Глава X

В приемном зале дожидались выхода правителя придворные и те аристократы, которые рассчитывали лишний раз попасться на глаза Валлариксу. Лорд Бейнор Аракс Дарнторн с полудюжиной вассалов занял место у самой двери, почти вплотную к орденским гвардейцам. Аденор, как и многие другие, не желал быть столь навязчивым (точнее, не хотел толкаться у двери локтями с Тинто и Фессельдами), поэтому прохаживался взад-вперед по залу, заговаривая то с одним, то с другим гостем. В ту минуту, когда в зал вошел лорд Ирем, Аденор как раз прохаживался между колонн под руку с Финн-Флаэном и вел пустопорожнюю беседу о достоинствах тарнийских лошадей. Сам Аденор предпочитал халарцев, а Финн-Флаэн вообще не разбирался в лошадях и отвратительно сидел в седле, но имел слабость выдавать себя за знатока и часто рассуждать на эту тему.

—… Посмотрите-ка, Ральгерд, — сказал Фин-Флаэнн, оборвав свое бахвальство. — Не кажется ли вам, что этот человек ведет себя так, словно он — император?!

Филомер смотрел куда-то в противоположный конец залы, и лорд Аденору пришлось развернуться, чтобы посмотреть, что же привело Финн-Флаэна в такое раздражение.

Сэр Ирем вышел из личного аулариума императора, не удостоив ожидающих Валларикса аристократов даже взглядом. Темно-синий плащ, колыхавшийся у каларийца за спиной в такт стремительной походке коадъютора, казалось, подметает краем мраморный, зеркально чистый пол. Ирем демонстративно появлялся во дворце с мечом, в то время как все остальные должны были оставлять оружие у входа. Легкий гул, стоявший в зале из-за полудюжины одновременных разговоров, разом стих — все молча и неодобрительно следили, как рыцарь пересекает зал и нетерпеливым жестом приказывает салютующим ему гвардейцам опустить мечи.

— Вы совершенно правы, — сказал Аденор, кивая возмущенному Финн-Флаэну. — Кажется, с некоторых пор Империей правят не дан-Энриксы, а доминанты!

Ральгерд не сразу осознал, что он допустил грубую промашку. В наступившей тишине его приглушенный, но сочившийся уничижительным презрением голос прозвучал гораздо громче, чем хотелось лорду Аденору.

В глубине души Ральгерду было, в сущности, плевать на лорда Ирема и возглавляемый им Орден. Он даже считал, что, находясь на месте каларийца и обладая такими же полномочиями, любой другой человек позволял бы себе несравненно больше Ирема. Но, верный своей привычке соглашаться с собеседником и говорить именно то, что тому будет приятно слышать, он и сейчас просто ответил в тон Финн-Флаэну. И это — как он сразу понял — было страшной глупостью. Лорд Ирем, почти поравнявшийся с Финн-Флаэном и Аденором, приостановился, сузив свои светло-серые глаза.

— Доминанты — слуги императора, лорд Аденор, — жестко заметил коадъютор. — Мы не покушаемся править империей. В отличие от некоторых из присутствующих здесь аристократов.

Рыцарь неприязненно посмотрел на лорда Бейнора со свитой. Выпад был таким внезапным и настолько недвусмысленным, что на лице Бейнора Дарнторна выступили красные пятна. Он шагнул вперед, но сразу же остановился, пригвожденный к месту взглядом серых глаз, которые сейчас смотрели холодно и властно, без обычной снисходительной иронии.

На свое несчастье, Аденор не обратил внимания на выражение глаз рыцаря — его куда больше занимал вопрос о том, как сохранить лицо, не подав в то же время повода для вызова на поединок. Меньше всего Ральгерду хотелось встретиться с оружием в руках с таким противником, как Ирем.

— Я вовсе не имел в виду, что ваши люди неверны правителю, лорд Ирем, — ответил Аденор, стараясь, чтобы его голос звучал примирительно, но в то же время не заискивающе — такого ему не простил бы ни один из слушающих разговор аристократов. — Но я все-таки не понимаю, почему вы никогда не дожидаетесь выхода Императора со всеми остальными. Вы как будто бы намеренно подчеркиваете разницу между нами, а между тем все мы имеем рыцарское звание и носим тот же титул, что и вы.

Сэр Ирем неприятно усмехнулся.

— Разница между нами, мессер Аденор, заключается не в титулах. Вы можете прийти сюда за час, даже за два до выхода правителя, прохаживаться по дворцу, болтать о разных пустяках и чувствовать себя при деле. Оно и понятно, потому что, если бы вы не явились во дворец, вам было бы решительно нечем заняться. Все ваши заботы — послоняться по столице, потратить на обед два или три часа и почесать свою борзую за ухом. А у меня, представьте, есть обязанности, исполнение которых не терпит отлагательства. Так что, если вы позволите, я пойду в Адельстан, а вы пока заканчивайте вашу, несомненно, увлекательную и глубокомысленную беседу с лордом Флаэном, — губы Ирема сложились в тонкую улыбку, оскорбительную, как пощечина. — Я, к сожалению, не знаю, что вы обсуждали — новый цвет колетов для своих пажей, охотничьих собак или духи, которыми обычно обливаетесь, но я уверен, что ваш разговор как нельзя больше соответствовал вашему рыцарскому званию, о котором вы сейчас упомянули. Извините, мне пора.

Лорд Ирем развернулся и направился к дверям — на этот раз с подчеркнутой и вызывающей неторопливостью, как будто оставляя всем присутствующим шанс остановить его и ответить что-нибудь на оскорбительную отповедь, которой удостоился лорд Аденор. Но все подавленно молчали. Сохранявшие бесстрастное выражение лица гвардейцы отступили от дверей, распахивая одну створку перед коадъютором. Обе сразу открывали только для Валларикса.

Аденор смотрел в спину коадъютора, ожидая, что в дверях тот обернется, чтобы напоследок втоптать оскорбленных им аристократов в землю своей обычной иронической усмешкой. Но Ирем не обернулся, и, когда за ним закрылась дверь, Ральгерд внезапно понял, что так вышло даже хуже. Он буквально кожей чувствовал охватившую всех присутствующих неловкость, но при этом знал, что в глубине души каждый из них был рад, что калариец обращался не к нему.

До этого момента Аденор старался избегать вражды с кем бы то ни было, но это еще далеко не означало, что он готов был позволить себя оскорблять. Усилием воли Ральгерд заставил себя успокоиться и размышлять о деле беспристрастно. Конечно, он не станет посылать Ирему вызов — так мог поступить какой-нибудь сопляк, бредивший рыцарскими идеалами, а Аденор был совершенно не таков. Месть умного человека должна быть продуманной, как можно менее рискованной и — главное — выгодной. Лорд вспомнил Арно Диведа и их последний разговор, и в его голове забрезжила идея. Мессер Ирем мог бы, сам того не зная, избавить Ральгерда от досадной дани островным пиратам и их предводительнице. Нужно только выяснить, когда и где произойдет передача Королеве причитавшейся ей части груза, и окольными путями сообщить об этом рыцарям из Ордена. Пускай светлейший коадъютор потаскает для него каштаны из огня… Не приходилось сомневаться, что Ирем примчится на причал, едва узнав, что можно будет разгромить давно известную в столице шайку. Если вспомнить, какой славой пользовалась Королева в Алой гавани, то представлялось более чем вероятным, что при этом каларийец сам сломает себе шею и избавит Аденора от дальнейших хлопот.

* * *

Крикс снял ножом еще несколько стружек и для пробы запустил волчок на верстаке, стоявшем у окна. На этот раз тот заскользил по столешнице, как по маслу, вращаясь с такой скоростью, что глаз не успевал подметить оборотов, и волчок казался совершенно неподвижным.

Проходивший мимо Марк остановился.

Крикс поймал волчок, для вида еще раз поскреб его ножом — хотя работа, без сомнения, была закончена — и запустил еще раз. Его охватила ностальгия. Он вспомнил, как делал волчки для Тена и Тирена, и спросил себя, увидит ли он еще когда-нибудь приемных братьев и всех остальных членов семьи. Можно себе представить, каких ужасов могла навоображать мама после его побега, если даже отъезд Вали в крепость Четырех дубов казался ей трагедией! Раньше Крикс думал, что поступит в Энмерри в ученики, и с первой же оказией передаст весточку домой. И Фила станет приезжать в Энмерри, чтобы повидаться с ним и Вали. Кто же мог знать, что он окажется в Адели...

Крикс скорее чувствовал, чем видел, что Этайн не трогается с места, продолжая наблюдать за ним. Будь это кто-то другой, подобное внимание смутило бы "дан-Энрикса" и он бы поспешил убрать законченную игрушку с глаз долой, пока над ним не начали смеяться. Но Этайн был одним из самых сдержанных людей во всем отряде, и 'дан-Энрикс' был уверен в том, что Маркий, неизвестно почему заинтересовавшийся его занятием, пару минут понаблюдает за соседом и уйдет. Однако Марк не торопился уходить.

— Что это у тебя? — спросил он, присев на край скамьи.

— Волчок, — ответил Крикс, вертя в руках свою поделку. — Я его почти закончил, только не успел раскрасить.

Маркий с любопытством покосился на волчок, как будто ожидая, что тот снова ни с того ни с сего примется вертеться и носиться по столу.

— Раскрасить? А зачем?..

Тогда Крикс поднял голову и посмотрел на своего соседа с удивлением.

— Ты что, с луны свалился? Никогда таких не видел раньше?

Маркий чуть заметно покраснел.

— Нет, не видел. А зачем он нужен?

— Ну и ну, — Крикс рассмеялся. — Ни зачем не нужен. Так… игрушка. Я такие младшим братьям делал, еще дома.

— Ты по ним скучаешь, да? — спросил Этайн, внимательно смотревший на южанина.

— Скучаю, — согласился Крикс. Чуть-чуть подумал и спросил — А у тебя есть братья?

— Нет, у меня только сестры. Четверо.

— Ого!

— Вот-вот. Они мне дома страшно надоели. Но теперь я был бы рад еще раз их увидеть. Они с утра до ночи играли в куклы, ссорились друг с другом или что-то шили. А еще каждые полчаса бегали жаловаться друг на друга матери.

— А ты во что играл?

— Ммм… да ни во что особенно. Я в основном учился. Так хотел отец.

— Тогда понятно, — сказал Крикс. А про себя подумал, что ему, пожалуй, повезло гораздо больше, чем многим из его друзей-аристократов. Это ж надо — в десять лет даже не знать, как выглядит волчок! — А мы в деревне делали из палок деревянные мечи...

— Ну, на мечах я тоже каждый день тренировался, — вставил Марк. — Только не с ребятами, а с одним бывшим телохранителем из Мельса. Если честно, мне не очень нравилось. Летом мы ходили фехтовать на задний двор, на самый солнцепек. А зимой мне казалось, что защитная перчатка вот-вот примерзнет к руке, так что ее потом не отдерешь. И так по несколько часов, в любой день, кроме праздников. А стоит попросить о передышке — как тебе закатывают лекцию о том, что нужно быть мужчиной и бороться со своими слабостями. Не понимаю, как можно фехтовать для собственного удовольствия...

— Да мы не фехтовали, — покачал головой "дан-Энрикс". — Это было как игра… Еще мы делали ходули или строили из веток шалаши. Или купались. А однажды даже смастерили плот, только он быстро утонул. Играли в "барсука в мешке", в волчки и в кольца. В общем, было весело, — закончил Крикс, решив не уточнять, что очень часто самые веселые из этих развлечений ему приходилось наблюдать издалека, поскольку многими забавами верховодил Катти с дружками, а присутствия приемыша сын старосты бы ни за что не потерпел. — Хочешь, отдам тебе волчок, когда закончу?

— Да зачем… я же не маленький, — возразил Айн — впрочем, без особенной уверенности. Красноречивый взгляд, который Маркий бросил на волчок, доказывал, что он совсем не прочь им завладеть.

— Причем тут "маленький"? — пожал плечами Крикс. — На старших посмотри. Вон Синто Миэльвитт и его побратимы каждый день играют в куббл в парке Академии...

— Ладно, я возьму волчок, — быстро, словно опасаясь передумать, согласился Марк.

"Вот еще человек, который совершенно не похож на то, чем кажется" — глубокомысленно подумал Крикс. А вслух сказал:

— Ну и прекрасно. А не хочешь вечером пойти со мной и Юлианом к Дарлу? Он позвал нас посидеть у их костра на празднике. В лагере старших будут жечь костры и праздновать до самого утра. А мастер разрешил нам посидеть там до полуночи.

— Хлорд, может быть, и разрешил, но старшие не очень-то обрадуются, если новички придут сидеть у их костра, — покачал головой Маркий, снова принимая рассудительный и отстраненный тон, так удивлявший Крикса раньше.

— Так ведь нас же пригласил Димар. Мы с ним друзья. Пойдешь?..

— Пойду. А сейчас извини, я вообще-то шел по делу. Нетопырь велел найти мастера Дейрека и попросить его зайти к нему.

— И он, конечно же, велел тебе поторопиться с этим делом? — рассмеялся Крикс, довольный, что Марк тоже называет Вардоса Нетопырем.

— А как же, — Марк ответно улыбнулся. — Ладно, встретимся на ужине.

Крикс был удовлетворен беседой. "А он ничего" — подумал он о Марке. То есть Крикс, конечно, никогда не думал о нем плохо, но до сих пор его не особо интересовал сосед по комнате. А теперь оказывалось, что с ним тоже можно поболтать, как с Юлианом или с Дарлом.

С того дня, как они прибыли в Эрхейм, прошла неделя. По дороге в Крепость Крикс успел дважды вылететь из седла, причем оба падения произошли по его собственной вине — Фэйро ни разу не пытался его сбросить. Один раз Крикс не смог удержаться на спине у Фэйро, когда их маленький отряд на рыси одолел крутой и скользкий склон холма, а в другой раз лопнул ремешок от стремени, и потерявший равновесие наездник не успел вовремя придержать коня. После первого падения 'дан-Энрикс' сверзился в ручей на дне лесистого оврага, так что в крепость он приехал грязным, мокрым и покрытым синяками. Мастер Дейрек принял вновь прибывших в Деревянной крепости и, мельком взглянув на влажную одежду и на засохшую корочку грязи на лице и на руках "дан-Энрикса", велел согреть воды. Пока Лэр с Дарлом ужинали у огромного камина, Крикс сидел в большой бадье, наслаждаясь блаженным теплом и приятной болью в натруженных за день мышцах. Потом все они должны были лечь спать, но тут прислали человека из конюшни с жалобой на то, что приведенное лаконцами "чудовище" кусается и скалит зубы, как собака, и ни в какую не дается себя вычистить. Провожаемый насмешками друзей, Крикс вытерся, переоделся в чистую одежду и, пошатываясь от усталости, пошел в конюшню чистить Фэйро. Спать он лег уже глубокой ночью.

Когда на следующее утро Крикс и Юлиан услышали рожок, будивший остальных учеников, ни одному из них не захотелось подтянуть повыше одеяло и спокойно досыпать, пока не позовут на завтрак. Димар потом сказал им (несколько ворчливо, потому что младшие лаконцы разбудили и его), что через пару лет в Лаконе они начнут ценить каждую лишнюю минуту сна и перестанут вскакивать в такую рань.

Первогодки вылетели на порог как раз вовремя, чтобы увидеть, что ученики мастера Дейрека выходят за ворота, направляясь к лесу.

— Куда все идут? — спросил "дан-Энрикс" у дозорных, собиравшихся закрыть ворота.

— Тренировка на Петле, — коротко и непонятно объяснил лаконец, бывший всего на год или полтора старше Рикса с Лэром, но одетый в настоящую кольчугу и перепоясанный мечом. Стоявший рядом с ним подросток пресерьезно опирался на древко копья. Хотя в Эрхейме были взрослые, охрану здесь несли лаконцы. Крикс уже не удивлялся — только с нетерпением ждал дня, когда их наконец допустят наравне с другими охранять Лакон. Дарл, правда, говорил, что ждать тут нечего, поскольку все эти дозоры — только лишняя докука. Рот зевотой раздерешь, пока достоишь вахту на стене или у входа в башню.

Крикс раздумывал, не попросить ли у дозорного не запирать ворота и позволить им пройти, но тот, похоже, сам все понял по их лицам.

— Если хотите посмотреть — идите с ними, — сказал он великодушно. — Мы потом вас впустим.

И Лэр с Риксом беспрепятственно вышли из крепости.

Последние ученики, одетые в серые куртки, уже дошли до опушки леса. Добравшись до тропинки, начинавшейся прямо напротив крепости, лаконцы переходили на бег и быстро исчезали за деревьями. Чуть поодаль стоял мастер Дейрек.

— Уйдите с тропинки, — приказал он Криксу с Юлианом, не слишком удивившись, что приехавшие накануне младшие увязались за его отрядом. — И не заходите слишком далеко, а то еще провалитесь куда-нибудь.

— Куда провалимся? — не понял Крикс. Наставник снизошел до объяснений:

— Это Петля. Тропа для утренней разминки. В Академии вы просто бегаете вдоль стены, а здесь есть разные препятствия, которые нужно преодолевать. Ничего действительно опасного, конечно, но все равно каждый год случаются падения и вывихи. Вам с Лэром туда лучше не ходить. В первый год учебы проходить Петлю не полагается.

Однако было видно, что Дейрек настроен благодушно, и 'дан-Энрикс' попросил:

— А можно нам хотя бы посмотреть?.. Мы будем очень осторожны, мастер.

— Ладно, посмотрите. Думаю, вам будет интересно, — согласился Дейрек. И зевнул, не разжимая губ.

Он оказался прав — это и в самом деле было интересно. До сих пор Крикс с Юлианом полагали, что второгодки не так сильно отличаются от них самих. В конце концов, в отряде Дейрека встречались даже их ровесники. Но в это утро им пришлось признать, что разница огромная.

На их глазах лаконцы перепрыгивали через ров, потом, не покачнувшись, пробегали по наклонному стволу старого дерева, ловко соскакивали вниз и перекатывались по земле, не пачкая форменных серых курток, словно соприкосновение с травой и глиной было слишком мимолетным, чтобы загрязнить плотную шерстяную ткань. При этом ни один не обращал внимания на ножны с тренировочным мечом, висящие у каждого лаконца на бедре, как будто меч давно стал частью тела. Глубокий овраг, встречавшийся им дальше, ученики Дейрека привычно преодолевали, ухватившись за конец веревки и перелетая с одного берега на другой. Все это делалось быстро, молча и сосредоточенно, только на дне оврага жизнерадостно журчал ручей. Один из второгодков слишком рано отпустил веревку и, не удержавшись на глинистом откосе, с плеском рухнул в воду. Наверх он выбрался только с четвертой попытки — мокрый, перемазанный землей и, кажется, со здорово ушибленным коленом. На новичков, встревожено следивших за ним с другой стороны оврага, он даже не взглянул. Отер измазанные землей руки о штаны и побежал вперед, слегка прихрамывая. По мелькавшей за деревьями серой куртке друзья поняли, что дальше тропка круто забирает вверх.

— Переберемся на ту сторону?.. — с сомнением спросил "дан-Энрикс".

Юлиан выразительно показал глазами на дно оврага. Крикс мысленно согласился с ним, что, попытайся они последовать примеру старших, у них куда больше шансов оказаться там, чем на противоположном берегу.

— Тогда пошли назад. Раз это называется Петлей, другой конец должен выходить к тому же месту, где остался мастер Дейрек.

— Правильно, иначе он не стал бы там торчать...

В конце Петли был выкопан широкий ров, через который были перекинуты узкие, шириной в одну ступню, мостки без ограждений и перил. Посередине узеньких мостков стоял какой-то незнакомый ученик, держа в опущенной руке затупленный лаконский меч. Услышав их шаги, лаконец покосился на новичков, но тут же отвел взгляд, сосредоточив все свое внимание на противоположной стороне оврага.

— А это еще что?.. — пробормотал Криксу на ухо Юлиан.

— Если это то, о чем я думаю, то будет весело, — ответил Крикс. — Со стороны похоже на одну игру… У нас в нее играли, только с палками, а не с мечами. Называется — "Тролль на мосту". Мостом может быть что угодно. Настоящий мост, или доска, или бревно… Один игрок встает посередине, а другой пытается пройти. Задача тролля — сбросить его в реку. Тогда игра начинается с начала.

На опушке показался новый ученик и, вытащив из ножен меч, вступил на узкие мостки, осторожно подбираясь к 'троллю'. Крикс знал, что сражение на доске обычно происходит очень быстро, и поэтому не удивился, когда после первой же атаки нападавший потерял равновесие и, взмахнув руками, рухнул вниз. Когда младшие подошли поближе, обнаружилось, что ров заполнен мелким речным песком, смягчающим падение, а с краю закреплена толстая и прочная веревка, чтобы побежденный мог вскарабкаться наверх.

— А если бы туда свалился 'тролль'?.. — заинтересовался Лэр.

— Тогда победитель занял бы его место, и все бы пошло по новой, — объяснил 'дан-Энрикс'.

— Я хочу попробовать. Давай дождемся, пока старшие уйдут, и… — начал Юлиан, но почти сразу же умолк, заметив стоявшего невдалеке мастера Дейрека. Похоже, тот прекрасно понимал, какие мысли бродят в головах у младших, потому что до самого конца тренировки не выпускал их из виду.

Жизнь в крепости была куда скромнее, чем в Лаконе. Старшие ученики селились не в самом Эрхейме, а в палатках и шатрах, расставленных весной и осенью у леса, а зимой — прямо под забралом крепости. В первый же день после приезда Крикс и Юлиан увидели, как второгодки строят на опушке леса лагерь, где им предстояло поселиться. Ученики Дейрека вбивали в землю брусья частокола, устанавливали знамя, ладили скамьи из досок и готовили кострища. Самые ловкие, взобравшись на шесты, натягивали плотные холщовые навесы. Ровные ряды палаток вырастали, как из-под земли. Повсюду пахло деревом, смолой и дымом.

Арклесс смотрел на второгодков снисходительно. Он рассказал 'дан-Энриксу' и Лэру, что, когда его отряду в первый раз пришлось ставить лагерь, мастер Вардос придирался к каждой мелочи и заставлял своих учеников по двадцать раз переделывать уже готовое, зато теперь они действительно могут разбить походный лагерь за положенные полтора часа, вместо того, чтобы возиться с ним до самого обеда. Вскоре Криксу пришлось убедиться в том, что Дарл не преувеличивает. Отряд Вардоса приехал в крепость в тот же вечер. Старшие перекусили прямо в поле и сейчас же принялись за постройку и укрепление своего лагеря, как если бы они и правда были войском, вставшим на привал.

В тот день Крикс впервые испытал нечто вроде уважения к мастеру Вардосу. Еще до ужина у леса вырос лагерь, не идущий ни в какое сравнение с соседним. Двойной частокол и земляная насыпь защищали лагерь третьего энгильда ото всех возможных нападений. Ряды палаток были идеально ровными, сходившимися под прямым углом к прямоугольному плацу посередине. Со стены Эрхейма можно было видеть вбитый посреди плаца штандарт и замершего у древка дозорного. Юлиан Лэр скептически спросил, зачем ставить у стяга часового в лагере, где вход и без того надежно охраняется дозорными. Но ответ был слишком очевиден, чтобы кто-нибудь принял такое замечание всерьез. Излюбленная лаконцами всех возрастов игра в "Три штандарта" состояла в том, чтобы собрать у себя стяги из всех трех лагерей. То есть похитить у соседей два недостающих знамени. Даже старожилы Академии не могли припомнить случая, чтобы какому-то отряду в самом деле удалось подобное, но, тем не менее, попытки повторялись каждый год. Пойманных в чужом лагере лазутчиков всегда жестоко колотили, но охотников украсть чужое знамя все равно не убывало. Хотя бы потому, что тех, кто приносил чужой штандарт в свой лагерь, остальные чествовали, как героев, и на многих отблеск этой славы падал еще долго после этого — не неделю, даже и не месяц, а несколько лет.

Глядя на дозорного, навытяжку стоящего у стяга, Крикс попробовал представить, как принес бы этот флаг в Эрхейм. Картина была крайне соблазнительной — уже хотя бы тем, что мастер Вардос был бы в бешенстве, если бы стяг его отряда смог забрать какой-то новичок. Крикс тешил себя этой мыслью еще несколько минут, пока не вспомнил, что Димар живет именно в этом лагере. И если Криксу чудом улыбнулась бы удача, то у Арклесса подобный поворот событий вряд ли вызвал бы энтузиазм.

Так прошел весь остаток недели. Младшие тренировались вдвое дольше, чем в Адели, да еще и ездили верхом, но без занятий в скриптории и вылазок в город свободного времени все равно оставалось больше, чем в Лаконе. От нечего делать Юлиан и Крикс облазили все закоулки крепости. Тогда-то они и заметили, что над главным входом в крепость вырезана какая-то надпись.

— 'Страха нет, — прочитал энониец медленно, поскольку трещины на старом камне мешали разобрать написаное. — Боли нет. Смерти нет'.

Крикс с Юлианом с удивлением переглянулись.

— Ну и что это такое?.. — спросил Крикс после короткой паузы. Юлиан пожал плечами — впрочем, без особенного интереса. Крикс решил, что обратится к Арклессу, благо Димар, как иногда казалось Риксу, знал буквально все на свете.

— Видел надпись над воротами? — спросил он старшего при следующей встречи.

— 'Смерти нет'?.. — приподнял бровь Димар, копируя мессера Аденора. — Конечно, видел. Ну и что?

— Что она означает? Это чей-нибудь девиз?..

Дарл задумался.

— Мне кажется, создатели Лакона хотели сказать, что первый шаг к бессмертию — это способность стать сильнее страха. Наш наставник любит говорить, что в Академии нас учат преодолевать разные трудности, чтобы однажды мы смогли преодолеть себя. А вообще, на твоем месте я не забивал бы себе этим голову. Когда вы будете вступать в галат, вам все расскажут.

Когда настал вечер, Крикс долго лежал без сна на своем жестком тюфяке, заложив руки за голову и глядя в темноту, и давешняя надпись все маячила перед его глазами, будто ее написали огненными буквами на пололке их спальни. Он не мог отделаться от ощущения, что в этих трех коротких строчках есть какой-то тайный смысл, и что этот смысл почему-то очень важно разгадать. 'Страха нет...' — пробормотал 'дан-Энрикс', поворачиваясь на бок и уткнувшись лбом в подушку — и заснул с волнующим чувством, что вот-вот поймет самое главное. А утром все эти ночные размышления совершенно вылетели у него из головы.

* * *

Маленькая, небогатая по меркам гаваней корчма "Морской Петух" славилась прекрасной кухней — мяса тут почти не подавали, зато рыбу и разнообразных морских гадов могли приготовить так, что пальчики оближешь. Тридцать три различных способа обжарки, и для каждого — еще с полдюжины затейливых подливок по секретному хозяйскому рецепту. Только _знающие люди_ все равно ценили трактир не за достоинства здешнего повара и даже не за дешевизну. А за то, что хозяин "Морского Петуха" провел всю юность в Алой гавани и до сих пор охотно помогал своим. Укрывал краденый товар, давал приют сбежавшим от облавы… да и об облаве, если надо, мог предупредить заранее, поскольку портовая стража тоже отдавала должное "Морскому Петуху". В самой дружбе корчмаря с "волками" ничего особенного не было — в Семнадцати гаванях каждый второй трактирщик знался с сумеречниками (к обоюдной выгоде, конечно). Зато "Морской Петух", в отличие от прочих, оставался не облупленным, что в переводе с воровского на общеупотребительный язык значило, что городская стража о двурушничестве корчмаря не знала. И вот это уже было редкостью.

Впрочем, и сам хозяин "Петуха" был ловок. Даже очень ловок.

Имя его в Алой гавани упоминали редко, называя старым "сумеречным" прозвищем — Слепень.

Айя рассудила, что искать своих людей сейчас, когда по гавани шныряют распаленные охотой "псы", будет по крайней мере неразумно. Гораздо лучше отсидеться в "Петухе", пока облава не закончится. Айя оскалилась, вспомнив, что груз потерян безвозвратно. Одновременно ее посетила мысль, что "псы" как-то уж слишком быстро и уверенно перехватили их у нужной пристани. Не иначе, кто-нибудь навел.

Она сняла кольчугу и освобождено повела плечами. Привычка привычкой, но все-таки четверть пуда вороненого железа на себе таскать и в них же драться, да еще с таким противником, как тот, светлобородый — это вам не грецкие орехи в меду трескать. И не на вышитых подушках возлежать, как тот лощеный тип, лорд Аденор, встречавшийся недавно с капитаном одного из ее кораблей.

Айя взяла чистую тряпицу, закатала окровавленный рукав и стала бинтовать левую руку. Рана была чистая, такая быстро заживет и без целебной мази. Слепень, притащивший снизу бинт, светильник и кувшин с водой — умыться над стоявшим в углу тазом — переминался у порога, пытаясь сообразить, чем еще он может быть полезен.

— Платье принеси, — сказала Айя неразборчиво, зубами стягивая узел на повязке. — Такое… с широкими рукавами.

Трактирщик понимающе кивнул и исчез за дверью. Айя усмехнулась. Слепень, по всей вероятности, решил, что широкие рукава ей понадобились скрывать свою рану, хотя это как раз было дело десятое, подобная царапина могла бы приключиться даже от ножа. Которым девки в кухне мясо режут. Для нее сейчас куда важнее было спрятать сами руки — со следами шрамов, тонкой вязью островной татуировки и узлами мышц повыше локтя. С одной стороны, наемницы в портовых скромах попадаются нередко, и на ней одной свет клином не сошелся. Но и привлекать к себе излишнее внимание оставшейся без "свиты" Айе совершенно не хотелось. Чтобы переждать катившуюся по Нижнему городу облаву, следовало выглядеть как можно более невинно. Мельком бросив взгляд на туго забинтованную руку и решив — пока сойдет, она подперла плошкой на столе осколок зеркала и принялась заплетать волосы — сначала боковые пряди в две косы, потом все вместе — в одну толстую большую косу. Растрепать немного пальцами, все-таки ей полагалась выглядеть не как богатой и ухоженной девице из состоятельной семьи, а как задерганной служанке из ремесленных кварталов… Так, сойдет.

Айя покосилась на оставленные Слепнем кисточки и краску и ощерилась — дурак, мазилки-то зачем принес? Хочет, чтобы ее тут за потаскушку приняли?.. Впрочем, платье, которое Слепень занес через минуту, выглядело вполне прилично. Наверное, у кого-то из служанок одолжился. Айе хватило одного взгляда, чтобы понять, что в подоле платье будет коротковато. Да и в плечах как бы еще не треснуло. Но рукава были какие надо — мягкие, широкие, с тесемочками у запястий. Поверх платья Слепень положил потертый полукожушок. И посмотрел на Айю, ожидая одобрения.

Айя, долго не раздумывая, через голову стащила грязную рубаху и нырнула в платье. Взору содержателя трактира на мгновение открылась гибкая, с четко прорисованными мышцами спина. Слепня она не стеснялась совершенно. Да она и вообще мало кого стеснялась.

— Сойдет, — хмыкнула Айя, поводя плечами. И, приподняв подол, стащила с ног штаны. — Красилки свои унеси. Отдай той девке, у которой взял. Я тут от псов скрываться собираюсь, а не наверху подушки протирать.

Слепень криво улыбнулся, словно извиняясь, и быстро сгреб со стола дешевые румяна и другую дрянь.

— Тебе, может быть, ужинать сюда подать? — спросил он с заминкой.

Айя передёрнула плечами.

— Вот еще. Зачем тогда и переодеваться было. Вниз пойду.

"Развеюсь" — мысленно добавила она. Не так обидно, когда люди гибнут там, где полагается — в походе, в схватке за пузатые бочонки, расписные сундуки и дорогие ткани островных купцов. Но чтобы так, по-крысьи… в городе, в котором именами ее хирдманнов пугали по ночам детей! За каких-то полчаса погибли Стриг по прозвищу Косой, Фридлейв и Глемм с Айтмаром. Причем Глемма зарубил тот же светловолосый калариец, который дрался с ней самой.

Войдя в неярко освещенный зал корчмы, Айя привычно села к стойке. Самое что ни на есть мужское место. Запоздало спохватилась, что девице в платье и с косой такое поведение вроде бы не пристало… Но вставать и менять место было бы еще глупее, так что Айя осталась сидеть там, где села. Ничего, начнут цепляться — она быстро их угомонит. Здешнего сброда Айя не боялась даже и с перебинтованной рукой.

— Пива нацедить? — негромко спросил Слепень.

— Обязательно, — ощерилась разбойница. — С орешками солеными. Ты еще девочек бы предложил!.. Подай оремиса, а то те дурни у окна совсем от любопытства окривеют.

Слепень чуть слышно хмыкнул. В шумной компании, занявшей самой большой стол в корчме, на вышедшую сверху девушку действительно косились многие. А один вовсе даже оседлал скамейку боком, чтобы было лучше видно.

— А есть что будешь? — уточнил корчмарь.

— Ничего, — мгновенно посмурнела Айя.

— Не хочешь, что ли?.. Если из-за денег, то ведь я тебя, сам знаешь, и бесплатно накормлю.

— Нет, не из-за денег.

— Тогда почему? Ты же дралась. Должна была проголодаться, — сказал Слепень. От его заботливости Айе стало уже вовсе тошно. Она покривилась.

— Отвяжись, а?.. — Прозвучало это куда менее сердито и гораздо более устало, чем хотелось Королеве. — Был бы ты сегодня с нами в гавани… тебе бы тоже в горло не полезло.

— Ну, тогда пойду скажу девчонкам, пусть оремиса согреют, — пробормотал Слепень и исчез за дверью кухни.

—… Эй, красавица, не скучно тебе там одной? — раздался чуть хмельной, веселый голос, стоило только Слепню исчезнуть. — Хочешь, пивом угощу?

— Не хочу, — сказала Айя равнодушно, даже не взглянув на парня, обратившегося к ней. По голосу и так было понятно — молодой, нахальный… девкам нравится и хорошо об этом знает. А в остальном — пустое место, ничего особенного.

— А чего так? — совершенно искренне удивился тот. — Ждешь тут кого-то, что ли?..

Вот чего Айя терпеть не могла — так это подобной навязчивости. Лапать такой не полезет, нет. Зато пристать, как банный лист — это пожалуйста.

Она развернулась. Смерила непрошенного собеседника насмешливым, недобрым взглядом. Рожа у парня в самом деле была ничего, смазливая, а волосы — такого замечательного медного оттенка, что, пожалуй, даже залюбуешься. Если бы их хозяин еще рта не открывал...

А выглядел он даже младше, чем ей поначалу показалось. Самый пакостный, щенячий возраст, когда так и распирает всем на свете показать, какой ты есть мужчина. И на кулаках, и в пьянках, и, конечно, с женщинами.

— Дружков своих пивом угощай, — посоветовала Айя. — Тогда вам и девки не понадобятся. Еще пол-кувшина — и вам будет один Хегг, кого за коленки лапать.

Парень удивленно вскинул на нее глаза — а потом начал багроветь. Дошло.

Айя еще успела про себя подумать, что краснел он замечательно — так, как из всех людей способны только рыжие, с их светлой тонкой кожей. А потом парень открыл рот — и во всеуслышание сообщил, что, с его точки зрения, следует делать с самоуверенными девками вроде нее.

Среди островитян встречались мастера, способные, начав браниться, наплести две дюжины петель, ни разу не повторившись. Подвыпившему парню до такого мастерства было, понятно, далеко. Айя, глядя на него, осклабилась, прекрасно понимая, что насмешливая молчаливая улыбка разозлит молокососа куда больше, чем самый находчивый ответ. Но тут сидящий за соседним столом человек внезапно обернулся к разошедшемуся парню и негромко, как-то очень буднично распорядился:

— Рот закрой, сопляк.

На неожиданного заступника с равным удивлением воззрились все. И рыжий парень, и его дружки, и сама Айя. Одетый в кожаную куртку человек сидел вполоборота к ней, но сейчас, когда он развернулся к свету, она сразу же его узнала. Доминант из гавани! Только оставивший где-то свой синий плащ, в точности как она сама — кольчугу и другие вещи.

Сердце гулко стукнуло о ребра.

Вот ведь пересидела слежку, ничего не скажешь. Вообще-то вряд ли он успел ее так уж детально рассмотреть… но что, если все-таки узнает? Айя скрипнула зубами. И чего его сюда-то понесло, что, в Нижнем городе других трактиров нет?

Дружки рыжего молокососа недовольно загудели, а он сам раскрыл было рот, чтобы указать вшивому каларийцу его место, но, встретившись взглядом с собеседником, раздумал. Может, углядел лежавший рядом с каларийцем меч и рассмотрел получше оттиски на куртке, какие случаются от долгого ношения кольчуги. Но, скорее всего — просто встретился с холодными, насмешливыми серыми глазами и со всей отчетливостью понял, что, если светловолосый калариец сейчас встанет, то хвалиться удалью перед дружками ему не придется. Если бы чужак открыто угрожал ему, рыжий, надо думать, испугался бы гораздо меньше. Но у его противника был такой взгляд, как будто он прикидывал — надрать ли недоноску уши или просто взять за шиворот и вышвырнуть за дверь.

Обидчик Айи покраснел. Он еще прикидывал, смолчать совсем — или, спасая репутацию, все-таки буркнуть что-то напоследок, но калариец продолжал все так же молча наблюдать за ним, и рыжий предпочел неловко притвориться, что его вдруг страшно заинтересовало блюдо с выложенной на нем закуской — копчеными морскими гребешками, мидиями, сыром и румяными сухариками. Айя попыталась вспомнить, на что же похожа эта сцена, и сообразила: так дворовый пес, мгновенно оценив противника, которому только что собирался трепать холку, молча поджимает хвост и убирается с дороги. Зрелище по-своему даже красивое. Для всех, кроме того, кому не повезло попасть в такое положение.

Дружкам оплеванного парня вмешиваться тоже оказалось не с руки. Судя по дорогой, хоть и поношенной одежде, и в особенности по серебряной крестовине длинного тяжелого меча, чужак был птицей поважнее городского стражника. С таким связываться — как бы самому потом не пожалеть. Так, вероятно, рассудил про себя каждый из пятерых. И выводом этим остался донельзя доволен. Потому что проявить благоразумие — это, конечно, куда лучше, чем попросту струсить.

Айя видела подвыпивших мастеровых насквозь и знала, что они боятся каларийца даже впятером на одного. И это было даже отчасти обидно. Вот ее — хотя она могла бы сотворить с ними кое-что и похуже, чем этот белоголовый — они просто так, за здорово живешь, бояться бы не стали. Ну да, во многом из-за платья, разумеется. Но ведь не только. Вот этому каларийцу только бровью шевельнуть — у болтунов уже язык присох. А ей для такого эффекта нужно, чтобы за спиной стояли Глемм и Гирс. Или кто-нибудь почище.

Тут до Айи, наконец, дошла комичность положения. Этот проклятый доминант, с которым они мало не поубивали друг друга полтора часа назад, теперь вступается за "оскорбленную невинность". Чудом не смахнувшую ему сегодня топором полголовы — о чем светловолосый, разумеется, и не догадывался.

Чего он вообще полез?.. Может быть, рассчитывал, что незнакомка тут же преисполнился к "спасителю" глубокой благодарности? Айя покосилась на него через плечо. Да вроде нет. Во всяком случае, закончив с рыжим, доминант немедленно вернулся к недоеденному блюду. Ел он совершенно отвратительно, "по благородному" — то есть вместо того, чтобы воспользоваться пальцами, подолгу ковырял роскошно пахнущую жареную рыбу вилкой, чтобы подцепить такой вот ма-аленький кусочек и отправить его в рот. И снова ковырялся. От такого надругательства над едой Айе захотелось взвыть. Одновременно она с удивлением почувствовала, что и сама очень голодна — а ведь совсем недавно полагала, что не сможет проглотить ни крошки. Вероятно, главная причина была в том, что стол каларийца стоял близко к стойке, и она прекрасно видела, что именно он ест. От вида блюда с рыбой, выложенного зеленью и залитого белым соусом, у Королевы слюнки потекли. А рыцарь продолжал орудовать своей двузубой вилкой, по-прежнему не обращая на нее внимания. Вытаскивание тонких рыбьих костей его сейчас, похоже, занимало больше, чем все девки, вдовы и молодки в Нижнем городе.

Тут как раз подоспел Слепень с обещанным оремисом, и Айя удивленно осознала, что с его ухода прошло минут пять. А ведь казалось — много дольше.

— Я, пожалуй, все-таки поем, — негромко буркнула она, приняв у Слепня чашку. И сделала хозяину едва заметный жест: пригнись, есть разговор не для чужих ушей. Слепень подошел почти вплотную, наклонился. Айя повела головой в сторону рыцаря. — Это что за гусь?..

— Это… — неожиданно замялся Слепень. — Да кто его знает. Пес-выжлятник, с королевской сворки*. Так, захаживает иногда.

— Иногда, — насмешливо скривилась Айя, не преминув отметить, что ответил Слепень как-то слишком уж уклончиво. Пожалуй, имя рыцаря он все же знал, но называть не собирался. Даже ей. — То-то ты его, будто родного, усадил за лучший стол, да и накрыл, я смотрю, чисто. Даже вилку вон ему достал, аристократу драному. Чего это ты, Слепень? Не боишься, в гавани узнают, как ты "псов" обхаживаешь? Или, скажешь, в пиво ему плюнул?..

— Не плевал. И никому другому не советую, — ответил Слепень неожиданно решительно. И, немного помолчав, добавил уже мягче — Остынь-ка, Айя. Сама знаешь, я вам помогаю, чем могу. Но я теперь не "сумеречник", по ночным законам не живу.

— Угу, ты теперь вертишься, как вошь на гребешке, — сверкнула белыми зубами Айя. — И нашим что б, и вашим, лишь бы никому обидно не было. Ни мне, ни этому белоголовому.

И снова дернула головой в сторону каларийца, собирающего хлебным мякишем подливку. А потом решительно сказала:

— В общем, так. Делай что хочешь, но чтобы через полчаса его тут не было. Если бы мне хотелось ужинать на псарне, я вернулась бы обратно в гавань.

И тут Слепень ее удивил. Перегнулся через стойку — и почти беззвучно зашипел:

— Слышь, Айя, не дури. И зубы мне не заговаривай, я ведь с тобой не первый год знаком. Что, приглянулся?.. Сама с ним и разбирайся, а меня не впутывай!

Вероятно, говорить с ней в таком тоне во всем Нижнем городе мог только один Слепень. Помнивший ее не грозной Королевой Алой гавани, а худой, нескладной, обозленной на весь мир девчонкой, только что прибившийся к столичным "сумеречникам". Любому другому Айя за подобный тон язык узлом бы завязала. А уж за идиотское предположение, что этот калариец ей понравился!.. Она невольно покосилась на "выжлятника".

Тот пододвинул себе кружку с пивом, отхлебнул. И поймал ее взгляд, как ловят в схватке лезвие меча, каким-то шестым чувством угадав, куда придется следующий удар.

Глаза у него были не такими, как она запомнила их в гавани. Не светлого, стального цвета, а… ни дать ни взять весенние, редеющие облака, через которые вот-вот пробьется голубое небо — промелькнуло несуразное сравнение.

Рыцарь смотрел на нее в упор, и Айя сразу поняла, что он догадывается, о чем — точнее говоря, о ком — она шепталась с содержателем трактира. Айя напряглась. Вот сейчас под аккуратными усами каларийца проскользнет уже знакомая по гавани усмешка — и тогда она действительно его убьет. "Если получится" возникла в голове непрошенная мысль.

Но "пес" не улыбнулся.

Айя отвернулась к стойке, но при этом, как бы невзначай, устроилась на табурете так, чтобы можно было видеть стол и рыцаря, сидевшего за ним. Теперь, когда она так неразумно привлекла к себе его внимание, следовало быть настороже, а главное — не упускать его из виду. Айя пригубила свой оремис, искоса поглядывая на гвардейца. Напиток, как ему и полагалось, оказался сладким и горячим, хотя пряностей служанка положила слишком много. Но зато по телу от оремиса текло блаженное тепло, а это было самым главным. Калариец в это время отодвинул от себя тарелку и сделал Слепню знак, понятный каждому трактирщику.

Корчмарь кивнул и взял со стойки чистую полуторную кружку. Айя допила последние глотки горячего оремиса, следя за тем, как льется из бочонка пенная струя, а над кружкой вырастает пышная белая шапка. Слепень поставил кружку на поднос и уже собирался отнести ее, когда Айя, подчиняясь внезапному порыву, придержала край подноса.

— Погоди. Я отнесу.

Слепень удивленно вскинул на нее глаза, но поднос выпустил. Ухмыляться он, конечно же, не стал, но в глазах все-таки промелькнул задорный огонек, и Айе захотелось выдрать ему бороду. По волоску. Вот ведь старый дурак, вбил себе в голову Хегг знает что...

Наперекор этой трезвой мысли Айе вспомнился холодный стальной блеск в глазах гвардейца, отбивавшегося от ее людей, и где-то в животе возникло сосущее ощущение — причудливая смесь азарта, страха и восторга. Он был редкостным противником, этот светловолосый. Равных ему фехтовальщиков Айе уже давно не попадалось. Может быть, поэтому она и дожила до сегодняшнего дня.

Вот только Слепень не понимал главного.

Даже позволив себе на минуту заглядеться на смазливого "выжлятника", она в первую очередь оставалась Королевой Алой гавани, и думала прежде всего о благополучии своих людей. Красавчик-доминант руководил облавой в гавани, и, вероятно, знал, кто именно их выдал. Кроме того, он и сам являл собой достаточно серьезную проблему для всего Берегового братства. Если уж он не узнал ее, надо суметь воспользоваться ситуацией. По крайней мере, посмотреть, что можно из нее извлечь.

Айя взяла поднос и подошла к столу, стараясь двигаться непринужденно, но в то же время не шагать своим обычным резким и широким шагом. Из-за того, что большую часть времени она проводила на палубе своего корабля, походка Королевы мало отличала ее от любого из пиратов или моряков. Служанки из трактиров так не ходят.

— Ваше пиво, мессер рыцарь, — сказала она, подойдя к каларийцу ближе, чем требовала необходимость, и расчетливо коснувшись его локтем.

Рыцарь поднял на нее глаза. Айя подумала, что для задуманного дела одолженное Слепнем платье все-таки не слишком подходило. Куда лучше было бы одеться в яркий островной наряд — расшитый жемчугом корсаж, украшенная кружевом рубашка и, самое главное, более чем свободный вырез на груди.

Но, похоже, каларийца ее затрапезный вид не слишком-то смутил. Он откинулся назад, и, принимая кружку, с интересом посмотрел на мнимую служанку.

— Я не мог раньше где-то тебя видеть?

Еще как мог, вздохнула Королева про себя. Хорошо хоть, яростно перекошенный рот и надглазья шлема, закрывающие пол-лица, сделали ее неузнаваемой.

— Где это, мессер?.. — прикидываясь круглой дурочкой, отозвалась она, взмахнув ресницами.

Гвардеец неопределенно повел плечом и сменил тему.

— Как тебя зовут?

— Далька, — ответила Айя, смутно припомнив, что у Слепня, кажется, была служанка с таким именем. В то же время она незаметно пододвинулась еще поближе. Рыцарь одобрительно смотрел на ее грудь, туго обтянутую платьем.

— Не посидишь со мной, Далька?..

"Клюнул!" — радостно подумала Айя и потупила глаза — не следовало, чтобы доминант увидел в ее взгляде даже отблеск торжества. Со стороны это, должно быть, выглядело более чем естественно. В самой раз для девчонки из трактира, которой смерть как приглянулся благородный господин. Для полноты картины было бы неплохо покраснеть. Айя была уверена, что с этим возникнут сложности, но, к ее удивлению, кровь в самом деле прилила к лицу.

Конечно же, она не отказалась. Опускаясь на скамью, она скорее почувствовала, чем увидела, как давешний молокосос в бессильной ярости испепеляет доминанта взглядом. Как заставить каларийца разболтаться и назвать наводчика — кишки которого, вне всякого сомнения, следовало в назидание другим предателям развесить по всей Алой гавани — было пока неясно. Но Айя не сомневалась, что сумеет так или иначе извлечь пользу из более тесного знакомства с каларийцем. Если у нее получится улучить минутку и через Слепня послать весточку кому-то из своих людей, то гвардеец окажется у них в руках. А он, похоже, был не из последних в своем Ордене.

Сегодня "псарня" нанесла Береговому братству сокрушительный удар — а значит, и ответ должен был оказаться соразмерным.

Пока эти мысли вихрем проносились в голове у Айи, рыцарь успел приобнять ее за талию.

"Сейчас поцелует" — промелькнуло в голове у Королевы. Несмотря на всю практичность, с какой Айя отнеслась к своей рискованной затее, в груди почему-то сильно екнуло. Просто от мысли, как прекрасно все могло бы получиться, если бы сидящий рядом калариец был простым наемником или пиратом с ее корабля. Ну или, на худой конец, обычным горожанином… хотя какой из него, к Хеггу, горожанин!..

А ведь Слепень, фэйры бы его подрали, был не так уж и неправ.

Но рыцарь ее целовать не стал. Он все так же обнимал ее чуть-чуть повыше талии, и рука, которую она чувствовала на своих ребрах, была теплой, твердой и тяжелой, а сам жест — спокойным, собственническим. Айя искоса взглянула на ухоженную светлую бородку и на аккуратные короткие усы гвардейца, под которыми как раз в эту минуту промелькнула белозубая улыбка. Ей стало немного жаль, что он не захотел ее поцеловать.

— Заказать тебе чего-нибудь? — предложил калариец, заметив ее взгляд.

— Оремиса.

— И только?.. Хорошо.

Странный у него был голос. Хрипловатый, но довольно мягкий. Во всяком случае, сейчас.

Сленень как раз снова скрылся в кухне. Айя дернулась подняться.

— Так я пойду, скажу хозяину...

Рука, державшая ее за талию, не сдвинулась ни на полпяди.

— Сиди. С хозяином я как-нибудь договорюсь.

Нет, ну это надо же… "Сиди"! Ничего командного в тоне рыцаря как будто не было, но было кое-что похлеще — непоколебимая уверенность, что она его послушает. И Айя была готова спорить, что дело совсем не в том, что он считал ее девчонкой с кухни. Просто он всегда так разговаривал.

Айя искоса покосилась на красиво обрисованную скулу каларийца и улыбку, намечавшуюся в уголке губ, и неожиданно подумала — да фэйры с ней, с этой облавой.