Глава 11

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Место для засады подвернулось неплохое: в густых кустах сирени, с ко­торых не опала листва, в десяти метрах от ворот и в двадцатипяти от двухэ­тажного особняка. Петру пришлось быстро гнать, и вновь отказаться от тра­диционного утреннего чая. Летел на "Жигуле" под сотню километров. Уже в кустах навинтил глушитель и загнал патрон в ствол.

Ждать пришлось недолго: минут через десять остекленная половинка двухстворчатой двери коттеджа распахнулась и на крыльцо выскочила Стрель­цова, держа в руках длинный предмет, завернутый в материю. Петр понял — это сабля. Торопясь, звеня связкой ключей, заперла дом на замок, что явля­лось хорошим признаком: в доме, кроме нее, никого не было. Грациозно, че­рез две ступеньки, сбежала на землю, держа клинок подмышкой, и свернула к вкопанному на уровень фундамента гаражу. Что-то там нажала и тяжелая дверь поползла вверх. Через три минуты кофейный "Форд", приглушенно урча, выполз на середину площадки, перед особняком. Стрельцова выбралась из салона и побежала закрывать дверь гаража.

Петру понравилась ее фигура и походка. И он подумал, что может быть найти иной способ вразумления дурехи. Но его прошлый опыт не подсказывал ничего, кроме силового воздействия.

Дождавшись, когда Ольга-Маша усядется за руль, Петр четырьмя едва слышными выстрелами пробил два ската, после чего машина сразу же осела на бок, и прошил два боковых стекла, осыпавшихся вниз каскадом блестящих на утреннем солнце осколков.

Когда машина наклонилась, Стрельцова еще ничего не поняла, но когда посыпались стекла, она с тоненьким криком вырвалась на улицу из салона и помчалась к гаражу. Петр хладнокровно всадил ей пулю под левую лопатку, а не в шею, как делал обычно. Женщина на миг замолчала, громко ойкнула и упала со всего маха на землю.

Петр вскочил на ноги и быстро побежал вокруг усадьбы, краем глаза наб­людая, как Ольга-Маша пытается ползти к крыльцу, оставляя за собой красную полосу. Перескочив через чугунную витую ограду, Петр свернул за угол и двигаясь вдоль стены, стал дергать все окна подряд, надеясь, что какое-то из них не заперто. Ему не хотелось попадать на глаза Стрельцовой. Не хоте­лось, чтобы она знала, кто ее застрелил. А ждать, когда она умрет от ог­нестрельного ранения в область сердца, или от потери крови, не было време­ни.

Наконец, на тыльной стороне особняка он нашел не закрытое на шпингалет окно. С трудом приоткрыл его и зацепившись за подоконник, одним силовым движением руками, вырвал свое тело на метр вверх. Улегшись животом на оконную коробку, обнаружил, что перед ним туалет, с двумя унитазами.

Спрыгнув на пол, он бесшумно, держа наготове пистолет, приоткрыл дверь. В доме висела тишина. Перебегая семенящими шагами от одной двери к другой, быстро исследовал первый и второй этаж. На втором этаже, в одной из спален в глаза бросился богатый ковер на стене, с одним клинком и кин­жалом внизу.

Меч был двуручный, в черных ножнах с черной рукоятью — японский, опре­делил Петр. Второго клинка не было, хотя две скобы торчали из ковра, нап­ротив японского меча. Второй саблей должна была быть казацкая шашка, кото­рой Петр "вчера" проткнул Стаса в подъезде полупустого дома. А сейчас этот меч находился в "Форде" с простреленными скатами.

На пуфике, у кровати с отдернутыми занавесями балдахина у смятой пос­тели, лежала записка:"Кисынька! Срочно уезжаю в командировку до 15 окт. Твой Котик. 10 окт."

"Домашний зверинец", — беззлобно подумал Петр, и спустившись вниз, при­таился, почуяв, что с улицы кто-то скребется в дверные створки. Он осто­рожно подошел к двери и сквозь сизое очевидно пуленепробиваемое стекло, увидел на крыльце Машу, которая все же доползла до дома и пыталась вста­вить ключ в замок, но силы покинули ее именно в этот момент. Она лежала лицом вниз, рассыпав белые, явно подкрашенные, волосы на розоватом бетоне крыльца. На спине светлой куртки с левой стороны виднелась почти незамет­ная дырочка. Из под ее тела выбегала струйка алой крови. Чуть дальше, на ступенях и на асфальте, ярко выделялась красная полоса — ее "последний" след на земле.

В особняке было несколько телефонов, Петр подумал, что наверное они все на одной линии. Еще раз взглянув на неподвижное тело Марии, быстро поднялся на второй этаж и найдя в справочнике у кровати, валявшемся рядом с телефоном, номер АТС, позвонил.

Дежурным голосом, девушка спросила что случилось.

— Понимаете, — начал мямлить Петр, стараясь придать голосу убедитель­ность:— Все время приходится звонить по чужим номерам, а свой никак не за­помню. Мне недавно сменили номер. И визитки куда-то затерялись — будте лю­безны!..

Девушка поняла, попросила подождать и через минуту сообщила Петру но­мер телефона, с которого он звонил. Петр повторил несколько раз в уме циф­ры и проделав обратный путь через окно туалета, оказался на улице. Он не стал смотреть на тело Маши, перескочил через забор и прячась за кусты, быстро пошел к своей машине, оставленной им в полукилометре от дачи помощ­ника депутата.

К колодцу Стаса Петр подъехал в половине восьмого. Подземного кварти­ранта уже не было. Возможно Стас достаточно сильно испугался и теперь бу­дет избегать встречь со Стрельцовой и с ним тоже. Но попозже Петру все равно нужно будет отыскать бродягу. И опять Петр не понимал: для чего это ему?.. Но старался не загружать себя непонятными вопросами, а действовал так, как что-то, опять же непонятное, подталкивало его к определенным действиям.

Не откладывая дела в долгий ящик поехал на рынок, где прошел мимо мно­жества не нужных лотков прямо к автомобильному закутку, где и купил пять литров концентрированной серной кислоты, даже не гадая, что с ней будет делать чужак. Поставил канистру в багажник и поехал в библиотеку, где не­давно наткнулся на книги по космологии, психологии и истории религии. Но ни в одной из них, он специально пересмотрел все оглавления, ничего толко­вого о времени не было. Петру казалось, что чаще всего авторы тужились описать то, что сами плохо понимали. Будто страдая отсутствием слушателей, они очень пространно рассуждали на страницах книг о том, во что не верили. Те же, кто что-то знал, книг не писали. В этом Петр был твердо убежден. Они действовали.

Его немного удивляло то, что всю свою жизнь плотно контактируя со вре­менем, ни один писатель не сказал внятно и понятно — что это такое? Петру показалось, что тайну о времени, о том, что это такое, намеренно скрывают, и она известна лишь посвященным. Вот он и хотел найти хотя бы несколько фамилий, причастных к тайне, и может быть потрясти их, прямо на дому, и спросить: почему он и его знакомые застряли в одном дне.

Петр не верил в чертовщину, да и науке особенно не доверял. Он вообще не умел верить, поэтому любые самоуверенные высказывания других людей вы­зывали у него сомнения в том, что они истинны.

Он боялся доверять даже собственным чувствам, хотя они его ни разу не подводили. Четко отделяя реальную возможность от призрачной фантазии, просчитывая очень многие хода противника. То что не мог вычислить, допол­нял интуитивным чутьем.

Даже появление странного чужака в подвале не поколебало внутренних правил Петра: мало ли бродит по земле снежных людей — йоти! Он про них чи­тал, и предполагал, что они реально могут существовать. И вот один из этой расы попал за что-то в компанию то ли наказанных, то ли случайно попавших не в то время, не в то место людей.

В сознании Петра копилась сильная неприязнь и к священникам, и к уче­ным, писавшим в книгах черт-те о чем, но только не о том: что такое чело­век? Для чего он нужен в этом мире: просто жить — когда первый день после рождения считается первым шагом к смерти? Помогать власть имущим держать в покорности население государства? И все это повторяется и повторяется ты­сячи раз, но в различных вариантах. Для чего она нужна — разумная жизнь? Не лучше ли быть безмозглой амебой, как сказал чужак? И что будет с ними дальше?

И какая же хилая эта жизнь — незначительный сбой в ее последователь­ности сразу переворачивал все вверх ногами. И никто ни словом не заикнулся об этом! Только и долдонят: не греши, исполняй заповеди — это священники, или живи честно, не причиняй другим зла — это идеологи от науки.

Ну откуда Петру в молодости было знать, как на практике исполняются все эти заветы?! Ведь своя рубашка ближе к телу! Чужая беда никогда не вы­зовет сострадания, если ни разу не испытал боли на собственной шкуре.

И еще одно понял Петр, что для очень праведного и человеколюбивого от­ношения к людям, нужно быть деревянным пеньком в дремучем лесу, находиться подальше от людей. И то, какой-нибудь грибник споткнется о тебя и в лучшем случае ушибется, а в худшем — свернет себе шею. Для того, чтобы человек был хорошим для других, необходимо сразу же, после его рождения, закапы­вать его в землю, не давая контактировать с окружающими.

Петр пришел к выводу, что лучшим выходом из этой ситуации был бы зап­рет на рождение детей. А самым действенным: избавится от нарушителей, то есть — уничтожить всех людей и тогда некому будет нарушать заповеди, и не­кому будет причинять зло. Однако, люди существовали, и он в том числе, и для чего-то были нужны. И каждый человек хоть однажды, но что-то нарушил. Значит и заповеди и все придуманные самими людьми законы — неверны.

Именно потому, что Петр не умел верить, не знал как это делается и для чего это нужно, он не мог найти ответа в книгах. Петр отлично видел, что любое, даже самое безобидное действие человека в конце концов приводит к противоречиям между людьми, к нарушениям хороших взаимоотношений. К беде приведет и простейшее действие, если все станут поддакивать друг другу.

Невозможность понимания жизни людей в нормальных условиях, не пугала Петра, а лишь вызывала сарказм. Поняв, что он не сможет разобраться даже в обычной жизни, Петр плюнул на желание понять свое закольцованное одноднев­ное существование. Но возникшая уже привычка вычитывать в книгах что-то новое, вела его в библиотеку, однако без прежнего энтузиазма, по— инерции.

К подвалу Петр подъехал поздно, около двенадцати часов: библиотекарша что-то там составляла, наверное отчет посещаемости, поэтому задержалась и выгнала его из-за стола в одиннадцать. Почти все были на месте, кроме ми­лиционера. Возможно он занялся каким-то делом, или выскочил из петли, что было бы несправедливым по отношению ко многим из подвала. Себя Петр не включал в список обиженных.

Чужак неподвижно, словно статуя, сидел за своим столом. А за соседним поп, ссутулив плечи и уткнув нос в бороду на груди, сонно сопел, иногда по лошадиному всхрапывая. Петр заметил, что священник почти прикончил вторую бутылку, и, очевидно, витал где-то между небом и подвалом. Профессор се­годня читал лекцию более равномерно, слушатели сильно не дергались, внима­ли спокойнее, чем вчера. Висельник наверное уже подвесился — у стены его не было.

Петр подошел к пришельцу и воодрузил на стол канистру с кислотой. Чу­жак шевельнулся и протянул руку в лохмотьях к бачку, подтянул к себе и стал крутить в разные стороны. Петр понял, что он не знает, как добраться до кислоты.

— Ну ка, дай! — сказал Петр и взялся за ручку канистры. Но чужак на­мертво вцепился в принесенное богатство. — Я открою тебе крышку, — объяснил Петр:— Раз принес, то наверное забирать не собираюсь.

Пришелец отпустил сосуд, внимательно наблюдая за тем, как Петр отвин­тил пробку.

— Ну и что ты с ней будешь делать? — хмыкнул Петр:— Пить, что ли?

— Угу, — буркнул чужак и сунул длинный палец внутрь бачка, вытащил и вроде бы понюхал или облизал. Хотя, как заметил Петр, нюхать у него было нечем: вместо носа и рта, на том месте где должно быть лицо, болтались лохмотья. И еще черная голова вся была в шишках, а тело в каких-то буграх. Правда были плечи и довольно толстые руки. Но между кусочками отставшей кожи на лице, или чего-то другого, иногда матово поблескивали точки, напо­минающие глаза.

Пока пришелец нес палец намоченный в кислоте над столом, несколько ка­пель упали и пластик столешницы, который запузырился и зашипел, выделяя вонючий газ.

— Осторожнее, — предостерег его Петр:— Она же концентрированная.

— Слабовата, но пойдет, — наконец сказал чужак, растворив над подбород­ком какую-то щель и вроде бы лизнув палец. — Ничего чистого у вас нет! — укоризненно сказал он Петру. — Все перемешано. Вот и здесь: как его?.. — он с надеждой взглянул на замолчавшего профессора, с интересом наблюдавшего за пришельцем. Но остальные слушатели, кроме той женщины с грудным голо­сом, которая отбрила Петра, не разрешив ему помочь в уборке подвала, горя­щими зелеными глазами смотрела то на Петра, то на пришельца.

— Ну как же его?.. — повторил чужак и вспомнив, мотнул головой:— Вот! Кальций, в виде кусочков гипса и алебастра. Да эта проклятая смесь, забыл совсем… — сказал он с сожалением:— Плохо я знаю вашу химию, — добавив:— Серы мало, а кислорода и водорода много...

— Так положено, — негромко сказал профессор, поправляя сползающие на нос очки:— Формула у кислоты такая: два атома водорода, один атом серы и четыре кислорода.

— Вот-вот, — подтвердил чужак:— Ничего чистого. Все стараетесь переме­шать, как пастыри, не к ночи будет сказано.

— Что за пастыри? — поинтересовался Петр.

— Тебе о них лучше не знать, — буркнул пришелец, приподнял канистру и в течении минуты влил ее содержимое в щель над подбородком, после чего удов­летворенно крякнул.

Он не задымил и не взорвался, как ожидал Петр. Канистра стояла на сто­ле и была пуста.

— Ну ты даешь! — удивился Петр. — Тебе бы в цирке выступать.

— Цирк — это где людишки по веревкам бегают и по арене скачут? — само­довольно спросил пришелец, удовлетворенно откинувшись к стене на жалобно заскрипевшем стуле.

— Люди, а не людишки, — медленно и внятно поправил чужака Петр. — Оши­бешься еще раз в произношении, сделаю тебе плохо, — зло пообещал он. От та­кого унижения у Петра внезапно всколыхнулось зло, но быстро растаяло.

— Да я так, нечаянно, — чужак наклонился вперед, опять заскрипев сту­лом, и съежился, под тяжелым взглядом Петра. — Ну вырвалось! Я же вас еще с амеб знаю, и даже раньше!..

Петр тяжело вздохнул и уселся на боковой стул у стола с чужаком:

— Дела мы с тобой будем иметь лишь в том случае, — медленно начал он внушать пришельцу:— Когда ты проникнешься к нам уважением. И мне напле­вать, кто ты там такой! За людей я тебя зубами загрызу.

— А сам-то! — жалобно просипел чужак и хотел было продолжить, но Петр резко осадил его:

— А что я сам — тебя ни в какую ни касается! Я человек, такой же как они, — он кивнул головой в сторону слушателей и совсем раскисшего попа:— А вот ты — незнаю кто? Но мне на это наплевать: за добро будешь получать добро, за вредность — зло!

— Понял, понял, Петруша, — зачастил неожиданно посвежевшим голосом чу­жак, будто серная кислота что-то прочистила у него внутри. — Ты прямо как Джебе, — брякнул пришелец и съежился, почувствовав, что сказанул лишнее.

Петр сразу напрягся всем телом и негромко, но с угрозой в голосе поин­тересовался:

— А что ты знаешь про Джебе?

— Прости, Петя! Ничего не знаю!

— Врешь! Говори!

— Ну знаю немного, но сейчас сболтнул… Я тебе немного попозже расс­кажу. Не настаивай. Это действительно очень серьезно, а для меня в особен­ности. Давай потом, а?!

— А если ты исчезнешь? — угрюмо усмехнулся Петр.

Пришелец глубоко и тяжко вздохнул, а может сделал вид, что вздохнул. Петр заметил, что его грудная клетка, если то что было под головой можно назвать телом, совершенно не движется при разговоре.

— Мне теперь с тобой до конца… До моего конца, — быстро пояснил чу­жак. — Я должен успеть, пока ты еще любопытный...

— А если перестану быть любопытным? — поинтересовался Петр.

— Тогда мне труба, — обреченно произнес чужак:— Еще один суицид под землей я не выдержу.

— Но ты же говорил, что тебя нельзя убить, значит ты вечный? — хмыкнул Петр.

— Ликвидировать нельзя, — сказал пришелец и Петр опять насторожился, сразу почувствовав, что он не даром применил его профессиональное опреде­ление убийства:— Но поделить можно, — едва слышно, почти шепотом произнес чужак, съеживаясь от страха.

— Любопытно… — протяжно сделал вывод Петр, решив пока не давить на странного, слишком много знающего, пришельца.

— Вот-вот Петенька, — обрадовался чужак. — Очень любопытно, но всему свое время. Я тебе много кое-что вспомню и расскажу.

— Поживем, увидим, — согласился Петр, повернувшись к профессору, решив­шему продолжить лекцию.

В половине второго ночи лектор сделал перерыв. Слушатели достали свои бутерброды и принялись жевать. Священник совсем отрубился, свисая со свое­го стула как тряпка, пришелец неподвижно сидел нахохлившись, а здоровенный мужик, из слушателей, опять начал страдать: вышел на середину помещения, грохнулся всей массой на колени и начал причитать и просить Господа отпус­тить ему его грехи. Все было как обычно. Но Петр краем глаза заметил дви­жение профессора, вернее дернулись лишь брови у лектора, но Петру этого было достаточно, чтобы понять: есть разговор. Он не торопясь встал из-за стола и решил пройти к выходу из подвала, но в этот момент чужак сказал:

— Не говори с ним.

— Почему? — заинтересовался Петр.

— Он этот… Фанатик, — уже не сипел, а говорил вполне приличным бари­тоном пришелец. — Навешает тебе лапши на уши...

— А тебе какое дело?

— Может повредить, — буркнул чужак не пошевелившись.

— Я свое слово всегда сдерживаю, — хмуро произнес Петр:— В отличии от некоторых.

— А ты мне что-то обещал? — удивился чужак.

— Я пообещал тебе помочь, даже если ты заклятый мой враг, — твердо ска­зал Петр.

— Мне бы только успеть, — жалобно простонал пришелец:— Ты же меняешься и очень быстро.

— Тогда торопись, — усмехнулся Петр. — Сколько ты еще собираешься здесь отсиживаться?

— Совсем немного.

— Ну сколько: месяц, год или больше?

— Я не понимаю, что такое месяц или год, — вновь с жалобой в голосе сказал чужак:— Я же тебе говорил, что мы совсем другие, не такие как вы — люди.

— Что, во времени не ориентируешься? — поинтересовался Петр, проводив глазами профессора, идущего к выходу из подвала.

— Я не понимаю что такое время, — торопливо стал говорить пришелец, продолжая оставаться совершенно неподвижным. — Нас создали пастыри, страш­ные создания, но почему-то к вам, к людям, они относятся лучше чем к нам. Нас создали еще тогда, когда не было ни звезд, ни галактик, ни планет. И мы думали, что все так и надо. Были беспечные и бестолковые. Но когда воз­никли галактики, звезды и планеты, а на планетах вы, или подобные вам, то тут мы почувствовали, что оказались лишние. Начались гонения: то не тро­гай, того не уничтожай, туда не суйся, в общем — полный капут.

— А за что это на вас так окрысились? И кто? — поинтересовался Петр.

— Вот эти самые пастыри, которые и создали нас. А за что, я и сам не понимаю.

— Нас они что, тоже создали?

— Нет, — чужак изобразил разочарованный вздох:— Вас создал Сам.

— Кто Сам?

— Ну Бог, кто же еще, — неприязненно произнес Пришелец.

— Ты его недолюбливаешь?

— Да ты что?! — почти взвился голосом чужак, однако не двинулся с места ни на миллиметр. — Как можно!!! Он же всех создал. И пастырей тоже, а те уж нас.

— Так это пастыри загоняют нас в один день, и заставляют жить в нем до скончания веков? — зло спросил Петр.

— Никак нет, — опять изобразил вздох чужак. — И пастыри попадают в такую же ситуацию, как мы с тобой и вот эти охломоны, — пришелец соизволил пока­зать черной рукой, на которой, как заметил Петр, уже было гораздо меньше лохмотьев в сторону слушателей жующих ночной ужин. — Но и это не все, — за­говорщецки прошептал чужак:— Я слышал, а как ты понимаешь, нет дыма без огня, слышал, что и наш Создатель, а по вашему Бог, уже два раза попадал в один и тот же день и пробыл там очень долго. Но это по секрету.

— Врешь, паршивец, — почти весело сказал Петр, намереваясь уйти и встретиться с профессором без свидетелей.

— Я когда услышал про это, то сначала сам испугался и подумал, что это поклеп, — правдивым голосом пробормотал чужак. — Но потом слышал это от мно­гих наших, и даже один раз от пастыря, когда он меня… — чужак тяжело вздохнул, даже не шелохнувшись:— Когда он меня наказывал.

— И правильно сделал, — похвалил Петр неизвестного пастыря:— Тебя нужно каждодневно лупить как сидорову козу.

— А за что это так?! — возмутился пришелец.

— За ваше вранье, сэр!

Чужак обиженно помолчал, а Петр пошел к выходу, но за спиной услышал тихий шепот:— Я не соврал… Может быть единственный раз в жизни. Эх ты, Петруха.

На улице, под темным небом без единой звездочки, под лестницей в подъ­езд стоял профессор. Он замерз, потирая ладонями руки и ежась от сырости и холода.

Петр подошел и молча встал рядом.

— Нам нужно встретиться, — быстро сказал профессор и замолчал.

— Когда? — поинтересовался Петр:— И где?

— Можно у меня на работе, — профессор назвал адрес одного из НИИ экспе­риментальной физики. — Можно завтра. Позвонишь из проходной в отдел инфор­матики и спросишь Александра Терехова. Собственно, я там один.

— Не получится, — отверг предложение Петр:— Завтра не получится. Не ра­нее, чем через неделю.

— А вдруг будет поздно? — поинтересовался профессор.

— Будет как раз, — заверил его Петр, сам не понимая, откуда у него та­кая уверенность. — Но завтра не получится.

— И все же я настаиваю, — твердым голосом сказал Александр:— Это очень и очень важно для тебя, для демиуса и для всей Земли.

— Неужели чужак так опасен? — удивился Петр.

— Ты даже не представляешь, как!

Петр помолчал с минуту и спросил:

— В десять утра — пойдет?

— Да! — кивнул головой Александр и они спустились вниз.

Терехов продолжил свое повествование. Петр давно уже не слушал о чем он там говорит, а сегодня тем более: устал. Он молча уселся за стол с при­шельцем, и положил голову на лежащие на столе руки. Так и задремал.

В этот раз ему приснился не серый туман, а чужак-демиус, на которого он очень разозлился за что-то и бросился в драку. Но драки не получилось. Пришелец моментально вышиб дух из Петра и этот ДУХ, который оставался Пет­ром, проник внутрь чужака, где метались такие же ДУХИ или ДУШИ, и не все они были людские. Их было много. Петр своим прибытием или своим злом раз­волновал всех и они ударили изнутри по чужаку. Тот не выдержал и развалил­ся на множество кусочков. В одном из них притаилась ДУША Петра, и еще в некоторых. Но много кусочков остались пустыми и Петр стал их собирать и поглощать, чтобы увеличить свою массу.

А вырвавшиеся на свободу ДУШИ, не пожелавшие больше оставаться даже в кусочке чужака, ринулись в какую-то трубу, вон из того мира, в котором жи­вут чужаки. А попав к себе домой, разлетелись по необъятной вселенной меж­ду звезд.

Только закончился сон, странно похожий на реальность, и Петр увидел свой серый туман, а через мгновение проснулся в своей кровати. Он быстро оделся и выскочил на улицу, даже не попив воды, не то что чай. Вновь летел словно угорелый по просыпающимся улицам города на окраину. "Жигуль" оста­вил в том же месте, где вчера и бегом подбежал к особняку.

На этот раз пришлось залечь в другом месте, метров на десять подальше от коттеджа, ближе не было кустов, но зато ему с новой позиции были видны и выход из особняка и его тыльная сторона. Как он и предполагал, Стрельцо­ва помаячила за сизыми дверными стеклами, но выходить на улицу побоялась. Она полезла через окно, как раз напротив Петра, на крышу гаража. Все-таки стройная женщина и гибкая, — "комсомолка, спортсменка", механически подумал Петр.

Он дождался, когда она прикроет окно и приготовиться спрыгнуть на зем­лю с гаражной крыши. Сделал всего два выстрела: один под левую грудь, чуть ниже сердца, второй для верности в печень.

Маша жалобно вскрикнула, согнулась в поясе и глухо хлопнулась об зем­лю, упав с крыши. Петр быстро уходил и долго еще слышал ее призывы о помо­щи, но старался не обращать на них внимания.

Сегодня к колодцу Стаса он успел вовремя. Бродяга, озираясь с опаской выбрался на поверхность.

— Привет, шахтер! — негромко поздоровался Петр, сидя за кучкой щебня.

Стас как волчок крутнулся на одном месте и застыл, уставившись на Пет­ра, словно кролик на удава.

— Какие планы на сегодня? — поинтересовался Петр.

— Уеду к черту! — нервно, дрожащим голосом сказал Стас:— От всех вас подальше.

— Едешь-едешь, и опять в колодце просыпаешься, — усмехнулся Петр.

Стас затравленно молчал.

— Да не бойся, — успокоил его Петр. — Сегодня я тебя убивать не собира­юсь. Ты мне сегодня нужен для другого дела, — и Петр поманил Стаса к себе пальцем, показав глазами на длинную доску, лежащую рядом с ним на куче щебня:— Садись.

Стас осторожно подошел и присел подальше от своего убийцы, готовый в любое время вскочить и убежать.

— Синичкину улицу знаешь? — спросил Петр.

— Знаю, — после некоторого молчания ответил Стас.

— Вот возьми сто долларов, купи себе еды, да какую-нибудь одежду поп­риличнее, — Петр протянул несколько банкнот бродяге, тот взял. — На Синички­ной улице есть дом тринадцать: поднимешься на шестой этаж, там железная дверь квартиры шестьдесят шесть. Вот ты сегодня весь день и покрутишься около того дома и той квартиры. Сумку купи, чтобы выглядеть по деловому.

— Слежка что ли? — с интересом спросил Стас.

— Слежка, — подтвердил Петр. — Вполне возможно, что никто не появиться и не откроет дверь этой квартиры. Но ты там будешь до самого конца, пока не отрубишься, понял?

Стас задумчиво покачал головой, взвешивая предложение и согласился.

— Там может появиться хоть кто, — продолжил Петр:— Ты даже вида не по­казывай, что заинтересовался им. Но скорее всего придет мужчина немного похожий на китайца. Тебе это нужно только увидеть. Но если он выйдет из квартиры и куда-то пойдет, проследи издали, хотя бы примерно, куда. Понял?

У Стаса азартно загорелись глаза и он мелко покивал головой.

— Не вздумай проявлять инициативу! — строго предупредил Петр:— Он тебя за полсекунды разорвет пополам или удавит.

Бродяга испуганно захлопал глазами.

— На еще денег, — Петр протянул Стасу еще несколько банкнот:— Купи би­нокль. Наблюдай издали.

Стас улыбнулся и приготовился бежать, исполнять задание. Петр для со­лидности помолчал секунд десять и отпустил его кивком головы. Он совсем не надеялся, что Джебе или кто другой появятся в этой квартире, но ему поче­му-то нужно было занять Стаса делом, чтобы тот вдруг опять не сорвался в какую-нибудь авантюру.

Азотную кислоту он не нашел. На рынке ему сказали, что ни в одном ма­газине ее нет. Но можно поговорить с рабочими химического завода и кисло­ту, за соответствующую мзду, ему вынесут. Даже указали адрес завода.

К проходной Петр подъехал когда поток заводчан почти иссяк. Но он на­деялся, что ему повезет и дождался, увидев мужика, похожего чем на Стаса. Петр подошел к нему и с хода, без экивоков, попросил вынести пять литров азотной кислоты. Мужик покочевряжился для приличия, и загнул, по его мне­нию, огромную сумму. Петр согласился и показал деньги. Глаза у мужика раз­горелись и он жарко задышал перегаром то ли от уксусной эссенции, то ли от жидкости по очистке унитазов, почти в лицо Петра.

— Получишь, как вынесешь, — жестко сказал Петр.

Мужик облизнулся и кивнув головой, объяснил:

— Пройди слева вдоль забора метров триста, там сарайчики. Между ними есть узенький проход к забору под которым сделан подкоп. Он закрыт доской. Посиди и подожди меня там. Я постучу.

Спустя час, Петр уже ехал к НИИ экспериментальной физики. В багажнике "Жигуля" лежала пластиковая канистра с густой желтой жидкостью.

После звонка из проходной, Терехов появился через пять минут и еще че­рез десять выписал пропуск на Петра. Они поднялись на лифте почти на чер­дак двенадцати-этажной бетонной коробки института. В обширном кабинете, заставленном компьютерами и еще какими-то непонятными устройствами, Алек­сандр действительно обитал в одиночестве.

— Чай хочешь? — поинтересовался он у Петра.

— Давай, — согласился гость.

Александр быстро вскипятил воду и заварил крутейший чай, крепче, чем заваривал Петр. Выгреб из холодильника и положил на не занятый приборами угол стола рулет, сахар и чашки. Они молча выпили по пол-чашки и Александр без предисловий начал:

— Демиусы, а в простонародье, демоны, ровестники нашей вселенной.

— Он мне так и сказал, — подтвердил Петр.

Александр понимающе покивал головой, поправил очки и продолжил:

— Я не хочу говорить откуда у меня такие сведения, предупреждаю зара­нее, но они очень близки к вероятности.

Петр подумал и согласно кивнул головой.

— В природе существует около ста основных атомов различных элементов, и несколько тысяч их изотопов. Это так, к слову. Совсем недавно на земле в лабораторных условиях создали несколько атомов сто третьего элемента. Уран, например, девяносто второй. А демиус — сто двадцать шестой. Демиус последний стабильный элемент в периодической таблице. И я долгое время ду­мал, что его вообще нет в природе и невозможно создать искусственно. Но как видишь, ошибся. Очевидно весь демиус нашей вселенной пошел на создание этих демонов.

— Думаешь, что их кто-то создал? — поинтересовался Петр.

— Не хочу в это верить, но приходится соглашаться с фактами, — грустно сказал Александр. — Я сейчас вообще сомневаюсь, что наша вселенная возникла сама по себе из материи путем взрыва сжатой в точку материи. Эту точку фи­зики называют сингулярностью. Миллиарды лет назад она по неизвестным при­чинам взорвалась и породила весь наш мир. Многое здесь не сходится, но де­ло не в этом, — Александр на минуту замолчал и поправив очки, продолжил:

— Невозможно понять, кто они такие, эти демиусы: живые организмы или машины? Они сплошь состоят из сто двадцать шестого элемента. Представь се­бе организм или машину, блок весом в двести килограмм, который как алмаз, состоит из одной молекулы!

— Я в этом не разбираюсь, — отрицательно качнул головой Петр.

— Да-да, — задумчиво продолжил Александр. — Я понимаю. Но не могу понять для чего они нужны — демиусы? И как они существуют без метаболизма, без обмена с окружающей средой веществом, как это происходит у нас или у дру­гих живых существ. У них нет ни костей, ни мышц, но они двигаются. У них нет ни мозга, ни нервной системы, но они мыслят и каждый имеет свое личное "Я". Они живые и одновременно не живые.

— Этот чужак что-то говорил об этом, — вспомнил Петр. — Они нам завиду­ют, потому что у нас есть Душа, а у них — нет.

— Да! Это странный феномен, — согласился Александр:— Поэтому они угова­ривают Души умерших поселяться внутри себя. Что это им дает, я не знаю. Все равно они не становятся людьми.

— А хотят ли они становиться людьми? — спросил Петр.

— Хороший вопрос, — улыбнулся Александр, поправляя очки. — Они предпола­гают, что имея хотя бы чужую Душу смогут уйти от разрушения. Но на одной Душе они не останавливаются, потому что никакого понятия не имеют о мате­матике, примитивном счете. Им все равно: что единица, что сотня, что мил­лион, какая-то аномалия.

Но опять же, дело не в этом. Если в них попадает дерзкая и крепкая Ду­ша, то они распадаются. При этом крепкая Душа завладевает одним из кусков демиуса и начинает искать сто двадцать шестой элемент по все вселенной, используя для увеличения массы своего тела обычных, или первичных демиу­сов, которые погибают. Старые очень боятся этих новых, потому что просто перед ними бессильны. А новые демиусы, с Душой, сотрудничают и помогают разумным или начинающим становиться разумными, цивилизациям. А старые, первичные, наоборот, как бы вредят, не считаясь ни с людьми, ни с другими представителями иных цивилизаций.

В настоящее время количество новых демиусов стало таким же, как ста­рых. То есть, у них равновесие в количестве. Но оно не равное, потому что новые качественно мощнее старых и мудрее их. Старые просто не представляют опасности для новых, как противники, но старые опасны для нас. Вот этот твой знакомый, он как раз из старых. И это очень хорошо, что он пришел к нам. Но я думал, что он распадется, однако ты ему помогаешь. И вскоре он начнет безобразничать...

— Я этого не допущу, — перебил Петр Александра.

— Каким образом? — удивился Александр:— Ты против него как амеба, про­тив камня?

— Он меня боится, — усмехнулся Петр.

Александр удивленно приподнял брови и надолго задумался. Минут через пять он грустно посмотрел в глаза Петра и тихо спросил:

— А ты готов стать новым демиусом?

Петр не ожидал такого поворота в разговоре и растерялся:

— А почему я должен становиться этим?..

— У вас все слишком далеко зашло, — медленно ответил Александр:— Он просто тебя не отпустит.

Петр надолго задумался. Не придя ни к какому решению, он спросил:

— Значит чужак меня убъет и прихватит мою Душу?

— Ты сам будешь волен выбирать: поселиться в нем или остаться свобод­ным, — пояснил Александр. — Это раньше, во времена магии и чародейства, ког­да этих демонов на земле было как тараканов, люди, вернее их Души, плохо ориентировались в окружающем мире и легко попадали под влияние демонов, заманивающих их внутрь себя. Сейчас времена не те, и люди не те. Да и де­моны стали очень осторожными...

— Значит, если я захочу в него попасть после смерти, он может меня не принять? — поинтересовался Петр.

— Да нет, — вздохнул Александр:— Примет. Однозначно. Они не могут отка­заться от дармовой Души. Хотя и боятся распада, но не отказываются.

— Такие тупые? — усмехнулся Петр.

— Да опять же нет, — вздохнул Александр:— Они совершенно иные и по ино­му думают, не так, как люди.

Они замолчали. Александр вновь поставил чайник. Не говоря ни слова вы­пили еще крепчайшего напитка. Наконец Петр спросил:

— Объяснить можешь: почему мы застряли в одном дне?

Александр отрицательно помотал головой:

— Могу объяснить что такое время по общепринятым представлениям и, что такое течение времени по новым представлениям. В любом случае течение вре­мени необратимо. Возврат в начало одного и того же дня не возможен с любых физических углов зрения. Это совершенно необъяснимо и я давно перестал биться над этой загадкой.

— А почему ты застрял так надолго?.. — поинтересовался Петр, быстро по­яснив:— Я не спрашиваю почему попал, а почему так долго?

Александр понимающе покивал головой, исподлобья посмотрел на Петра и ответил:

— Ну где я найду еще столько времени для решения бесконечного числа вопросов и загадок? Живя в одном дне я практически бессмертный! И стараюсь каждый день, то есть, вечер, читать лекции, те размышления, которые нако­пились за день. Иначе просто невозможно зафиксировать новые наработки. Сколько и на чем не пиши, все пропадает утром. Приходится озвучивать мысли и путем повтора, запоминать, загонять в глубинную память.

— А не хочешь вырваться из этого?..

Александр опустил голову и отрицательно ею мотнул:

— Пока нет.

— Я тебе завидую, — честно признался Петр:— Мне до чертиков надоело си­деть в одном и том же дне. Но я знаю, что грешен и за что должен страдать. Я знаю, почему меня впихнули в это чистилище...

— Не надо рассказывать, — попросил Александр.

— А я и не рассказываю. Просто плачусь в жилетку.

— Я плохой утешитель, — немного стесняясь, произнес Александр:— Но я тебя понимаю Душой, а разумом нет. Лично за себя я рад, что попал в такие обстоятельства — подарок судьбы.

— Чужак что-то говорил о пастырях и о Боге, которые сами попадали в такие же петли времени, — задумчиво сказал Петр.

— Ну, это он врет! — уверенно отверг сведения демона Александр. — Или ему хочется, чтобы так все было. Для собственной значимости, — усмехнулся исследователь и быстро спросил:— А что он говорил насчет пастырей?

— Есть такие… — Петр неопределенно повертел рукой в воздухе:— Которые наблюдают за ними, за демонами, и за людьми, и вообще за всем остальным, в нашем мире. А над пастырями стоит Бог, который все это и создал.

— Кажется я понимаю о чем речь, — кивнул головой Александр:— Пастыри — это новые демоны, которые на ступень выше старых. А в скором времени ста­рых вообще не останется. Ну а в отношении Бога у меня несколько иные представления. Мы все вместе, включая инопланетян и демонов, являемся час­тичками Бога, или Высшего Разума, который, с этим я согласен, создал нашу вселенную! — и повторил с убежденностью:— Каждый из нас несет в себе часть Бога!

Но как ты заметил, не все люди и демоны попадают в петлю времени. И эта петля существует не в одном месте, то есть, не локализована. Она вых­ватывает из массы разумных существ не кого попало, а только некоторых, и выборочно. Все остальные живут обычной жизнью, для них этот один день про­ходит всего раз и они не помнят его. Для нас же он повторяется и повторя­ется. И мы помним прошедшие дни. Наша память не стирается. Что у большинс­тва вызывает массу неудобств, которые они трактуют как нахождение в аду.

— А может быть вся вселенная попала в петлю времени? — вдруг предполо­жил Петр:— И только мы видим это?

— Вряд ли! — отверг предположение Александр. — Повторы одного дня, это не просто возвращение назад во времени, это возвращение громадной массы вещества, которая обладает гиганской инерцией. Ну, в общем, всю вселенную невозможно повернуть вспять, да еще неоднократно. Все это происходит очень локально, точечно и только с нами, а мир как существовал, так и существу­ет, без всяких вращений на одном месте.

Петр помолчал, тяжело обдумывая сказанное исследователем.

— Значит ты не знаешь, почему все так происходит? — сумрачно спросил Петр.

— Не знаю, — честно признался Александр. — На лекциях делаю вид, что знаю и очень много… Собственно так оно и есть. Но мое более обширное, чем у других знание палка о двух концах. Это знание порождает вопросов больше, чем у того, кто меньше знает.

— Это два круга, которые в древности нарисовал своему ученику какой-то ученый? — поинтересовался Петр.

— Правильно! — чему-то обрадовался Александр:— Чем больше круг знаний, тем с большим количеством незнакомого он соприкасается.

— Ты слышал что-нибудь о Джебе? — неожиданно спросил Петр.

Александр отрицательно мотнул головой:

— Это имя? — спросил он.

— Угу! — подтвердил Петр.

— Первый раз слышу.

— Ну чтож, — Петр встал со стула:— Спасибо за чай и за разговор, — он протянул руку Александру. — Мне пора.

Александр вскочил на ноги и помявшись, пожал руку Петра:

— Отвык совсем от человеческих отношений, — смущенно сказал он и серь­езно добавил:— Ты не забывай о моем предупреждении насчет демона: он хочет тебя заполучить.

— Лишь бы не перехотел, — усмехнулся Петр и неожиданно вспомнив, что не представился, сказал:— Меня Петром зовут.

Александр с улыбкой кивнул головой:

— Я слышал, как тебя называл демон. Ты ему сам сказал свое имя?

— Нет, — усмехнулся Петр:— Он утверждает, что кое-какие мысли читает у нас, но не все.

— Вот в этом он не врет, — подтвердил Александр, и провожая Петра к вы­ходу, поблагодарил:

— Спасибо, что ты занялся этим выродком. Если бы он пролежал в земле несколько сот лет, нормальных, а не наших лет, то распался бы на атомы и сто двадцать шестой элемент с почвенными водами и в виде пыли накрыл бы всю землю. Этот демиус уничтожает углеводную жизнь. Считай, что ты спаса­ешь человеческую цивилизацию. Даже больше — всю жизнь на Земле.

— Буду этим гордиться, — усмехнулся Петр, и вышел из кабинета информа­тики.

— Заходи еще! — крикнул ему вслед Александр:— Поработаем на компьютерах.

— Приду! — пообещал Петр, и махнул Александру рукой, свернув на лестни­цу: он не любил лифтов, еще с времен ликвидаторства: удобная ловушка, в лифте — ты отличная мишень для врагов.