Мир Дэв

Миры...

Вы даже представить себе не можете, насколько их много.

Посмотрите на ночное небо, сколько там звезд? И все это — только маленький кусочек ближайших к вам галактик. Но даже ваша галактика — только капля, летящая во Вселенной.

Вселенная живая, все в ней непрерывно движется, дышит, изменяется. И среди звезд, как и на планетках, гуляет ветер. Тонкие нити ветра пронизывают пространство и время во всех возможных направлениях, и, если бы ты мог стать ветром, ты мог бы попасть почти в любую точку Вселенной, в любой момент времени. Но, даже если ты не умеешь становиться ветром, ты все равно можешь найти свой способ движения от одного мира к другому. И, когда тебе это удастся, ты станешь одним из множества путешественников, открывающих пути и помогающим обмену между мирами. Как маленькие клеточки, переносящие кислород по телу человека, они несут новое, неизведанное, изменяющее и стимулирующее к развитию. Каждая жизнь ценна. Но для ветра наиболее дороги такие путешественники, независимо от их личных качеств. Поэтому любой человек ветра, не задумываясь, пожертвует своей жизнью, чтобы спасти путешественника.

Есть миры, открытые всем ветрам, там, где пересекаются пространства, куда легко прийти, откуда легко выпасть. Они изменчивы и легки, радость звучит в таких мирах несмолкающей нотой. Есть миры стабильные и медлительные, в которых тщательно оберегаемые точки переходов между мирами можно легко пересчитать. Но и там порою дует свежий ветер перемен, разрушая устаревшее, обновляя и принося совершенно неожиданные вещи, меняющие пути развития цивилизаций. А есть несчастные, погибающие миры, где закрыты все двери. Такие миры начинают постепенно затухать, и вездесущий сквозняк уже не может пробраться сквозь нерушимые бастионы мыслей и чувств, живущих там людей, не может изменить что-то. А, варящийся в собственном соку мир задыхается, не в силах переработать скопившуюся грязь, или хотя бы глотнуть свежего воздуха.

И если какой-то человек своими талантами, склонностями и поступками активно и упорно способствует закрытию дверей, нарушению баланса стихий в мирах, он непременно встретит человека ветра. И это будет его последняя встреча в жизни.

Прислушайтесь, может, вы услышите, как дышит ваш мир, как бьется его сердце. Может быть тогда, вам захочется подарить ему свою радость, свой свет и влить свое дыхание в дыхание Вселенной.

Все было ужасно.

Нет, они благополучно добрались до Дэва, ведь Сильверу не так уж сложно провести двух человек тропами ветра. Но сам мир встретил их негостеприимно.

Им пришлось выйти в мир около разрушенного портала, глубже ветер не смог бы доставить Вика. Нагромождение камней у подножия скалы, когда-то бывшее величественным святилищем, теперь производило удручающее впечатление. Скальный массив тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз, а почти заросшая тропка вела от развалин в мрачный лес. Небо затянули тяжелые тучи, и Анариэль сразу почувствовала себя заключенной в коробку. Однако она понимала, что клаустрофобия в закрытом мире будет преследовать ее повсюду, даже в чистом поле в ясный день. И чем дольше они здесь пробудут, тем сильнее будут становиться приступы, потому что отгородиться от этого ветром она не может. Вик тоже выглядел хмуро, только Сильвер, снова принявший обычную лошадиную форму, не поддавался унынию.

Углубившись в лес, путешественники вскоре выбрались на большую дорогу.

— До столицы отсюда далековато, — уверенно сообщил Винор. — Надо бы раздобыть вторую лошадь, даже если Сильвер двужильный, вдвоем на нем будет неудобно.

Помянутый Сильвер в знак протеста щелкнул зубами рядом с его ухом и сердито фыркнул, мол, я тебе не кляча, таскать кого ни попадя.

Эсмеральда не обратила внимания на вольность фамилиара, напряженно вглядываясь в небо.

— Скоро у тебя будет возможность раздобыть лошадь, — ее голос звучал совершенно безучастно, как будто все ее чувства были направлены на что-то далекое.

— Колдуешь? — уважительно спросил Вик.

— Нет. Просто за следующим поворотом нас ждет местный патруль. Обычные разбойники, только с официальным статусом. Видимо, их поставили караулить остатки святилища.

С патрулем им повезло. Семерых солдат Вик уложил быстро и без проблем, оглушив офицера, чтобы потом расспросить. Один громила попытался взять стоящую в стороне Эсме в заложницы, но рухнул, не успев подойти, с кинжалом, торчащим глазницы. А наименее удачливый, отрезанный Виком от своих, попытался угнать Сильвера. Жеребец, прихватив его зубами за ключицу, бросил несчастного на землю, а дальше уже в ход пошли копыта.

Вик связал пленного и ушел на поиски их лагеря, а Эсме принялась отчищать кинжал. В отношении оружия она всегда была ярой аккуратисткой. Очнувшийся пленный застал женщину за мирным занятием, оттирания лошадиной морды от крови. Сам конь при этом косил на пленника зеленым змеиным глазом так плотоядно, как будто собирался им закусить, а хозяйка, казалось, была полностью поглощена наведением чистоты. Поэтому к приходу Вика, ведущего в поводу позаимствованную лошадь, офицер был готов рассказать все, что угодно.

Король Марн пребывал в своем замке в столице. После разрушения последнего святилища одному из жрецов удалось выжить, и он поклялся свергнуть проклятого короля. Он начал скитаться по городам, называя себя Последним и пророча на площадях неминуемый Конец Света, который настанет, если камни не будут возвращены на места святилищ до исхода пяти лет.

На что Эсме небрежно заметила, что последний ошибся со сроками, пяти лет у этого мира уже нет. Услышав это, пленный из просто бледного стал серым и едва не потерял сознание снова.

Последнему охотно верили и простолюдины, и знать, но силы и злобы Марна опасались. А с недавних пор Марн начал зазывать в свой замок разных колдунов, надеясь, что они смогут уничтожить камни. И народное недовольство перешло в ополчение, во главе с Последним. Марн перевел столицу на военное положение, а по дорогам разослал подобные патрули, в городах же небольшие отряды наемников тихо избавлялись от главарей ополчения.

Со второй лошадью передвигаться стали быстрее. Вик размышлял, как можно будет пробраться в ощетинившийся солдатами город, а Эсме все также витала в каких-то своих мыслях. Вику даже показалось, что она стала бледнее, но возможно, это просто такое освещение, а может, из-за того, что она всю дорогу молчала. Пару раз он пытался заговорить о предстоящем деле, но женщина только досадливо отмахивалась, говоря, что на месте будет лучше видно.

На ночлег остановились у опушки леса. За лесом начинались распаханные поля, а рядом приютилась деревенька. Быстро поужинав настрелянной по дороге дичью, и обменявшись всего парой фраз за вечер, путники легли спать.

Эсме не спала. Сон — это тоже дорога. Вчера, после прогулки по Октавиону, она просто отключилась, стоило ей лечь. А сегодня пытаясь заснуть, она все слышала настойчивый зов дороги. Ветер пел ей, ветер звал ее. Облака все также закрывали небо, деревья обступили толстыми черными колоннами, и на нее снова накатил страх. Самое страшное для человека ветра — оказаться запертым в коробке, где ни выхода, ни окошка, ни щели. И сейчас ее душа металась в теле, отказавшемся от ветра, как в темнице. Влажный ночной воздух давил на грудь так, что становилось трудно дышать. Эсме встала, немного неровной походкой подошла к Сильверу и облокотилась на него. Слушая сонное дыхание коня, нежно перебирая гриву, она немного успокоилась. Если сосредоточить внимание на тускло светящейся в темноте белой гриве, на ощущении мягких прядей, скользящих между пальцев, страх отступал.

Вик закрыл глаза, убедившись, что Эсме никуда не ушла с места стоянки, и продолжил размышлять. Пока все шло неплохо, если не считать неразговорчивости спутницы, но скоро им придется столкнуться с серьезной задачей. В стычке с патрулем Эсме четко показала свою позицию. Как и говорила когда-то Мейлин, она может подсказать, но в конфликты вмешиваться не станет и поможет только в крайнем случае. А значит, расчитывать придется только на себя. Впервые Вик пожалел, что последние несколько сотен лет он мирно прожил в Октавионе, немного отвыкнув от прежней жизни наемника-одиночки.

Был, конечно, вариант просто улизнуть. Но тогда дорога в Октавион ему будет заказана. Да и потом, в нем все еще теплилась надежда на то, что Эсме снова станет общительной и им удастся неплохо провести время. С Мейлин же удалось. Он вспомнил женщину моря и невольно начал сравнивать ее с Эсмеральдой. В обеих сразу же читалась родная стихия. Обе были переменчивы, но Эсме обычно несла в себе какую-то особую заразительную легкость, тогда как Мейлин была спокойна и величава. Наверное, тот, кто встретил бы их одновременно, этот счастливец выбрал бы Мейлин, покорно положив свое сердце к ее ногам. Но не он. Он буквально заболел Эсмеральдой, к собственному удивлению понимая, что готов отпускать ее, а потом ждать ее возвращения, конечно же, в Октавион. Он хотел провести рядом с ней не несколько незабываемых дней, а века. Он вспоминал их прогулки по городу и окрестностям, ее смех, и уже скучал по радости, которой так сияли ее глаза в Октавионе. С того памятного разговора, он не видел ее улыбки, как будто ее подменили. И даже если она принципиально не может влюбиться в того, кого защищает, он хотел бы стать для нее близким другом.

На следующий день Эсме действительно стала разговорчивее. Она уже не отмалчивалась, охотно разговаривая с Виком о разных мирах. А Вик вовсю старался ее развеселить, что худо-бедно, но получалось. Только ближе к вечеру он вдруг заметил, что девушка отстала и перестала принимать участие в беседе. Обернувшись, он увидел, что Сильвер остановился, а его хозяйка сидит, пригнувшись к его холке. Подъехав, он обнаружил, что Эсме задыхается: в ее глазах застыл ужас, бескровные губы хватали воздух, но не могли его проглотить, бледное лицо пошло красными пятнами, пальцы судорожно вцепились в гриву коня. Он растерялся, но даже не успел ничего предпринять, как приступ прекратился. Эсме била крупная дрожь, на лбу выступила испарина, но она снова дышала. Вик достал свою флягу, и помог женщине напиться. Ее руки страшно дрожали, сама она не смогла бы удержать флягу. Еще через несколько минут она заговорила. Тихо, хриплым голосом:

— Этот мир погибает, здесь уже почти не осталось ветра.

— И сколько ты еще сможешь здесь дышать? — Вик был очень обеспокоен внезапным приступом.

— Не волнуйся, — Эсме послала Сильвера шагом. — От этого я не умру. Приступы могут стать чаще и продолжительнее, но это всего лишь минуты слабости.

— И в эти минуты ты ни на что не способна и совершенно беззащитна.

— Я — воин, если ты не забыл, — в голосе Эсме зазвучал металл. — Я умею справляться с подобными трудностями. И, уверяю тебя, они не помешают мне исполнить долг хранителя, когда придет время.

Вик пристально посмотрел на нее, но она смотрела строго перед собой, выпрямившись в седле как на параде, с совершенно непроницаемым лицом. Он почувствовал ее обиду.

— Прости. Я совсем не это имел в виду.

Следующий приступ настиг ее утром. Они уже собрались продолжить путь, но Эсме вместо того, чтобы как обычно легко вспрыгнуть на спину Сильверу, сползла по его боку и скрючилась на корточках. А Вик в каком-то ступоре стоял рядом, слушая вырывающийся из ее горла хрип и понимая, что абсолютно ничем не может помочь ей, хотя и готов отдать за нее жизнь.

К вечеру ее снова скрутило. Удивительно, но с Сильвера она в такие моменты не падала, хотя и ехала без седла. Видимо, фамилиар сам заботился о том, чтобы хозяйка держалась у него на спине.

Когда ужинали, Вика вдруг осенило:

— Уходи!

— Что? — Эсме была озадачена такой неожиданной постановкой вопроса.

— Ты задыхаешься из-за умирания этого мира, так? Значит в любом другом мире ты сможешь нормально дышать, и эти приступы перестанут тебя мучить? Я справлюсь один. Я верну камни и с помощью Последнего открою врата.

Эсме смотрела на него широко раскрытыми глазами, как будто увидела в нем что-то не просто новое, а невероятное. А потом грустно улыбнулась и покачала головой.

— Я не могу уйти. Я буду там, где будешь ты, а тебе необходимо быть здесь. Таков долг хранителя, — солгала она. Ведь хранитель может спокойно покидать охраняемого человека, если в этом есть необходимость. Например, если его помощь нужна другому его подопечному. А вот лишенный силы ветра воин обязан следовать за причиной своей размолвки с ветром. И если тот останется в одном мире надолго...

Вик снова попытался вглядеться в ее глаза.

— Ты мне не доверяешь. Ты думаешь, что я могу сбежать, не вернув камни, — наконец заключил он.

— У меня были такие мысли, но сейчас я увидел, какое зло я причинил этому миру. Я действительно решил его исправить. Чем мне поклясться тебе, что я пойду до конца?

— Не надо ни чем клясться. Я не уйду, и клятвы и уговоры тут бесполезны. Я рада, что ты осознал свою вину, но пока ты ее не искупишь, я буду рядом. И эти приступы ни сколько не отразятся на моей силе, — попыталась успокоить его Эсме, подумав, что сложно отразиться на том, чего нет.

Больше они к этому вопросу не возвращались, хотя Вик и страдал от ее приступов не меньше ее самой. А может, и даже больше.

На четвертые сутки пути клаустрофобия отступила для Эсме на второй план. Зов дороги не давал ей покоя. Ее душа рвалась в дорогу за ветром, но тело было не способно не то что перемещаться между мирами, но даже пролететь десяток метров с ветром. В таком случае, душа видела только один выход — разорвать связь с обременяющим ее телом. И теперь все больше сил Эсме уходило на восстановление связи. Но хуже всего в этой ситуации было то, что, даже вырвавшись на свободу, душа не вернет себе силу ветра, пока ее правота не будет доказана. И если Вик откроет врата, ее душа погибнет вместе с этим миром, уже навсегда.

Радовало ее только то, что вся эта борьба, в отличие от приступов, была незаметна для Винора.

Через два дня они добрались до окраин столицы, расположившейся в низине между холмами. Встав лагерем на склоне одного из холмов, они стали решать, как пробраться в замок Марна.