Глава 13. Слепая луна.

Как часто про себя мы думаем «спроси, спроси! Я расскажу все, только спроси» и низко опускаем голову, давая понять собеседнику, что не все так просто, что внутри все гораздо сложнее. И ничего. В ответ лишь пустота.

Мы замыкаемся, начинаем искать того, кто поймет без слов, так часто, к сожалению, бессловесного.

Одни — домашнее животное; кошка или собака, иные — личный дневник, которому доверяют самое сокровенное.

Но в теплый вечер, перед открытым окном, из которого доносятся крики, мы смахиваем слезы, ведь даже самая умная собака не сможет понять нас по-настоящему и так хочется что бы кто-нибудь прочитал твой дневник и увидел между строк настоящего тебя, также поверил в твои мечты, но проходит время и мы забываем об этих порывах, чернила твоей «души» стерты со страниц и ты смотришь на белый ничего не стоящий лист, и зарекаешься не писать.

А через некоторое время ты опять садишься и пишешь, но, не забыв свой зарок, стираешь.

Человек боится показать свою слабость, «я не слаб» говоришь ты себе, открываешь книгу и погружаешься в чужие воспоминания в чужую душу, в каждой из них ты видишь себя и перестаешь бояться, совсем ненадолго, ведь не каждый решится оголить свою душу, это не так уж и легко, боятся проще.

Когда-то в детстве я нарисовала театральную маску и подписала «жизнь», не знаю, что тогда мной двигало, может, хотела обратить на себя внимание, а может, хотела раскрыть то, что вижу в жизни — маски.

Как все выглядит для детей? Подчас они ставят нас в тупик, своим непониманием или пониманием, ведь дети не умеют бояться, я помню, как положила свой рисунок на стол и стала ждать вопроса «что это?», но не дождалась. Мама просто посмотрела на него, заставило ли это ее задуматься не знаю, но меня заставило, сначала я стала лишь иногда показывать свои рисунки, а потом перестала и вовсе, а потом до рисунков просто не доходило время. Все стало слишком просто. Слишком однозначно. Как бы я смотрела на себя сейчас тогда маленькая? Чтобы думала о себе? Поняла бы себя? Я не знаю. Наверно это самое грустное. Когда-то я мечтала построить приют для кошек, целый кошачий дом, а сейчас, считаю это несбыточным, но так ли это на самом деле, может в этом и есть счастье, не забывать, и верить.

У каждого из нас было что-то такое, что бы хотелось показать, но страшно, про что мы тонко намекали, оставляли на видных местах и ждали, когда кто-то как бы случайно прочитает наши первые стихи, увидит наши первые картины, услышит наши мечты, украдкой узнает нас и улыбнется. Не нужно похвалы, достаточно понимания, достаточно небольшого отклика и мы счастливы, мгновения утешения и помощи от своих близких. Именно для этого растут в нас чувства, исчезающие без выражения.

Но каждый из нас носит маску, эту необходимость мы понимаем с детства, впитываем этот закон с молоком матери. Не каждый из нас может заметить свою маску, мы носим ее как одежду, подчас не замечая, да и не пытаясь заметить ее. Но у каждой одежды есть «аксессуары»: мимика, жесты, позы, слова, все, что отличает нас от других, сближает с ними как можно ближе, уже не важно кто ты на самом деле, важно лишь кем тебя считают другие: глупышкой или умницей, красоткой или дурнушкой, лидером или серой мышкой, все это становится не важным, ты становишься тем, кто ты, для других теряя свое собственное «я».

Проблема поколения потерявшегося в своих кампаниях, забывшего, что значит творить ведь творчество это удел лишь личности. А что дальше? Мы запугаем не таких, мы подавим, сломаем в них личность, да только выжившие среди этого мира, возненавидят его, перестанут видеть хорошее, и придут к власти, разочарованно и озлоблено ступая по головам, и вот уже они будут стоять над нами, а мы лежать у их ног, поклонятся тому от чего сами отказались, хватаясь за свой кокон, ведь так страшно быть настоящим.

— К сожалению, мы будем вынуждены принять их условия, — сказал Эридан.

— Неужели ничего нельзя изменить? — я была подавлена, мне казалось, что все вокруг неправильно, просто страшный сон и через секунду я должна проснуться.

— Мы заведомо проигрываем, а если они решат, что мы им не нужны выход у них простой, убить нас и дождаться рождения следующего хранителя. — Эридан тер запястья, как будто пытался избавиться от невидимых пут, и это меня очень пугало. Он нервничал, и его глаза становились все чернее. Сначала они были просто темные, но со временем от зрачка стали расходиться антрацитовые прожилки, испещряя все радужку больше и больше. Они походили на маленькие бездонные пропасти, тянущие ко дну, каждая из которых показывала новую рану в душе Эридана, вскоре темнота должна была навсегда поглотить его.

— Разве мы не можем защититься? — страх подкатывал к горлу, оставляя кислый привкус.

— Нет, — его ответ был бесповоротным, ответ смертника, если так можно выразиться, я поняла, хода назад нет, у вампиров в запасе целая вечность, а у меня всего маленькая жизнь. Такой беспомощной я себя не осознавала никогда, — нам нужно идти, — Эридан встал, подал мне руку и, на мгновение мне показалось, что нахожусь в невесомости.

Вокруг не было ничего, на голой скале пел лишь ветер, его голос раздавался где-то вдалеке, среди сосен, но, долетая до вершин, усиливался, несясь навстречу небу.

Скала почти под прямым углом шла вниз, а там виднелись верхушки деревьев, сливаясь в сплошной ковер, кое-где виднелись прогалины, бурные реки также резали общую картину своими извилистыми руслами, вода в них сверкала под утренними лучами, унося за горизонт брильянтовую радугу.

Над лесом висела легкая дымка, создавая впечатление нереальности. Маленькая утопия парила над землей, окружая ее ореолом таинственности, строя воздушные замки из надежд.

Красная глина имела, по меньшей мере, странный оттенок, было в нем что-то дьявольское, как будто скала вырвалась из самого ада. А небо же, как будто выбрало это место, чтобы вдавить его обратно в землю, настолько тяжелый был воздух.

Но холодно здесь не было, адское пламя подогревало свою беглянку изнутри. Мне даже казалось, что подчас от горы идет пар.

— А я думала вы не придете! — голос был спокойный, но от него веяло холодом, чем-то стальным и острым. На фоне неба стояло несколько фигур.

Высокая девушка с огромными черными глазами и пышной копной черных спутанных волос. В какой-то степени она отталкивала, но было в ней что-то величественное, она, несомненно, была лидером. Ее глаза проникали внутрь и выворачивали тебя насквозь.

Поодаль стояла еще одна девушка, блестящие прилизанные волосы, красные глаза, фиолетовый оттенок кожи, изящная фигура в любую минуту готовая на бросок, все это создавало впечатление кобры, которая готова броситься по первому приказу.

Белесый парень единственный из всех улыбался, но в его улыбке было что-то зловещее, таящее в себе явную опасность, от нее хотелось бежать и как можно дальше.

Но самым привлекающим внимание был вампир похожий на медведя, в нем явно проявлялась звериная сущность, он буквально весь трясся не в силах держать себя. Уродливый шрам извивался от любых эмоций, но точно определить, что он испытывает, мне не удавалось.

Эридан мгновенно заслонил меня от вампиров, но верилось в его защиту мне слабо.

— Где девочка? — почти крикнул он.

— Она пребудет с кортежем, достойным ее персоны, — гогот звероподобного вампира заглушил все остальные звуки.

— Без нее мы не будем вести переговоры! — Эридан был зол как никогда. Мне показалось, что его глаза буквально сверкали яростью.

— Ты еще выставляешь нам условия? — продолжал насмехаться вампир.

— Заткнись Саваг! — прошипела девушка с черными волосами, вампир тут же умолк, — мы будем рады исполнить любые ваши условия на гарантии выполнения наших, — она дружелюбно улыбнулась, учитывая, что понятия вампир и дружелюбие несовместимы.

Она провела рукой, и вампиры мгновенно стали освобождать участок на и так небольшой скале. Рядом с ней заколебался воздух и появился парень, держащий на руках МИРИАМ, ее голова безвольно болталась, взгляд был полностью отрешенным, по ободку красных глаз медленно образовывалась золотая кайма.

— Что с ней? — вскрикнула я и невольно рванулась к подруге.

— Лучше этого не делать, — путь мне преградил один из вампиров, это был Десмонд, не знаю, но что-то мне подсказало, что это был именно он, Эридан схватил меня за плечо и вернул на место, — Сейчас она не в форме, может и набросится

— Что с ней? — повторил Эридан.

— Она прошла обряд «возвращения». Состояние нестабильное, придется ждать еще день, возможно, она сможет выкарабкаться. — голос Десмонда был холодным как лед, ни одной эмоции не отражалось на его лице, в какой-то момент мне показалось, что он готов убить любого, кто хоть на шаг приблизится к нему. Но это была не выжидательная позиция кобры, это был расчетливый цепной пес, выбирающий наиболее слабое место для удара.

— Хватит о девчонке, сейчас ее жизнь перестала представлять ценность, поэтому мы пришли предложить вам условия, — девушка выдержала паузу, — мира.

— Почему мы должны вам доверять? — Эридан спрашивал расчетливо и холодно, за последнее время он осунулся, его глаза чернели своей пустотой, зло тянуло его к себе, самое страшное было то что…

— У вас нет выбора, — бездушно высказалась вампирша, — или вы принимайте наши условия, или ваш исход будет предрешен.

Выбора действительно не было.

— Какие у вас условия? — Знал ли Эридан на что идет?

— Хранительница открывает проход и уходит с нами, зато ее родственники остаются в живых, — ее слова звучали как приговор, жестокий приговор, вынесенный судьбой.

— Почему мы должны быть уверены, что она выживет? — почти прокричал Эридан.

— Выбор за ней, наша задача лишь сопроводить ее к Безликим, и мы ее выполним, не сомневайтесь, — даже страх от дьявольского места не мог соперничать с ужасом одного упоминанием самих дьяволов.

— Мы …— Эридан не успел договорить.

Лес затрясся, огромные стаи птиц взлетели с веток и закружились в вышине. Вампиры обернулись и прислушались.

Только их предводительница улыбалась.

Голова раскалывалась от ужасной боли, хотелось просто выть от нее, только тут я поняла

что в комнату зашла Зора. Как мы с ней подружились, я не понимала до сих пор. Просто стали так близки, что не смыслили свои жизни друг без друга. Она была старше меня на четыре года. По всем законам связывать нас ничего не могло, но всегда есть это « но», и от него никуда не денешься. «Но» всегда подразумевает под собой что-то больше чем просто объяснение что-то внутреннее толкающее нас на совершение каких-то вещей, а есть совершенное «но» ничего не объясняющее, существующее в отрыве от обстоятельств, маленькое слово, смысл которого невозможно постичь можно только зацепившись за тонкую линию, проносящуюся около тебя.

— Как ты? — утреннее солнце слепило мне глаза, я видела только темные волосы Зоры. Ее вопрос был самым глупым, но надо же было с чего-то начинать.

— Нормально, — в нашем мире под этой фразой, под этой Меккой словообразования подразумевается совершенно всё, все чувства на которые только способен человек. И даже те, которые лежат за гранью его контроля.

— Ты злишься, я же вижу, — так и хотелось ответить «тебя это не касается» но я выдавила угрюмое:

— Все отлично, — я рассматривала кольцо лежавшее на столе, оно бросало розовые блики, но камень оставался холодным, я это чувствовала, для того, что бы он засиял, требовалось что-то гораздо ярче, чем солнце, оно услужливо сверкало передо мной, но надевать его желания у меня не было, слишком свежа была моя собственная боль, а заглушить ее у меня не было сил.

— Идиотка, я твоя лучшая подруга, если ты мне не расскажешь, я не знаю что сделаю я… — она говорила с таким придыханием, что я невольно засмеялась.

Она села в кресло напротив меня, лучи солнца окрашивали ее волосы в зеленоватый оттенок, делая ее похожей на злую горгулью, а такое в лицо не говорят.

Яркие лучи окрашивали гостиную в желтые оттенки, красные диваны с тонкими золотыми нитями стали сверкать как маленькие солнца, заставляя меня представлять, что я лечу на облаке среди потоков солнечного света. О, как бы я хотела летать...

— Что случилось на этот раз? — я никогда не рассказывала ей кто я на самом деле, были, конечно, эпизоды, когда я была близка к этому, но так называемые «истерики» Шарка вовремя удавалось заканчивать, а Спарк считал ниже своего достоинства рассказывать тайны, считал это предательством, возможно, он и прав.

Я много раз думала, как она к этому отнесется, проигрывала ситуацию, но никогда, никогда не решалась рассказать. Но Зора обходилась размытыми фразами, вечными пропаданиями без объяснений, даже заявление Шарка о том, что он перебежал границу и покусал пару военных, убегая из-под пуль, не произвело на нее никакого впечатления (даже у обладающих совершенным слухом бывают проколы, а все виной подслушанный разговор) хотя возможно, подумала, что это шутка, хотя какая шутка, если Шарк как резаный орал что ему чуть не прострелили хвост (наверняка хотел показаться во всей красе)

— Опять что-то с тем загадочным парнем, — обожаю ее за эту напыщенность!

— Не думаю, что сейчас ты можешь чем-то мне помочь, — вздохнула я.

— Значит он, — утвердительно сказала она и покачала головой.

— Это к нему не относится, — к сожалению это было половиной правды.

— Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не понять, что ты врешь, причем самым наглым образом, — Зора скрестила руки на груди и наигранно отвернулась.

— Я не… — начала отпираться я.

— Ты врешь! — она проницательно посмотрела на меня, — знаешь, у кого не возникнут проблемы с парнем, если его ненавидят ближайшие родственники, я это уже проходила, но каждый выбирает для себя, выбор за тобой, но помни, родственники всегда будут рядом, а вот…. — она не успела закончить.

— Ты же бросила его, — вставила я.

— Ну зато набралась опыта, и поняла, что любовь это единственное сто может удержать нас от смерти, — иногда в ее речи проскальзывали очень глубокие мысли, оставалось только удивляться, почему она до сих пор не доктор каких-нибудь философских наук.

— Наверно ты права..

— Я всегда права, особенно, что касается отношений, я в этом спец.

— Да, спец по нахождению самых отвратительных парней.

— Опыт не пропьешь! В моем случае не… — она в задумчивости подняла глаза, — ну и ладно пусть будет, пропьешь, — она засмеялась, но продолжила, — ну и что там с романтичным парнем гуляющем по лесу и пьющим кровь у случайно забредших в глушь поселенцев, — иногда ее неосознанная проницательность валила меня на месте, даже закрадывались подозрения, что она лишь прикидывается ничего не знающей овечкой.

— Продолжает мирно поедать горожан, — сказала я через истерический смех.

— Я так и думала, больше не ходи к нему, вдруг окажется голодным — пожурила она меня.

— Ты сто строишь из себя мамочку? — с ней можно было забыть обо всем, даже о тех проблемах, от которых я вряд ли когда-нибудь избавлюсь.

— Он опять дал тебе надежду? — ее слова, кажется, порвали во мне что — то очень важное, маленькую нить, удерживающая меня от ненависти. Ненависть оказалась моей единственной защитой от окружающих проблем, она твердым коконом обволакивает и не дает прорваться слабости, когда тебя трясет от боли и унижения спасти может только она, горячим огнем текущая по венам, тянущая из омута забвения. Горящая в твоих глазах, подавляющая все, кроме того, чему ты не в силах сопротивляться, но если ты не хочешь подчиняться ей полностью, в ее обороне когда-нибудь появится брешь, когда ты будешь один наедине с собой, опаленные ее жаром глаза охладят слезы твоей прошлой жизни, как на корабль заносятся соленые капли, если брешь стала заполняться водой, ее сможет остановить только ненависть. Корабль должен продолжать путь, нестись к новым горизонтам навстречу разгорающемуся рассвету, все дальше от холодной луны, в мир, где солнце может заставить твою кровь дышать его пламенем.

Все древние легенды говорят что оборотни, зависят от луны, от их слепой королевы, ведущей их к смерти, но на самом деле все не так, оборотни никак не связаны с Селеной, они не являются ее слугами, но и подчинить себе ее они не могут. В каком-то смысле, такие как я все же зависят от луны, ночь — это идеальное для нас время, волчье.

Наш облик связан с ней, в наших жилах течет лунная кровь, заставляя нас быть слепыми, подобно нашей королеве, но как хочется, чтобы когда-нибудь вечный огонь опалил твои вены, заставив увидеть мир в его настоящем одеянии.

— Уходи, уходи, — сказала я, еле сдерживаясь.

— Но..

— Вон! — в последнее время я часто срывалась, но за этот случай я могла винить только себя.

Зора спокойно поднялась и вышла, бросив на меня всепрощающий взгляд, она права, она знает меня лучше меня самой, сейчас лучше переждать бурю. Теплые чувства мерно разливались по мне, но ненависть легко сожрала их до последней капли.

Она права всегда права, он просто дарит мне надежду, но как сладок этот миг, миг надежды, не что так не опьяняет человека как надежда, и ничто так не разочарует его, как ее последний вздох пожираемый пламенем разума.

Какая я дура, но так хочется верить, миг разочарования так ужасен, что хочется иногда того, что ты от себя не ожидаешь, в первый раз в жизни мне захотелось курить, но не просто потянутся за сигаретой, а затянутся и растворится в дымке, отделяющей хоть на секунду от окружающего мира, от невыносимых лиц, от их невыносимого спокойствия. Но свобода волку дороже всего, однажды мы потеряли свободу и не хотим, чтобы это повторялось, никаких вредных привычек, но хоть раз побыть зависимой как это приятно.

Иногда я задумываюсь, как бы моя жизнь выглядела на страницах книги, скорее всего для придания эффекта сейчас бы шел дождь, но за окном светит солнце и ничего не говорит, что природа страдает вместе со мной, ей безразлично, люди для нее как для нас муравьи, за ними может быть интересно, наблюдать, но сочувствовать — нет, это слишком глупо каждый из них выполняет свою работу, каждый из них является лишь частью целого не более, как индивид он ничего не стоит, лишь целое может как-то влиять на природу.

Считается, что какой-то индивид может управлять массами, владеть коллективным разумом умеет им управлять, эдакая королева матка, но что толку земле до кучки людей, что человеку до муравейника?

Но если это пчелиный рой, все становится намного серьезнее, человек пытается бороться двигает прогресс на борьбу с неустраивающей его мошкарой. А может ли планета, чем мы больше жалим ее, изобретать все более совершенное оружие против нас, хотя, что стоит нам подкинуть это оружие, мы сами уничтожим себя, и планета вновь станет чистой.

Как часто мы решаем, что знаем все секреты, можем управлять своей судьбой, но все это вранье, судьбы мира и каждой отдельной особи предрешена, возможно, лишь объединившись, мы сможет хоть как-то влиять на мир, но в остальном мы можем надеяться лишь на судьбу, на то, что тебе уготована жизнь. И опять надежда, может солнце светит не зря.

Надежда всегда умирает последней, нужно сражаться до конца, не писаные истины давили на меня из нутрии, умираешь, но не сдаешься, даже если рискуешь все потерять, а может терять нечего.

Я надела кольцо оно «радостно» сверкнуло и обдало меня непонятным жаром, оно было частью меня, как и пламя, которое мне не удалось погасить.

Может солнце светит не зря.

На огромной скорости из леса бежали волки, их шерсть дыбилась, до вампиров им оставалось не больше ста метров, небольшой подъем по узкому откосу, и их клыки достигнут цели.

Надежда была близко.

Вампирша продолжала смотреть в пустые глаза Эридана.

— Мы согласны, — выдохнул он с трудом, — я не понимала, почему он согласился, ведь мы спасены.

— Абсален, — прошелестела она.

Парень, несший Мириам, на мгновение закрыл глаза, но этого было достаточно.

Оборотни с визгом падали в пропасть на них обрушивались камни, засыпала земля, но они боролись, пытались избежать лавины...

Тишина ...

Как иногда бывает тихо в лесу, только сосны шумят, иногда тишину не замечаешь, но бывают что тишина проникает внутрь тебя, ты растворяешься в ней и уже не чувствуешь себя таким. Одиноким и таким беззащитным.