Иногда они возвращаются

— Я хочу чаю, — сказал король, едва Артур скрылся из виду.

— Так возьми и налей! — неожиданно зло огрызнулась я.

— Похоже, время за полночь. Спасайся, кто может, — хмыкнул Эрл, направившись к выходу из комнаты.

Это взбесило меня еще больше, заставив угрожающе посмотреть на брата и ядовито поинтересоваться:

— Тебе мало? Ты еще хочешь?

Он обернулся и, подняв руки, ответил:

— Мне — много. Поэтому я ушел. Спать. Счастливо оставаться.

И шутливо отсалютовав королю, Эрл покинул комнату. Я выжидающе уставилась на Леонарда, но он и не думал двигаться с места. Вместо этого посмотрел на меня и повторил:

— Я хочу чаю.

— А я хочу кого-нибудь убить! — буркнула я, направляясь к столу. Было ясно — величество своего все равно добьется. Вопрос только, скольких нервов мне это будет стоить. А нервничать категорически не хотелось, ибо Эрл был прав — время перевалило за середину ночи, и неадекватность моего несчастного мышления усилилась в разы. Памятуя, чем окончилась наша с братом вечерняя перебранка, еще одну устраивать не хотелось. Однако злиться мне никто запретить не мог. Ибо уже предвкушала часто прерываемый сон, хоровод одних и тех же грустно-тяжелых мыслей и еще много чего столь же опостылевшего. В итоге я чуть не испарила воду, пока кипятила ее для заварки. К счастью, вовремя одумалась.

— Пей скорее и выметайся, — как можно спокойнее велела я, ставя перед королем дымящуюся чашку.

— Он слишком горячий. Придется ждать, пока чуть остынет, — сказал Леонард, помешивая чай ножом.

— Ты нарочно?!!! — взбеленилась я.

— А ты?

Встретившись с его мягким, теплым взглядом, моя злость вдруг угасла, сменившись виной. Действительно, чего я злюсь? Несчастный раненый человек просто хочет выпить чаю. А я мало того, что нагрела его до неприличной температуры, так и ору почем зря. Опустившись на стул, я уронила голову на руки и тихо сказала:

— Прости.

— Давай сыграем, пока остывает? — предложил король, убирая нож в сторону.

Я не поверила своим ушам.

— Ты серьезно?

— А что? — пожал плечами величество. — Давно не развлекались. А время как-то убить надо. Давай в нашу любимую?

Его тон с нотками простого человеческого прошения просто не позволил мне отказаться. Ибо это было настолько неожиданным, что если бы я не была уверена в обратном, решила бы, что опять потеряла реальность. Налив и себе чай, я достала с полки чернильницу и лист бумаги. В Блиске в каждой таверне, в каждой комнате этот атрибут был обязательным: вдруг тут поселится гениальный творец, которого внезапно настигнет вдохновение?

Леонард настоял, чтобы игра проходила по всем правилам, поэтому пришлось взять еще один лист. Разорвав его на мелкие кусочки, я написала на каждом букву и, за неимением лучшего, высыпала клочки в опустевший и тщательно вытертый котелок. Величество, как положено, закрыл глаза и достал один из кусочков, тщательно перемешав все.

— Итак, буква «Я» — огласил он, развернув записку, и тут же написал на втором листке обозначенный символ. — Твой ход.

— Вообще-то по правилам, надо тянуть жребий! — напомнила я.

— Вообще-то я хожу первым по праву победителя прошлого раза, — парировал Лео.

— Это когда было! — возмутилась я.

— Не важно! Факт проигрыша был? Был. Отработан был? Не был. Так что ходи.

Что ж, делать нечего — величество прав. Поэтому, взяв листок, я написала на нем «яблоко» и отдала обратно. Суть нашей любимой игры была довольно проста: нужно написать условно осмысленную историю, по очереди вписывая слова на заданную букву. На каждый ход давалось не более четырех минут. Как только кто-то за условленное время не успевал придумать слово, он считался проигравшим. Величество над каждым ходом думал все отведенное время, подтрунивая надо мной и этим заставляя нервничать. Свои слова я сперва выдавала очень быстро, но вскоре тоже стала задумываться. Оказалось, что слов на «я» в нашем языке катастрофически мало. После пары чашек чая у нас получился вот такой текст: «Я яблоком ярким, явственным ямбом явился ягодам, ящерицу ярящим язвительно, якобы, яд языка яйцевидного якорит ялик ямой, ядрено ябедничая яхонтовой яшме, яростным яром якшаясь…» Следующий ход был за величеством, и он написал на листке «якорем». Прочитав это, я возмутилась: во-первых, уже было слово «якорит», на которое я согласилась после весьма жарких дебатов, ибо не была уверена в его существовании. Во-вторых, по моему мнению, после глагола «якшаться» существительное без предлога в предложении стоять не могло. Я специально берегла это слово, как гарантию безоговорочной победы. И на тебе: король, естественно, был не согласен. Но и я сдаваться не хотела: слишком редко мне удавалось обыграть величество, чтобы так просто согласиться на очередной проигрыш. После четырех минут жарких, но безрезультатных споров, мы не придумали ничего лучше, чем пойти за справедливостью к Эрлу. Брат проснулся, едва я дотронулась до его плеча, и резко сел на кровати, вытащив из-под подушки кинжал. Однако вникнув в суть дела, разразился такой бранью, что мне удалось даже узнать новое для себя слово, причем о себе же.

— Еще раз разбудите меня из-за ерунды, грохну на месте! Пошли вон! Придурки! — довершил свою тираду брат, укладываясь обратно.

Этот монолог разбудил спящего на соседней кровати Ворона, который, по словам Леонарда, уснул сразу же, едва закончил работать над амулетом. Перенастройка отняла много сил, и теперь супруг был хоть и чуть выспавшимся, но очень голодным. Поэтому в соседнюю комнату мы вернулись втроем. Тем более что Ворон в роли судьи был не хуже брата. Заставив несчастного прочитать наше творение, и сумбурно объяснив суть проблемы, я довершила рассказ фразой:

— И теперь он не хочет признавать свое поражение!

— Потому что я не проиграл, — сказал величество, задумчиво посмотрев на Ворона. — Если тебе так уж не нравится слово «якорем», хорошо, пойду тебе на встречу и соглашусь, что оно является повтором. Пусть будет так, если уж ты принципиально уперлась в корни.

Взяв листок, король зачеркнул последнее слово, написав вместо него «ярмом».

— Ходи.

— Не честно! Тут должен быть предлог! — не сдавалась я.

— Предлоги в игре не участвуют, — спокойно сказал величество, доставая из сумки остатки хлеба и сыра.

— Да когда это было?!!

— Всегда, — сказал король, нарезая хлеб. — Таковы правила.

— А почему я о них не знаю?

— Потому что не спрашивала, — ответив, Лео занялся сыром.

Смотря, как величество спокойно делает бутерброды, я ощущала свое полное бессилие. Тем более разумные аргументы у меня кончились. Переведя взгляд на супруга, я чуть воспряла духом и выдала самую бестолковую из возможных фразу:

— Ворон, скажи ему!

Супруг, не отрываясь от бутерброда, посмотрел на нас, как на обозначенных Эрлом личностей. Король же, чуть усмехнувшись, велел:

— Лучше налей своему мужу чай. Подавится еще, и говорить мне будет некому.

А глядя, как я выливаю в котелок половину фляги, добавил:

— Мне, кстати, тоже налей.

Посмотрев на нахала, я, сладко улыбнувшись, сказала:

— Признаешь поражение — налью.

— Пока не проиграю — не признаю.

— Значит, обойдешься без чая, — пожала я плечами, ставя перед Вороном чашку.

— Не обойдусь, — ответил король, нагло беря бокал.

— Слушай, чего ты ее доводишь?! — супруг, наконец, дожевал бутерброд и решил-таки вступить в беседу. — Ей, небось, и так сейчас плохо, ты еще!

Эта фраза заставила меня побледнеть и спешно скрыться в ванной. Ибо едва до меня дошел смысл фразы, как мне действительно резко поплохело. Причем так, будто организм решил наверстать упущенное время. Уже закрывая за собой дверь, я услышала укор величества:

— И надо было напоминать?!

Посмотрев на свое бледное лицо, я в очередной раз чуть не задумалась о том, какая я несчастная, за что мне все это и далее по знакомому еженочному списку, но последние слова короля заставили меня остановиться. Уцепившись за них, я заставила себя придумать достойный контраргумент и вернулась в комнату. К счастью, Леонард еще не ушел и даже вернул чай Ворону.

— Ты все равно проиграл, — сказала я, садясь напротив.

— Это еще почему? — король довольно откинулся на спинку стула, а супруг поскорее схватил только что поставленную на стол чашку.

— Ты думал над ходом больше четырех минут.

— Ничего подобного….

И спор пошел на новый круг. Ворон в него не вмешивался. А как только допил чай, ушел на кровать и, оградившись амулетом, снова заснул. Мы же последовали его примеру, пересев на соседнюю. Вернее, я легла, а король сел на стул рядом со мной. Последнее, что помню, как я сонно пробурчала: «Все равно я права…» и, по-моему, даже услышала в ответ: «Да, права ты, права. Спи уже».

За все прошедшее время, та ночь была самой замечательной. Мне было хорошо и спокойно. Когда я проснулась, то даже подумала, что это был просто сон о так кстати вернувшихся моментах прошлого. Однако спящий рядом король развеял мои сомнения. Внимательно посмотрев на него, я улыбнулась. Если бы не отсутствие эспаньолки, Леонард был бы точно таким, как в первый вечер нашей встречи. Скрестив руки и склонив голову на грудь, он спокойно спал, сидя на стуле, рядом со мной. Все же не всегда вернувшееся прошлое приносит боль. Оказывается, иногда оно может быть очень приятным и даже полезным: хоть и спала я всего несколько часов, но чувствовала себя выспавшейся. Воистину, ночь без изнуряющих мыслей и спокойный сон творят чудеса. Правда, с действительностью они ничего не сделали. Едва я окончательно проснулась, как почувствовала привычную утреннюю гамму ощущений. К счастью, бежать в ванну не потребовалось: вдруг открылась дверь, и в комнату вошел Эрл.

— Ну вы и спать! — проворчал брат, подходя к столу и наливая из фляги воду в чашку. — Я уже и позавтракать успел и за зельем сходить!

Сказав это, он достал из кармана флакон, накапал из него в бокал пару капель и протянул мне питье. Схватив чашку, я жадно осушила ее. После первого же глотка мне стало намного легче, а после последнего от ощущений не осталось и воспоминания. Тем временем проснулись остальные. Для короля сон на стуле не прошел даром. Глядя, как он, морщась, разминает затекшую шею, братец съехидничал:

— Вот будешь знать, как ночами ерундой заниматься!

— Иди ты, — беззлобно огрызнулся Лео, направляясь к двери и уже на пороге, обернувшись, сказал. — Выходим через полчаса.

— Собирайтесь, я пока схожу вам за завтраком, — велел нам с Вороном Эрл, выходя следом за величеством.

Едва мы остались одни, супруг подошел ко мне и сев на стул, сказал:

— Нам нужно поговорить.

Приподнявшись на локтях, я внимательно посмотрела на полуэльфа. Похоже, он был чем-то расстроен. Морально приготовившись к самому страшному, я спросила:

— О чем?

Сцепив руки в замок, Ворон посмотрел мне в глаза и тихо, но твердо, сказал:

— Ты должна пообещать мне одну вещь. Нет, даже поклясться.

Похоже, вот он — мой момент истины…Этого еще не хватало! Конечно, это мой муж, и, возможно, по каким-нибудь законам имеет определенные права, но требовать клятву…Да я даже пообещать не смогу, если не буду уверена, что выполню! А уж клясться в любви и верности до гроба…Однако Ворон неожиданно прервал мою мысль, видимо, докончив свою:

— Ты должна мне поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не будешь подвергать опасности нашего сына.

Это было так неожиданно и так дико, что я спросила:

— А когда я его подвергала-то?

— Там, — многозначительно ответил муж. — Ты не должна была выходить из-под полога.

Поняв, о чем идет речь, я села на с кровати и ехидно поинтересовалась:

— По-твоему, мне нужно было стоять и смотреть, как тебя прикончат? И что ж ты меня тогда еще раз не запихнул под свой полог?

Поднявшись, полуэльф встал напротив и, чуть повысив голос, ответил:

— Не запихнул, потому что на это у меня уже не было сил. Я тебе ясно сказал, стоять там. И ты должна была стоять, что бы ни случилось.

— Извини, но я сама умею принимать решения.

Вздохнув, Ворон снова опустился на стул и закусил губу. Через пару секунд он, видимо, решился и, вновь посмотрев мне в глаза, сказал:

— Тебе, похоже, следует кое-что еще знать об эльфах. Забота о своем потомстве для нас — это инстинкт. Причем, основной, и как следствие неимоверно сильный. Понимаешь?

Я честно покачала головой, ибо совершенно не представляла, к чему муж клонит. Проведя ладонями по лицу, Ворон взял меня за руку. Его прикосновение, непривычно горячее, заставило меня вздрогнуть. Поднеся мою ладонь к губам, муж нежно поцеловал ее и сказал:

— Пойми, я не хочу случайно сделать то, о чем потом сильно пожалею. Но я могу просто не удержаться. Поэтому очень тебя прошу. Никогда. Не подвергай. Опасности. Ребенка.

Окончание фразы живо напомнило мне произошедшее после кошмара, заставив понять, о чем именно меня просит супруг. Любой из нас, что арбалет: у каждого свой спусковой крючок. И если его задеть, нечаянно или намерено, может случиться беда. Я не стала спрашивать у Ворона, какая именно, а просто сказала:

— Хорошо, — правда, не расшифровав, что под этим подразумеваю.

Мы вышли из таверны через полчаса, как и намечали. День был тихим, безветренным, солнечным, как и настроение в отряде. Рискну сказать, что все чувствовали себя отдохнувшими, что не могло не радовать. Кроме того, благодаря зелью, я обрела душевное и физическое спокойствие. Свернув с тракта, мы углубились в лес. Хотя никто в Артуре и не сомневался, решили не рисковать. Получив возможность спокойно мыслить, я как всегда принялась укладывать в голове последние события. Итак, что мы имеем? По ту сторону баррикады: кто-то хочет меня убить, еще кто-то от меня просто что-то хочет, а еще кто-то захватил власть в стране. И это не считая проклятья. Что же по нашу сторону? А по нашу сторону прибыло. Абсолютно верный короне шпион-телохранитель где-то защищает наше драгоценное величество и меня до кучи. Хотя, по-честному, приоритеты надо было бы расставить по-другому, но да ладно. Суть от этого не меняется. Подумав об Артуре, я наткнулась на небольшую нестыковку, которую тут же решила прояснить. Подъехав ближе к королю, я спросила, вернее, попыталась спросить, но обнаружила неожиданное препятствие. Вдруг выяснилось, что я не могу подобрать подходящее обращение. «Ваше величество» было точно ни к селу, ни к городу, а «Леонард», или тем более «Лео» произноситься категорически отказывались. Другое же вовсе не придумывалось. И король как назло ехал, смотря строго вперед! Нет бы башку повернул! Ну не «эй ты» же говорить! В итоге промучившись около минуты, я не придумала ничего лучше, чем просто начать вещать в пространство. Авось сообразит. Вздохнув, я выдала:

— А я вот чего не пойму, как рыцари Альдэго не заметили подмены правителя, если они абсолютно верны короне?

— Зачем тебе это? — спросил Лео, все так же не поворачивая головы.

— Не складывается, — ответила я.

— Тебе думать больше не о чем? — король посмотрел-таки на меня.

— Величество, а серьезно, как это может быть? — поддержал меня Эрл, подъехав к Леонарду с другой стороны. Благо лесная тропа была широкой.

Переведя взгляд с меня на своего телохранителя, король, вздохнув, ответил:

— Откуда я знаю? Может, их уже всех перебили, или заменили на двойников. С вами до кучи.

— А где были тогда твои шпионы? — не унималась я. — Или весь этот пафос с Академией — пустышка?

— Дался вам этот Альдэго! — проворчал Леонард, снова смотря строго вперед.

Переглянувшись, мы с Эрлом пришли к одному и тому же выводу, который брат озвучил:

— Не темни! Рассказывай, что задумал!

— Зачем? — Леонард посмотрел на телохранителя. — Переиграть все равно уже ничего нельзя, а слушать, какая я сволочь, мне не хочется.

— То есть ты признаешь, что ты сволочь? — усмехнулся Эрл.

— Я просто говорю, что не хочу это выслушивать, — ответил Лео и, пришпорив Дымка, вырвался чуть вперед.

Допытать Леонарда мы не успели: прямо перед носом королевского коня из придорожных кустов выскочил здоровенный мужик, заставив животное испуганно заржать и встать на дыбы. К счастью, величество вовремя среагировал и не грохнулся. Выломившийся из кустов дядя был чуть крупнее Эрла. Из одежды на нем красовалась безрукавка из чьей-то шкуры, болотного цвета штаны и высокие коричневые сапоги. Его плечи и руки, покрытые густой растительностью, резко контрастировали с абсолютно лысой головой. Гордо выпрямив спину, мужчина окинул нашу компанию холодным, острым взглядом. Меня он узнал сразу же, несмотря на изменившуюся прическу. И едва наши взгляды встретились, раздался весьма определенный рык.

— Твою мать… — прошипел Эрл.

Я шипеть не стала, но подумала о том же. А еще о прошлой встрече с этим премилым субъектом…

Это был один из наших последних походов втроем. Ранним осенним вечером мы ехали в Блиск из гавани, везя важный артефакт градоначальнику. Так как нам все равно было по дороге, то отказать слезно молящему эльфийскому купцу мы не смогли. В своем караване везти безделушку он отказывался, мотивируя нежелание страхом ограбления. Денег на наем полноценной охраны у эльфа не было. С виду артефакт был ничем не примечателен: серебристое раскидистое дерево размером с ладонь брата. На ветвях — россыпь мелких рубинов, а ствол инкрустирован частичками изумрудов. Изготовлено это чудо было на заказ лучшим эльфийским мастером, и по его уверению должно было способствовать плодовитости всего и вся. Так как совсем недавно мы зачистили в районе Блиска все более-менее крупные шайки, то предприятие посчитали совершенно безопасным.

Мы не успели добраться до города засветло, поэтому разбили лагерь на симпатичной полянке, со всех сторон огороженной высокими гладкоствольными чуть ободранными деревьями. Причем, заметив ее, парни чему-то очень сильно обрадовались и, оставив лошадей у края, разошлись по разные стороны, осторожно ступая и внимательно всматриваясь в землю. Кони почему-то вели себя нервно, передавая это настроение и мне, так как я совершенно не понимала, что происходит. Вдруг Эрл резко остановился и с размаху вогнал меч в землю прямо перед собой. Раздавшийся вслед за этим визг заставил меня заткнуть уши и закрыть глаза. Хорошо, что успела привязать коней: испуганные животные встали на дыбы, чуть не затоптав меня при этом. Открыв глаза, я увидела, что брат что-то выкапывает, а Леонард раздосадовано убирает свой меч в ножны. Через несколько минут Эрл явил миру результат своей охоты: безобразную многоножку, длиной около полуметра и где-то половину этого в диаметре. По всей окружности ее тела были ноги, а на голове помимо огромных жвал торчали два длинных тонких уса. Извивающееся в предсмертных конвульсиях тело, хаотично шевелящее всеми конечностями, брат держал на вытянутой руке за нечто, напоминающее надшейный гребень.

— А вот я нам и ужин поймал, — радостно сообщил Эрл.

От увиденного аппетит у меня пропал совершенно. Нужно сказать, что к насекомым я и так-то относилась не ахти. А все, что было крупнее моего пальца, вообще вызывало ужас, с которым я каждый раз героически справлялась, стараясь не выставить себя дурой в глазах ехидной общественности.

— Тебе просто повезло, — пробурчал Леонард, направляясь к сумкам и беря оттуда котелок.

— Не важно! — еще шире улыбнулся брат и, подойдя ко мне, попытался вручить «дичь». — Лионка, берись за ножик!

Однако глядя, как я шарахнулась от протянутой добычи, Эрл мигом убрал с лица улыбку.

— Иди сюда! — жестко сказал он, отходя на пару шагов назад.

Это было выше моих сил, поэтому я лишь отчаянно замотала головой.

— Я. Сказал. Иди. Сюда, — еще жестче велел брат, чуть повысив голос.

Сцена привлекла внимание Леонарда. Посмотрев на нас, он отложил котелок и, подойдя к Эрлу, сказал:

— Давай мне. А она пусть костром занимается.

— Нет, — твердо сказал брат и, подойдя ко мне, схватил за руку.

Пытаясь вырваться из его хватки, я почувствовала, что вот-вот разревусь. Конечно, с одной стороны, Эрл был прав: я воин, я должна уметь чистить эту проклятую гадость, раз она съедобна. Но, с другой стороны, все мое существо буквально выло от ужаса.

— Отпусти ее! — велел Леонард, вклиниваясь между нами.

— Не лезь! — рыкнул на него Эрл.

— Дай. Мне, — спокойно сказал мечник.

Внимательно посмотрев на него, Эрл отпустил меня и, отдав Леонарду добычу, взял одеяло. Усевшись под одним из деревьев, брат с интересом уставился на нас. Мечник между тем, развернулся ко мне, взяв тушку, как берут младенцев: положив голову на руку и чуть прижав к себе. Второй рукой он осторожно провел по россыпи конечностей, а затем, протянув мне открытую ладонь, сказал:

— Дай свою руку.

Тогда я впервые ощутила его шершавое прикосновение. Оно было очень приятным, успокаивающим. Осторожно поднеся мою руку к насекомому, мечник сначала провел ей по ножкам, потом по усикам, а потом и по каждому из жвал. Затем вложил в нее гребень, накрыв мою ладонь своей. Зайдя мне за спину, он достал нож и вложил его в мою правую руку, также накрыв ладонь своей. Так под его чутким руководством я смогла срезать усики, жвала и вскрыть панцирь, а затем уже продолжить разделку самостоятельно.

— Нарежь на небольшие кусочки, чтобы удобно было нанизывать на прутья, — велел Леонард, поняв, что я справляюсь без него. Оставив меня одну, он занялся костром.

Я не скажу, что с тех пор перестала бояться насекомых, но к разделке убиенных многоножек стала относиться спокойно. Хотя живые твари все еще внушали трудно скрываемый ужас. Но к счастью, их логова нам попадались не так часто.

Весьма сытно и вкусно поужинав, мы сидели у костра. Я, как всегда, просто смотря на пламя, Леонард — затачивая меч, Эрл — рассматривая артефакт. Люблю такие вечера, тихие, безоблачные. Когда чуть шелестят деревья, весело потрескивает пламя, а по поляне стелется еле заметная дымка с приятным запахом корицы…Корицы?!!! Я вскочила на ноги, но, увы, поздно: буквально за полсекунды до этого друзья безвольно повалились на землю и тут же на поляну выскочил он. Сначала мне показалось, что это был зверь. Огромный, волосатый. Присев на корточки, он внимательно смотрел на меня, чуть склонив голову. Однако при пристальном рассмотрении пришелец все же оказался человеком.

— Уходи, — хрипло пробасил он. — Если дорога жизнь — уходи. Так и быть, я не трону тебя.

Предложение, конечно, было разумным, но принимать его я не спешила. Запах корицы напомнил мне, что за гадость прилетела к нам на стоянку. Не особо вредное, но все же ядовитое сонное зелье. Да и слабое, еле заметное дыхание друзей внушило мне некоторый оптимизм. Раз яд не убил их сразу, значит, они нужны для чего-то живыми. При таком раскладе ни бросать их, ни помирать — смысла нет. Понаблюдать из ближайших кустов мне вряд ли дадут. Кидаться же в бой с неизвестным, непредсказуемым и по виду более сильным противником — самый верный путь к гибели. А вот разговоры можно и поразговаривать…

— Кто вы? Что вам нужно? — как можно испуганнее пролепетала я.

Гордо выпрямившись, мужчина ответил:

— Я Террон-Землевик. Хранитель этого священного леса и его обитателей! В моем лесу царит закон: нельзя убивать живущих в земле существ! За его нарушение положена страшная кара! Эти варвары жестоко поиздевались над моим детищем и теперь должны быть принесены в жертву лесной земле, дабы восторжествовала справедливость! Я видел, как ты противилась этому кошмару и поэтому разрешу тебе уйти. Раз дыхание земли тебя не тронуло, значит, на тебе нет вины.

От услышанного у меня чуть не отвисла челюсть. Интересно, с каких пор эта мелкая рощица стала священной? Мы по ней бродили чуть ли не раз в полгода. Хотя, многоножку убили впервые. И тут мне в голову пришла занимательная мысль: дядя, похоже, не понял, что я стихийник. А значит, у меня есть преимущество. Лихорадочно соображая, что с этим делать, я не придумала ничего лучше, чем ляпнуть:

— Ты прав, Террон! — и даже всхлипнув для правдоподобности запричитала дальше. — Это был сущий кошмар! Эти нелюди шантажом заставляют меня путешествовать с ними! Ты бы знал, какие еще ужасы они вытворяют! Только посмотри, на их бандитские рожи, на этот оскал!

В процессе монолога я сделала аж две полезные вещи. Якобы, в приступе эмоций, поднесла руки к лицу, не заметно прокусив себе палец, а затем наклонившись к брату засунула этот палец ему в рот, оттянув щеку, как будто, для демонстрации обозначенного оскала. Теперь оставалось лишь надеяться, что мне удалось выжать достаточное количество своей крови, и тянуть время.

Террон посмотрел на Эрла, а затем перевел взгляд на меня. Лихорадочный блеск его глаз и стиснутые кулаки объясняли многое. Например, произнесенную фразу:

— Могу тебе пообещать, что они получат по заслугам. Теперь ты свободна! Иди же!

Тут я возмутилась вполне искренне:

— В лес?! Ночью?!!! Одна?!!!

Видимо, об этом «спаситель» не подумал. Посмотрев на меня уже растеряно, он сказал:

— Но я не могу проводить ритуал при тебе. Ведь, может быть лишь один обвинитель. Остальные — жертвы.

Памятуя, что с безумцами надо общаться осторожно, я встала перед Терроном, загородив ему вид на брата, и робко попросила:

— Может, подождете до утра? С рассветом я смогу уйти.

Задумчиво пощипав подбородок, мужчина тряхнул головой.

— Нет! Действие дыхания земли скоро закончится, и стихия не примет жертву! Мне очень жаль, но или ты уйдешь сейчас, или умрешь с ними! Иного не дано!

Ох, как он ошибался! Почувствовав, как брат сжал пятку моего сапога, я поняла, что пришла пора активно действовать. Ибо вдвоем с Эрлом мы и не с такими справлялись. Для выигрыша пары секунд времени для брата я решила отвлечь внимание Террона, попросив Землю сломать сухую ветку в кустах за его спиной. Однако не подумала, что землевик это почувствует, хотя все вышло даже лучше.

— Да ты ведьма! — обижено возопил Террон и кинулся на меня. Однако я успела отлететь, а Эрл, неожиданно бросившийся на противника, успешно повалил его на землю.

Бой в партере длился несколько минут с переменным успехом. Причем если бы я все это время не блокировала атаки земли, успех был бы однозначным, но не нашим. А так стихия лишь защищала шею Теоррна, не давая Эрлу ее свернуть, а также не давала моему брату лишить несчастного сознания, припечатав башкой о землю. Мне нельзя было отвлечься ни на секунду, поэтому пробудить Леонарда я не могла. Как и более активно помочь брату. Он же оседлал противника, и за неимением лучшего стал сворачивать ему руку. И, похоже, угадал нужную. У каждого элементалиста есть так называемая «основная» рука, с помощью которой он работает со стихией. Если лишить ее подвижности, колдовать маг не сможет. Поняв это, Террон зло посмотрел на меня и сделал единственное, что мог. А именно скороговоркой проорал:

— Именемеземливызываютебянабо-Ой!!

Последний вопль несчастный выдал дуэтом с Эрлом: земля откинула того прочь, и помещать этому я была не вправе. Но, к счастью, довершить свое черное дело братец успел. Как и простых людей, у магов тоже бывают дуэли. Вот только регламентируются они не человеческими, и даже не магическими кодексами. За ними следят Стихии, определяя правомерность вызова. То, что Земля встала на сторону Террона, говорило о том, что вызов брошен по всем правилам и должен быть принят. Хотя своей вины перед этим сумасшедшим я в упор не видела. Конечно, обманывать нехорошо, но, на мой взгляд, травить людей ядом намного хуже. И тут до меня дошел весь идиотизм ситуации. Стихии — не судьи. Им не важно, кто перед кем виноват. Им важен лишь факт наличия вины. Она есть, вызов брошен, значит — разбирайтесь по всем правилам. А они гласили, что никто из присутствующих не имеет права тронуть дуэлянтов. Кроме того, время поединка могло быть любым, а вот место — только то, где брошен вызов. Правда с определенным радиусом, хоть и небольшим. Довольно ухмыляясь, сумасшедший встал на ноги. Он все-таки добился своего: отсрочки. К решению споров через магические дуэли прибегали крайне редко. Насколько мне было известно, за всю историю Вайнеры таких поединков было только три. Между особо принципиальными магами. Все прочие старались решать вопросы без воззвания к высшим силам. И чаще всего потому, что в дуэльных боях нельзя было хитрить и подличать. За этим стихии следили строго. Однако для Террона такой выход был единственным. Сейчас бой был бы нечестным, а этого стихии допустить не могли. Поэтому дуэлянт смог беспрепятственно покинуть поляну. Вместе с жизнью сохранив и лицо.

— Когда-нибудь мы встретимся! — пафосно изрек Террон, сжимая изувеченное плечо, и скрылся из виду.

И вот это туманное «когда-нибудь» обрело краски жизни. Вот почему в жизни всегда так? Стоит подумать, что вот она — долгожданная передышка, как очередной булыжник тут же сваливается на голову. Причем на одну несчастную, мою. Талант у меня, что ли, такой — притягивать неприятности? Всю жизнь летят, как пчелы на мед. Забавно, но можно быть сколько угодно хорошей, правильной, всепомогающей, однако судьбе на это, похоже, плевать. А какая-нибудь сволочь всегда будет вылезать сухой из воды и играючи обходить опасные повороты. Блаженно обитать в тепле, сытости и довольстве. Поневоле задумаешься, а не пересмотреть ли свои основные принципы? Вдруг, поможет? Правда, не сейчас. Вспыхнувшее под рукавом клеймо красноречиво говорило: момент истины настал. Да такой, что не сбежишь, не отвертишься. Тогда чего тянуть? Глубоко вздохнув, я спешилась, собираясь покориться неизбежному. Супруг между тем последовал моему примеру и, положив руку мне на плечо, спросил:

— Что происходит?

Однако за меня ему ответил Террон:

— Она обманом помешала мне свершить справедливую кару! Я воззвал к стихиям, и они признали мою правоту! Теперь благословенный ими честный бой расставит точки над и!

Да-да-да. Каждый трактует историю на свой лад. Ну и пес с ним. Я сделала пару шагов вперед, собираясь поскорее закрыть вопрос. Так или иначе. Но когда поравнялась с королевским скакуном, Леонард чуть дрогнувшей рукой придержал меня и обратился к Террону:

— Неужели это милое создание так сильно тебя задело?

— Милое создание?!!! — взревел мужчина. — Да это лживая тварь еще хуже вас, осквернителей! Мало того, что она обманула меня, так еще и трусливо скрывалась от честного боя все эти годы! А я ждал! Ждал, ибо знал — стихии на моей стороне! И рано или поздно они приведут сюда эту тролью подстихрпр…рр..

Глядя, как Террон, схватившись за горло, оседает на землю, я изумленно посмотрела на короля.

— Что ты сделал?!

На это он раздраженно ответил:

— Повезло развязать твоему мужу руки.

Брат же расплылся в довольной улыбке:

— Хорошо, что эльфы — любимцы стихий. Надеюсь, ты не расстроилась, что тебя лишили возможности вписать свое имя в историю магических дуэлей?

— Я не понимаю, — растеряно пробормотала я, глядя, как супруг выдернул нож из трупа и бесстрастно вытер об его же одежду.

Ворон спрятал оружие и пояснил:

— Оскорбив тебя, он нанес оскорбление мне. Прямая вина сильнее косвенной и стихии признали мое право на отмщение.

Король между тем подъехал к своему телохранителю и, буравя его взглядом, холодно поинтересовался:

— Объясниться не хочешь?

Вопрос мигом подпортил брату настроение, заставив буркнуть:

— Нет.

— А придется, — чуть повысив голос, произнес величество. — Ты знаешь, что бывает за неисполнение королевских приказов?

Вопрос Эрл проигнорировал, сказав вместо ответа:

— Между прочим, весьма полезный субъект был: порядок в этом лесу поддерживал. Кто ж знал, что мы на него нарвемся?

Однако величество еще больше разозлился.

— Я тебе когда приказал закрыть вопрос? Как только получил власть и не пришлось ни перед кем оправдываться, зачем мне отлавливать каких-то лесных психов! И ты мне, помнится, отчитался о выполнении! Мол, отряд вернулся, нашел, обезвредил! Так будь любезен, объяснись, почему ты не только не выполняешь мои приказы, но и врешь!

— Приказы, значит? — Эрл задумчиво сплюнул в сторону.

— Да ладно вам, — я попыталась влезть в разговор, ибо его совсем уж повышенный тон начал меня пугать. — Все же обошлось.

— А если бы нет?! — тут же переключился на меня величество. — Я же знаю, что он, скорее всего, просто забыл! Но хочу от него услышать, что его безалаберность чуть не стоила тебе жизни! Да и не мешало бы знать, что он уяснил одну вещь: если я приказываю, надо подчиняться! Беспрекословно! Потому что я король этой страны, а он всего лишь вояка без рода и титула!

Брат глубоко вздохнул и слез с коня. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять, что будет дальше.

— Эрл!!! Не надо!!! — завопила я, но было поздно.

Величество уже лежал на земле, грубо сдернутый с лошади и полностью обездвиженный хитрым болезненным захватом. Взгромоздившийся на него сверху габаритный братец коленом придавил несчастного и с еле сдерживаемой яростью прошипел:

— Послушай, зарвавшийся ты мальчишка! У всего есть границы, а у моего терпения тем более! Я принял тебя в свою семью, закрыв глаза на многое! Но не потому, что ты такой замечательный, а потому что ей это было нужно! Уясни одну вещь: я не твой холоп, чтобы ты имел право мне что-то приказывать! А также я не обязан кого-либо уважать, только потому, что он высоких кровей! Так что или ты сейчас же извинишься, пообещав впредь вести себя по-человечески, или пойдешь куда подальше!

Отпустив короля, Эрл поднялся и встал рядом, скрестив руки на груди. Леонард же подниматься не торопился, лежа опершись лбом на запястье, так, что лица его не было видно.

— Я жду, — сказал Эрл. И тон его напрочь отбил у меня охоту вмешиваться.

Величество поднялся и, ни слова не сказав, двинулся к своей лошади. Однако когда он взялся за луку седла, на его плечо легла ладонь полуэльфа.

— Не делай того, о чем потом сильно пожалеешь, — сказал ему Ворон.

Леонард простоял неподвижно несколько секунд, а потом развернулся к Эрлу. Еще несколько секунд потребовались королю на то, чтобы собраться и выдать тихое:

— Хорошо.

К счастью, брату этого оказалось достаточно. Вскочив на коня, он обратился к нам с Вороном:

— Мы с величеством не спеша поедем вперед, а вы закопайте бедолагу и догоняйте.

Спорить никто не стал. Глядя на удаляющихся всадников, я перевела дух. Обошлось. Казалось, только теперь я, наконец, уяснила для себя разницу между безобидной перепалкой и серьезной ссорой. На первый взгляд спутать их легко. Но если приглядеться пристальнее, можно выявить одно важное отличие, заключающееся во взаимоуважении. В обычной перебранке никогда не бьют ниже пояса, не ставят в безвыходное положение, не макают в грязь лицом. Не унижают. И есть точка невозврата, когда сказанное или сделанное навсегда оставляет в душе напоминающий о себе осадок. После этого отношения навсегда меняются. К счастью, ни король, ни его телохранитель до черты не дошли. Хотя, Эрл вряд ли бы потребовал публичных извинений, а вот величество вполне мог не справиться со своей гордостью и действительно уехать в неизвестном направлении. Посмотрев на супруга, собиравшего какой-то амулет, я сказала:

— Спасибо.

Подняв глаза, полуэльф усмехнулся:

— Надеюсь, самому мне не придется жалеть о сделанном.

В ответ на это я лишь украдкой вздохнула. Послушная связке кристаллов придорожная земля с готовностью поглотила тело и я, прошептав положенные стихиям обращения, погребла останки Террона-землевика. Эх, прошлое! Шкатулка ты с сюрпризом: никогда не знаешь, что и когда из тебя выпрыгнет.

Друзей мы нагнали сразу за поворотом дороги, причем, весьма весело беседовавших. Это обстоятельство окончательно меня успокоило. Правда, как только мы с Вороном подъехали, разговор стих, но общее его настроение я уловить успела. Дорога, вынырнув из леса, начала подниматься в гору и выехав на вершину, мы увидели море. Далеко внизу раскинулось оно до самого горизонта. Яркими красками пестрело прибрежное селенье, а на водной глади безмятежно покачивались точки-корабли. Как же я люблю море! Шелест теплых волн, золотистый песок и мягкий соленый ветер…

— Когда все кончится, мы обязательно сюда приедем, — сказал мне Леонард, направляя коня дальше по тропе, которая, спускаясь с холма, снова ныряла в чащу. — Давайте поторопимся: не хотелось бы заночевать в этом лесу.

Еще раз окинув взглядом прекрасный, но пока недосягаемый пейзаж, я тоскливо двинулась вслед за друзьями, правда, вопреки пожеланию короля крайне медленно. Наша компания терпеливо ждала меня у кромки леса. Хотя супруг двинулся было вперед, но увидев, что остальные остановились, тоже притормозил.

— Хочешь, шоры на тебя наденем? — съехидничал Эрл, едва я к ним подъехала.

Издеваться еще вздумал! Хохмач, чтоб тебя! Уцепившись за возникшую в душе злость, я пришпорила ей себя и, гордо вскинув голову, буркнула в ответ:

— Обойдусь.

Удовлетворенно хмыкнув, брат махнул недоумевающему Ворону, мол, езжай. Сам же поехал чуть впереди меня, справа. Величество замкнул нашу процессию, поехав чуть позади слева. Едва мы въехали под плотно сомкнутые кроны, как окружающий пейзаж мигом потемнел, а воздух наполнился свинцовой влажностью. Да, такую воду я не люблю. Пойманная землей и воздухом, она несчастна. Затхлая, запертая. Все-таки поддавшись соблазну, я закрыла глаза и приникла к лошадиной шее. Терпеть не могу этот лес! Средоточие моих кошмаров. Я не видела, но благодаря Воздуху знала, что происходит вокруг. Вот тропу нам переползла мохнатая гусеница, размером с приличную кошку. Вот в кустах зашебуршал выводок деликатесных многоножек, яростно терзающих нерасторопного мотылька, глупо севшего на земляную кочку. Хоть размером он превосходил нападающих, они взяли его внезапностью и количеством. Я знала, что Воздух предупредит меня, если кто-то решит пообедать нами. Но пока тревожных сигналов не поступало. Поэтому веки мои оставались плотно сомкнутыми, но разум напряженно ждал удара.

— Ты чего?

Раздавшийся справа голос заставил меня вздрогнуть и рефлекторно откинуть первое, что попалось под руку. К счастью, под левую. Поэтому вместо Ворона вдаль улетел какой-то несчастный жук, закончивший свой последний полет громким шмяком и смачным хрустом. Воистину: не съешь ты, съедят тебя. Посмотрев в мои несчастные глаза, полуэльф укоризненно покачал головой и обратился к Эрлу:

— Мне сказать нельзя было?

Тот в ответ лишь развел руками:

— А я виноват, что вы поженились, раньше, чем познакомились?

Не ответив, Ворон порылся в сумке и достал несколько камушков. Ловко связав между собой, он несколько секунд подержал их в плотно сомкнутых ладонях, а затем нацепил этот амулет мне на шею. Едва теплые камни коснулись моей кожи, как мир вокруг преобразился. Черные коряжистые голые ветви распрямились, засияв ровным золотистым светом, а на их концах распустились серебристые узорчатые листочки. Земля под копытами коней из полугустой жижи превратилась в утоптанную широкую тропинку, посыпанную белесым морским песочком, а ее края оказались выложены гладкой галькой. От всего этого великолепия у меня просто захватило дух. Когда же прямо перед нами на тропинку слетела великолепная сиреневая бабочка, я даже захотела ее погладить. Провести ладонью по тонким трепещущим крылышкам, заглянуть в ее огромные фасеточные глаза… Более не секунды не раздумывая, я спрыгнула с лошади и направилась к насекомому.

— Твою мать! — выругался Эрл, одной рукой хватая за шкирку идущую мимо меня, а другой берясь за меч. — Ты что сделал??

— Перестарался, — досадливо буркнул супруг, зачем-то подбирая камушек, которым спугнул прекрасное создание.

— Эрл, посади ее к себе! — велел брату Леонард, беря повод Елки. — Мне не улыбается, если что, ловить ее по всему лесу. И давайте поскорее выбираться отсюда.

Прислонившись к широкому брату, я ехала, находясь в полном восторге от прекрасной действительности. Правда бабочек мне погладить так ни разу и не дали. Ибо едва замечая намек на поползновение куда бы то ни было, брат крепко прижимал меня к себе, зачем-то накинув на кисть петлю эльфйской веревки. Как только чарующе-прекрасный мир остался за нашими спинами, брат снял с моей шеи амулет и, отдав его Ворону, велел мне:

— Все, брысь на Елку!

Спрыгнув на землю, я обернулась и посмотрела на чернеющие позади нас деревья. И снова душу наполнил леденящий ужас. Но не из-за лесных обитателей. Забравшись в седло, я подъехала к супругу и, посмотрев ему в глаза, тихо попросила:

— Никогда больше так не делай.

Убрав в сумку амулет, полуэльф ответил:

— Без необходимости не буду, — и, не дав мне возразить, пояснил. — Лишние нервы вредны для ребенка.

Но я все же не удержалась и, чуть повысив голос, сказала:

— Уж позволь мне самой решать, что для меня является лишним!

На это супруг спокойно ответил:

— Что лишнее для ТЕБЯ, я и не решаю.

И дабы закрыть спор, развернул коня и двинулся вперед. Остальные последовали его примеру. Мне же ничего не оставалось делать, как оставив мнение при себе, поехать следом. Хотя высказаться очень хотелось. Ибо порядком поднадоело, что все, кроме меня, знают, что для меня лучше и как это «лучше» мне устроить. Совершенно не считаясь с моим мнением. Да и ладно бы просто не считаясь, так даже не ставя в известность! Разве так можно? В конце концов, я личность или мешок с картошкой?! Видимо, думала я очень громко. Так громко, что обернувшийся Эрл укоризненно покачал головой и, приостановившись, дождался, когда я подъеду. Король с полуэльфом ехали впереди, совершенно не обращая на нас внимания.

— В чем проблема? — тихо спросил брат, держась рядом.

— Ни в чем, — буркнула я, ибо разговор все равно был бесполезен.

Однако брат не унимался.

— Ты считаешь, что он неправ? Или просто настроилась нервничать и раз в лесу не дали, то решила сейчас оторваться по полной?

— Я не нервничаю, — прошипела я.

— Оно и видно, — усмехнулся Эрл. — Ну выскажись уж. Все равно ж не успокоишься.

И я высказала. Все. От и до. От картошки и до личности. Эмоционально, но тихо, чтоб другие не услышали. Внимательно выслушав монолог, брат спросил:

— То есть в следующий раз, если в тебя, например, кто-то будет целиться из арбалета, нам сначала следует у тебя поинтересоваться, а хочешь ли ты чтобы тебя спасали, а только потом убирать угрозу?

— Не передергивай!

— Хорошо, тогда определи перечень ситуаций, где тебя надо спрашивать, а где нет.

Еще больше разозлившись, я ответила:

— Таких ситуаций много! Например, в лесу надо было!

— А ты бы отказалась? — спросил Эрл, глядя на меня.

— А вдруг бы отказалась? — бросила я.

— Поэтому и не спросили, — пожал плечами брат.

Видимо, действие утреннего зелья ослабло, ибо ничем иным я не могу объяснить следующую роковую для меня фразу. Ядовито-медово улыбнувшись, я максимально спокойно произнесла:

— Будь любезен, запомни и доведи до остальных: я личность! У меня есть свое мнение, которым надо хотя бы интересоваться, прежде чем со мной что-то вытворять!

— Ты уверена? — хмыкнул Эрл.

— Да! — ляпнула я, не вполне поняв весь масштаб бедствия.

Довольно оскалившись, брат пришпорил коня, догоняя остальных.

— Народ! — крикнул он, подъезжая к друзьям. — В нашем отряде завелась личность!

— Не смей!!! — завопила я, запоздало сообразив, что натворила.

Но брат лишь пожал плечами:

— Ты хотела? Хотела. Так что наслаждайся! Итак, друзья, я уполномочен вам сообщить…

— Прекрати! — жестко оборвал его Леонард.

На это Эрл поднял палец вверх и наставническим тоном заявил:

— Так нельзя! Сначала следует спросить у нашей личности, хочет ли она, чтобы меня заткнули!

Однако внимательно посмотрев мне в глаза, Эрл замолчал сам. Похоже понял, что нужный эффект достигнут. Вот так просто и доходчиво братец объяснил мне одну простую истину: иногда со стороны действительно виднее, что на самом деле есть благо. Бывают ситуации, как трясины в тумане: чем больше дергаешься, тем глубже вязнешь, не видя направления, плывешь на огоньки-обманки. И тогда лишь тот, кто стоит на твердой почве может вытянуть тебя из болота. Конечно, если ты ему доверяешь. К счастью, ни Эрл, ни остальные больше никогда мне не напоминали, что я личность. Видимо, решили, что урок усвоен.

В портовую таверну мы приехали уже затемно, и обнаружили, что в ней весьма людно, а также эльфно и гномно. Оказалось, что сегодня здесь выступал какой-то узкоизвестный бард. На музыку моим спутникам было наплевать, а вот есть им хотелось. Особенно раненому Леонарду и габаритному Эрлу. Протолкавшись к стойке они сняли комнаты и договорились, что ужин принесут туда. Благо большинство присутствующих предпочитали ночевать на своих кораблях. Я все еще находилась в обиженно-растроенных чувствах после воспитательного процесса, поэтому не пошла наверх, а решила остаться на лестнице. Мне хотелось отвлечься от мыслей о собственной глупости, а музыка для этого подходила лучше всего.

— Тебе делать нечего? — раздраженно спросил Леонард, вернувшись ко мне. Видимо, заметил, что я отстала.

— Иди наверх. Мне пока не хочется. Я позже приду.

Король хотел что-то возразить, но передумал и все-таки оставил меня одну. Опустившись на ступени, я устремила взгляд в освещенный круг в центре зала. Там на высоком стуле сидел изящный эльф в черных брюках и расстегнутой до середины груди белой рубашке. Черные волосы охватывал золотисто-красный хайратник, а руки до локтей были увешаны разноцветными плетеными браслетами. Не обращая внимания на чуть гомонящую толпу, бард настраивал гитару. Но вот он закончил и, подняв голову, спросил:

— Ну что, начинаем?

Его низкий, глубокий, с приятной хрипотцой голос, усиленный амулетом, разнесся по залу, и толпа затихла. Чуть улыбнувшись, бард произнес:

— Сегодняшний концерт мне бы хотелось начать с песни, которую я написал недавно. Буквально вчера. Она называется «Дом у прозрачной реки».

И чуть улыбнувшись, смущенно довершил:

— Не судите строго.

В зале раздалось несколько смешков и один звяк разбитой кружки. Бард же закрыл глаза и, пробежав длинными пальцами по струнам, начал выплетать песню, добавляя к музыке слова:

Когда город давит до мрака в глазах,

Проблемы доводят до боли в висках,

Отправлюсь туда, где дни так легки

В свой дом у прозрачной реки.

Он прошлого тайны надежно хранит.

И чудится мне будто платье шуршит

И тень поправляя волос завитки

Идет в мой дом у реки.

Здесь прожито много, я многому рад.

Пускай сорняками зарос старый сад,

Пускай не летают уже мотыльки

В саду у прозрачной реки,

Но это единственный в мире приют,

Где, я точно знаю, меня очень ждут.

И вспомнив те дни, что теперь далеки,

Вернусь я в свой дом у реки.

Я верю, что каждый обязан найти

То место, где ждут, куда можно прийти

И скрывшись от серой, гнетущей тоски,

Найти себе дом у реки.

Закрыв глаза, я позволила песне унести меня от реальности и заставить задуматься. А что для меня есть «дом у реки»? И есть ли он у меня? Оказалось, что есть. Никому неизвестно, тайное место. Небольшая площадка у шпиля северной башни дворца. Я всегда забиралась туда, когда мне было совсем уж грустно. Особенно по вечерам. Сверкающий под темнеющим небом город с его тихой мирной жизнью наполнял сердце особым покоем и радостью. Я любила смотреть, как зажигаются на небе звезды и как одно за другим гаснут окна в домах. И каждое из них было воплощением моей несбыточной мечты о тихой мирной жизни. Когда единственные заботы — что приготовить на ужин и во что поиграть с детьми. Недостижимый идеал всегда притягателен. И сперва он вызывал у меня лишь зависть. Но со временем я научилась радоваться за тех, у кого он есть. Потому что это давало мне надежду: раз у кого-то есть, то вдруг когда-нибудь и у меня будет. И с того момента площадка северной башни действительно стала для меня «домом у реки».

Когда музыка стихла, толпа зааплодировала. Благодарно склонив голову, бард улыбнулся и продолжил:

— Следующую песню я написал довольно давно. Многие из вас наверняка ее знают. Она называется «Рисуя себя».

Похоже, произведение, действительно было известным, ибо толпа приветствовала его весьма бурно. На этот раз бард не стал закрывать глаза, но взгляд его похолодел, стал колючим, жестким. Зло отыграв небольшой проигрыш, музыкант запел:

День за днем бежит, время счет ведет.

Не смотри назад, не гадай вперед.

Счастья краткий миг ухвати за хвост,

Да стряхни с руки пепел жженых грез.

Если рухнул мост, не горюй, забудь.

Светел будет день, виден будет путь.

В сотне масок спрячь от толпы лицо,

Да пусть каждую кличут подлецом.

Если ж смыть свой грим ты решишь с лица,

То играй да пой песню до конца.

Если выбрал путь, он судья тебе,

Если веришь, верь, только не судьбе.

Лишь в конце тропы плюнь да расплатись,

И развей свой прах да и обернись.

Посмотри на путь за своей спиной.

Это все есть ты, и никто другой.

Вот и суть твоя. Да и в жизнь длиной.

Как бы ни играл, все же стал собой.

День прошел и лег краской на портрет.

Кисть в твоей руке, и иного нет.

Время счет ведет всем твоим штрихам.

За любой из них ты в ответе сам.

— Не надоело еще эту бездарность слушать? — раздался над моим ухом королевский голос, едва стихли аплодисменты.

Обернувшись, я увидела Леонарда с Вороном, сидящий на ступенях позади меня. Ну да, не стоило надеяться, что меня оставят одну.

— Почему бездарность? По-моему весьма хорошо поет, — пожала я плечами.

— Только не знает, о чем, — ответил мне Леонард.

— С чего ты решил?

— Знал бы — не пел.

В этот момент бард начал играть следующую мелодию и возразить королю я не успела. Но может, оно и к лучшему, ибо последнее время споры для меня плохо заканчивались.

Дослушав концерт, я вместе с остальными поднялась наверх, где нас ждали остывший ужин и сыто-спящий Эрл. Настроение у меня было радостно-возбужденное, поэтому я без просьб подогрела еду и даже сделала чай. Все-таки песни — это нечто. Всегда завидовала тем, кто может петь и музицировать. На мой взгляд, это самый лучший способ выражения того, что творится у тебя в душе. Я же совершенно не представляла, куда девать переполняющие сердце чувства. А они срочно требовали выхода. Поэтому каждый из мужчин получил вместе с чашкой чая мои объятия и поцелуй в щеку. Одарив сидящих за столом, я повернулась к спящему брату, прикидывая, сильно ли он рассердится от моей внезапной нежности. Однако стоило мне сделать шаг в его сторону, как он сел на кровати и предупредил:

— Даже не думай! Мне только чай!

Ага, как же! Радостно повиснув у него на шее, я чмокнула щетинистую щеку и, прижавшись к ней, прошептала:

— Как же хорошо, что ты у меня есть!

— Надо же, как мало некоторым надо для счастья, — усмехнулся Эрл. — Вытье послушала и светится, как тазик.

Не обращая внимания на подкол, я посмотрела брату в глаза и спросила:

— А ты меня любишь?

— Терпеть не могу! — ответил тот, мягко боднув меня и высвободившись из объятий. Поднявшись, брат направился к столу. Я же слеветировав свою чашку, забралась на освободившееся место. Ибо не так часто мне удается попить чай в теплой кровати. Даже сразу и не вспомнишь, когда это последний раз было.

Пересев к столу, Эрл обратился к остальным:

— Присмотрели уже подходящий корабль?

— Когда? — спросил хмурый Лео, отпивая чай. — Мы ж из таверны не выходили.

— Утром найдем, — поддержал беседу тоже печальный Ворон.

— Мда… — покачал головой Эрл, глянув в мою сторону. Однако от дальнейших комментариев отказался.

В ту ночь мне снился дворец и увитый плющом балкон, освещаемый полной багровой луной. Под балконом, преклонив колено, стоял супруг и играл на гитаре. А рядом в такой же позе стоял Леонард и пел. Я стояла на балконе…отчаянно упираясь ладонями в грудь разъяренному Эрлу. Ибо полуэльф нещадно фальшивил, величество нещадно гнусавил, а песня про ба-альшую любовь в таком исполнении была для брата, как красная тряпка для быка. Причем, сдерживая его, я лепетала: «Не прыгай, расшибешься! Пойдем по лестнице спустимся!» Ух, чего только не приснится!

Проснувшись с первыми лучами солнца, мы вышли на пристань, осматривая пришвартованные корабли. Мужчины что-то между собой обсуждали, я же, особо не вслушиваясь, просто наслаждалась пейзажем. Вряд ли корабль будет выбираться по красоте, а о чем-то другом меня спрашивать бесполезно. Мужчины прошли мимо четырехмачтового двухпалубника, даже не взглянув на него. Хотя я залюбовалась: темно-коричневые бока с золотистыми узорами производили благоприятное впечатление. Также внимания не были удостоены ни трех— ни двухмачтовые красавцы. Зато около утлого рыбацкого суденышка мои спутники остановились. Громко свистнув, Эрл привлек внимание копошащегося на палубе капитана и едва тот повернул к нам голову, гаркнул:

— Здорово, дядя! Подработать не хочешь?

Моряк оказался смуглым человеком с чуть поседевшей бородой и черными явно крашеными усами. Вытерев руки о штаны, капитан ухмыльнулся и направился к нам. Спустившись с корабля, он вплотную подошел к Эрлу и, понизив голос, спросил:

— Что требуется отвезти?

— Нас, — сказал братец, изумив капитана ответом. И тут же пояснил. — Мы вчера ухитрились пропиться так, что, увы, пассажирские суда нам не по карману. Но как груз мы весьма дороги, да и вполне нормально относимся к корабельным трюмам.

Переведя взгляд с Эрла на увесистый мешочек, побрякивающий в огромной лапище, капитан расплылся в доброжелательной улыбке:

— Да о чем речь! Чего бы не помочь добрым людям! Понимаю! Сам, бывает, гуляю, так, что ай-яй! — и поскорее спрятав деньги за пазуху, приглашающее поклонился. — Прошу на борт.

Когда мы отплыли, я, наконец, рискнула поинтересоваться происходящим. Ибо до этого момента ошарашено-благоразумно помалкивала. Я наивно предполагала, что мы просто идем договориться насчет перевозки нас и лошадей, а как договоримся, заберем их из конюшни и вернемся. Оказалось, что Елку с Дымком оставили на постой, а остальных двух продали. Однако необходимость путешествовать в трюме мне так и не объяснили, отделавшись емким «так надо». И большего узнать не удалось. Что ж, надо так надо. Им виднее.

Портовая охрана выпустила корабль без каких-либо проволочек. В трюм, конечно, заглянули, но амулеты Ворона надежно нас скрыли. Плаванье должно было длиться почти сутки, так что бесполезного времени у нас было навалом. Рассевшись на дощатом полу, мы молча уставились кто куда. Вернее, я уставилась на небо в щелку чуть приоткрытого люка, Эрл и Леонард пользуясь моментом, заснули, Ворон же, обхватив руками колени, положил на них подбородок и, напряженно закусив губу, уставился в пол немигающим взглядом. Когда он просидел так больше получаса, я не выдержала. Мало ли, вдруг ему помощь нужна. Подойдя к супругу, я села рядом и тихо спросила:

— Ты чего?

Он мне не то что не ответил, даже не отреагировал. Зато проснулся Эрл и шепотом велел мне:

— Не трогай его. Так надо. Иди сюда.

Так надо…Терпеть не могу эту фразу, когда не имею ни малейшего понятия, что за ней скрывается. И умом я понимаю, что, скорее всего, она призвана успокоить. Однако неясная тревога в душе свидетельствует об обратном. Так надо…Кому? Как? Зачем?.. Одни вопросы.