмущения. Не мог даже согнать с лица дурацкую улыбку.

Свернув к Разделительной стене, Крикс вспомнил о последней встрече с Браэнном — и окончательно решил, что жизнь, по сути, совсем неплохая штука.

Когда накануне Рикс привел в "Золотую яблоню" свою семью и попросил у Пенфа выделить им комнату, он полагался только на великодушие трактирщика, который всегда относился к нему исключительно приветливо — и мог бы согласиться подождать, пока "дан-Энрикс" не добудет денег. Правда, когда оруженосец коадъютора заговорил о плате, мэтр Пенф только благодушно отмахнулся. "Да какие деньги… я ведь знаю, у тебя сейчас ни одной медьки. Пусть себе живут. Когда-нибудь потом сочтемся". Но на душе у Рикса было неспокойно. Пенф был состоятельным человеком, это верно — но все-таки не настолько, чтобы, не моргнув глазом, принять четырех нахлебников. Значит, нужно было быстро раздобыть где-нибудь денег. Юношу это поставило в тупик. Раньше он никогда не думал о деньгах и способах их заработать — его друзьям деньги все время присылали их родные, да и самого "дан-Энрикса" когда-то найденный в Энмерри клад избавил его от таких проблем.

Южанин тяжело вздохнул, представив, как бы посмеялся теперь мессер Ирем, которого Рикс совсем недавно уверял, что деньги ему совершенно не нужны. Конечно, коадъютор дал бы ему денег, если бы узнал, в чем дело… но "дан-Энриксу" совсем не улыбалось обращаться к сюзерену с такой просьбой. Он и без того был кругом обязан лорду Ирему.

К удивлению "дан-Энрикса", ему внезапно помог Браэнн, с которым южанин поделился собственными затруднениями — смутно надеясь, что десятник сможет подсказать ему какой-то выход. Ничего определенного Браэнн ему так и не посоветовал, зато уже на следующий день после погромов вручил юноше достаточно увесистый кошель.

— Здесь сотня ассов, — предупредил он "дан-Энрикса". — Так что ты уж постарайся, чтобы его у тебя не стырили.

— Как это "сотня"? — севшим голосом спросил южанин. — Ты с ума сошел?

Он не решался взять такой подарок — и одновременно понимал, что он не имеет права отказаться. Сейчас эти деньги нужны не ему, а Филе, Близнецам и Арри.

Стражник только ухмыльнулся.

— Вовсе нет. Просто ребята скинулись по десять. А ты что, действительно решил, что я могу отдать тебе пол-месячного жалования?.. — Браэн насмешливо фыркнул и предупредил — Только не вздумай возвращать, даже если тебе случайно подвернется какой-нибудь заработок. У нас все отлично знают, куда ты угрохал свои деньги, так что можешь быть уверен — никто с тебя даже гнутой медьки не возьмет.

Крикс подумал, что Сорен или его покрытый прыщами дружок были бы только рады, вздумай он когда-нибудь вернуть им долг, но теперь они тоже не рискнут пойти против всего дозора.

Браэнн тоже явно это понимал. Глаза десятника насмешливо поблескивали из-под плотной повязки вокруг лба. Из его десятки шестеро были ранены, двое даже довольно тяжело — но то, что все остались живы, само по себе можно было считать большой удачей. Далеко не все дозоры с Северной стены могли похвастаться таким везеньем. Энониец поблагодарил, взял кошелек и с облегчением подумал, что, по крайней мере на первое время проблема с деньгами решена.

Пенф искренне удивился, когда энониец вытащил кошель, и даже попытался возражать — но Крикс, не слушая, высыпал серебро на стол.

— Бери, бери. Кто знает, сколько я еще успею тебе задолжать?

Трактирщик рассмеялся.

— Ладно.

— С постояльцами не слишком хлопотно? — осведомился Рикс. Пару минут они болтали о делах в гостинице, а потом папаша Пенф спросил:

— А эти Тен с Тиренном — они в самом деле твои братья?

Крикс напрягся. Разговор о Близнецах не предвещал ничего доброго.

— Приемные, — ответил он. — А что?..

— Шустрые ребята, — с удовольствием ответил Пенф. — Помогали мне сегодня в зале, словно уже год тут прожили. Правда, потом они знаешь чего учудили?.. Напросились мыть посуду, и давай швырять друг другу миски через пол-кухни. И самое удивительное, что раскокали всего одну.

— Убью обоих, — процедил "дан-Энрикс".

Пенф только отмахнулся.

— Брось… подумаешь, тарелка. Я бы от таких помощников не отказался. В общем-то, я тебя потому и спрашивал. Ты все-таки числишься в имперской гвардии, а тут твоя родня будет по залу с подносами бегать.

Энониец рассмеялся.

— Да я бы и сам побегал, деньги надо где-то брать… Ну-ну, я пошутил, — быстро добавил он, взглянув на потрясенное лицо папаши Пенфа. — А Тиренн и Тен пусть помогают, если тебе так удобнее. Только смотри, чтобы они тут не перебили всю посуду.

Крикс махнул трактирщику — и поднялся по лестнице наверх.

Его домашние обедали — за небольшим столом в угловой комнате с косыми окнами под потолком. Она была значительно просторнее, чем та, которую когда-то занимал сам Рикс, остановившись в "Яблоне", но, как все комнаты в этой гостинице, выглядела достаточно уютной. Когда скрипнула входная дверь, Фила испуганно подняла взгляд, и ложка, c которой она кормила Арри, замерла в воздухе. Крикс подумал, что жизнь в доме Мерайи Белл его домашние забудут еще не скоро.

Видя, что о нем забыли, Арри потянулся к ложке сам, неловко ухватив ее за черенок.

— Ддай...

Суп полился на стол. Фила тут же потянулась за тряпкой, одновременно скомандовав Тиренну:

— Сбегай вниз за тарелкой для брата.

— Не надо, я сыт. А Тиренну вообще не стоит доверять тарелки.

— Я не Тиренн, — возразил тот самодовольно, пропустив намек "дан-Энрикса" мимо ушей. — А почему тебя не было все утро?..

Крикс вздохнул. Во время прошлого визита он действительно пообещал прийти в гостиницу с утра, но потом вспомнил об уроке с Лейдой. А потом он разбил ей запястье. Лучше бы ему совсем не появляться во дворце...

— Я фехтовал, — кратко ответил Рикс. Подробности его домашним ни к чему. Пусть думают, что он тренировался с кем-нибудь из кандидатов в Ордене.

Глаза Близнецов загорелись.

— А меня научишь? — спросил тот, которого он принял за Тиренна.

— Нас, — быстро поправил его брат.

— Отстаньте от Крикса со своими глупостями, — резко сказала Фила, и "дан-Энрикс" успел заметить промелькнувший в ее взгляде страх. Крикс понимал, что она должна чувствовать. Один ее сын взялся за оружие и сделался разбойником и мародером. Второй отправился в Каларию и заработал шрам на пол-лица. А теперь вот и Близнецы...

— Это не глупости! Скажи ей, Рик!..

Крикс до сих пор не мог понять, почему Тен с Тиренном сразу стали называть его коротким именем. Он никогда не предлагал им ничего подобного, и вообще не хотел снова слышать это имя, всякий раз напоминавшее ему о Лесном братстве и войне в Каларии.

Просьба Близнецов одновременно позабавила и раздосадовала Рикса. Фехтование было последним, о чем бы ему сейчас хотелось думать, но количество людей, желающих чему-то научиться у него, в последние недели неуклонно возрастало. Стоило ему дать несколько уроков Ленн-Денному — как в Лаконе нашлись и другие желающие. Причем некоторые из них учились даже не у Хлорда, а у других менторов.

— Я не уверен, что мне хочется чему-то вас учить, — прохладно сказал Крикс в ответ на просьбу Близнецов. История с пропавшим кошельком еще не выветрилась из его памяти.

— Это из-за тех чернил?.. — спросил Тиренн, глядя на Рикса подкупающе открытым взглядом. — Или ты рассердился, потому что Тен разбил эту тарелку?

— Замолчи, придурок! Это ты ее разбил!

— Хватит, — оборвал разгорающуюся перепалку Рикс. — Мне наплевать, кто из вас это сделал. Если вы действительно хотели бы чему-то научиться, то сначала докажите, что на вас обоих в самом деле стоит тратить время.

Близнецы восприняли его слова слишком буквально и рьяно взялись за "доказательства". Папаша Пенф и его "Золотая яблоня" от этого в конечном счете только выиграли, потому что все полы на первом этаже были подметены, посуда перемыта, а столы отчищены в кратчайший срок. Крикс подумал, что, если так будет продолжаться, то трактирщик, чего доброго, назначит братьям жалование.

..."Дан-Энрикс" поймал меч противника, с коротким резким скрежетом провел его по лезвию до самой гарды и сильно толкнул Ликара. Тот потерял равновесие, и тогда Крикс свалил противника подсечкой под колено. Потом отвел меч и протянул Ликару руку.

— Поднимайся.

Но Ликар подниматься не спешил, уставившись на что-то за спиной "дан-Энрикса". Судя по лицу Лен-Деннора, ничего хорошего он там не видел. Энониец обернулся и увидел Вардоса, следившего за ними с противоположного конца площади. Крикс задумался, как долго Нетопырь стоял на этом месте, наблюдая за уроком.

— Подойдите сюда, Рикс, — потребовал наставник.

Если уж на то пошло, то Крикс был вовсе не обязан подчиняться всякому приказу Вардоса. Учеником "дан-Энрикс" давно не являлся, и никаких правил Академии тоже не нарушал — по крайней мере, напрямую. Но Мастер-со-Шрамом все равно ничуть не сомневался в том, что энониец выполнит его распоряжение. Он смерил Рикса тусклым взглядом и добавил.

— Уберите меч, в ближайшую пару минут он все равно вам не понадобится.

Да, в его стычках с Вардосом оружие, к несчастью, было совершенно бесполезным. Но со временем южанин все же приспособился к правилам игры — и даже использовать их против самого же Вардоса. Вчерашний бунт, устроенный его энгильдом на занятиях по землеописанию, можно было без преувеличения назвать победой Рикса. Видимо, теперь Нетопырь намеревался взять реванш.

Крикс бросил меч на землю и нарочито неторопливо подошел к наставнику.

А вышло так. В очередной раз посмотрев на Лен-Деннора в трапезной, "дан-Энрикс" сразу понял, что наставник Вардос снова почтил утреннюю тренировку собственным присутствием. Лицо Ликара выглядело застывшим. Крикс опустился на скамью напротив.

— Что, опять?..

Ликар только кивнул. Крикс запустил пальцы себе в волосы, приводя и без того взлохмаченные пряди в полный беспорядок.

— Ничего не понимаю… — вздохнул он — Ты ведь действительно стал драться куда лучше. В прошлый раз у тебя все прекрасно получалось. Будь это не Вардос, а кто-то другой, я бы сказал, что он к тебе просто придирается. Но Нетопырь… Он, правда, сволочь, но все-таки не настолько, чтобы приставать к тому, что делает все правильно. Да и с чего ему на тебя злиться?

В лице Лен-Деннора что-то дрогнуло.

— Он не злится. Просто… Рикс, я не могу ничего сделать, пока он стоит у меня над душой! Это просто наваждение какое-то. Когда он говорит "подшаг налево", я так теряюсь, что на самом деле забываю, где у меня левая рука, где правая.

Это признание звучало так нелепо, что южанин чуть было не рассмеялся — но вовремя прикусил губу. Судя по отчаянному взгляду Лен-Деннора, тому было совершенно не до смеха. "Вардос его доведет, — трезво подумал Рикс. Он ведь хотел, чтобы Ликар ушел из Академии. Еще немного — и Ликар действительно сорвется и попросится домой. Или сотворит что-нибудь такое, за что его можно будет вышвырнуть отсюда". Крикс с упреком посмотрел на Афейна Рейхана — тот сидел так близко, что не мог не слышать его разговора с Лен-Деннором. Слова Вардоса о том, что все его товарищи готовы восхищаться нелогичными поступками "дан-Энрикса", но сами будут прежде всего думать о самих себе, гадюкой шевельнулись где-то глубоко внутри. Крикс дождался, пока князь поднимет голову, и можно будет встретиться с ним взглядом — и только тогда сказал:

— Что-то я никак не пойму, Рейхан. Ты ведь наш командир. Мог бы и заступиться за Ликара.

Князь меланхолично отхлебнул оремиса.

— Я бы давно это сделал, если бы это могло дать какой-нибудь результат. Ты вот однажды попытался — ну и что?.. Ты лучше меня знаешь, что спорить с Нетопырем — пустое дело. Лен-Деннорму придется потерпеть. Ничего не поделаешь.

— Я смотрю, ты уже израсходовал все средства, — едко сказал энониец. — Может быть, мне стоит самому сходить на тренировку и взглянуть, нельзя ли как-нибудь поправить это дело?

Князь пожал плечами.

— Поступай, как знаешь.

— Прекрасно, — сказал Рикс отрывисто. — На всякий случай должен вас предупредить — наставник Вардос намекнул, что в следующий раз, если я снова буду спорить с ним, наказан будет весь отряд.

Грейд посмотрел на энонийца волком.

— И ты об этом так спокойно говоришь, Пастух?.. Мы все, по-твоему, должны страдать из-за твоей дурацкой гордости?

— Заткнись, Декарр, — отрезал Рикс. Вот только не хватало препираться с главным подпевалой Льюберта Дарнторна.

Но на сторону Грейда совершенно неожиданно встал Мирто Миэльвитт.

— Декарр не так уж и не прав. Никто не хочет бегать вдоль ограды и скоблить полы только из-за того, что тебе захотелось лишний раз поцапаться с Нетопырем. Оставь его в покое, Рикс. Ты не можешь идти против всего отряда!

Крикс мрачно подумал, что наставник Вардос оказался кругом прав. "Дан-Энрикс" вообще не помнил случая, чтобы представители двух враждовавших партии в их отряде действовали заодно. Кто мог подумать, что они будут с таким единодушием выступать против Рикса.

Афейн задумчиво смотрел на старого товарища.

— Не делай этого, "дан-Энрикс", — это прозвучало чем-то средним между просьбой и приказом. — Как твой командир, я запрещаю тебе вмешиваться в это дело.

— Вы только посмотрите на себя!.. — чужим от злости голосом сказал оруженосец коадъютора. — Как только речь зашла о том, что вас заставят пробежать несколько дополнительных кругов на утренней пробежке, или помахать утяжеленными мечами — вы так разорались, что вас сейчас слышно даже в главной башне. И все это только потому, что я, по-вашему, думаю только о самом себе, а не о ваших неприятностях. Тогда скажите: чем вы лучше? Разве вы не думаете только о самих себе, когда молчите и спокойно позволяете Нетопырю травить Ликара? Ты, Афейн, так здраво рассуждал о том, что Лен-Деннору нужно просто потерпеть — ну так я вам отвечу тем же самым. Потерпите!!

Лица у присутствующих вытянулись. Видимо, никто не ожидал от Крикса такой вспышки.

— Ты все переворачиваешь с ног на голову, — несколько неуверенно сказал Рейхан. — Там речь об одном человеке, а здесь — обо всем отряде. Это не одно и то же.

Крикс обернулся к князю, как к противнику, которого намерен был атаковать.

— А что вообще такое — наш отряд?.. Вы вместе учитесь, живете в одной башне, но разве это делает всех вас друзьями? Ничего подобного. У Миэльвитта и Декарра нет никаких общих интересов, и они способны ссориться по десять раз на дню. А тут их интересы по случайности совпали — значит, уже можно называть их "интересами отряда"? Только, как ни назовите, и Декарр, и Мирто, и все остальные думают все-таки только о самих себе. А главный интерес отряда — это чтобы каждый знал, что, что бы ни случилось, остальные даже не задумаются, стоит за него вступаться — или пусть как-нибудь перебьется. Разве не об этом всегда говорил наставник Хлорд?

— Ну, вряд ли он имел в виду, что мы должны объединяться против мастеров, — пробормотал Афейн. Но энониец чувствовал, что его речь произвела на слушателей некоторое впечатление. Как бы там ни было, когда Мастер-со-Шрамом появился на занятиях по землеописанию и вздумал, по своему обыкновению, пройтись насчет Ликара, который в присутствии Нетопыря сразу забыл, где следует искать притоки Шельды, мастер встретил неожиданный отпор. Против главы Лакона выступила почти половина пятого энгильда — впрочем, без обеда все равно остались абсолютно все. В тот вечер, вместе с Юлианом выгребая уголь и золу из огромного остывшего камина в Рейнсторне, в котором легко могли бы разместиться они оба, энониец размышлял, что же все-таки произвело на его друзей решающее действие — желание заступиться за товарища или сознание, что Криксу все равно хватит упрямства поступить по-своему? Ведь если весь отряд в любом случае будет наказан, то, как ни крути, куда приятнее считать это своим свободным выбором, а не решением "дан-Энрикса" и произволом Мастера-со-Шрамом.

Но, как бы там ни было, Крикс чувствовал себя просто прекрасно. Он не сомневался, что несмотря на свое хладнокровие в скриптории, наставник Вардос просто вне себя.

А вот теперь ему, похоже, выпал случай в этом убедиться.

Мастер махнул рукой в сторону тропинки, показывая, что хочет пройтись. Юноше ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Вы неэкономно расходуете силы, — сказал Нетопырь, когда они отошли немного от площадки. — Лен-Деннору ваши уроки не помогут. Как только он встретит настоящего врага, все это тут же вылетит у него из головы.

— Я так не думаю, наставник, — твердо сказал Рикс. Он сразу же решил, что в этот раз будет держаться исключительно корректно — но это не значило, что он обязан во всем соглашаться с мастером.

— Я слышал, Лен-Деннор — не единственный, кто обращался к вам за помощью. Это правда?

— Да, наставник.

— Что ж, меня это не удивляет. Ваша техника великолепна. Правда, с самообладанием беда… Но это, вероятно, дело наживное. Послушайте моего совета, Рикс. Сейчас к вам по большей части обращаются именно те, кто на тренировках выглядит не самым лучшим образом. А вы по доброте душевной готовы тратить время на любого увальня, который не может отбить даже прямой удар. Я не хочу, чтобы вы слишком возомнили о себе, но все-таки скажу — ваши способности заслуживают большего. Не повторяйте главную ошибку Хлорда. Никогда не тратьте свое время на бездарных слабаков и неудачников. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, мастер.

— И последуете моему совету?..

Криксу очень хотелось ответить тем же тоном, что и в прошлый раз "Нет, мастер". Но, пожалуй, это было бы ребячеством.

— Я подумаю над вашими словами, мастер Вардос, — сказал он. Есть масса способов ответить "нет", и энониец знал, что мастер поймет его правильно.

— Подумайте, — сухо ответил он. — Кстати, вчерашняя история в скриптории — ваших рук дело?

Как обычно, Вардос сменил тему слишком быстро. Криксу потребовалась пара секунд, чтобы взвесить свой ответ — и оценить расставленную мастером ловушку.

— Нет, наставник, — ровным голосом ответил он. — Вы сами видели, что я молчал.

— Как раз поэтому я и считаю, что это устроили именно вы. Начнись подобный бунт действительно спонтанно — вы бы, несомненно, не остались в стороне.

Крикс молча шел рядом с наставником, и мокрый снег скрипел у них под сапогами. Февраль в этом году выдался ветреным, но вместе с тем довольно теплым.

"Ничего ты не докажешь" — думал Рикс — и чуть заметно улыбался своим мыслям.

— Мне, естественно, не нравится, когда кто-то из учеников подбивает других на нарушение порядка в Академии. Но ваша способность повлиять на ваших товарищей выглядит впечатляюще — и лишний раз доказывает, что вы подходите для того дела, которое я хотел вам предложить. Выпускников в Лаконе сейчас нет — все старшие лаконцы покинули Академию из-за войны. Но даже с учетом этого у мастеров слишком много обязанностей. Я хотел бы слегка разгрузить младших Наставников, поручив вам проводить некоторые из тренировок с новичками. Это только для начала. Если дело пойдет хорошо, я могу дать вам более взрослых учеников — скажем, из третьего-четвертого энгильда. Вы согласны?

Крикс не знал, что думать.

— Вы хотите, чтобы я стал наставником?..

— Пока что — просто помощником наставника. Это займет у вас не слишком много времени и не помешает выполнять ваши обязанности в Ордене. А с другой стороны — если вы согласитесь, то у вас появится еще одна возможность выбрать себе подходящее занятие. Вполне возможно, что однажды роль наставника в Лаконе может показаться вам заманчивее службы в гвардии.

Энониец вздрогнул. Вардос будто бы подслушал их недавнюю беседу с Лейдой. Впрочем, ерунда — скорее, Вардос просто опирался на собственное суждение об энонийце. Во время выволочки, которую Нетопырь как-то устроил ему после ссоры с Льюбертом Дарнторном, мастер вполне ясно дал "дан-Энриксу" понять, что не считает его способным к службе в Ордене или даже в какой-то приграничной марке.

Крикс не мог скрывать от самого себя, что предложение наставника казалось ему исключительно заманчивым. Даже несмотря на ту антипатию, которую по-прежнему вызывал в энонийце Нетопырь.

— Так что же, вы согласны?

— Я бы хотел попробовать, наставник, — сказал Рикс.

— Отлично. Приведите себя в порядок, переоденьтесь и поднимайтесь в мою башню. Я объясню, что именно вам нужно будет делать.

Нетопырь ушел, не оборачиваясь — а "дан-Энрикс" поспешил вернуться на площадку, где оставил Лен-Деннора, извинился перед ним и сообщил, что на сей раз занятие окончено, так как ему уже пора бежать. Крикс ничего не сказал Ленн-Деннору о своей беседе с Вардосом, поскольку еще сам не мог до конца поверить в то, что Нетопырь действительно предложил ему заняться обучением младших лаконцев.

Вардос сказал, что он должен привести себя в порядок, и "дан-Энрикс" счел необходимым выполнить это распоряжение со всей возможной тщательностью — на тот случай, если Нетопырь потребует, чтобы он сразу приступил к новым обязанностям. Юноше вовсе не улыбалось показаться первогодкам с грязными руками и колтунами в волосах. Когда он вытер мокрые волосы полотенцем и вышел в полукруглый мозаичный холл полуподвальных бань Лаконской Академии, на стуле, куда он сложил свою одежду, лежали совершенно новые, еще не ношенные вещи — подходящие ему по размеру, но сшитые из мягкой черной шерсти. Внешне они выглядели точно так же, как одежда любого другого мастера в Лаконе. Только теперь энониец окончательно удостоверился, что Вардос вовсе не шутил.

* * *

В Лейверке Аденор обычно поднимался около полудня, завтракал прямо в постели и читал какую-нибудь книгу. Пониматься ни свет, ни заря, чтобы носиться по полям за тощим зайцем или загонять несчастного оленя, как любил его отец, казалось Аденору верхом глупости. Зайчатину и оленину Аденор ценил в готовом виде, а вставать предпочитал как можно позже. Но последующий переезд в столицу и в особенности дружеские отношения с Валлариксом потребовали от Ральгерда Аденора кардинально изменить свои привычки.

По утрам Валларикс несколько часов работал в своем кабинете — иногда в компании секретаря, но чаще в одиночку. Около одиннадцати появлялся коадъютор с ежедневным утренним докладом. Аденор старался приезжать чуть раньше — во первых, для того, чтобы составить императору компанию, а во-вторых, ради возможности увидеть недовольную гримасу лорда Ирема, наткнувшегося в аулариуме императора на своего давнего врага.

Правда, возня с бумагами внушала Аденору отвращение, поэтому его участие в занятиях правителя сводилось к сидению в глубоком кресле, более-менее удачным шуткам и пересказыванию последних сплетен, популярных в городе и при дворе. По этому поводу сэр Ирем как-то раз грубо спросил, не собирается ли Аденор играть при Валлариксе роль шута — или же ему просто нравится трещать, словно безмозглая сорока?.. Аденор тогда так разозлился, что забыл о всякой осторожности и бросил рыцарю в лицо, что человеку в положении Валларикса куда полезнее пустая болтовня, способная хотя бы ненадолго отвлечь императора от дел, чем еще один доклад о росте цен и недовольства в городе. А если Ирем этого не понимает, то Валларикса можно только поздравить с таким скудоумным другом.

Неизвестно, чем закончился бы этот эпизод, если бы Ирем счел необходимым оскорбиться, но в тот раз он только смерил Аденора холодным оценивающим взглядом и ушел.

А вскоре после этого произошла история у Нового моста, и Ирем начал относиться к Аденору несколько терпимее. Во всяком случае, визиты во дворец перестали ассоциироваться у Ральгерда с выступлением жонглера на канате.

Впрочем, этим утром Аденор остался у себя. Прежде, чем ехать во дворец, следовало выпроводить Льюберта Дарнторна, потому что накануне вечером тот слишком много выпил и заночевал прямо в особняке. Чтобы отправить юношу домой, понадобилось бы закладывать портшез или карету, а лорд Аденор так и не обзавелся ни тем, ни другим, поскольку ездил исключительно верхом.

Ральгерд начал присматриваться к Льюберту еще в начале осени. Когда впервые зашла речь о том, что Валларикса нужно вынудить отречься от престола, сразу стало ясно, что вся власть в итоге перейдет к Элиссив — а точнее, к ее мужу, за которым будет стоять старая аристократия.

Не вызывало никаких сомнений, что лорд Бейнор не допустит, чтобы Лисси вышла за Фин-Флаэнна или кого-нибудь из Довардов. Наверное, охотнее всего он бы женился на Элиссив сам. Но тут имелось веское препятствие. Даже самый недалекий человек поймет, что Лисси не могла выбрать подобного супруга добровольно.

Совсем другое дело — Льюберт. Дарнторн-младший ненамного старше Лисси и достаточно красив, чтобы в него можно было влюбиться ради него самого. Правда, его репутация была сильно подпорчена войной в Каларии, но долгие старания Бейнора Дарнторна и его партии не прошли даром, и теперь на каждых двух людей, уверенных, что именно "дан-Энрикс" убил Бешеного принца, приходился хотя бы один, который полагал, что это мутная история, в которой еще нужно разбираться. А если Дарнторн займет престол, количество людей, считающих его героем, тут же резко возрастет — историю, как всем известно, пишут победители.

Словом, о том, что Дарнторн хочет выдать дочь Валларикса за своего племянника, лорд Аденор начал догадываться даже раньше, чем об этом было упомянуто впервые. Сперва щекотливого вопроса касались только вскользь — таинственными недомолвками, обиняками и полунамеками, но под конец об этой партии заговорили в голос, как о чем-то само собой разумеющемся.

К тому моменту Аденор уже успел предпринять кое-какие действия. Прежде всего, он поручил младшего Дарнторна особому вниманию своих людей, приказав им не упускать племянника мессера Дарнторна из виду. На протяжении нескольких месяцев лорд Аденор получал самые подробные доклады относительно того, где юноша проводит время и чем занимается.

Картина получалась любопытная.

Доглядчики Ральгерда сообщали, что младший Дарнторн бывает только дома и в Лаконской Академии, где его откровенно презирают за историю с "дан-Энриксом", но избегает появляться при дворе. Несколько раз Льюберт мертвецки напивался в "Веселой вдове". Ему даже доводилось поучаствовать в каких-то пьяных оргиях с игрой в пинтар и неизбежным мордобоем. С одной стороны — ничего такого уж особенного в этом не было, сам Аденор в шестнадцать лет творил еще и не такое. Но у вельможи создавалось впечатление, что Льюс участвует во всех этих историях не из пустого любопытства, и уж точно не за тем, чтобы похвастаться своим лихачеством перед лаконскими дружками. Он ходил в кабак один, отделываясь для такого случая от своей "свиты", и было не слишком-то похоже, что эти попойки его развлекают.

Казалось, старания Бейнора Дарнторна вывернуть историю с "Семиконечной звездой" наизнанку угнетают Льюберта даже сильнее, чем открытое презрение "имперской" партии. То ли Дарнторна раздражала мысль, что большинство его защитников отлично знают правду, то ли он — чем Хегг ни шутит — действительно раскаивался в собственном поступке. Но, как бы там ни было, Ральгерду Аденору стало ясно, что, если он хочет привязать к себе мальчишку, то с раненой гордостью младшего Дарнторна придется обращаться максимально осторожно. Дело обещало оказаться хлопотным… но оно явно того стоило. Льюберт мог не сегодня-завтра стать новым правителем империи — причем таким правителем, который ничего не смыслит в государственных делах. Речь шла о том, кто займет место за Крылатым троном и будет определять политику Легелиона от лица младшего Дарнторна — лорд Бейнор… или кто-нибудь другой.

Задачу Аденора упрощало то, что Льюберт не любил своего дядю, а в последнее время откровенно тяготился его обществом. Нет, внешне он держался безупречно, но Ральгерд ничуть не сомневался в истинности своих наблюдений. Больше всего Аденора забавляло то, что сам лорд Бейнор даже не пытался завязать более дружеские отношения с племянником, которого он собирался в будущем короновать. Главу Совета всегда отличала толстокожесть, редкая даже для Дарнторнов — хотя эту семью никто не обвинил бы в лишних сантиментах. Сын старшего брата интересовал мессера Бейнора только как наследник родового титула, а все остальное он благополучно упускал из виду. То, что Льюберт не особенно к нему привязан, мало волновало Бейнора — должно быть, потому, что сам он тоже не испытывал никаких нежных чувств к племяннику.

Когда лорд Аденор бывал в особняке Дарнторна, Льюберт выходил к гостям своего дяди, поскольку этого требовали приличия, но вскоре ссылался на какое-нибудь дело или же плохое самочувствие и уходил к себе. Гости Дарнторна считали его замкнутым и молчаливым юношей, который не любит многолюдных сборищ. Аденор только посмеивался над подобным простодушием. Если ему выпадала возможность перекинуться с младшим Дарнторном парой слов, он никогда не касался каких-то важных тем, но зато пользовался любым подходящим случаем, чтобы ненавязчиво пригласить Льюберта к себе. Лорд Аденор рассчитывал, что рано или поздно Льюберт примет его приглашение — хотя бы из простого любопытства. Но время шло, а положение не изменялось. Это вызывало у Ральгерда вполне объяснимую досаду, потому что беспорядки, которые должны были стать формальным поводом для низложения Валларикса, могли начаться в любой день, а планы Аденора относительно Дарнторна так и оставались просто планами.

Впрочем, когда в городе в самом деле вспыхнул ожидаемый мятеж, события сразу же вышли из-под контроля заговорщиков.

Во-первых, несмотря на несколько погромов в Нижнем городе, действительно серьезных мятежей в тот месяц так и не случилось, поскольку Орден подавил волнения за одну ночь.

Во-вторых, задуманному Дарнторном дворцовому перевороту помешали быстрые и точные действия лорда Ирема. Если подумать, даже слишком быстрые и слишком точные — как будто коадъютор был детально посвящен во все их планы.

И когда на следующий день Ральгерд поехал во дворец, чтобы увидеться с Валлариксом, в столице было так же тихо, как в любой из довоенных месяцев.

Лорд Аденор задумался.

В своем кругу они так часто повторяли, что Валларикс — слишком мягкий и слабохарактерный правитель, который не в состоянии спасти страну от гибели, что каждый из них почти верил в то, что они выступают против императора не только ради личной выгоды, но и ради процветания Легелиона. Правда, Аденор был меньше всего склонен строить из себя спасителя империи. Его гораздо больше интересовало то, что государственный переворот позволит ему в полной мере проявить свои многосторонние таланты, которым король и его Орден не давали развернуться во всю ширь. Но даже лорд Аденор в какой-то мере поддался всеобщему настрою, в соответствии с которым отречение Валларикса было вопросом государственной необходимости. Однако поведение дан-Энрикса во время голода и то, как быстро люди Ирема сумели навести порядок в городе, при этом походя разрушив многомесячные планы заговорщиков, помимо воли вынуждало Аденора пересмотреть кое-какие свои взгляды.

После беседы с сэром Иремом лорд Аденор несколько дней безвылазно сидел в своем особняке, не появляясь при дворе и не встречаясь с остальными заговорщиками. По странному стечению обстоятельств, именно в те дни случилось то, чего он так упорно добивался раньше — Льюберт Дарнторн решил нанести ему визит. Когда оруженосец доложил Ральгерду о его приходе, тот даже не сразу понял, что от него нужно младшему Дарнторну. Впрочем, Аденор не мог бы называть себя придворным, если бы способен был пустить свои старания насмарку из-за приступа случайной меланхолии. Он блестяще сыграл роль любезного хозяина, добился, чтобы Льюс остался у него на ужин и умело развлекал его весь вечер, избегая тем, которые могли быть неприятны гостю, будь то каларийская кампания, Лакон или придворные интриги.

Поначалу Льюберт был немногословен и держался настороженно. Казалось, он все время ждет от своего собеседника какого-то подвоха. Но к концу их ужина Дарнторн стал отвечать значительно непринужденнее.

Несколько дней спустя он пришел снова, а потом начал бывать в особняке довольно часто. Аденору оставалось только проявлять как можно больше такта — и, конечно, выставлять на стол самое лучшее вино.

Дарнторн наверняка даже не понял, как так вышло, что в один прекрасный день он выпил больше, чем рассчитывал, и выложил хозяину особняка все неприглядные подробности их столкновения с "дан-Энриксом" в Каларии. Лорд Аденор мог бы начать оправдывать Дарнторна, как сделал бы кто-то другой — хотя бы из обыкновенной жалости. Но Аденор не сказал ничего. Он обладал прекрасной интуицией, а кроме того — многократно убеждался в том, как много может дать обыкновенное молчание.

С этого дня Льюберт Дарнторн проникся к нему исключительным доверием. Для Льюберта визиты в особняк были единственной возможностью хоть с кем-то поделиться мучившими его мыслями, а для Ральгерда Аденора — лишним шансом узнать массу интересного. Он полагал, что это только справедливо. Безуслово, в мире всегда были, есть и будут люди, совершающие добрые дела в ущерб себе, но, в сущности, разумный человек всегда найдет возможность совместить приятное с полезным.

Чаще всего Льюберт сообщал очередные любопытнее подробности урывками и как бы между делом, но накануне вечером Ральгерду повезло. А может быть, и нет… это как посмотреть.

По-видимому, в этот раз Льюберт явился в его особняк с твердым намерением напиться до потери памяти — во всяком случае, к делу он приступил весьма решительно, еще до конца ужина осушив полную бутылку "Пурпурного сердца". При этом он говорил обо всем подряд, начиная с того, что Рикса сделали помощником наставника в Лаконской Академии, и заканчивая тем, что дядя недоволен им из-за категорических отказов появляться при дворе.

Потом Дарнторн подлил себе еще вина и рассказал о том, как Валларикс когда-то едва не погиб, охотясь на огромного старого вепря, голова которого теперь украшает Гобеленный зал — а Бейнор Дарнторн хладнокровно наблюдал за схваткой, оставаясь в стороне. В связи с этим Льюберт вспомнил плен, в котором Бейнор оказался во время войны в Каларии, и позволил себе сделать несколько весьма нелестных заключений о характере своего дяди.

Аденор почти жалел, что глава Круга лордов этого не слышит.

Когда речь дошла до заговорщиков и казни на Имперской площади, язык уже почти не слушался Льюберта Дарнторна. Если до сих пор Льюберт никак не объяснял и не оправдывал своего поведения в Каларии, то сейчас он неожиданно признался, что надеялся добиться у Валларикса помилования для своего отца.

Услышав это, Аденор болезненно поморщился. Мало кто сомневался в том, что Сервелльда Дарнторна давно нет в живых. Во всяком случае, последние пять лет о нем не поступало никаких известий. Ходили слухи, будто он пытался получить убежище у Миэльриксов, но не преуспел и умер за пределами Империи. Учитывая, каким человеком был покойный, этому можно было только порадоваться, но надежды Льюберта на его возвращение помимо воли вызывали жалость. Глядя на сидевшего напротив юношу, лорд Аденор подумал, что наутро опьянение сотрет из памяти Дарнторна эту часть рассказа — и решил, что это к лучшему. Есть границы откровенности, за которой она уже не сближает, а отталкивает. Но сам Аденор тоже немало выпил в этот вечер, и вместо того, чтобы дипломатично промолчать, позволил себе осторожно намекнуть своему собеседнику на то, что Сервелльда Дарнторна уже много лет считают без вести пропавшим. А такое утверждение обычно означает то, что человек погиб. Льюберт мотнул отяжелевшей головой.

— Он не погиб, — с трудом ворочая отяжелевшим языком, возразил он. — Я даже знаю, где он.

— Да? И где же?.. — спросил Аденор, не понимавший, как расценивать такое заявление — то ли как бредни совершенно перепившегося человека, то ли как самое ценное из откровений Льюберта.

— В Бейн-Арилле, — коротко отозвался Льюс, попробовав подлить себе еще вина и расплескав его на тонкую батистовую скатерть.

У Аденора по спине прошел озноб. Этой зимой Бейн-Арилль прекратил выплачивать положенные подати в имперскую казну и поднял пошлины для всех торговцев из Легелиона. В любое другое время император ввел бы в Гардаторн войска, но именно сейчас война с аварцами вынуждала короля смотреть на все происходящее сквозь пальцы. Магистраты Вольных городов торжествовали.

Строго говоря, жители Внутриморья всегда тяготились своим подчиненным положением, но до сих пор они ни разу не решались так открыто нарушать вассальную присягу. Теперь становилось ясно, кто помог жителям Гардаторна отыскать в себе решимость, чтобы выступить против дан-Энриксов.

Аденор неожиданно почувствовал себя таким измотанным, будто не разговаривал с Льюбертом Дарнторном, а занимался утомительной физической работой.

К счастью, вскоре разговор закончился естественным путем. Не прошло и четверти часа после неожиданного откровения Дартнорна, как того начало выворачивать наизнанку. Пить племянник лорда Бейнора определенно не умел — но в данном случае этому можно было разве что порадоваться. Слуги Аденора получили приказ не отходить от Дарнторна, пока ему не станет лучше, а потом со всеми возможными удобствами устроить Льюберта в одной из гостевых спален. А Аденор отправился к себе и попытался лечь — но вместо этого по меньшей мере час ворочался без сна, поскольку мысли то и дело возвращались к словам Льюберта.

Наутро Аденор чувствовал себя раздраженным и невыспавшимся. Бившее сквозь стекла мартовское солнце отнюдь не улучшало его настроения. За завтраком, состоявшим из омлета и холодной курицы, ему доложили, что в приемной дожидается один из оруженосцев лорда Бейнора Дарнторна. Аденор с трудом справился с искушением распорядиться, чтобы юношу отправили назад, сказав ему, что Аденор уже уехал во дворец. А еще лучше — сломал ногу и не сможет выходить по меньшей мере месяц, размечтался Аденор. И никаких больше разговоров с Валлариксом, пикировок с Иремом и тайных встреч с Дарнторном и Финн-Флаэнами. Чума на оба ваши дома...

— Пропустите, — обреченно приказал лорд Аденор.

Молодой человек, вошедший в комнату, был ему незнаком — впрочем, пажей, оруженосцев и стюардов у Дарнторна было столько, что запомнить всех в лицо не представлялось никакой возможности. Аденор с удовлетворением отметил, что на юноше был неброский коричневый дублет. Еще недавно все посланники Дарнторна носили фамильные цвета своего сюзерена, а порой — еще и вышивку с единорогом на груди. Но после неудавшегося бунта в Нижнем городе все заговорщики стали гораздо осторожнее.

Остановившись посреди роскошного пурпурного ковра, вошедший поклонился, сдернув с головы берет.

— Доброе утро, монсеньор, — сказал он жизнерадостно.

— Не думаю… так что давайте сразу к делу, мейер как-вас-там. Что от меня понадобилось лорду Бейнору?

Юноша растерянно сморгнул. Наверное, не ожидал подобного приема.

— Он просит вас незамедлительно приехать в особняк Фин-Флаэнна. Милорд уже отправился туда.

"Чем, разумеется, привлек внимание доглядчиков из Ордена" — подумал Аденор. А вслух сказал:

— Какая незадача! Дело в том, что именно сегодня утром я должен во что бы то ни стало появиться на приеме у Валларикса. Мое отсутствие может привлечь ненужное внимание.

— Лорд Дарнторн просил передать, что дело срочное и очень важное, — возразил юноша.

Ральгерд вздохнул.

— Ну что ж, если лорд Бейнор так настаивает, то придется ехать, — хмуро сказал он. И обернулся к камердинеру, стоявшему в дверях. — Скажи этим бездельникам на кухне, что мое отсутствие — не повод для того, чтобы тянуть с обедом. Пусть готовят, как обычно. Я вернусь к полудню.

— А как быть с вашим гостем, мессер Аденор?.. — осведомился камердинер, осмотрительно не называя Льюберта по имени.

— Когда он проснется, накормите его завтраком и извинитесь за мое отсутствие, — распорядился Аденор, поднявшись на ноги.