Часть 3, Глава 14

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЧИСТИЛИЩЕ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Я вас сразу узнала, как только вы спровадили ходячий телевизор в со­седний вагон, — неожиданно сказала Стрельцова и искоса посмотрела на Петра.

— В каком смысле? — Петр понял это сразу, но прикинулся непонимающим.

— В самом прямом, — усмехнулась женщина:— Это ведь вы гнались с милици­онером за мной у трех вокзалов?

Петр решил, что запираться и отнекиваться — дурной тон. Да и не для этого он вел ее от самого коттеджа.

— Я не заметил, что вы меня узнали, — польстил он ее наблюдательности.

— Актриса… — коротко объснила женщина свое умение скрывать чувства.

— Неужели вы играете не только на сцене, но и в жизни: то бессмертную, то жертву, то актрису?

Она резко остановилась и в упор посмотрела на Петра:

— Так это вы меня убивали? — Стрельцова сделала страшные глаза.

— Угу! — усмехнулся Петр, и для верности кивнул головой.

— Зачем?!

— Если вы этого не поняли сами, то объясниться мне будет очень труд­но, — но подумав, добавил:— Во благо… Останавливал большее зло меньшим.

Стрельцова постояла в задумчивости еще с минуту и медленно направилась дальше, к театру. Петр молча пошел рядом.

— Для вас ведь тоже один и тот же день повторяется бесконечно?.. — она снизу вверх, повернув по-птичьи голову, заглянула ему в глаза.

Петр молча кивнул.

— Это что… Знамение свыше или нормальное явление? — спросила она.

— Ни то, ни другое, — вздохнул Петр. — Это наказание.

Стрельцова задумалась, опустив голову. Нашла камешек на плитах и стала его легкими пинками гнать перед собой.

— А ведь правда — это наказание, — едва слышно ссогласилась она:— Вроде бы находишься среди людей и одновременно в совершенном одиночестве. Камера пыток, как у средневековой инквизиции, — она вновь взглянула на Петра:— А кто это делает?..

— Не знаю, — задумчиво ответил Петр. — Сначала я думал, что найду того, кто это делает, и попробую свернуть ему шею, или погибну сам. Но позже не­ожиданно выяснил, что наказываются не только люди, но и более высшие су­щества.

— Значит — это Бог! — уверенно сказала Стрельцова.

— Один авторитет, из верхов, — Петр показал глазами в небо:— Он не с Земли… Так вот он сказанул, что Бог тоже попадал в такие ситуации.

— Да вы что?! — воскликнула женщина, явно испугавшись:— Это кощунство! Выше Него никого нет в нашем мире.

— В нашем — да! — согласился Петр.

— А… А… Как же это? — растерялась Мария:— Неужели есть что-то еще?!

— Не исключено, — подтвердил Петр и остановился. Они не дошли до той скамейки, где он сидел с Ириной, бывшей женой. Ему почему-то не захотелось дальше идти.

— Давайте присядем здесь, — предложил он Стрельцовой:— Вы ведь не торо­питесь в театр?

Мария подумала мгновение и уселась на скамейку. Петр расположился ря­дом.

— Почему без зонтика? — поинтересовался он, желая сменить неприятную для него тему.

— Я обычно во второй половине дня нахожусь под крышей, — рассеянно объ­яснила Стрельцова.

— И чем занимались все это время?

— Ждала.

— Что все пройдет само собой? — усмехнулся Петр.

— Как наступило, так и должно пройти! — удивилась актриса.

— А грехи по-боку? — вновь усмехнулся Петр:— Сами рассосутся?

— Какие грехи? — испугалась Мария и пристально посмотрела на Петра.

— Вы думаете, что случайно попали во временную петлю? Думаете, что просто там, — Петр еще раз показал на небо, — все образуется и нормальная жизнь продолжится?

— Какие грехи?.. — ужасаясь чему-то прошептала актриса:— Какие у меня грехи?.. — и неожиданно уткнулась в ладони и бесшумно расплакалась, судо­рожно дергая плечами.

Петр не стал ее успокаивать, ждал, когда она отрыдает. Ей же от этого будет легче.

А вокруг бурлила жизнь: по обе стороны бульвара мчались потоки машин, иногда звонко сигналя. Мимо скамейки шли прохожие, пробежали подскакивая от избытка чувств две школьницы, видимо у них отменили занятия. И никто не обращал внимания на мужчину и на украдкой плачущую женщину, будто их не было. Весь мир был по ту сторону жизни, а они по эту, непонятно какую. И не живые, и не мертвые.

Через полчаса, Стрельцова оторвала зареванное, с размазавшейся тушью, лицо от ладоней и всхлипывая спросила:

— Что же делать?..

— Исправлять себя, — жестко ответил Петр.

— Как исправлять? — продолжала всхлипывать актриса:— Это невозможно исправить, потому что давно прошло… А я здесь, застряла в одном дне… Как я исправлю?.. — и она по детски шмыгнула носом.

— Я же не предлагаю исправлять ситуацию, которая давно прошла, — твердо сказал Петр:— Нужно исправлять самого себя.

Стрельцова стала успокаиваться: вытащила из кармана куртки зеркальце, платочек и стала вытирать черные потеки на щеках.

— Вам хорошо говорить, — убитым голосом произнесла она:— У вас наверное и грехов-то почти нет. Вон вы какой уверенный в себе. А у меня...

— Сделанного не исправишь! — зло, с шипением в голосе, бросил Петр, за­метив, что Мария испугалась его вида. Он уже без нервов, но холодно про­должил:

— Я еще раз повторю: исправлять нужно не грехи, а самого себя! Плох тот человек, что совершает мерзости, но еще хуже тот, кто получает от мер­зостей удовольствие и радуется совершенному.

Актриса долго думала над его словами и с надеждой посмотрела ему в глаза:

— Так еще можно все поправить?

— Если честно осудить самого себя… покаяться… Не для отвода глаз, не для публики, а до глубины души, если она у тебя есть.

— Вам говорить легко, — с упреком произнесла Мария:— Что вы делали пос­леднее время?

— Почти пять лет сидел дома, — хмыкнул Петр:— Я пенсионер.

— Но вы не так уж очень… — она запнулась:— Выглядите?.. Я бы никогда не подумала...

— За выслугу лет, а не за возраст, — терпеливо объяснил Петр.

— Угу! — покивала головой Мария, поняв о чем речь:— Ну а раньше… Что вы делали раньше?

— Работал ликвидатором, — спокойно сказал Петр. Ему почему-то сильно захотелось рассказать ей все, или почти все о своей жизни. И от появивше­гося желания стало страшно.

— Аварии какие-нибудь? — продолжала интересоваться она.

— Людей ликвидировал.

— Как это?!

— По всякому: кого из пистолета, кого удавкой, кого холодным оружием или ядом, газом. Все было.

— И много?..

Петр на секунду задумался и честно сказал:

— Много.

— Вы были палачем?! — догадалась актриса, и немного отшатнулась от него.

— Да нет, — хмыкнул Петр:— Скорее киллером. Палачи работают в тепличных условиях, а я — в боевых. Последние годы ликвидировал профессионалов, ко­торые тоже были ликвидаторами. И как видите — выжил. Хотя многие из них, как я считаю, сильнее и более умелые, чем я. Против них на моей стороне был лишь один плюс — неожиданность.

Стрельцова недоверчиво покачала головой:

— Вы работали на мафию?

— Нет, — вздохнул Петр:— Еще до мафии. Я работал на государство.

— А как же вы… Вас?...

— Вы правильно все поняли, — усмехнулся Петр:— Меня должны были тоже ликвидировать. Но, очевидно, произошла какая-то накладка, — он не захотел говорить про гаденыша-кадровика, готовившего себе группировку.

— Дико как-то! — удивленно произнесла Мария:— Но совсем не исключено.

— Даже очень дико, — согласился Петр.

— Так вам никогда отсюда не выбраться, — задумчиво произнесла она:— Мои грехи против ваших совсем ничего не весят.

— Я надеюсь, что выберусь, — криво усмехнулся Петр:— Ликвидировал я не особенно чистоплотных людей. У каждого из них была уйма грехов. А потом: я ведь все делал чисто механически — без желания, без злости, равнодушно. Мне было все равно, если неожиданно отменяли приказ о ликвидации, даже тогда, когда нужно было сделать последнее движение, я не расстраивался.

— Вы такой жестокий?

— Не было у меня жестокости. Была работа. Но и жалости не было. Вот когда вы подползали к двери, в первый раз, во мне что-то шевельнулось, вроде жалости к вам.

— Так вы наблюдали за мной?!

— Да. Вы же возомнили, что можете распоряжаться жизнями людей по свое­му усмотрению. А вдруг бы после того, как Стас отрубил голову невинному человеку, наступило нормальное время?!

— Вы убили Стаса? — почти равнодушно спросила Стрельцова.

— Пару раз, — признался Петр, и неожиданно поинтересовался:— А вам его не жалко?

— Он же бомж!.. — возмущенно начала было актриса и внезапно прикусила язык.

— Вот-вот, — хмыкнул Петр:— Он такой же человек, как и мы, как осталь­ные.

— Я должна его увидеть! — Стрельцова резко встала со скамейки.

— Не спешите, — остановил ее Петр:— На вокзале вы его не найдете.

Она вопросительно смотрела на Петра, ожидая продолжения.

— Он искупает грехи своим способом, и по-моему — удачным, — Петр улыб­нулся:— Молодой парень, влетел по-глупости… Ничего, скоро выкарабкается.

Актриса медленно села на скамью. Мимо бежали люди, торопясь успеть что-то сделать, не обращая на парочку никакого внимания.

— И что дальше? — устало поинтересовалась Мария.

— Можно пойти ко мне, если не боитесь.

Женщина грустно улыбнулась:

— Я устала бояться. А после того, как вы в меня стреляли, вообще...

— Думаете отомстить? — с иронией поинтересовался Петр.

Она вновь усмехнулась:

— А какой смысл? — махнула рукой:— И зла почему-то нет. Даже неприяз­ни… Стала словно из дерева. Хожу через день, наверное три месяца подряд, на репетицию "Птичьей стаи". Пьеса отвратительная! Все сидят, морщат лбы, запоминают свои реплики. А я уже весь спектакль наизусть выучила. Так на­доело!.. Если бы вы знали!..

— Знаю, — вздохнул Петр, поднимаясь со скамьи и протягивая ей руку:— Пойдем?

Оказавшись в его квартире, она усмехнулась:

— Все почти как у меня. Только в моей комнате висят разные финтиклюшки и слоники с собачками из фарфора от бабки.

Петр воодрузил полиэтиленовый пакет с продуктами, которые они купили по дороге, на кухонный стол.

— Осматривайтесь, — сказал он:— Все стандартно, как в вашей квартире. А я пока что-нибудь сварганю, — он вытащил из пакета две бутылки: одну с вод­кой для себя, другую с вином, для нее. Стрельцова настояла на выпивке. По­том вспомнив, полез в комод и извлек на свет коньяк. Мария прочитала эти­кетку и чуть-чуть приподняла брови, от удивления, но ничего не сказала.

На кухне они выпили сначала по рюмочке коньяку, а потом каждый свое: он водку, а она вино. Закусили жареной колбасой и сыром. И немного попили чаю. Потом Мария прошла в комнату, задернула жиденькие занавески на окнах и попросила:

— Разденьте меня… А то я забыла как это происходит.

Петр подошел к ней, присел на край кровати и стал неумело расстегивать пуговицы на блузке:

— А я вообще забыл, что это такое, — серьезно сказал он. — Так что при­дется учиться всему заново, если получится.

— Ничего, — успокоила его Мария, и погладила по голове:— У нас все по­лучится.

У них действительно все получилось. Потом они заснули. А вечером, ког­да уже стемнело, Петр подскочил на кровати, разбудив разомлевшую Марию. Он резко стряхнул с отяжелевшей левой руки черные капли на пол: линолеум вновь задымился в местах падения брызг.

— Что случилось? — сонно поинтересовалась Мария, и приподняла голову, принюхиваясь:— Чем так воняет?

— Твоими грехами, — буркнул Петр, перестав трясти рукой и взяв на кухне чайник, залил дымящиеся пятна.

— Я не понимаю… — растерянно произнесла Мария.

— Подарок одного знакомого, — стал объяснять Петр:— Сделал мою левую руку каким-то накопителем человеческой грязи. А мне это совсем не нужно.

— Что за знакомый, что за грязь? — быстро спросила Мария.

— Долго объяснять, — Петр в последний раз махнул левой рукой. С нее ни­чего не упало:— А ты не сильно запачкалась, — сообщил он:— Правда немного больше, чем Стас, — и стал одеваться.

— Ты куда?! — удивилась Мария.

Петр усмехнулся и тут же замер, вспомнив увиденный им сегодня сон. Он ни разу еще не спал днем в петле времени, и вспомнил об этом только сейчас.

— Ты не слышала такого имени — Джебе? — спросил он у Марии, продолжая одеваться.

— Где-то на краю сознания, — она покрутила свободной рукой в воздухе, положив голову на другую ладонь и наблюдая за Петром.

— Приснился он мне, — задумчиво произнес Петр:— Давно его не видел.

— И что сказал? Я умею разгадывать сны.

— Ничего. Смотрел грустно и молчал.

Мария отрицательно качнула головой на подушке:

— Ничего не могу сказать.

— А ты что не одеваешься? — спросил Петр, внимательно посмотрев на жен­щину:— Вставай! Перекусим и пойдем.

— Куда?! — удивилась Мария, — поднимаясь с кровати:— Я думала, что ты пойдешь один...

— У нас сейчас совместное существование, — усмехнулся Петр. — Одевайся! — и прошел на кухню, жарить колбасу.

В темный подвал Мария спускалась с опаской, крепко держась за руку Петра. Увидев странную компанию, она тихо поздоровалась. Но ей никто не ответил. Несколько человек мельком взглянули на пришедших и отвернулись, слушая негромко читающего лекцию Александра.

Заметив в полумраке двух женщин, Мария успокоилась и пошла за Петром к столу. Осторожно уселась на стул, оглянулась на сидевшего на корточках у темной стены висельника, взглянула на священника, который тяжело вздохнул и налил себе пол-стакана. Петр протянул руку, чтобы щелчком очистить водку от примесей, но поп быстро убрал стакан и отодвинул бутылки в сторону, пробурчав:

— Не надо дъявольского, — однако подумав, добавил:— Меня отрава не бе­рет.

Петр дернул бровями и не стал настаивать. Ему нетерпелось скорее уви­деть Стаса. Было интересно, как они встретятся: Мария и бродяга. И о чем будут разговаривать.

Прошел час, но Стас не появлялся. Мария сидела тихо и не задавала ни­каких вопросов. Петр покосился на нее и заметил, что она поняла, в какую компанию попала. Но лекция ее не заинтересовала. Она исподтишка рассматри­вала людей, пытаясь понять за что они попали в такую передрягу. И еще она была очень удивлена, что не одна такая. Петр читал на ее лице мысли, кото­рые ее ужасали: "Неужели на всей Земле существует такое?.." Петр удивился. Он-то об этом даже не подумал и решил поговорить на эту тему с Тереховым, но не здесь, а в НИИ.

Александр сделал перерыв и подойдя к Петру, негромко сказал:

— Есть разговор, — и пошел из подвала на улицу.

Петр посмотрел на Марию, сделавшую движение тоже идти, и остановил ее жестом.

Александр зябко растирал ладонями плечи и поглядывал на высокое зарево от городских ночных фонарей. Петр подошел и молча встал напротив.

— Женщины видели милицейского полковника, — быстро сообщил Александр. — Ты поберегись. Он наверное по-второму разу пошел. Не помогла ему твоя ус­луга...

— А ты откуда знаешь о наших отношениях? — удивился Петр.

— Сорока на хвосте принесла, — хихикнул Александр, продолжив:— Они злые, те, которые во-второй раз, — и немного помолчав, спросил:

— Я тебя ждал в НИИ, вчера… Ты не пришел.

— Был убит на месте преступления, — усмехнулся Петр.

Александр посопел и поинтересовался:

— Им?

Петр молча кивнул в полумраке головой.

— Поберегись, — предупредил Терехов и спустился в теплый подвал.

Петр осмотрел пустынную улицу и пошел за ним. Мария обрадовалась, уви­дев его. Только он присел, как она не вытерпела и спросила:

— Как ты их нашел?

— Случайно, — тихо ответил Петр.

— А я дура!.. — Мария презрительно махнула рукой:— Думала что одна та­кая. А ведь вместе легче.

— Я бы не сказал, — буркнул Петр. — Бывает, что в одиночку во много раз проще и спокойнее.

Мария тревожно посмотрела на него, но допрашивать не стала.

Стас так и не появился. Петр подумал, что он решил не терять времени, все равно эти лекции Стаса не интересовали, и оставался до отключения у бабки, а утром прямиком — копать огород.

Уже за полночь висельник пошел в свою каморку и вздернулся. Мария все поняла по доносившимся оттуда звукам и заметно побледнела.

Опережая ее вопрос, Петр пояснил:

— Он каждый вечер… Проводит испытания. Думает поймать ту секунду, которая отправит его в мир иной.

Мария опустила голову и уставилась в стол, напряженно о чем-то думая.

— Завидуешь? — усмехнулся Петр.

Мария отрицательно покачала головой.

— Дурак! — внятно, пьяным голосом произнес священник, очевидно слышав­ший их разговор.

Петр даже не повернулся, а Мария подняла голову и пристально посмотре­ла на попа, который уставился перед собой в пустоту бессмысленным взгля­дом, будто деревянный истукан на древнем кургане.

— А тебя убивали?.. — негромко поинтересовалась Мария.

Петр выпятил нижнюю губу, прикидывая, что сказать, и нехотя ответил:

— В несколько раз больше, чем тебя.

— Кто?!

Петр неопределенно качнул головой, но не стал уточнять.

— А давно? — продолжала допытываться Мария.

Петр вновь помедлил и прислушался: в подвал кто-то спускался, шлепая мокрой обувью по бетону. Александр перестал говорить, и все как по команде уставились на лестницу едва видную в темноте.

Вниз неверной походкой спускался Виктор. Петр сразу узнал его шаги. И еще он определил, что милиционер в стельку пьян. Петр подобрался, готовый встретиться с любой неожиданностью. Даже священник протрезвел на несколько секунд, рассматривая старого знакомого.

Полковник был в форме, перемазанный с ног до головы грязью и глиной. Он дико потаращился на яркие после уличной темноты лампы, перевел непос­лушные глаза на Петра и заплетающейся походкой двинулся к его столу. При­остановившись посреди помещения, Виктор упал на колени и пополз к Петру, громко и надсадно всхлипывая, что-то пытаясь сказать. Но язык его не слу­шался.

Добравшись до стола, Виктор стукнулся лбом в бетонный пол и по плас­тунски продолжил движение уже под стол. Мария нервно ойкнула и вскочив со стула, быстро сделала шаг назад, заглядывая под столешницу. Петр не шеве­лился. Он уже понял, что сейчас будет и решил стерпеть все.

— Прости, ради Бога!.. — дурным голосом завыл Виктор и стукнулся лицом по ноге Петра. Нащупав губами туфель, он попытался его поцеловать, но у него ничего не получалось, губы не слушались. Петр подтянул ногу под себя, но с места не двинулся. Виктор что-то сообразил и разогнулся, оставшись стоять на коленях перед столом:

— Ради Бога!..

— Второгодник! — зло буркнул священник.

— Я не хотел!.. Но руки сами… Ну почему ты не сказал?!.. — и он пьяно зарыдал.

— Сгинь! — коротко и зло бросил Петр.

— За что?!.. — завопил Виктор во весь голос, брызгая слюной:— За что?!.. Прости! — еще раз попросил он у Петра отпущения грехов.

— Ты все соображаешь или окривел совсем?! — более спокойно поинтересо­вался Петр.

Виктор как лошадь замотал головой, подтверждая, что все понимает.

— Дело не во мне! — стал чеканить фразы Петр:— Дело в тебе! Ты забыл, что я тебе передал оттуда?!

Виктор изменил направление лошадиных махов с вертикального, на гори­зонтальный.

Петр хищно усмехнулся, оскалив зубы:

— Все помнишь! Все понимаешь!

— Помню… — всхлипывая выдавил из себя Виктор. — Я вчера не хотел!..

— Не во мне дело! — вновь резко остановил его Петр. — Если соображаешь, то должен понимать...

— Во мне… — едва слышно ответил Виктор и пополз в сторону, к темной стене, где недавно сидел висельник. — Дело во мне… — он шумно развернулся и уперся спиной в бетонную плиту, продолжая рыдать и причитать. Но доноси­лось лишь что-то кавказское, похожее на:

— Вай, вай, вай!..

Мария немного успокоилась и села на свой стул. Александр, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию. Виктор стал затихать и сонно засопел, зава­лившись на бок. Но спокойствие длилось недолго. Из группы слушателей под­нялся крупный мужик и выйдя на середину помещения со всего маха хрястнулся коленями об пол, а затем с деревянным стуком врезался лбом в бетон. Мария нервно дернулась, но не сорвалась с места. Александр неприязненно скривил­ся, тяжело вздохнул и снова замолчал. Слушатели вытащили свои бутерброды.

— За что, Господи?!.. — громко завопил мужчина разгибаясь, но не вставая с колен. В его голосе тоже были слезы, но не пьяные, а раскаяния. — За что ты нас так наказываешь?!.. — и тут Петр неожиданно заметил, что этот мужик сейчас просил не о себе, а обо всех. Это уже был прогресс.

— Нельзя же так, Господи!.. Мы все дети твои, рабы твои!..

Священник при этих словах вдохновенно перекрестился и неожиданно, тря­ся длинной сутаной, встал из-за стола, подошел неверной походкой к кающе­муся мужику и грохнулся на колени рядом с ним.

— Иже еси на небеси… — затянул он густым баритоном.

Слушатели стали мелко креститься, побросав бутерброды.

— Да святится Имя твое, да сбудется воля Твоя, — самозабвенно тянул священник:— Даждь нам днесь...

Мария не выдержала и тоже мелко перекрестилась. Петр молча и спокойно смотрел на представление.

Через полчаса все закончилось: мужик уселся к слушателям, даже не по­чесав коленки, с которых капала кровь, промочив порванные брюки, священник бухнулся на свой стул и нацедил себе пол-стакана. Александр продолжил лек­цию. Петр немного подумал и спросил у Марии:

— Нравится тусовка?

Мария растерялась от вопроса, но через некоторое время поджала губы, сдерживая усмешку.

— В вашем театре такое в жизни не поставят! — уверенно произнес Петр.

— Не поставят, — подтвердила Мария:— А как было бы нужно!..

Проснувшись в шесть пятнадцать, Петр решил сегодня никуда не ходить, просто посидеть дома. Он уже забыл, как маялся взаперти. Все время в бе­гах, весь в делах. И ему нравились его дела. Много дала библиотека, где добросовестно было прочитано сотни, а может быть, тысячи книг. Он воспри­нимал сочинения писателей как откровения. И каким же он был ограниченным до этого, просто жуть! А мир такой разнообразный и обширный… Но подкра­дывалось чувство насыщения: еще немного — и все! Его перестанут интересо­вать и волновать любые проблемы. Петр старался не думать об этом, не пред­восхищать события.

Понежившись в кровати, обогретой вчера женщиной, он откинул одеяло и пошлепал на кухню, ставить свой чайник. Решил сегодня расправиться с сай­рой. Мерзлый начатый батон так и лежал в морозилке. Петр прикидывал: можно все-таки сойти с ума, от кошмарного однообразия, или нет? Что например днем делает поп? Каждый вечер он регулярно приползает в подвал. На его месте любой кыхнется. А он нет. Значит, и от безумия они застрахованы. Чу­довищное испытание! Боль воспринимется как подарок. Самое настоящее чисти­лище для грешников. И не надо никакого ада. На Земле есть все, для жутко­го, невыносимого однообразия.

Позавтракав, хотя, как понял, мог этого и не делать, хватало старых жировых запасов, Петр встал у окна и бездумно наблюдая за все теми же пе­шеходами и машинами, которые вот уже почти два года, по его календарю, движутся мимо окон, не подозревая о несчастных людях, смотрящих на них в тысячный раз. Для пешеходов все было в первый раз. И этого Петр никак по­нять не мог. И даже Александр, со всей его эрудицией и головой, вроде Дома Советов, ничего не понимал.

Инопланетяне здесь совсем не при чем. Слабы в коленках. Если уж демон, если то был демон, попал в такую беду, то что говорить о простых смертных. А инопланетяне — такие же смертные, как люди. Может быть живут подольше чем люди, но все равно — не вечно.

И неожиданно Петр испугался мелькнувшей мысли: а что если во временной петле застрянешь навечно? Ну не на вечно, а хотя бы до угасания вселенной, о котором говорил Терехов. Значит можно пробыть в этом состоянии многие миллиарды лет! Петр нутром чувствовал размер тысячи, мог представить себе миллион… Но миллиард! Это же тысяча миллионов! А если миллиард миллиар­дов! Разве это по силам человеческой психике, выдержать необъятную глыбу лет?!

Он вспомнил, что читал о вечности. Ему понравилось одна притча, где говорилось о том, что если бы к алмазу размером в кубический километр один раз в миллион лет подлетал орел, и одним движением точил бы свой клюв об этот алмаз, то прошедшее время, за которое орел спилил бы этот кубический километр алмаза в порошек, всего лишь мгновение, относительно вечности.

А кто-то из физиков подсчитал, что для распыления таким образом алма­за, орлу потребовалось бы всего 10³⁶лет. Петр перевел для себя степень в более приемлимую и понятную цифру, получалось: миллиард миллиард миллиард миллиардов лет! Чудовищное количество времени! Очевидно столько и будет существовать наша вселенная. И не дай Бог застрять в одном и том же дне на все это время.

Но самое обидное — невозможно умереть! Сплошной облом! Петр не верил, что висельник найдет свою секунду. Скорее всего, он выбрал для своих тай­ных грехов именно такую, очень неприятную кару.

В его голове сложилась вообще черная фраза:"Оставь надежду всяк сюда входящий, каждый со своим грехом".

Из полного пессимизма его вырвал настойчивый стук в дверь. Петр на се­кунду задумался и улыбнулся, он уже знал, кто пришел. Отворив дверь, нак­лонил голову к плечу, немного кокетничая. Молча посторонился, пропуская в квартиру Марию с полиэтиленовым пакетом полным продуктов, и спортивной су­кой через плечо.

— Я сидела и думала, — призналась Мария, сбрасывая куртку и проходя на кухню:— Если гора не идет к Магомеду...

— Не хочу я в вашем кошачьем логове появляться, — откровенно признался Петр.

Мария внимательно посмотрела на него и вздохнула:

— Как давно все это было — быльем поросло: Котик, Киска, — и весело сказала:— А у тебя мне действительно больше нравиться, чем в тех хоромах.

— Значит будем пировать здесь, — улыбнулся Петр.

— И возбуждать давно забытые навыки? — хитро усмехнулась Мария.

— Я не против, — согласился Петр, попросив:— Давай о подвале — ни сло­ва?..

Мария молча покивала головой и поставила сковороду на плиту.

Есть почему-то совсем нехотелось: они выпили по рюмочке горячительного и Мария нырнула в ванную со спортивной сумкой. Зашумел душ. Петр поколе­бался и улегся в постель. Он ждал ее, вспоминая о своих мыслях, о кольце времени, о всех непокаянных, выброшенных за обочину жизни, помнящих то, что не должны были помнить. И не заметил, как Мария в махровом красном ха­лате, вышла из ванной, оканчивая заматывать на голове пышный тюрбан из полотенца.

Она не присела на кровать, остановилась посреди комнаты и слегка отки­нув полу халата, обнажила бедро. Затем начала медленно и бесшумно передви­гаться по небольшой комнате, мягко взмахивая летучими руками, иногда делая оборот, чем распушала подол халата. Неожиданно Петр понял, что она танцу­ет. И у нее это получается замечательно, не профессионально, а спонтанно, повторяя всплески душевных эмоций. Пол-шага вперед, полуоборот, пол-шага в сторону, легкая задержка, после которой резкий разворот, гибкий взмах ру­ками. Танец казался нереальным, словно во сне.

Лицо ее было серьезно, а глаза прикованы к глазам Петра. Он понял, что она танцует для него. И делает это удивительно красиво.

Неожиданно Петр вспомнил, что где-то читал: самыми приятными в движе­нии для мужчины были три вещи: танцующая женщина, скачущая лошадь и парус­ник в океане. Относительно танцующей женщины сейчас он был согласен больше чем на сто процентов.

Наконец, крутнувшись в последний раз, она с улыбкой упала ему на грудь и замерла.

— Аплодисменты молча, — хрипло сказал Петр, — поглаживая ее по спине и чувствуя, что сегодня его рука тяжелеет меньше, чем вчера.

— Лучшая награда — твои чувства, — прошептала она.

— А ты их ощущаешь?

— Угу! — подтвердила она и сбросила халат.

Они снова проспали до самого вечера. А Петр опять стряхивал черные брызги на пол. И еще раз видел сон с Джебе, который сегодня не был груст­ным, а был серьезным, с некоторой ироничной улыбкой на губах.

Поели и побежали в подвал. Там все было как обычно. Далеко за полночь пришел Виктор, чавкая раскисшими туфлями. Он снова весь перепачкался, но был трезв. Усевшись рядом с висельником, взглянул на Петра и безнадежным тоном негромко сказал:

— Их там нет. Я простоял в лесу часов шесть. Ничего меня оттуда не го­нит. Я пропал, — и уткнулся носом между колен. Висельник взглянул на часы и прошел в свою экзекуционную камеру.

Петр отвернулся от Виктора и стал слушать Александра. Мария тоже прис­лушалась к словам лектора.

— Поспешишь, людей насмешишь, — в своей манере нетвердым голосом бурк­нул священник в сторону Виктора.

Тот дернул плечами, но голову не поднял.

Этот вечер прошел тихо, никто не лез не стену, не бился о пол, не взы­вал к Богу. Но Марии все равно не понравилось, о чем она тихо сказала Пет­ру:

— Атмосфера угнетающая. Мне кажется, что изо всех здесь присутствующих ты один действуешь, а остальные только ждут.

— Они тоже не сидят без дела днем, — предположил Петр.

— Ты уверен?

— По крайней мере, Александр, — он показал головой в сторону оратора:— Загружен по горло. Ему времени не хватает.

— А давно он здесь?

Петр неопределенно пожал плечами:

— Мне сказали по секрету, что уже несколько тысяч лет...

Мария прикрыла рот рукой и тихо вскрикнула от ужаса.

— Но я думаю, врут! Может быть несколько десятков лет, — стал он успо­каивать Марию:— Но не тысяч.

— Не врут! — неожиданно буркнул со своего места поп, приоткрыв сонные глаза, и тут же смежил веки.

Мария подперла руками подбородок и Петр заметил, как по ее щеке катит­ся прозрачная слеза.

— Не расстраивайся, — погладил он плечо Марии. — Видишь, Стаса нет! Я завтра сгоняю к его колодцу, посмотрю, может у него все кончилось.

Мария медленно покачала головой в знак отрицания и прошептала:

— Не верю я, что для него все кончилось. Вот вернулся милиционер...

— Ладно, — вновь погладил ее по плечу Петр:— Утро вечера мудренее, и почувствовал, что левая рука, которой гладил, отяжелела. Не вставая, он резко встряхнул ею, окропив задымившимися брызгами бетон около стола.

Александр сразу же затих, принюхиваясь. Вслед за ним в их сторону посмотрели все слушатели.

— Дъявольское, — буркнул священник:— Преисподней воняет.

А Петр неожиданно заметил вспыхнувшие на секунду зеленым огнем глаза той женщины, укутанной в черный платок, которая не позволила ему помогать убираться в подвале.

"Ведьма! — промелькнула у него мысль. — И кого только здесь нет?"— с удивлением подумал он, примащивая голову на руках, лежащих на столе. Мария уже спала.