Глава XII

Галларн еще толком не успел заснуть, как был выдернут из сладкой полудремы и получил приказ немедленно явиться во Дворец. В этом и заключался главный недостаток службы в Ордене. Ты не распоряжался своим временем и никогда не мог сказать, что будешь делать через час. То ли мирно спать в своей постели, то ли выполнять какое-либо поручение в столице, то ли вовсе мчаться в отдаленную провинцию. Галларн подозревал, что юношам, мечтающим об орденском плаще, подобная непредсказуемость казалась чем-то увлекательным и почти героическим.

'Романтики...' — хмуро подумал Ларн, привычно салютуя лорду Ирему.

Коадютор коротко кивнул и начал с главного, не тратя времени на долгие вступления.

— Мне нужно найти одного человека, — сказал он отрывисто, как всегда в подобные моменты глядя не на подчиненного, а на что-то за его спиной. Галларн сделал над собой усилие, чтобы не оглянуться. Принцепс точно знал, что за его спиной нет абсолютно ничего, кроме светильников и гобелена, но невольно поддавался впечатлению, который на него производил этот острый, напряженный взгляд.

— Отнеситесь к этим поискам, как к делу крайней важности, — продолжил Ирем. — Во-первых, сообщите всем дозорам города приметы интересующего нас лица. Старик, высокий, худощавый, но отнюдь не немощный. Волосы седые, длинные и спутанные. Черные глаза, широкий лоб и узкий подбородок, губы тонкие и нервные, на руках шрамы и ожоги от работы с ядовитыми составами. В целом внешность довольно приметная, но я боюсь, что он способен изменить ее при помощи какого-нибудь магического трюка. Я сейчас же обращусь к Совету Ста с просьбой усилить наши патрули чародеями их Круга. Особое внимание — воротам города. До особого распоряжения правила на въезд и выезд из столицы ужесточаются. Досмотр вновь прибывших проводить в присутствии адептов Круга магов. Полностью прошедших обучение, — с нажимом уточнил лорд Ирем. — Настоять, чтобы Совет не посылал нам кандидатов и учеников. Будут спорить — ссылаться на меня и на приказ Валларикса.

— Да, мессер, — Галларн наклонил голову. — Я прослежу за этим.

— Хорошо. Ни один человек, не обладающий заверенной у эшевена подорожной, не должен покинуть столицу. Никаких исключений — ни для кого. Если понадобится, разъясните это господам Финн-Флаэнам, Дарнторну и всем тем, кто носит их цвета.

— А если они будут жаловаться Императору?...

— А пусть попробуют, — пожал плечами калариец. —… В помощь эшевенам выделить людей из Ордена. Обыскать гостиницы и постоялые дворы. Проверить всех сомнительных приезжих.

Принцепс сдержанно кивал, гадая про себя, чем так опасен этот человек, если из-за него в буквальном смысле поднимают на ноги весь Орден. И не только Орден, но и городскую стражу, и десятки магиков. Ларн сопоставил это с требованием усилить личную охрану Императора и сделал вывод, что на празднике случилось что-то необычное.

— На этом пока все. Главное — будьте бдительны, — добавил лорд, чему-то усмехнувшись. — И немедленно докладывайте обо всем, что вам удастся разузнать.

— Если мне будет позволено спросить… — Ларн сделал паузу.

— Я слушаю.

— Кто этот человек, которого мы ищем?...

— Несколько лет назад он называл себя Галахосом, но я не думаю, что он назвался этим именем при въезде в город, — коротко ответил Ирем. — Как ты уже мог понять, он очень Одаренный чародей. Все остальное — государственная тайна. Из того, что может быть полезно в ваших поисках… Он неглуп и очень изворотлив, но труслив, а потому непредсказуем. Страх может заставить его сдаться даже там, где у него будут все шансы победить, но тот же страх может толкнуть его на любой необдуманный поступок. Будьте осторожнее. Теперь иди.

Принцепс вышел из Гобеленного зала походкой человека, торопившегося выполнить порученное ему дело и уже начисто забывшего про сон. А калариец, хотя и сказал, что собирается отправиться к магистрам из Совета Ста, не последовал за своим подчиненным.

Ирем размышлял.

Во всей этой истории с Галахосом было много такого, что он предпочел бы никогда не вспоминать. Вот только он не мог позволить себе роскоши забыть ту старую историю. Вряд ли Галахос тоже мог забыть за эти десять лет.

… Лорд в упор смотрел на человека, скорчившегося на тюфяке в углу тюремной камеры. Заключенный выглядел неважно — бледный, с бегающими тревожными глазами и руками, судорожно сжавшими край лежака, он возбудил бы в постороннем человеке чувство несколько брезгливой жалости.

Но Ирем не испытывал к нему сочувствия. Он ненавидел этого перетрусившего негодяя. Собственно, он ненавидел его почти так же сильно, как и то, что собирался сделать.

Здесь. Сейчас.

— У меня мало времени, — сказал лорд Ирем, постаравшись, чтобы его голос прозвучал как можно хладнокровнее. — Я уже потратил почти сутки, добиваясь от тебя признания. А между тем магистр из Совета Ста свидетельствует, что ты знаешь куда больше, чем сказал.

Магистры предлагали провести магический допрос. Однако же предупреждали, что способности к защите своих мыслей в чародее такой силы, как Галахос, исключительно устойчивы и высоки. При попытке пробить эту защиту заключенный может умереть или сойти с ума.

Рыцаря не устраивали оба варианта.

До тех пор, пока Галахос не сказал всего, что знает, он нужен ему живым. И, разумеется, способным связно мыслить.

— Взвесив все 'за' и 'против', я решил на этот раз не прибегать к допросу с ворлоком, — сказал лорд Ирем, сузив светлые глаза. — Есть более простые способы заставить тебя говорить. Ты меня понимаешь?...

Заключенный вжался в стену, глядя на него со смесью недоверия и страха.

— Вы не посмеете!.. — просипел маг.

— Посмею. И не сомневайся даже, — Ирем уперся ладонью в стену, буквально нависнув над Галахосом. Его почти мутило — от бессильной злости, от сознания, что он точно так же загнан в угол, как и маг, смотрящий на него остекленевшим от испуга взглядом, и от отвращения к нему и к самому себе.

Лорд Ирем, коадъютор Императора.

Палач.

Да, в этом есть своеобразная, хотя и отвратительная справедливость. Сведения, которые он должен получить от мага, такого свойства, что Галахоса никак нельзя отдать простому палачу.

А перепоручить эту обязанность кому-то из своих людей — слишком удобно. Слишком соблазнительно.

И слишком подло.

Губы Ирема скривились в саркастической улыбке.

— Я займусь тобою сам, Галахос. Будь уверен, что к исходу ночи ты мне все расскажешь. Абсолютно все.

… Да кто бы знал, как это мерзко! Ирем стиснул зубы. Хорошо, что факел, освещающий сырое помещение, находился за его спиной — иначе, чего доброго, Галахос разглядел бы бисеринки пота у него на лбу.

Рыцаря посетила мысль, исполненная разъедающей самоиронии. Он, пожалуй, меньше думал бы о предстоящей пытке, если бы они с Галахосом внезапно поменялись бы местами.

Ирем до последнего надеялся, что можно будет обойтись одной толькой угрозой.

Ведь Галахос трус. Конечно, он сломается… он _уже_ должен был сломаться.

Почему он до сих пор молчит?...

Как нестерпимо жертвовать собственной честью ради такой гадины, как этот маг.

Но Император стоит этой жертвы. Ради Валларикса он пойдет и на такое.

А потом он постарается, чтобы тот никогда об этом не узнал.

— Думаю, мы оба знаем, чего стоим, так что можешь не изображать героя, — произнес он глухо. — Тебе все равно придется говорить. Вопрос лишь в нескольких часах, которые понадобятся, чтобы выбить из тебя признание. Так что решай, Галахос. И быстрее.

Заключенный съеживается все сильнее, словно он надумал просочиться через стену. Но внезапно в темных глазах мага вспыхнула какая-то новая мысль, заставившая его просветлеть лицом.

— Дан-Энрикс не позволит вам меня пытать! — выкрикнул он.

О, Высшие. Какая же самоуверенная мразь!

Всецело полагаться на заступничество человека, которого ты предал и обрек на смерть. Не умолять о милосердии, отнюдь — всего лишь принимать его как должное. И требовать его, как то, что полагается ему по праву — хотя сам он никогда не проявил бы снисхождения к врагу.

Ирем прекрасно знал, что Валларикс бы очень долго колебался, прежде чем решиться дать согласие на пытку. Но, в конце концов он должен был бы согласиться. На кону был Великий город и судьба Династии, а не только его жизнь. Да, он бы согласился. Но легко представить, чего бы ему это стоило.

Улыбка Ирема была похожей на оскал, когда он произнес:

— Не льсти себе, Галахос. Я не собираюсь беспокоить Императора такими мелочами.

"И все-таки он ничего мне не сказал… во всяком случае, сначала" — вспомнил рыцарь, проводя ладонью по глазам.

Все пошло насмарку. Через несколько часов, когда Галахос все же начал говорить, от его рассказа уже не было особой пользы. Случилось как раз то, что Ирем силился предотвратить. Вторжение в столицу, паника и беспорядки в Нижнем городе и истерические слухи о Безликих, превратившие людей в неуправляемую, охваченную ужасом толпу… Лорд Ирем бросил пленника, чтобы заняться более насущными делами.

Больше он Галахоса не видел. Маг-предатель то ли смог бежать из Адельстана, то ли был освобожден кем-то из нападавших.

Даже сейчас Ирем не мог бы сказать, в чем он ошибся в прошлый раз. Возможно, он сумел бы помешать вторжению, если бы не растратил драгоценные часы на глупые сомнения и колебания, а заставил чародея рассказать всю правду сразу же, как только он был схвачен. Даже если бы для этого пришлось быть втрое, вчетверо безжалостнее с этим ренегатом.

А возможно, то фиаско только подтверждало мысль, которой всегда следовал Валларикс. Император был неколебимо убежден, что вынужденная жестокость еще никогда и никому не помогала.

Всеобъемлющий ответ на все эти вопросы мог бы отыскать только философ или книжник, проводящий жизнь в стенах библиотеки. И, возможно, это был бы правильный ответ. Но его никак нельзя было бы применить в реальной жизни.

… Оказавшись в своей комнате, Галахос торопливо опустил засов. Руки у него слегка дрожали. Надо же было так глупо и бессмысленно подставиться!.. Несколько последних дней он жил в столице, но при этом большую часть времени не покидал гостиницы. Из всех постоялых дворов он выбрал самый тихий и невзрачный — 'Золотую Яблоню', надеясь, что в подобном месте его никто не станет беспокоить. К его удовольствию, эти расчеты вполне оправдались.

Все бы хорошо, но мало-помалу эта блеклое существование отшельника начало его утомлять. И вот сегодня он впервые вышел в город, наложив на себя слабую иллюзию подобия и несколько искусно перекрещенных друг с другом отвлекающих заклятий. Таким образом, для посторонних наблюдателей он не просто изменил лицо, но и стал вдобавок совершенно неприметным, так что человек, протиснувшись мимо него в каком-нибудь кривом и узком переулке, через два удара сердца уже забывал, что был там не один. Чародей имел все основания гордиться. Это была изящная и ювелирная работа, достойная мастера. Более сильные и действенные чары могли бы заставить его выглядеть хоть молодым мужчиной с торсом и руками кузнеца, хоть юношей с едва пробившимся пушком на подбородке, но то, что сделало бы его полностью неузнаваемым в глазах обыкновенных горожан, мгновенно привлекло бы к его личности внимание любого из его коллег. Галахос понимал, что в праздничной толпе будут не только доминанты, но и наблюдатели от Круга магов.

Так что предпочел более сложный, но и более надежный вариант.

Ему казалось, что он все предусмотрел...

О, как он ошибался!

С суетливостью напуганного человека разжигая небольшой камин, Галахос спрашивал себя, какие фэйры его понесли на этот праздник. Захотелось хоть издалека взглянуть на Императора, узнать, насколько изменился Валларикс за эти годы?

Глупо, глупо, глупо!...

Впрочем, то, что произошло у Старого моста, нельзя было предусмотреть.

Маг позволил шумной, захмелевшей от бесплатного вина и прославляющей Валларикса толпе увлечь его навстречу праздничной процессии, куда, помимо Императора, входили лорды из его Совета, пышно разодетые придворные и неизменный эскорт доминантов. С того места, где он оказался, было превосходно видно лица всех участников процессии. Надменно поджатые губы лорда Бейнора Дарнторна, благодушное и несколько осоловевшее лицо Финн-Флаэна, приветливо-усталую улыбку Императора, державшегося в седле с присущим ему небрежным изяществом и успевавшего кивать в ответ на громкие приветственные крики, хотя маг готов был поспорить, что от них у Императора уже давно болела голова.

Валларикс в самом деле изменился. Он как будто постарел, как ни нелепо было говорить о старости по отношению к тридцатилетнему мужчине. Галахос помнил его совсем молодым, полным сил рыцарем, светившимся от счастья в день своей помолвки. С юношески-обаятельной улыбкой и до неприличия счастливыми взглядом человека, от избытка радости желавшего обнять весь мир. Маг испытал невольное злорадство, видя, как осунулось лицо Валларикса и как не вяжется с улыбкой Императора его усталый и необъяснимо грустный взгляд… как над сведенными бровями обозначились морщины от тревог и постоянных размышлений. Изменения были как будто незначительными, и, возможно, люди, видевшие Валларикса каждый день, их вообще не замечали. Но в памяти Галахоса Валларикс еще оставался тем юношей, каким он видел Императора в последний раз в день его свадьбы, и разница, как с удовольствием отметил маг, была разительной.

Но когда чародей, следивший за движением кортежа, перевел взгляд с Императора на его свиту и увидел лорда Ирема, скользившего по напирающей со всех сторон толпе людей обманчиво ленивым взглядом, маг непроизвольно вздрогнул. Он и не подозревал, что после стольких лет воспоминания окажутся такими яркими.

… Рыцарь смотрел на него в упор, и под этим мрачным взглядом узник чувствовал себя как насекомое, которое пришпилили к стене булавкой. Камни за его спиной были ничуть не холоднее этих глаз.

— У меня мало времени, — сурово произнес лорд Ирем. — Я уже потратил почти сутки, добиваясь от тебя признания. А между тем магистр из Совета Ста свидетельствует, что ты знаешь куда больше, чем сказал.

Галахос ждал, что к нему вызовут какого-нибудь мага. Но эта надежда рухнула, когда этот Хеггов калариец произнес: "Есть более простые способы заставить тебя говорить. Ты меня понимаешь?.."

Разумеется, Галахос понимал. Он вжался в стену, глядя на нависшего над ним мужчину с недоверием и ужасом.

— Вы не посмеете!...

— Посмею. И не сомневайся даже, — с леденящей ненавистью отозвался коадъютор, подойдя к нему почти вплотную и прижав ладонь к стене над головой Галахоса. Казалось, доминант с трудом справляется с желанием его ударить. Галахос явственно представил, как тот сильно, без замаха, бьет его в лицо, и рот мговенно наполняется солоноватой кровью… Он сглотнул.

Но Ирем его не ударил. Отстранившись, рыцарь с полминуты наблюдал за узником с каким-то новым выражением. Потом его губы изогнулись в саркастической усмешке.

— Я займусь тобою сам, Галахос. Будь уверен, что к исходу ночи ты мне все расскажешь. Абсолютно все.

В камере было довольно холодно, но по спине Галахоса ручьем струился пот.

До этой ночи он считал мессера Ирема цепным псом Императора, чем-то вроде бессловесного орудия. Пусть даже наделенного определенной предприимчивостью, но, в конечном счете, только исполняющим чужую волю. И закованным, как в латы, в нерушимость рыцарского Кодекса.

Но человек, стоявший рядом с ним, явно был так же мало связан Кодексом, как и вообще какими бы то ни было соображениями человечности и сострадания.

Галахос ощутил внезапный приступ острой жалости к себе. К тому, что он находится в руках у озлобленного коадъютора, который — как внезапно понял маг — не остановится ни перед чем, чтобы заставить его говорить.

Галахос оказался между двух огней. Здесь — мессер Ирем, угрожавший ему пыткой.

Там — мужчина с беспощадными глазами цвета голубого льда.

Как бы там ни было, Галахос точно знал, чего боится больше. Боли он, конечно же, не выдержит. Но он, по крайней мере, когда его спросят о его предательстве, он должен совершенно искренне сказать, что продержался до последнего. Иначе у него не будет ни малейших шансов уцелеть.

Галахос постарался отогнать подальше мысль о том, что шансов у него и так не будет.

Ирем оценил его молчание, как признак колебаний.

— Думаю, мы оба знаем, чего стоим, — сказал рыцарь с некоторым нетерпением. — Ты можешь не изображать героя. Тебе все равно придется говорить. Вопрос лишь в нескольких часах, которые понадобятся, чтобы выбить из тебя признание. Так что выбирай, Галахос. И быстрее.

Выхода не оставалось. На мгновение Галахос чуть не махнул на все рукой — какая разница, за что его убьют _потом_, не лучше ли избавить себя от ненужной боли?

Но секундой позже его голову закралась спасительная мысль.

Валларикс. Разумеется, он ничего не знает о затее Ирема. Галахос слишком хорошо знал сына Наина Воителя, чтобы поверить, что тот может одобрять подобный план. А без согласия Валларикса угрозы Ирема так и останутся угрозами.

— Дан-Энрикс не позволит вам меня пытать! — выкрикнул маг.

Облегчение так велико, что несколько секунд Галахос чувствовал себя почти счастливым. Правда, только до тех пор, пока не встретился глазами с доминантом.

— Ты сказал — 'дан-Энрикс'?.. — будто недослышав, повторил лорд Ирем. И внезапно ухмыльнулся. — Да ты себе льстишь, Галахос. Я не собираюсь беспокоить Императора из-за подобных мелочей.

… Даже сейчас, в спокойной тишине собственной комнаты, Галахос обнаружил, что скрипит зубами от бессильной злобы. Он ненавидел многих людей. Но никогда и никого — так сильно, как этого проклятого каларийца с его запредельной верностью Валлариксу.

Вот и сегодня этот человек — уже в который раз — ломал все его планы. Неожиданно увидев Ирема, Галахос ощутимо содрогнулся от неуправляемого, почти физического ужаса — хотя можно было бы заранее предположить, что ненавистный калариец будет там же, где и Император.

Коадъютор, разумеется, не мог увидеть этого. Но, судя по всему, скользя глазами по толпе и отмечая всякую деталь, которая могла иметь значение для безопасности правителя, он краем глаза выхватил в толпе лицо Галахоса.

Весь ужас положения был в том, что чары, наведенные Галахосом, действовали вовсе не на его внешность — сам он оставался тем же, кем и был — а только на сознание смотрящего. Колдовство срабатывало тем надежнее, чем дольше другой человек смотрел бы на носителя иллюзии. В первый момент лицо Галахоса еще могло бы показаться кому-нибудь смутно знакомым, но через секунду он бы уже убедился, что ошибся, а еще через секунду потерял бы к нему всякий интерес.

Но лорд Ирем видел мага только мельком, а потом уже не смог найти его в толпе, хотя и вертел головой с риском вывихнуть шею.

По-всей видимости, он его узнал.

Конечно, можно было утешаться тем, что рыцарь будет сомневаться, правда ли он видел мага — или ему это только померещилось. А в конце концов, не обнаружив никаких доказательств его пребывания в Адели, ог наверняка решит остановиться на втором предположении. Но, зная характер лорда Ирема, можно было ожидать, что еще прежде он перевернет вверх дном весь город и предпримет все предупредительные меры на тот случай, если чародей действительно находится в столице.

Это было настоящей катастрофой.

Как-никак, Галахос собирался задержаться здесь надолго. В идеале — даже навсегда.

Прошло уже не меньше половины от отпущенного ему срока до Эйслита, а маг до сих пор не разузнал ничего нового о местонахождении бастарда, получившего, как полагал Галахос, Истинное имя. Стремление прикончить этого мальчишку со временем превратилось у его хозяина в своеобразную навязчивую идею. И, в общем-то, такое рвение было вполне понятным.

Много лет назад Галахос обратил внимание на странный ритуал, существовавший у мужчин из императорской Династии. Достигнув совершеннолетия, каждый наследник Императора предпринимал попытку завладеть неким мечом, якобы завещанным потомкам Энрикса самими Альдами. Для этого он должен был спуститься в подземелье, местонахождение которого Галахос смог установить гораздо позже.

В принципе, и оружия, и музыкальных инструментов, и картин, созданных Альдами, осталось не так мало. Все эти вещи не ветшали и не портились от времени, и наследовались каждым новым поколением владельцев, как редчайшие семейные реликвии. В сокровищницах Императора таких вещей, по понятным причинам, было больше, чем где бы то ни было.

Но, по-видимому, меч не относился к их числу.

Галахосу пришлось потратить много времени на чтение и расшифровку древних свитков и новейших сочинений, прежде чем ему удалось мало-помалу по крупицам восстановить истину. Он с жадным удивлением прочел, что меч, завещанный Династии дан-Энриксов, был, если позволительно так выразиться, единственным в своем роде — ничего подобного впоследствии не удавалось сделать даже Альдам, что и говорить о людях с их убогим оружейным мастерством. Даже Светлые клинки, которыми сражались сами Альды, выглядели рядом с ним негодными подделками. Почему Альды отдали Энриксу подобное сокровище, Галахос так и не сумел понять. Зато он понял главное: это был меч, равных которому на свете еще не бывало — одним словом, Совершенный меч.

Способный, как считали авторы большинства хроник, даровать непобедимость своему владельцу.

Правда, Альды поручили Энриксу хранить их дар в укромном месте, да еще и оградили его Очистительным огнем, так что никто из многочисленных потомков императора, пытавшихся 'вступить в права' наследства, не сумел даже коснуться этого меча.

Но было ясно, что однажды кто-то из дан-Энриксов все же сумеет завладеть им. Что будет дальше, никто в точности не знал, но, зная Альдов, можно было бы предположить, что в их даре скрыты силы, равные — а может быть, превосходящие — мощь Темного истока.

Первой мыслью Олварга, когда Галахос рассказал ему об этом, было уничтожить меч. Но с тем же успехом можно было пожелать взять в плен Седого, захватить Туманный Лог и перебить всех Альдов.

Пришлось остановиться на более хлопотном, но и гораздо более доступном способе — истребить всех тех, кто мог претендовать на древнее Наследие. Это было тем проще, что к настоящему моменту род дан-Энриксов практически угас. После смерти Наина Воителя и нескольких бездарных покушений на его наследника, последними живыми представителями некогда многочисленной и полнокровной Династии был овдовевший Валларикс и его дочь. Причем принцессу можно было вообще не принимать в расчет, поскольку, как было написано в одной старинной хронике, 'кудель да не наследует Меча'. Иначе говоря, в роду дан-Энриксов наследниками Альдов были исключительно мужчины.

В отличие от своего отца, Валларикс оказался однолюбом. Ни потребности государства, окруженного враждебными соседями, ни постоянное давление со стороны придворных не поколебали Императора в настойчивом стремлении остаться верным своей бывшей королеве. А поскольку сам Валларикс не сумел достать меча, его до поры до времени оставили в покое.

Более насущной целью Олварг посчитал уничтожение мальчишки, пусть и не принадлежавшего к Династии, но все-таки имеющего в своих жилах кровь дан-Энриксов. Не рискуя возражать ему, Галахос все же сильно сомневался, стоит ли тратить так много времени и сил из-за какого-то бастарда. Мало ли ублюдков наплодили в свое время представители Династии!.. Никто же не рассматривает их и их потомков как возможных претендентов на наследство Альдов? Про себя Галахос полагал, что Олварг даже не подумал бы разыскивать проклятого мальчишку, если бы род Энрикса не угасал, рискуя оборваться на Валлариксе.

Но, как бы там ни было, Олварг приказал ему найти бастарда, а он этого не сделал.

Памятуя о своем последнем разговоре с Олваргом, Галахос рассудил, что время оправданий и различных отговорок кончилось. Если в ночь Эйслита он не сможет внятно объяснить своему покровителю, где спрятали мальчишку, Олварг скажет, что он больше не нуждается в услугах мага.

Что происходило с теми, в чьих услугах Олварг больше не нуждался, чародей знал даже слишком хорошо. И оказаться в их числе определенно не хотел, поэтому решил бежать в единственное место, где мог скрыться от людей своего бывшего хозяина. В Адель.

Только попав сюда, он понял, как же его вымотала постоянная готовность к неожиданным визитам человека с беспощадными глазами, будто бы прихваченными инеем. Только здесь он наконец-то начал спать спокойно, не боясь, что среди ночи дверь со скрипом распахнется, и вошедший в его мастерскую Олварг холодно прикажет ему встать.

В сущности, он навещал Галахоса не так уж часто. Между их беседами обычно проходило три-четыре месяца, а то и целые полгода. Чем его хозяин занимался в остальное время, маг не знал — или, вернее, заставлял себя как можно меньше думать о таких вещах. И каждый вечер с трепетом ждал нового визита. Он испытывал необъяснимый ужас перед Олваргом даже в тех случаях, когда тот бывал им доволен. А уж если тот беседовал с ним так, как в прошлый раз...

И все из-за проклятого бастарда!

Жар огня, горевшего в камине, никак не помогал Галахосу согреться. Он сидел в глубоком кресле, запахнувшись в теплую накидку — ту же самую, в которой был на улице — и все равно дрожал всем телом.

— Собачья жизнь… — пробормотал он про себя, зябко ссутулив плечи и поворошив поленья в очаге.

Действительно, собачья жизнь. Все время между молотом и наковальней. За пределами Адели — Олварг. Здесь — лорд Ирем… Совсем как тогда, когда проклятый калариец добивался от него ответов на свои вопросы.

Ну, а Валларикс по-прежнему не в счет. Разменная фигура на доске, не больше.

'Просто удивительно, каким ничтожеством может быть человек, даже когда он Император' — с озлоблением подумал маг, все больше согреваясь и мало-помалу погружаясь в сон.

… Он сидел у догоравшего костра, пытаясь отогреть дыханием застывшие ладони. Рядом спали, кое-как укрывшись ветками, два мальчика, а чуть поодаль развалился на траве большой лохматый пес, безропотно позволивший ближайшему к нему мальчишке обхватить себя за шею.

Галахос напряженно вглядывался в темноту за пределами лесной прогалины, куда не достигал круг света от его костра. Время от времени он нагибался и подбрасывал в огонь еще несколько веток.

Несмотря на холод, ему остро, до безумия хотелось спать. Он яростно тер слипающиеся глаза руками. Если же это не помогало, то достаточно было взглянуть на спящих рядом побратимов, чтобы сил у него несколько прибавилось.

Он не может спать. Как взрослый человек — а монсеньор сказал, что каждый, кто принес вассальную присягу, взрослый, независимо от возраста — он должен позаботиться об остальных… Галахос душераздирающе зевнул.

Клыкач, до этого спокойно спавший на земле — ему навряд ли было холодно — внезапно завозился, настороженно приподнимая уши. А потом негромко заскулил.

— Ты чего?.. — спросил Галахос. В груди неприятно екнуло — вот только новых приключений ему не хватало...

Кобель вывернулся из-под руки Маркия и сел. Шерсть на его загривке встала дыбом. Он ощерился, показывая нежно-розовые десны и внушительных размеров зубы.

Магу стало окончательно не по себе.

Он пошарил по земле и сжал в ладони нож, оставленный ему Этайном. Так, с оружием в руке, смотреть в лицо опасности казалось проще. И, в конце концов, он не один… Клыкач ему поможет.

Пес опять тоскливо заскулил, и вдруг, попятившись от догоравшего костра, в последний раз взглянул на мага, развернулся и неровными скачками бросился в сгустившуюся по краям поляны темноту.

Перепуганный до онемения в ногах маг уже собирался крикнуть или засвистеть, чтобы позвать его обратно, но как будто какая-то сила заставила его обернуться и взглянуть в ту сторону, куда смотрел сбежавший пес.

Сердце у Галахоса оборвалось.

Из темноты за ним следил безглазый волк — большая всклоченная тень, уставившаяся на мага черными провалами пустых глазниц. Он не рычал, не скалил зубы — в этом не было необходимости.

Не отрывая слепых глаз от лица мага, он шагнул вперед, на освещенную прогалину — и темнота шагнула вместе с ним.

Галахос ощутил желание зажмуриться, закрыть лицо руками и исчезнуть, перестать существовать.

Что-то подобное он уже чувствовал однажды. Где-то очень далеко… у Каменных столбов.

Но в тот раз он успел проснуться.

А сейчас все было наяву.

Он понял, что умрет, если это безглазое чудовище пробудет здесь еще хотя бы несколько секунд. Давясь застрявшим в горле криком, он пытался отползти как можно дальше от Слепого волка, и… не мог.

И тут он вдруг почувствовал, как в нем вскипает ярость. Значит, он, оцепенев от страха, будет неловко копошиться на траве, пока проклятое чудовище не бросится на Маркия и Юлиана?! Невозможно!

'Страха — нет!...' — с каким-то бешенством подумал маг, отталкиваясь от земли и вскакивая на ноги.

Боли — нет! Он выхватил из умиравшего костра занявшуюся головню и размахнулся ей, словно мечом на тренировке. Смерти — нет!!

— Пошел прочь! — он собирался крикнуть, но звук не проходил сквозь перехваченное спазмой горло, так что вместе крика получился еле слышный шепот.

Несколько долгих, как столетия, секунд, они стояли друг напротив друга. Маг, внезапно осознавший, что он почему-то стал гораздо меньше ростом, и безглазый волк.

Потом чудовище внезапно развернулось и беззвучно скрылось в чаще леса.

Только тут Галахос осознал, что толстый сук, который он по-прежнему сжимал в ладони, прогорел почти до самого конца. А ведь у него еще не зажил тот порез от их скоропалительного побратимства… Зашипев от неожиданно пронзившей руку боли, маг разжал ладонь.

И, вскинувшись, проснулся. В комнате было уже темно, только малиново сверкали догорающие угли. Несколько секунд Галахос бессмысленно таращился на них, не понимая, как он мог здесь оказаться, если только что он был в лесу и видел Волка.

Маг ощупал подлокотники своего кресла, словно сомневался в их материальности.

Кажется, тогда он был моложе. Он устал и хотел спать, но сил у него было больше, чем сейчас.

И он не чувствовал себя таким разбитым...

А еще он не боялся.

От одних воспоминаний об увиденном в лесу на лбу Галахоса невольно выступил холодный пот, а к горлу подкатила тошнота. Но ведь всего лишь несколько минут назад он совершенно перестал бояться то безглазое чудовище… он даже был готов сразиться с ним — с одной горящей палкой и каким-то маленьким, почти игрушечным ножом.

Безумие.

Если, конечно, не предположить, что это был не он. Но тогда это...

Маг едва не подскочил от озарившей его мозг догадки.

— Фэйры! Это был бастард! То есть… то есть я и был бастардом.

Он поднялся с кресла и в волнении сделал несколько кругов по комнате. 'Я говорил ему, что это возможно!' — с удовлетворением подумал маг. — 'Нужно всего лишь выбрать правильный момент… вот только что это нам даст? Смогу ли я теперь узнать, где именно находится мальчишка?...'

Маг нахмурился.

Он помнил, что в своем коротком сне — или видении, или воспоминании — он беспокоился о двух своих друзьях. Он даже припомнил, что кого-то из них звали Маркием. Но, пожалуй, это не могло ему помочь.

Еще мальчик вроде бы назвал кого-то монсеньором.

Это было уже интереснее. Значит, его отдали на воспитание в какую-нибудь знатную семью. Для должности оруженосца он пока что слишком юн. Скорее всего, и он сам, и два его товарища были пажами у какого-то аристократа.

Как их угораздило заночевать в лесу втроем в компании собаки, да еще и в Огневик?...

Маг поймал себя на том, что размышляет не о способах найти бастарда, а о том, что видел в своем сне. Теперь он готов был согласиться с Олваргом, относившегося к поискам мальчишки так серьезно. Судя по всему, у паренька прекрасные задатки.

То, как он повел себя в момент опасности, показалось магу совершенной дичью, но, по крайней мере, это впечатляло. И в какой-то мере подтверждало мысль, что… в принципе… бастард действительно мог оказаться тем Достойным, о котором говорили летописи.

'Что за околесицу он нес, когда увидел Волка?' — попытался вспомнить маг. — 'Страха нет… смерти нет… да, что-то в этом роде. Может, это чей-нибудь девиз? Мне кажется, я где-то это уже слышал. В любом случае, это прекрасная зацепка. Нужно только покопаться в книгах...'

Тут Галахос приуныл, сообразив, что 'покопаться в книгах' ему не удастся еще очень, очень долго. Ну не может же он, в самом деле, заявиться прямиком в Книгохранилище, располагавшееся по соседству с Адельстаном. Извините, мессер Ирем, не изволите ли вы убрать своих людей и предоставить мне возможность спокойно разобрать трактаты по геральдике?.. Да, чтобы решиться сделать что-то в этом роде, нужно было обладать характером треклятого бастарда, размахивающего перед носом Волка своей жалкой головней с такой самоуверенностью, словно эта тлеющая палка была легендарным Мечом Альдов.

'...'Смерти нет', еще бы, — с отвращением подумал маг. И боли тоже нет'

Да что этот щенок мог знать о смерти или боли?...

—… Ну и дозорный, ничего не скажешь! — Маркий, усмехаясь, тряс энонийца за плечо.

Крикс открыл глаза и обнаружил, что костер давно потух, а на прогалине уже совсем светло.

— Я заснул?...

— И еще как. Я тебя уже четверть часа добудиться не могу, — весело сообщил Этайн.

Его глаза насмешливо сверкали, но насмешка была мирной и какой-то не обидной. Крикс подумал, что он сам, скорее всего, разозлился бы, если бы Маркий вызвался покараулить их, а вместо этого заснул. Мальчику стало стыдно. Нечего сказать, хорош — во сне отважно борется с чудовищами, а на самом деле мирно дрыхнет, бросив спящих побратимов на произвол судьбы.

Тут взгляд "дан-Энрикса" упал на толстый, обгоревший сук, валяющийся на земле возле костра. От одного лишь вида этой палки сразу же заныла обожженная ладонь.

Глаза мальчика расширились.

— Где Клыкач?.. — спросил он.

— Пропал, — ответил Маркий огорченно. — Видимо, убежал ночью. Когда я проснулся, его уже не было. Может, еще найдется...

— Не найдется, — тихо сказал Крикс. Если та тварь, которая была здесь ночью, в самом деле ему не приснилась, то, похоже, вместо них она поужинала убежавшим псом.

— Слушай, тут с другой стороны от костра следы… похожи на волчьи, но гораздо больше… — нервно сказал Маркий. — Кажется, здесь побывал какой-то зверь. Я только не пойму, почему он нас не тронул.

— Это потому, что я… — Крикс прикусил себе язык. После того, как Маркию пришлось его будить, рассказ о ночном приключении должен был звучать, как самая бессовестная похвальба.

— Что? Ты его видел? Это _ты_ его прогнал? — с живейшим любопытством спросил Марк.

— Ну, в общем, да, — промямлил Крикс, чувствуя себя полным идиотом.

— А! Я, кстати, так и думал, — удовлетворенно кивнул сын Валерика Этайна.

Крикс воззрился на него, пытаясь разобрать, не издевается ли Марк над ним. Или… так уж сильно в него верит?

— Ты так думал? — глупо повторил "дан-Энрикс". — Почему?

— Потому что твои следы там тоже были. Ну и потом… у тебя до сих пор в руке мой нож.

Скосив глаза, Крикс обнаружил, что Марк совершенно прав, и смущенно разжал онемевшие пальцы.

— Ладно, ты давай буди Юлиана, а я пока влезу вон на то большое дерево. Сверху должно быть видно, где Эрхейм, — заметил Маркий деловито. И самокритично уточнил — Вообще говоря, я уже года три не делал ничего такого… в смысле, никуда не забирался. Но тут много веток, должно получиться.

— Почему именно ты? — сейчас же встрепенулся Крикс. — Я хорошо лазаю. Давай-ка лучше ты разбудишь Юлиана, ну, а я...

— С такой рукой? Не смеши меня, — хмыкнул Этайн, кивая на его ожог. — Лэр тоже не полезет, у него ожог еще почище, чем твой… Остаюсь только я.

Доводы Этайна были вполне убедительны, но мысль о том, что хрупкий Маркий полезет на дерево, хотя он не практиковался в этом деле уже около трех лет, смущала Крикса.

Он вздохнул и, опустившись на колени возле Юлиана, принялся трясти и теребить его. Калариец открыл глаза, но почти сразу же закрыл их снова и пробормотал, чтобы его оставили в покое. Все усилия "дан-Энрикса" кончились только тем, что его друг еще сильнее сжался на земле, стараясь хоть чуть-чуть согреться.

"По-видимому, нас так вымотала драка и… и то, что было _до_ нее, — подумал Крикс. — А Маркий такой бодрый потому, что ничего не видел. Хотя, — тотчас же мрачно оборвал он сам себя, — Маркий тут совершенно ни при чем. Он сторожить костер не вызывался".

— Вставай, Юлиан… ну вставай же! — повторял Рикс, тормоша заспавшегося каларийца. — Нам пора домой! Представь, что думают наставники… нас не было всю ночь!

— Наставники? — взгляд Лэра был быссмысленным и сонным, но он резко сел.

Крикс даже засмеялся. Вот, оказывается, как следует будить лаконцев. Одно слово о наставниках — и Лэр уже готов вскочить...

— Я думаю, нас уже ищут, — сказал он, переставая усмехаться. — Но гораздо лучше будет, если мы вернемся сами. Маркий влез на дерево, чтобы найти дорогу. Маркий!.. Ты что-нибудь видишь?! — крикнул он, задрав повыше голову.

— Да, — донеслось сверху. — Мы довольно далеко зашли… Петля справа от нас, а поле чуть левее...

— Куда левее? — мрачно спросил Юлиан, которому ответ Этайна справедливо показался несколько размытым.

— Трудно объяснить. Но я вас отведу. Теперь мы не заблудимся.

— Спускайся! — вклинился "дан-Энрикс".

— Х-хорошо… — с какой-то подозрительной заминкой отозвался Маркий.

Крикс заволновался.

— У тебя там все в порядке?!

— Да, тут просто ветка… низковато. Не могу достать. Но...

Что именно "но", Этайн так и не досказал. Раздался громкий шорок, треск ломающихся сучьев, а потом три крика разом.

Первым закричал "дан-Энрикс", осознавший, что Марк падает. Долей секунды позже его вопль подхватил Юлиан Лэр, а потом Маркий ударился о землю и так громко взвыл, что и Лэр, и Рикс мгновенно замолчали.

От этого глухого, полного боли крика у обоих мальчиков похолодели руки.

Они бросились к Этайну, в глубине души боясь, что с ним случилось что-нибудь действительно непоправимое.

Но после беглого осмотра стало ясно, что Маркий жив, и, в общем, пострадал не так уж сильно. Он был исцарапан ветками, сильно ушибся и едва мог шевелиться от боли, а одна ступня была неловко вывернута — совсем как у Рикса в день их встечи с Рам Ашадом — но, на первый взгляд, никаких более серьезных повреждений не было.

— Моя спина… — простонал Маркий, но схватился почему-то не за спину, а за поясницу. Крикс подумал, что его друг, видимо, ушибся копчиком, ударившись о землю. Хорошо еще, что ветки, разорвавшие одежду Маркия и расцарапавшие ему руки и лицо, замедилил его падение.

— Ну все, — сказал Юлиан Лэр, оправившись от первого потрясения. — Теперь придется ждать, пока нас не найдут.

— Вот еще! — возмутился Маркий. В его глазах стояли слезы, но выглядел он решительно. — Сейчас я полежу немного, потом встану и...

— Не встанешь, — сказал Крикс. — Один мой знакомый шад сказал, что, если ходить с такой ногой, то можно охрометь на всю оставшуюся жизнь.

— Ты-то не строй из себя лекаря… — боль сделала Марка более сварливым. — Неизвестно, сколько нам придется ждать Наставников.

— А мы не будем ждать. Приподнимись… — Крикс нагнулся к Маркию. — Вот так, ага. Теперь садись на спину и держись. Только за плечи, а не за шею.

Маркий забыл о своем раздражении и с удивлением уставился на Крикса.

— Совсем с ума сошел? — спросил он почти жалобно. — Ты знаешь, сколько тут идти?!

— Ну, нас ведь ищут. Может, мы их встретим по дороге, — беззаботно отозвался Крикс.

А про себя вздохнул — не говорить же Маркию, что он на голову выше и значительно сильнее, а сам Этайн выглядит так, так будто бы ему самое большее лет девять.

Старшие ученики столпились на опушке леса. Каждый знал, что они собрались ради серьезного дела, да и память о вчерашнем нагоняе до сих пор еще не выветрилась из голов лаконцев, но все почему-то чувствовали странный, почти радостный азарт.

— Вардос нас убьет, — заметил Кэлрин Отт с улыбкой, совершенно не идущей к делу.

— Это вряд ли, — хладнокровно возразил Димар. — Наставник запретил нам идти в лес прошлой ночью. А сейчас уже утро. Тренировки отменили, потому что все наставники заняты поисками младших. Даже наказание за драку нам пока что не назначили. Значит, мы можем располагать собой по собственному усмотрению.

— Где ты этого набрался?.. — хмыкнул Рэнси Эренс.

— Командуйте… эндер, — отрезал Дарл, не отвечая на вопрос. — Замену вам пока что не назначили, так что нам придется сделать вид, что мастер Вардос не лишал вас звания. Мы все ждем ваших приказаний.

Эренс сразу подобрался.

— Хорошо… тогда разделимся. Балин, твой галат пойдет осматривать Петлю. Мастера поехали по тракту, значит, мы должны обследовать в первую очередь ту часть леса, которая ближе к крепости. Грано — к северу от лагеря, отсюда до Пожоги. Брейс...

— Дан-Энрикс!

— Что?...

— Дан-Энрикс!!

На опушку в самом деле вышел Крикс — побагровшевший от натуги, с влажными волосами, липшими ко лбу и ярко блестевшими глазами. Рядом с ним шел недовольный Юлиан. Он несколько раз предлагал "дан-Энриксу" сменить его и понести Этайна, но друг всякий раз возражал, что ему пока еще не тяжело. Правда, последние несколько раз Крикс уже ничего не говорил и только молча мотал головой, пытаясь поберечь дыхание. Крикс догадывался, что его упрямство обижает друга, но всякий раз, когда он уже собирался согласиться на настойчивые просьбы Лэра, он внезапно вспоминал, как проспал большую часть своего "дозора". И от досады на себя готов был тащить на спине Этайна не то что до крепости — а до самой Адели, не давая себе не малейшей передышки.

Маркий, цепко ухватившийся за его плечи, оказался не так легок, как ему казалось поначалу. То есть весил он и правда не особо много, но идти с подобной ношей через лес, огибая овраги и переступая через вывороченные корни, становилось все труднее и труднее. Иногда у Крикса начинало темнеть в глазах от напряжения, и тогда он, обращаясь к самому себе, злорадно думал, что ничего другого не заслуживает человек, взявшийся сторожить своих друзей, и все равно заснувший.

Когда его внезапно окружила целая толпа старших учеников, Крикс даже ничего не понял.

Только через несколько секунд он в полной мере осознал, что они все-таки нашли дорогу в крепость, а просветы за деревьями — ничто иное, как раскинувшееся вокруг Эрхейма поле.

Лицо Крикса озарилось радостной и недоверчивой улыбкой.

— Дарл!.. Кэлрин!

— Вот это да, — рассмеялся Брейс Биран. — Мы собирались идти их искать, а они сами объявились. Где вы были, а?! Кто тебя так избил? И что случилось с Маркием?...

Рэнси взял Этайна к себе на спину, и Крикс с невольным облегчением вздохнул.

— С чего вас вообще понесло в лес? — спросил Димар сердито. Только что он был вне себя от радости, что младшие нашлись, но теперь он вспомнил, как всю ночь вертелся на постели, думая о том, что с ними стало, и почувствовал сильнейший приступ раздражения.

— Крикс пошел в лес из-за меня, — вступился Юлиан.

— Да. Его заколдовал блуждающий огонь, — разъяснил Крикс. — А я...

— А Крикс пошел за ним, чтобы вернуть его обратно, а потом они дрались, и Юлиан...

— А голубой огонь исчез. Он был живой, мигал и двигался...

— Ушел бы в лес...

— Как человеческое сердце...

— И тогда мы решили развести костер.

— Нет, это Маркий догадался. Я вообще забыл, что фэйры не боятся ничего, кроме огня.

— Жаль, я совсем ничего не помнил. Только тот момент, когда обжегся...

Так, перебивая друг друга и все время вспоминая новые детали, младшие кое-как добрались до конца истории. Старшие в молчаливом изумлении смотрели на трех первогодков, переживших в эту ночь такие приключения, о каких большинство из них даже не слышали.

— Я думаю, наставники не будут их ругать, — сказал в конце концов Ралькон несколько неуверенно.

— Ругать?.. — вскинулся Брейс. — Да за такое надо памятник поставить. Сначала Рикс спас Юлиана от приманки фэйров. Потом, пока все спали, отогнал какое-то чудовище от их костра… а под конец донес до крепости Этайна с его сломанной лодыжкой. Я бы хотел взглянуть на мастера, который стал бы после этого его _ругать_!

— Я тебе покажу такого мастера, как только наш наставник возвратится, — обещал Бирану Рэнси.

Остальные рассмеялись.

— Все равно, — упрямо сказал Брейс. — Раньше, если кто-нибудь из учеников Лакона спасал своего товарища, то его имя вырезали в камне на стене их башни!

— Угу, вот Крикса и заставят его выскребать — собственноручно.

—… Зубочисткой!

Крикс невольно веселился вместе с остальными, хотя при мысли о встрече с наставниками ему становилось несколько не по себе.

— Ну, в таком случае, плевать на мастеров, — мотнул темноволосой головой Биран. — Я предлагаю сделать возвращение Этайна, Лэра и "дан-Энрикса" в Эрхейм чуть более торжественным. В конце концов, они могли погибнуть.

— Правильно, — кивнул Димар. — Давайте праздновать.

—… Кажется, я с вами разговариваю, Рикс, — тон Вардоса был холоднее, чем огромный непротопленный камин главного зала. — Если вы и дальше будете пытаться выглянуть в окно с того места, где сейчас стоите, то, скорее всего, окосеете. Бросьте ребячиться и отвечайте, когда к вам обращаются.

Крикс вздрогнул и оставил попытки высмотреть, как Маркия, устроенного на носилках, несут через двор в походный лазарет.

Крикс с наслаждением бы надерзил наставнику со шрамом, но, к несчастью, рядом с ненавистным Вардосом сидели оба младших мастера — и Дейрек, и усталый, осунувшийся Хлорд. Так что пришлось изобразить внимание.

— Извините, мастер. Я отвлекся.

— Хорошо, тогда я повторю вопрос еще раз, — желчно сказал Вардос. — Правда ли, что старшие ученики кричали "Эйн дан-Энрикс!", когда вы вернулись в крепость?

Старший мастер тоже выглядел невыспавшимся, и его худое, землистого цвета лицо казалось мальчику еще более недовольным, чем обычно.

"Интересно, Маркий сможет в сесть в седло, когда настанет время возвращаться в город?" — думал Рикс. Вопрос Вардоса показался ему сущей ерундой. Крикс искренне не понимал, ради чего наставник тратит время на такие мелочи.

— Да, мастер, — отозвался он довольно безразлично.

— Прекрасно, — отрывисто сказал наставник. По его лицу было заметно, что он не находит в этом ничего прекрасного. — Вы знаете, что это за приветствие?

— Нет. Я как раз хотел спросить у Арклесса, но не успел, — честно ответил Крикс.

Сидящий сбоку мастер Дейрек попытался скрыть смешок за приступом кашля, но поспешно опустил глаза под уничижительными взглядами Хлорда и Вардоса, явно осуждавшими такую неуместную веселость. Крикс удивленно посмотрел на мастера, не понимая, что его так рассмешило.

— Лэр, а вы что скажете?.. — резко спросил Вардос.

— Так встречают Императора, — тихо ответил Юлиан. — Когда он въезжает в город… или в крепость, например.

— Совершенно верно, — прошипел Наставник. — Мне приятно видеть, что не все ученики первого года обучения так же невыносимо бестолковы, как ваш друг. Все верно, Лэр, в Легелионе так приветствуют вернувшегося из отъезда Императора. Тогда, может быть, вы объясните нам, причем тут вы трое? И в особенности Рикс?.. Что-то мне подсказывает, что все эти бурные восторги… — мастер выразительно поморщился — относились главным образом к нему. Не так ли?

Юлиан помялся, но ответил:

— Это из-за его имени, Наставник. Крикса в шутку называют… ну… "дан-Энриксом".

Вардос откинулся в кресле и обменялся с Хлордом выразительными взглядами. Лица обоих мастеров казались сумрачными от взаимной неприязни. Но на лице Вардоса, помимо ярости, было написано и что-то вроде злорадного удовлетворения. Казалось, если бы не присутствие в комнате первогодков, он бы не сдержался и спросил — "Ну что, допрыгались?". Но выяснять отношения с другим наставником в присутствии учеников не стал бы ни один из менторов Лакона, так что Вардос снова обернулся к Лэру с Риксом.

— Кто это придумал?

"Говорил же я Димару, что от его дурацкой шутки будут одни неприятности! — подумал Крикс, стараясь, чтобы эти размышления никак не отразились на его лице. — Интересно, как он посмеется, если Нетопырь дознается, кто это начал..."

— Вы с Лэром что, оглохли?.. Кто придумал называть тебя "дан-Энриксом"? — резко спросил наставник, в запале обращаясь к младшему ученику на "ты".

— Я не знаю, мастер. Это как-то само собой вышло… Я хочу сказать, так шутят с того дня, когда я поступил в Лакон.

Хлорд тяжело вздохнул и опустил глаза.

— И ты, конечно, сделал все, чтобы положить этому конец? — насмешливо спросил Мастер-со-шрамом, сверля Крикса взглядом.

Впервые за весь разговор "дан-Энрикс" испытал смущение. Если бы Вардос злился, или придирался к нему, как обычно, ему было бы гораздо проще чувствовать себя правым. А теперь...

— Н-нет, вряд ли.

— Разумеется, ты ничего для этого не сделал, Рикс, — произнес наставник Вардос веско, будто заколачивая гвозди. — Хотя ты должен был знать, что эти шутки незаконны и опасны. Но я замечаю, что ты вообще делаешь все, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Драка с Льюбертом Дарнторном. Опоздания к отбою. Потом — эта бешеная лошадь. Я уже не говорю о том, что вы устроили на празднике, чтобы лишний раз произвести на старших впечатление. Ритуал вступления в галат не может служить поводом для глупых шуток, Рикс.

— Мы не шутили, — процедил "дан-Энрикс".

— Помолчите!

Хлорд перевел взгляд со своего ученика на Вардоса. Потом обратно.

— Извините, Вардос, я не понимаю, — сухо сказал он. — О чем вы говорите? Какой еще ритуал?..

— Вот, — осклабился старший наставник. — Ваш мастер, Рикс, не поспевает уследить за вашими очередными подвигами. Слишком уж вы торопитесь их совершать. Я думаю, все дело в том, что у вас слишком много свободного времени… которое вы тратите на то, чтобы придумать, как бы еще отличиться перед вашими сторонниками и снискать себе известность среди остальных учеников. С сегодняшего дня и до возвращения в Адель вы с Лэром поступаете в распоряжение главного конюшего, мэтра Берке. Вы будете помогать ему в свободное от тренировок время. Я предупрежу, чтобы вам не старались дать самую легкую и чистую работу. Вы ее не заслужили, Рикс.

Крикс подумал, что, если он сейчас скажет все, что думает о Вардосе, то тот оставит его разгребать навоз до конца жизни. И, хотя он был ужасно зол, при этой мысли мальчик не сумел сдержать улыбки.