Глава 14. Цена вечности.

Через плотно задернутые шторы проникли несколько лучиков света, они играли с выцветшими красками, освещая их своим тусклым светом.

Комната была заброшена, пыль и грязь были ее вечным атрибутом.

Но сама комната была рада любому жильцу, и птицам, вьющим гнезда на чердаке дома, и паукам, расположившимся в холле. Никто не заходил в нее уже несколько лет, но все лишь ждало того момента, когда кто-нибудь откроет дверь и проведет пальцами по косяку, наслаждаясь теплом дерева.

— Сюда, затаскивай ее сюда, — кричал Саваг, распахивая дверь в комнату.

Абсален осторожно переступил через порог и огляделся, маленький смерч уносил последние остатки пыли.

Кровать с кованой спинкой, представляющей переплетение роз с плющом, находилась в самом центре, рядом с ней стояли тумбочки, над ней висела картина, представляющая собой, большой холст с толстой рамой, изображение давно утратило свой шик, оставив лишь небольшие разводы краски и мазки, переплетающиеся в замысловатом танце.

Лишившийся былой окраски на полу лежал выгоревший местами ковер. Камин слепо смотрел на интерьер, наслаждаясь тишиной, но слетевшая с него пыль заставила его принять гостей воспламенившимся сердцем. Угли трещали от раскалившего их пламени, нарушая тишину.

В оставшихся полосках света медленно летали частички пыли, подхваченные ветром, кружась в лучах солнца, они вырисовывали своим полетом очертания неземных садов, расположившихся над планетой.

На полках блестели темной медью подсвечники, пестрели переплеты книг канувших в лету авторов, несколько статуэток на камине напоминали сюжеты сказок, все располагало к теплу и уюту, маленькой утопии ограниченной четырьмя стенами, отгороженной от внешнего мира и предоставившей лишь маленький луч солнца в распоряжение хозяев.

— Кидай ее сюда, — Саваг указал на кровать.

Абсален послушно положил Мириам на подушки, и сел рядом скрестив ноги.

— Ладно, ты остаешься здесь, будет буянить кончай ее, — холоднокровно сказал Саваг и вышел из комнаты.

Абсален зло посмотрел на захлопнувшуюся дверь и нервно выругался.

— Прости меня, — он взял руку Мириам и прижал к своей груди. Сердце медленно билось, останавливаясь на секунду и ускоряя свой ход, пытаясь залечить рану, нанесенную любовью.

Жуткая боль резала каждую клеточку моего тела, заставляя видеть лишь темноту. В кости как будто ввинчивали болты, по венам пустили кислоту, а кожу сдирали живьем.

Каждый орган взрывался изнутри, боль рвалась наружу, но я не могла сказать ни слова, как будто я была запечатана в камере без воздуха, любое слово стало бы для меня смертью. Смерть легче, чем боль, но ее труднее принять, а я так хотела жить, еще раз увидеть солнце, почувствовать на своей коже легкий бриз, опустить ногу в песок и отдаться волне, несущей тебя дальше самого горизонта. Каким все представляется дорогим на грани смерти и жизни ты готов бороться за это до самого конца, готов даже победить смерть, именно тогда ты понимаешь, чего ты больше всего хочешь в жизни — жить и любить, чувствовать медленное биение сердца, теплую кровь, растекающуюся по жилам, каждый вздох, несущий наслаждение, и вечный полет мысли бегущей в твоей голове.

Как много ты не успел.

Как мало ты любил.

Как коротка была жизнь.

Как глупо было от нее отказываться.

И лишь пустота сопроводит тебя в последний путь, лишь темные воды понесут тебя к смерти.

Красные глаза медленно изучали меня, от их взгляда мне становилось жутко. Я сидела в небольшой комнате и ждала Хелен, вместе со мной в комнате находились Эридан и Десмонд.

Вампир не показался мне дружелюбным, скорее он был подавленным, хотя глаза его выражали ненависть. Лютую злобу на окружающих, трудно было поверить, что он бывший друг Эридана. Как у него вообще могут быть друзья, Натали говорила, что он лицемерен, так может, я вижу лишь одну из его масок?

Натали, за что с ней так обошлись, почему нельзя было оставить ее в живых, неужели она умерла, в это невозможно было поверить, что смерть может так просто прийти в любой момент, когда ты ее совсем не ждешь, может понимание этого и делает нас людьми.

— Хелен, почему мы не можем жить в доме оборотней, а нашли какой-то заброшенный? — Саваг явно был не доволен, меня это почти взбесило, как можно думать о таком.

— Саваг прояви хоть какое-то уважения, тем более там наверняка есть ловушки, — Хелен была не лучше своего соплеменника.

— Какие ловушки, они же сдохли? — Саваг не вызывал у меня ничего кроме отвращения.

— Саваг у тебя мозга со спичечную головку, — пропела Мадлен.

— Что!!! — Саваг видимо не знал столь научного сравнения.

— Что слышал, недоразвитый! — Мадлен явно не сдавалась и подыскивала более понятные слова.

— Заткнитесь оба! — Хелен была не в духе, почему они еще не передрались, я не понимала.

Вампиры наконец-то вошли в комнату и расположились в креслах, Десмонд переместился к двери и оперся на косяк.

— Значит, нас все устраивает? — спросила Хелен льстивым голосом.

— Да, — тяжело ответил Эридан.

— Детка, неужели тебе не интересна твоя судьба, ведь твой дружок буквально продает тебя, ммм, не смущает? — насмешливо обратилась она ко мне, я промолчала, глядя в стену за ее спиной, — ты, что у нас не говорящая? — издевалась она.

— Может, она устала, хотя я бы помог отдохнуть ее язычку, — склизкая реплика Савага вывела меня из себя, такого унижения я еще не испытывала, на мгновение мне захотелось взорвать его, я закрыла глаза и представила и тут же комната наполнилась криком

— Я горю !

Я открыла глаза и увидела размытые очертания Савага бегающего по комнате на огромной скорости с горящей головой. Это было очень смешное зрелище, пока он не додумался облиться водой, после этого огонь погас, а Саваг со спаленными волосами и запахом дыма разместился в углу подальше от меня.

— Я думаю, Хранительница хотела сказать, что она крайне расстроена смертью оборотней и твоим поведением Саваг, — Хелен улыбнулась, — но такова цена, милая, за твою жизнь, — она улыбнулась еще шире.

— Я думаю нам нужно перейти к делу, — прервал ее Эридан.

— Да-да конечно, во-первых, где зеркало? — по деловому, как будто это обычные переговоры и на кону не стоит жизнь, задала она.

— Оно в доме, — сухо ответил Эридан.

— Отлично, — буднично сказала она.

— Есть одно но, в нем нет одной части и мы не знаем где она, — спокойно добавил Эридан.

— Абсален может ее найти? — спросила она, почти зевая.

— Нет, на нем нет заклинание, оно снято, а без зеркала осколок просто осколок.

— Дурацкая потеря памяти, значит, мы ищем то, что просто не реально найти, хорошо, что-нибудь придумаем, — она задумалась, — Саваг приведи Абсалена.

Абсален спокойно бродил по комнате, разглядывая мелкие забавные вещицы, смотреть на Мириам он не мог, слишком ему было плохо.

Он открыл ящик и принялся разгребать мусор, накопившийся у бывших хозяев, это были какие-то книжки, листья, засушенные цветы, выпавшие из книг, их запах тут же мерно стал распространяться по комнате; несколько газет, и листки бумаги с пожелтевшими записями, одну из них можно было прочитать, подчерк был уборист, видно было, что человек писал очень быстро, по наитию, зачеркивая слова и целые предложения, но на обратной стороне листка было выведено красивыми буквами и каллиграфическим подчерком следующее:

Освободится невозможно от меня

Ведь смерть это моя заря

Средь облаков я город свой несу

И вечных странников я за собой веду.

И в легкой дымке ускользающего дня

Прошу прости меня

Прошу прости меня.

За то, что забираю я любовь

Прости не подарить мне ее вновь

И темной вечностью меня ты не кляни

Прошу прости и если сможешь, уходи

Забудь любовь, ведь все сотрут года

Сотрут года и вечность без тебя

Меня не воскресит твой зов, твой плачь

Просто забудь и растворись во сне

Пусть шепот ветра унесет тебя к волне

Там где не сможет ни один палач

Прервать твой сон ни на мгновенье

Прошу прости меня, забудь те сны

Забудь минутное волненье

те мечты

освободится не возможно от меня

прости за это, жизнь не навсегда.

В конце была надпись: Жизнь — Смерть

Что она означало, являлось загадкой, хотя возможно это было размышление над вариантом произведения: смерть не навсегда.

Абсален сидел на кровати и разглядывал лист, проводил пальцами по строчкам, пытался понять, что чувствовал автор, писавший их.

Он продолжал погружаться в стих, ощущая, впитывая его грусть, его утрату, его бесконечную скорбь и любовь, то невыразимое чувство, рождающееся в нас при виде смерти, подвластность року и безотчетный фатализм, после которого мы по-новому переживаем жизнь, начиная более тонко чувствовать мир, видеть всю его глубину, но его смысл будет всегда ускользать от нас, ведь смысл всего за пределом самого действия, и видя лишь разыгравшееся перед тобой представление невозможно понять его смысл, в отрыве от событий.

Каждое действие имеет свое начало, но не имеет конца, каждый случай имеет продолжение, ту бесконечную цепь событий, ведущий за собой только последующие, но начало каждого действия также кроется в продолжение другого, и смысл всего в продолжении, в вечном колесе судьбы, это ли не фатализм, если так должно быть это неизбежно ведь рано или поздно цепь приведет тебя к этому звену.

Судьба может оперировать лишь фактами, и только они стоят в основе всего, ведь чтобы домино стало узором надо расставить их в правильной последовательности, и только толчок приведет к целости картины. Если нет какого-то из факторов, процесс никогда не пойдет, лишь факты лежат в основе всего. Лишь они дают ход всему, но лишь мысль может подвигнуть нас на действие без мысли не будет движения, и лишь мысли подчиняется судьба.

Когда нет мыслей, нет ничего, ведь мысль это все, когда ты мыслишь, ты существуешь.

Когда ты мыслишь, ты являешься центром, когда ты мыслишь, ты можешь управлять судьбой. Твоя жизнь начинается с мысли, и только мысль может победить смерть.

Боль стала ослабевать, но больше ничего не говорило о том, что я все еще жива, я просто летела в неизвестность, утопая в теплой волне, вокруг мен разливался желтый цвет, искрящийся золотым.

Только страх преследовал меня.

Только свет вокруг.

Смерть, неужели это и есть смерть, неужели так и кончается жизнь в потоке солнца.

Темнота осталась внизу.

Боль осталась внизу.

Так легко парить,

Так легко умереть. И нечего больше. Только свет. И он исчезает. Остается где-то вдалеке. Остается лишь полоска света. И ради этого стоило отдать жизнь.

Абсален обернулся и посмотрел в лицо Мириам, его глаза остекленели, листок медленно упал на пол в лучи света.

Солнце лениво сверкало среди чистого неба, ни одно облачко не смело загораживать его свет, я стояла и смотрела на небо из окна, Хелен продолжала о чем-то спрашивать Эридана, мне было безразлично, больше своей судьбой я не управляла.

Я медленно переводила взгляд с деревьев, почти подступающих к стенам дома, на солнце, блекло и надменно расположившиеся над землей.

— Все в порядке? — я не заметила, как Эридан подошел сзади и положил руку мне на плечо, от его прикосновения мне стало не по себе.

— Нормально, — я оглянулась на вампиров.

— Я понимаю, что тебе плохо, — сказал он.

— Тогда зачем спрашиваешь? — огрызнулась я.

— Прости, но у нас не было выбора, — он опустил голову.

— Выбор есть всегда, — от его слов мне стало больно, я дернула плечом и отошла от него.

Он провел рукой по стеклу, и я увидела, что на поляне перед домом раскрываются фиолетовые бутоны, образуя величественный ковер. Некоторые из них цеплялись за стены и ползли вверх. Я не понимала, что он хочет этим сказать, но мне было все равно, я посмотрела ему в глаза и опять направила взгляд в лес.

Огромная белая волчица вышла из леса, она медленно шла по фиолетовому ковру к дому. Ее шаг был размеренным и величественным, перламутровые глаза светились царственностью.

Я от злости сжала губы, направила все злобу на этот мираж. Волчица мгновенно растворилась, цветы стали превращаться в кости, а на холме у леса расцветала роза, ярко красная впитавшая все кровь жертв, она становилась все больше, и незаметно превратилась в огромную змею с рубиновыми глазами, « я— она» приближалась к дому, «мне— нам» хотелось лишь одного...

— Хватит, — прошептал Эридан. Все растворилось и легкой дымкой несколько секунд впиталось в воздух.

Я перевела взгляд на Эридана, и в какой-то момент поняла, что никогда его не прощу. Эта рана никогда не зарастет.

— Она очнулась!!! — раздался оглушительный крик Савага.

Такова цена за все, что мы делаем в жизни, ничего не проходит бесследно, наша душа редко забывает ту боль, которую ей причинили, судьба не терпит чистого листа, лишь бесконечная цепь рождает смысл, такова цена вечности.