Утро

Два года пролетели быстро и незаметно. Время со скоростью добропорядочной улитки залечивало раны. Дети росли. Нэф порывался, как порядочный человек, сделать предложение, но Анариэль всячески уходила от этой темы. Да еще и Сильвер повадился большую часть времени проводить в человеческой форме, оставаясь по сути все той же вредной скотиной. Зато теперь он совал свой любопытный нос во все уголки замка и встревал в самый неподходящий момент. Нэф подозревал, конечно, что Сильвер пытается хоть как-то заменить лорду Катарену ушедшего друга, но один вид белобрысого верзилы его раздражал. Да и очень уж много времени он ошивался рядом с Анариэль.

Сильвер действительно хотел помочь Винору. Но он также недолюбливал менестреля и чувствовал приближение совершеннолетия Анариэль. Воплощенный когда-то человеком ветра, он и сам частично был его созданием, а тысячелетия, проведенные с Эсмеральдой, научили его чувствовать время, когда он ничем ей не поможет, и время, когда ей, а значит, и ему, пора отправляться в путь.

Анариэль же просто следовала совету отца не торопиться со свадьбой. Хотя это и казалось ей несколько странным, но ей и в голову не приходило спорить с Виком, который всегда был первым другом своей дочери и еще ни разу не ошибался.

Вечером накануне ее восемнадцатого дня рождения, Вик пришел в комнату дочери для серьезного разговора. Уже не первый раз за последние восемнадцать лет он сталкивался с тем, что не знает, с чего начать разговор. Но каждый раз он как-то справлялся с этим, должен был справиться и сегодня. Эсме рассказывала ему о дне совершеннолетия, но он слишком давно не видел ее даже во сне, чтобы чувствовать себя уверенно.

Анариэль стояла у открытого окна и любовалась звездным небом.

— Ани, — с чего-то все равно придется начинать, — завтра тебе исполнится восемнадцать лет. И этот день станет очень важным днем в твоей жизни.

Девушка удивилась такому началу разговора. То, что отец пришел сказать ей что-то и волнуется, она и так чувствовала, но в первую минуту подумала, что речь пойдет о свадьбе. Но с чего бы тогда отцу так волноваться?

— Ты знаешь, как я когда-то познакомился с твоей матерью. И знаешь также, что она была не просто путешественником, она была человеком ветра. Я рассказывал тебе, в какую переделку мы с нею тогда попали. И, честное слово, я бы не выбрался из того капкана живым, если бы не ты...

— Я? Но ты говорил, что вы с мамой поженились уже позже, когда вернулись в Октавион, да и я родилась не сразу, — Анариэль была озадачена не на шутку.

— Это так, — Винор опустился в кресло у окна и наконец, понял, что успокоился. Когда он вспоминал тот момент, когда все могло закончиться, не начавшись, ему становилось по силам что угодно. — Но в первый раз я увидел тебя именно тогда. Твоя душа явилась мне в забытьи. Ты тогда сказала, что я не должен сдаваться, потому что если я погибну, ты не родишься. Ты помогла мне, а потом, когда ты должна была появиться на свет, Эсмеральда сказала мне, что скоро уйдет, отдав свою силу человеку ветра, который родится.

— Человеку ветра?

— Да. Эсме говорила, что сначала вы живете как обычные дети, может, с теми или иными странностями, поскольку сила ветра бьет в вас неуправляемым источником. Но в восемнадцатый день рождения вы как бы просыпаетесь, вспоминая, кто вы, чтобы уже больше не забыть. Ты завтра и так все поймешь, я думаю, гораздо больше, чем я смог тебе рассказать, но мне хотелось, чтобы это не стало для тебя шоком. Чтобы ты не думала, что я не смогу тебя понять и буду меньше любить из-за того, что ты осознаешь себя и свое предназначение. Я хочу, чтобы ты знала, что не одинока, куда бы тебя ни привели дороги ветра. Ты, должно быть, скоро покинешь Октавион, но я буду рад, если он станет для тебя тем местом, куда ты сможешь возвращаться. Ты знаешь, я тоже долго скитался, и у меня не было места, которое я мог назвать своим домом, только в Октавионе я понял, что это такое, дом.

— Я знаю, что такое дом. Благодаря тебе, отец, мой дом здесь, в Октавионе. Здесь ты, здесь мои друзья, которые, уверена, примут меня, какой бы я ни была, где бы ни проходили мои пути. Я не знаю, что изменится во мне завтра, но любовь к тебе и к ним останется со мной навсегда, — это я знаю точно.

Утро нового дня пришло к Анариэль не только с воспоминаниями, но и с нежданным гостем.

Анариэль долго не хотела открывать глаза. Во сне она действительно вспомнила, что уже не одну жизнь она служит воином ветра. Вспомнила дороги, победы и поражения, друзей. И силу, силу ветра, струящуюся в крови, бьющуюся в каждой частичке ее тела, дышащую и живущую с ней с незапамятных времен. Она бы продолжила перебирать в голове все эти воспоминания, но ей показалось, что в шелесте ветра за окном звучит ее имя. И, открыв глаза, девушка обнаружила, что на подоконнике сидит молодой сильный мужчина, черноволосый, с небольшой бородкой и темными пронзительными глазами.

— Молодец, что все-таки решила проснуться, а я уж думал: растолкать тебя, или есть вероятность нарваться на кинжал, — он говорил все это, широко улыбаясь, обнажая в улыбке крупные белые зубы.

— Кинжал — это было бы хорошо, — мечтательно протянула девушка. — Но вряд ли мне удалось бы достать тебя им, Маркус.

— Ну вот, с памятью у тебя все в порядке. Рад тебя видеть, сестренка! — полез обниматься брюнет.

Когда первая радость встречи немного утихла, Анариэль решила задать интересовавший ее вопрос:

— Маркус, мой нынешний отец, Вик, говорит, что я явилась ему еще до моего рождения и помогла выпутаться из одной скверной ситуации, ты что-нибудь знаешь об этом?

Мужчина задумался, посмотрел в окно, словно обращаясь с вопросом к проплывавшему за ним облаку, потом воззрился на потолок, пристально посмотрел в глаза девушке и, наконец, ответил:

— Я — не знаю. Но вот Ян… Он как-то намекал мне, что эта жизнь очень важна для тебя, важно место, где ты появишься на свет, важна семья, в которой ты воплотишься. Но, ты же знаешь Яна, ничего конкретного он не сказал, одни намеки, но и они дорогого стоят.

— Я помню, чего стоят его намеки, — нетерпеливо проговорила девушка, сделав ударение на слове "чего". — Но разве мы можем влиять на жизнь оттуда? Или ты думаешь, Ян помог мне и устроил это видение?

— Нет, конечно, нет. Он не стал бы такого делать, просто потому, что не стал бы. А вот по поводу влияния… Знаешь, если дело касается тебя, я не удивлюсь, что тебе это удалось.

— Глупости! Я — просто воин, как и ты. Я даже не могущественный палач, как Ян.

— Тогда — не знаю. Но ты зря отмахиваешься от моих слов. На моей памяти ты справлялась с таким, с чем никто из знакомых мне стихийников не смог бы справиться.

— Ага, — поддакнула девушка, — никто, кроме меня просто не загонял себя в такое, начнем с этого. И если мне действительно удалось устроить, чтобы я родилась в Октавионе у воина ветра и Винора Катарена… Тогда я даже боюсь представить, с чем мне придется столкнуться в этой жизни.

— Странно, послушать тебя, так этот Винор крут необычайно, обычно ты так восторженно не говоришь о родителях, — казалось, в голосе гостя промелькнул упрек.

— Обычно — не сейчас, — отрезала девушка, — Кстати, я хочу, чтобы вы познакомились. Я постараюсь как можно больше бывать в Октавионе, и тебе, скорее всего, придется часто видеться с Виком. А теперь дай мне одеться, и пойдем знакомиться.

Лорд Катарен завтракал в одиночестве на одном из балконов замка Эйвор. Когда-то давно на этом же самом балконе они с Фредом принимали дочь ветра, ворвавшуюся в их жизнь. После смерти жены он предпочитал есть здесь, если был один. Широкая дверь на балкон была открыта, и когда Вик повернулся на сдвоенный звук шагов, то увидел идущую по коридору Анариэль вместе с высоким, одетым во все черное незнакомцем. Пока они шли, Вик получил возможность рассмотреть его получше.

Гость был крепко сложен, темноволос, на красивом загорелом лице выделялся орлиный нос. Походка и движения его были уверенны и стремительны, как движения крупного хищника. Все в нем говорило: " Я — гроза, я — буря, я — ураган, я — сила. Если вы встанете на моем пути, я смету вас как песчинку". И Вик ни минуты не сомневался в том, что перед ним человек ветра. А, значит, свершилось.

Подойдя к столу, Анариэль сердечно поздоровалась с отцом и представила ему гостя:

— Отец, это мой брат, Маркус. Маркус, это Винор Катарен, мой отец и лорд Октавиона.

Поименованный Маркус вежливо улыбался, но глаза его пристально следили за реакцией Вика.

Итак, значит "брат", вот оно как. Эсмеральда называла "сестрой" одну женщину моря, которую Вик никогда не видел, но жена достаточно о ней рассказывала. Больше он от нее подобных слов не слышал. Стихийников не так уж много, встречаются они редко. Они никогда не враждуют, но и дружба среди них — не очень частое явление. Ведь дружба предполагает и сродство характеров, и довольно длительную совместную деятельность. Понятно, что если такая дружба состоится, то она становится намного более глубокой и чистой, чем между обычными людьми. И слова "брат" и "сестра" означают тут не одну кровь или одни интересы, а готовность отдать всю свою кровь до последней капли и пожертвовать всеми своими интересами ради другого. Интересно, сколько всего у Анариэль братьев? За восемнадцать лет Винор смог хорошо узнать свою дочь. Конечно, какую-то часть ее, до сих пор скрытую, он не знает, но вот характер и сердце девочки вряд ли можно спрятать. Она всегда была как солнце, от ее тепла, от какой-то чистоты, излучаемой ею, окружающие открывались ей, верили ей. Так что он не удивится, если завтра она приведет еще отряд "братьев", готовых за нее хоть в бездну прыгнуть.

Все это пронеслось в мыслях Винора за считанные секунды, и он подал руку гостю:

— Я искренне рад приветствовать того, кого моя дочь называет братом. Отныне в Октавионе вы всегда будете желанным гостем.

— Я тоже рад познакомиться с тем, кого Анариэль так горячо именует отцом, — Маркус улыбался весьма дружелюбно, но в его глазах Вик уловил тень сожаления. Ревнует? Интересно, какие отношения у них на самом деле?

Между тем, они уселись за столом, и Ани начала рассказывать:

— Мы с Маркусом знаем друг друга очень давно. С самого начала нашего пути ветра, ведь у нас с ним был один учитель.

— Учитель?

— Да, тот, кто заботится о новичках, обучает основным приемам, правилам. Да и просто помогает вчерашнему человеку одной земли стать путешественником по мирам. На первых порах он помогает во всем и отвечает за своих подопечных целиком и полностью пока они напоминают младенца в алхимической лаборатории: создать что-то полезное толком не умеют и не понимают как, а вот взорвать что-нибудь могут. Так что среди людей ветра мы действительно брат и сестра.

— Просто мы умудрились и дальше идти вместе. И всегда находили возможность хоть на минуту встретиться, даже когда дороги ветра разводили нас на века, — Маркус говорил негромко, но в его голосе звучал огромный темперамент, а темно-фиолетовые глаза сверкали не хуже аметистового кольца на его левой руке.

— Мы даже дали друг другу обещание: когда один из нас подходит к своему совершеннолетию, второй приходит к нему, чтобы помочь вспомнить, — Анариэль просто сияла. Вик и раньше замечал, что в какие-то моменты она будто светилась изнутри, а теперь, казалось, что свет непрерывно изливается из ее глаз. И еще в ней появилось что-то новое, какой-то внутренний стержень, который не согнешь и не сломаешь никакой силой.

— Это обещание дала ты, — возразил воин ветра. — Я же только поклялся тебя оберегать, ведь даром памяти я не владею.

— А что это, дар памяти? — Винору было действительно интересно, он даже подался вперед.

— У каждого человека ветра кроме основного направления его деятельности есть еще какой-то особый дар, — ответила ему дочь, — который человек получает, становясь на путь ветра. Мой дар — память. Я сохраняю свою память, переходя из жизни в жизнь, не общим опытом, а вплоть до мелочей. И другим я могу помочь открыть их память. И когда я встречаю человека, я могу, сосредоточившись на нем, в подробностях увидеть его прошлое, даже то, чего он сам не помнит.

— Любопытно, Эсмеральда мне никогда не говорила о таком.

— Но, тем не менее, она создала Сильвера, практически бессмертного разумного фамилиара, умеющего менять облик и обладающего силой звезд и ветра, — что это, если не дар, — резонно возразила девушка. А вот ее брат совсем не удивился, услышав про фамилиара, наверное, он приглядывал за сестрой, и кое-что знает о ее жизни здесь. Нужно все-таки выяснить, насколько они близки, а, заодно, дать понять этому Маркусу, что его касается все, что касается его дочери, и никак иначе.

— Ани, скажи, и как же вы умудрились столько воплощений не терять друг друга из виду? — задал совершенно невинный, на первый взгляд, вопрос Вик. Однако дочь его поняла, она всегда прекрасно умела читать подтекст и слышала то, чего люди не говорили, а только думали. Она улыбнулась и начала отвечать:

— О, по-разному. Маркус очень заботится обо мне, так что иногда, когда была такая возможность, он воплощался моим отцом, родным или приемным, братом, другом. Конечно, так получалось далеко не каждый раз. Если нас разбрасывало по разным реальностям, мы старались как можно чаше встречаться во сне, или назначали свидания на нейтральной территории. В общем, если бы Маркус не был так влюблен в женщину земли, мы бы обязательно стали любовниками, и этим все испортили.

— Ты, как всегда, перегибаешь палку! — голос Маркуса звучал грозно, но глаза его смеялись, видимо, эти двое обожали препираться по поводу и без.

— Да ладно тебе, Ворон, Вику можно. Он знает обо мне все. И дальше тоже будет знать обо всем.

Винор был счастлив, нет более приятных слов для отца ставшей взрослой дочери.

— Ну, как хочешь. Все, что я собирался сказать, я уже сказал, а теперь мне пора.

Маркус попрощался с хозяином, а Анариэль сказала, что хочет проводить гостя, и оба пропали с балкона.

Она вернулась только к вечеру. Дороги ветра снова расстилались под ее ногами. Как же она скучала, даже не осознавая того! Как могла восемнадцать лет жить без этого? Когда каждая частица твоего существа становится частицей большего, невообразимо большего, Вселенского движения. Когда "пространство" и "время", лишь пара из великого множества координат, и ты можешь выбирать их, по своему вкусу. Когда звезды разговаривают с тобой на одном языке. Когда ты — неотделимая и важная часть той игры, что люди, в ограниченности своей, именуют Вселенной.

Но и вернуться в Октавион было бесконечно приятно. Город восьми дорог был буквально пронизан ветром. В нем всегда дышалось легко и радостно. И здесь жили люди, очень дорогие ей люди, к которым она сможет возвращаться снова и снова, и которые поймут, если однажды она не вернется.

***

Так закончилась сказка о чудесном городе восьми дорог. И началась самая обычная жизнь людей ветра. Хотя, может быть, и не совсем обычная. Ведь никогда раньше в одну жизнь одного человека ветра не вмещалось столько событий, в которых на чашах весов были бы жизни миров, а Вечность, затаив дыхание, следила бы за каждым шагом такого человека. Впрочем, человек пока был просто счастлив, и даже не мучился дурными предчувствиями. У него был дом, семья, друзья, любовь и будущее. И почти не было прошлого.