Глава 5. Мастер и подмастерье.

Они ехали в тишине, высматривая следы Йолима по дороге. Иногда им казалось, что они наткнулись на человеческие следы, а порой, что заметили отпечатки копыт, но всё это было не более чем обман их излишне ожидавшего воображения.

Лесная стена наваливалась на них с двух сторон, подобно скалистому ущелью, сжимая дорогу к деревне между собой. Копыта их мерина поднимали дорожную пыль, редкий щебень прыгал под колёсами телеги и друзья то и дело подскакивали и ругались, отбивая себе причинные места.

Дорога, обычно тихая и безжизненная, сегодня, казалось бы, ожила.

Из лесной гущи кричали птицы. Вороны, летавшие туда-сюда и каркающие на проезжающих друзей, садились на ветви растущих у дороги деревьев и не спускали с путников своих чёрных, похожих на бусинки глаз. Пару раз на дорогу выбегали олени и зайцы. Надья заметила снующий у обочины выводок ежат.

— Зверьё как с ума посходило, — нервно заметил Орилл. Остальные промолчали, хотя каждый из них думал о том же.

До деревни оставалось не больше получаса езды, когда Надья, внезапно, заметила человека. Он шел вдали, у места, где дорога делает извилистый поворот. Одетый в длинный, волочащийся по земле плащ с капюшоном, он быстро шагал в сторону деревни.

— Йолим! — в надежде выкрикнула Надья, но человек, услышав её, лишь ускорил шаг и скрылся за поворотом.

— Вы видели? — Надья вскочила с козел. — Видели?

— Что видели? — не поняла Майя.

— Ну, человека! Там, впереди, за поворотом!

Майя и Орилл переглянулись.

— Никого мы не видели. Показалось тебе.

Надья надулась и злобно топнула ножкой:

— Уж я-то знаю, что мне привиделось, а чего нет! Я вам говорю, там был человек, высокий, в плаще! Может это Йолим?

— Успокойся, — с несвойственной ему мягкостью сказал Орилл, после чего кивком указал ей садиться на козлы. — Если он действительно был там, то мы нагоним его, едва выедем за поворот.

Но, когда они свернули, и их взору открылся новый участок лесной дороги, человека в плаще и след простыл.

— Но я ведь видела его… — неуверенно прошептала Надья, пытаясь убедить скорее себя, нежели своих друзей.

Орилл и Майя вновь многозначительно переглянулись.

— Может ты и не человека видела, — предположила Майя. — Увидела шедшего оленя с кучей травы или мха на рогах, и издалека приняла его за человека. Тем более в таких потёмках.

«Ну, уж человека с оленем я никак не спутаю» — решила про себя Надья.

Стемнело. Воздух стал прохладным и влажным. Животные, до того носившиеся вдоль дороги, утихли. Лишь каркающее вороньё по-прежнему перелетало с ветки на ветку. Надье казалось, будто вороны следят за ними. «Глупости, — сказала она сама себе. — Это просто птицы и им нет до нас никакого дела».

До деревни оставалось не больше трёх миль, когда их упряжной внезапно встал колом и начал беспокойно рыть землю копытом. Орилл попытался дать ему ходу и даже несколько раз стеганул розгами, но мерин лишь пускал пар из носа и жалобно ржал.

— Да что с ним такое-то? — Орилл выругался и слез с телеги, чтобы проверить, чем вызвано помешательство упряжного. Они уже зажгли факелы, дабы не ехать в полной темноте, и Орилл тщательно осмотрел копыта коня.

— Цел? — Майя подала голос из кузова телеги.

— Да вроде, — ответил Орилл. — Пойду вперёд, посмотрю, может там чего дорогу перегородило.

— Будь осторожнее, — беспокойно сказала Надья, но Орилл лишь отмахнулся.

Надья обернулась к сидячей в кузове Майе, как бы обращаясь к ней с беззвучным вопросом. Та в ответ лишь пожала плечами.

Резкий порыв ветра колыхнул пламя их факелов. Конь дико заржал, после чего раздался оглушительный треск, словно кто-то переломил пополам деревянные доски. Телега дёрнулась, и Надья рухнула с козел наземь. Груз, находившийся в ней, заходил ходуном. Майя разразилась бранью, когда одна из котомок слетела со своего места и ударила ей в живот.

— Какого дьявола у вас там творится?! — закричал Орилл, кинувшись обратно к телеге. — На минуту вас оставить не… — он так и не закончил, умолкнув на полуслове.

И Орилл и Надья во все глаза смотрели на их коня. Оглобли телеги были переломаны пополам, словно их разбили в щепки тяжелым кузнечным молотом. Но самое страшное произошло с самим мерином: его передние ноги были сломаны в районе колен и он зарылся головой в землю. Сама же голова висела на тонком лоскутке кожи, будучи оторванной, почти начисто. Из зияющей дыры фонтаном вытекала кровь, разливаясь по земле огромной, грязно-чёрной лужей.

Надья хотела закричать, но не могла выдавить из себя ни звука.

— На что вы там уставились? — зло рявкнула Майя, вылезая из телеги. Стоило ей увидеть, что произошло с конём, как её немедленно вырвало.

Трое друзей стояли вокруг мёртвого животного и с ужасом глядели на его останки. Ни один из них не горел высказывать предположения о том, как это случилось.

— Нужно уходить отсюда, — сказала Надья, взяв себя в руки.

— Да, — тихо поддержал её Орилл. — Да, идём.

— А как же товар? — спросила Майя.

— К дьяволу его.

Словно услышав пожелание Орилла, их телега вдруг заходила ходуном. Она тряслась и подскакивала на своих деревянных колёсах, елозила по земле и подавалась то назад, то вперёд.

Друзья в ужасе попятились, не понимая, что происходит. Боясь, что оживший транспорт переедет их и оставит лежать на дороге, мёртвых и изломанных, подобно их мерину.

Телега, словно в очередной раз, угадав их страхи, взлетела в воздух на добрые пятнадцать футов, после чего с грохотом приземлилась позади них, разлетевшись на сотни деревянных осколков.

Друзья пригнулись и прикрыли головы руками, боясь, что обломки телеги посыплются им на головы.

Почти всё, что они купили на ярмарке, было уничтожено. Посевы, вино, инструменты — всё это теперь покоилось в пыли, под грудой щепок. Лишь рунные камни, что Надья хранила в своей сумке, остались при ней. Да пучок нерид у неё за пазухой.

Кто-то толкнул её локтём в бок. Она обернулась и увидела Майю, с застывшим лицом глядевшую туда, где минуту назад телега грозилась размазать их по дороге.

Труп коня, изломанный ещё больше, остался на месте. Но в луже чёрной крови, расплывшейся из его шеи, стоял человек. Одет он был в длинный, тёмный плащ, с надвинутым на лицо капюшоном. От времени плащ посерел, покрылся пятнами въевшейся грязи и выцвел в нескольких местах. Человек был высок, но в широком плаще казался очень худым. В тени капюшона Надья не видела его лица, но страх подсказывал ей, что это к лучшему.

Человек стоял, почти не двигаясь. Лишь покачиваясь из стороны в сторону, словно слегка пританцовывая на месте.

Надья не смогла скрыть вырвавшийся из неё стон страха, больше похожий на скулёж трусливого пса. Рядом Орилл шумно сглотнул.

Человек, внезапно, сел. Затем запустил руки в лужу лошадиной крови и стал вымазывать её на прячущееся в тени лицо.

Ужас сковал Надью. «Беги, беги, беги» — билось у неё в мозгу, но тело её не слушалось, предательски отказываясь выполнять простейшие действия.

Кто-то дёрнул её за руку. Это была Майя.

— Идём, — тихо сказала она, таща Надью за собой. Надья увидела, что другой рукой она оттаскивает столь же напуганного Орилла.

— Идёмте, — повторила она. — Скорее, бежим отсюда!

И они побежали. Страх, до этого сковавший Надью, парализовавший каждую её мышцу, наконец вернул ей контроль над собственным телом. Она не помнила, как бежала, не осознавала, как быстро, не видела, куда несут её ноги. Единственная мысль в её голове — «Бежать» — раздавалась буйным набатом. Она слышала тяжелое дыхание бегущих рядом друзей. Слышала животный рык и шум шагов позади неё, будто высокий человек в кровавом плаще нагоняет их.

Бежать.

Бежать, чтобы не быть убитой. Бежать, чтобы не стать очередным изуродованным трупом, выловленным изо рва. Чтобы не стать очередной пропавшей в ночи девицей. Бежать, чтобы не оказаться на дороге с оторванной головой и изломанными ногами.

Бежать.

Наконец, из-за деревьев показались огни деревни. Но друзья не остановились. Они влетели в ворота, подгоняемые ужасом, и, не сговариваясь, бросились к дому старосты Шигора.

Несмотря на позднее время, на деревенском дворе было полно народу. Очевидно, все ждали приезда ярмарочной телеги и, не дождавшись их к назначенному времени, решили ждать до конца.

Надья с друзьями пролетела мимо, не обращая внимания на возмущенные крики и возгласы селян.

Староста Шигор вместе с Алистером сидели на ступенях общинного дома. Едва до них дошел переполох, вызванный явлением перепуганных насмерть юнцов, оба мужчины вскочили на ноги и двинулись на встречу.

— Вы где были?! — рявкнул Шигор, чья лысина поблёскивала в свете факелов. Он нервно дышал ночным воздухом сквозь свою густую, серую бороду, а его серые глаза гневно поблёскивали, глядя на запыхавшуюся троицу. — И где телега?! Аааа, — он потряс кулаком. — Небось, загнали-таки, конька, живодёры! Ну, я вам устрою!

Алистер, подошедший к друзьям вслед за Шигором, внимательно посмотрел на них своим отцовским, сочувствующим взглядом. Он был гладко выбрит и аккуратно причёсан, прямо как в день их отъезда.

— Вы в порядке? — обеспокоенно спросил он. — Вас будто демоны гнали. «Если бы вы знали», — подумала Надья, пытаясь отдышаться. Страх всё ещё не отпустил её, но в пределах родного дома ей стало чуточку поспокойнее.

— Где вы были, я вас спрашиваю?! — повторил Шигор свой вопрос. — И где Йолим?

Друзья, наконец, придя в себя, обеспокоенно переглянулись.

— Он не пришел… — обречённо выдохнула Надья.

— Та штука, на дороге, — начал Орилл, жадно хватая ртом воздух и держась за бок. — Что если она до него добралась?

Староста Шигор смотрел на них, раскрасневшихся, перепуганных, и постепенно начинал закипать:

— Какая штука? Кто добрался? Что вы, трое, несёте?

Алистер взял старосту за плечо, как бы успокаивая его:

— Что-то напало на вас по дороге? — спросил он, и в его глазах заиграли искорки тревоги.

— Напало? — Майя вышла вперёд. Её рыжие волосы растрепались и липли к лицу. Глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. — Да, напало, демоны его побери! Оно оторвало коню башку и швырнуло телегу над нашими головами, словно та из пуха сделана! Какого дьявола тут происходит?!

Не выдержав, Майя рухнула на колени и разрыдалась. Орилл взял её за плечо, робко стараясь успокоить.

Шигор внимательно посмотрел на Надью:

— Что за бред вы все тут несёте? — ошарашено спросил он, покачивая головой. Но, прежде чем Надья успела что-либо ответить, из толпы собравшихся вокруг селян раздался истошный вопль:

— Надин!

Новая волна страха накатила на Надью. Её мать, Биготия, как всегда перепачканная землёй из сада и с платком на голове, резво пробиралась сквозь толпу, расталкивая соседей:

— Где ты была, непослушная девчонка? — закричала Биготия, подкрепив свой вопрос ударом полотенца вдоль надьиной спины. — Ты должна была вернуться немногим позже полудня!

Ещё один удар.

Староста Шигор успел выхватить у неё полотенце, не дав Биготии третий раз ударить им дочку:

— Уймись, Биго! У нас тут проблемы! — он смотал полотенце вокруг руки. — А ну быстро рассказывайте, что у вас там произошло!

— И где мой пасынок?! — к собравшейся вокруг перешептывающейся толпе присоединился Сорен — деревенский кузнец.

Все глядели на Надью. Староста, с гневно поблёскивающими глазами, слегка взволнованный Алистер, пышущая яростью мать. Майя продолжала реветь, сидя на земле. Орилл сидел рядом на одном колене, обнимал её и что-то шептал ей на ухо.

Вздохнув и собравшись с мыслями, Надья поведала собравшимся соседям всё, что произошло с ними с того момента, как они прибыли на «Предательский двор». Когда её рассказ дошел до момента, где им позволили заночевать под крышей гостиницы, мать Надьи вновь разразилась истошными воплями:

— Ах ты, мерзавка! Немыслимо! Почивать под этой крышей греха и разврата!

Она попыталась ударить Надью рукой, но на этот раз сделать это ей помешал Алистер:

— Уймитесь, милейшая, и позвольте дочери закончить, — резко произнёс он.

Надья продолжила, поглядывая то на старосту, то на Алистера, то на остальных жителей, старательно избегая смотреть в глаза собственной матери. За долгие годы придирок и побоев Надья хорошо выучилась определять её настроение, и сейчас та была в бешенстве, что не предвещало для Надьи ничего хорошего. Остальные же недоуменно переглядывались, словно не понимая, что это: какой-то юношеский розыгрыш, или же всё рассказанное — чистая правда?

Когда Надья закончила, на дворе повисла тишина, которую прерывал лишь ночной ветерок и всхлипывание сидящей на земле Майи. Надья молчала. Она чувствовала взгляды селян, взгляды соседей, друзей. Суровый взгляд старосты и мягкий, задумчивый взгляд Алистера. Но больше всего она ощущала взгляд своей матери: холодный, полный безумной ярости. Внезапно, Надья почувствовала себя виноватой во всём, что произошло в последние дни. Подобные чувства были ей не впервой. Биготия позаботилась о том, чтобы Надья чувствовала себя виноватой всегда, открывая глаза поутру и задувая свечу перед сном.

Тишина понемногу переросла в негромкий ропот. Жители переговаривались, как будто решая, верить им в рассказанную историю, или нет. Кто-то выдвигал теории, кто-то убеждал остальных, что всё это вздор, кто-то сетовал о пропавших товарах. Бормотание множества голосов пресёк один, прокатившийся над толпой, словно рёв боевого рога:

— Где мой сын?! Где Йолим?!

Сорен, приёмный отец Йолима, смотрел прямо на Надью. Несмотря на почтенный возраст, он всё ещё сохранил былую силу. Его могучие руки висели по швам, а широкая грудь нервно вздымалась. Часто дыша, он буравил её своим взглядом, требуя ответа.

— Драгоценный металл всегда тащат первым, — откуда-то из-за спин собравшихся послышался слабый, старческий голос. Все обернулись. За ними, опираясь на свою клюку, стояла полоумная бабушка Надьи. С годами Стовре становилось всё хуже, и рассудок постепенно покидал её, оставляя за собой лишь бред и безумие.

— Вернись в дом, мама, — рявкнула Биготия. — Никто не позволял тебе выходить.

Надью затрясло от бессильного гнева. «Она твоя мать, ты, безумная фанатичка! Как ты можешь обращаться с ней, как с животным? »

Стовра, казалось, не обратила на свою дочь никакого внимания. Слегка пошатываясь и заламывая свободную руку, она повторяла:

— Драгоценный металл тащат первым, драгоценный металл тащат первым…

— Кто-нибудь, проводите её в дом и уложите в постель, — прогрохотал Алистер.

Парочка женщин взяли старуху под руки, и повели к дверям хаты.

— Слепой видит картину мира! — выкрикнула Стовра, прежде чем дверь за нею захлопнулась.

Алистер посмотрел на Надью. В его зелёных, с пятнышком на радужке глазах читались тревога и любопытство.

— Расскажи мне подробнее о том, кого вы видели на дороге, — попросил он у девушки.

Надье совершенно не хотелось переживать всё это в очередной раз. Помявшись немного, она набралась смелости, но начать свой рассказ не успела — жуткий, полный ужаса вопль разнёсся над деревней. Все обернулись. От главных ворот, спотыкаясь, водя руками перед собой, шел человек. Он был совершенно гол, но вопль ужаса вызвало отнюдь не это. На том месте, где должны были быть глаза, зияли две окровавленные дыры. Человек пытался говорить, но вместо слов изо рта вырывалось лишь сдавленное мычание. Пройдя несколько ярдов, он поскользнулся на влажной грязи и упал наземь. Сдавленное мычание переросло в стоны.

Алистер первым сдвинулся с места. Подскочив к лежащему на земле, изуродованному телу, чаровник с каменным лицом начал осматривать его раны.

— Благие Боги, — Алистер отшатнулся. В его глазах читались ужас и отвращение. — Неси всё, что у тебя есть, — обратился он к Биготии. — И кто-нибудь, принесите мне мою сумку!

Порывшись в карманах своего плаща, Алистер вытащил оттуда небольшую, бледную руну с красным глифом и приложил её ко лбу изуродованного человека, принявшись бормотать что-то себе под нос.

С Надьи спало оцепенение. Медленным шажками, словно уговаривая себя сделать ещё один, она двинулась к сидящему на коленях Алистеру и изувеченной, стонущей фигуре.

Заметив это, Алистер рявкнул:

— Стой там, Надин! Не подходи.

Она не послушалась. Подойдя, она с ужасом уставилась на лежащего: кожа его побледнела и приобрела бледно-серый оттенок. С его предплечий и лодыжек кто-то снял кожу, обнажив алые мышцы, сквозь которые виднелись волокнистые, молочно-белые жилы. От ключиц к середине груди шли два ровных, сшитых сапожной дратвой разреза, сливающихся в один шов, уходящий туда, где когда-то были мужские гениталии. На их месте была лишь прижженная рана. Голова его была обрита, уши срезаны. Когда он открывал рот, было видно, что языка он тоже лишился. Но страшнее всего были две тёмные, безжизненные дыры отсутствующих глаз. Узнать его было сложно. Но Надья знала его слишком долго и слишком хорошо. На земле, извиваясь в мучениях, лежал Йолим.

Надье стало дурно. Пошатнувшись, она рухнула рядом с ним на колени, ощущая под собой прохладную, влажную землю. Ей хотелось сказать что-либо, что-то сделать, но она лишь продолжала смотреть на Йолима, не отводя глаз.

Грязь и земля облепили его освежеванные лодыжки. Извиваясь, он заламывал руки и пытался что-то сказать, и тогда брызги алой крови вылетали меж его губ. Расшитая грудная клетка нервно, непостоянно вздымалась, и каждый вздох приносил ему новые приступы боли.

С жителей деревни постепенно спало оцепенение и они, по одному, по двое, стали подходить ближе, в надежде рассмотреть обнаженного и искалеченного гостя. Кто-то из них, подойдя, тут же отворачивался, и убегал прочь. Несколько человек немедленно вырвало. Другие, что посмелее, старались не отводить взгляд, но по ним было видно, каких усилий им это стоило. Перепуганные насмерть женщины уводили любопытных детей. Старухи тихо переговаривались.

Старый кузнец, увидев, что стало с его сыном, лишился дара речи и молча смотрел в его отсутствующие глаза. Майя и Орилл, всё ещё сидевшие на земле, застыли с открытыми ртами.

Алистер, продолжая прижимать руну ко лбу Йолима, прекратил шептать и закричал:

— Ну, где вас там носит? Биготия!

Не дождавшись ответа, он обратился к стоявшим рядом мужчинам:

— Помогите мне поднять его! Несите в общинный дом!

Сбросив оцепенение, четверо мужчин подняли Йолима на руки и понесли. Двое взяли его под плечи, двое держали за ноги, не скрывая нахлынувшего отвращения. Алистер шел рядом, продолжая прижимать руну. Йолим стонал и извивался, и Надье казалось, что несущие его мужчины вот-вот упустят его, и он упадёт на землю.

Один располневший, брыластый старик открыл перед ними дверь общинного дома, и они вошли внутрь. Собравшись с силами, Надья поднялась с земли и двинулась следом. Мимо неё, гремя склянками и шурша охапками трав, пронеслась Биготия, не обратив на дочь никакого внимания.

Медленным, неуверенным шагом Надья вошла под крышу общинного дома. Йолима расположили на одной из длинных, широких столешниц. Её мать и Алистер, забыв обо всех остальных, корпели над его ранами. Пытаясь очистить грязь с освежеванной плоти, Биготия выливала на обнажено мясо какую-то пахучую жидкость, от чего Йолим стонал ещё громче. Алистер приказал держать его руки, и двое селян, придерживая его за неповрежденные места, прижали его к столешнице. В двери влетела бледная, как молоко, женщина. Её головной платок покосился, лицо застыло в непроницаемой гримасе. Скинув перед Алистером его сумки, он выбежала на двор, даже не оглянувшись.

— Надин! — громко сказал Алистер, вырывая её из оцепенения. — Найди в моих сумах маленькую берестяную торбу с красным лифом на крышке. Внутри будут маленькие камни янтарного цвета. Живее!

Дрожащими руками Надья перебирала пожитки чаровника, пока не нашла в них то, что искала. Маленькая, плетёная торба умещалась у неё на ладони. Открыв её, Надья увидела крохотные, не больше перепелиного яйца камушки, переливающиеся в свете горящих свечей.

— Нашла? — Алистер, не смотря на неё, продолжал прижимать ко лбу Йолима руну, в то время как Биготия растирала пучки какой-то травы и заливала их одной из своих настоек. — Умница. Теперь отсчитай десять штук, не больше. Найди глубокую миску, брось туда камни и держи над ними свечу, пока они не расплавятся, и не превратятся в тягучую, похожую на мёд жидкость!

Надья бросилась к другому концу комнаты, где складировали посуду. Найдя глубокий чугунный горшок, она отсчитала ровно десять янтарных камней, и сложила их внутрь. Затем схватила подсвечник и поднесла пламя свечи к камням. Почти мгновенно те подёрнулись влажной плёнкой и начали растекаться, приобретая золотистый оттенок.

— Раскольное Золото! — вскрикнула пораженная Надья.

— Верно, — ответил Алистер. — Но изумляться будешь потом. Следи, чтобы оно не стало жидким, словно вода.

Надья вспомнила, как прочла о Раскольном Золоте в одной из книг, что она прятала от своей матери. Это кусочки особо янтаря, образованного из смолы деревьев, растущих на склонах Гряды Раскола. Мастера рунного дела, алхимики и чаровники много лет исследовали его, в итоге сотворив очень редкое и дорогое медицинское снадобье. Раскольное Золото предотвращало гниение плоти, восполняло потерю крови, унимало лихорадку и боль.

Пламя свечи растопило камни, и чугунный горшок заполнился золотистой жидкостью чуть больше, чем наполовину. Надья слегка потрясла его и убедилась, что получившаяся жидкость была густой и тягучей.

— Отлично, — сказал Алистер, заглянув внутрь горшка, когда Надья поднесла его к столу. — Найди ложку и скорми ему парочку. А тем, что останется, мы обработаем его раны. Эх, нам бы грязь с Сивери…

Не успела Надья броситься за ложкой, как с улицы донёсся очередной крик. На этот раз казалось, будто бы кричит вся деревня.

— Внутрь, все внутрь! — доносился снаружи чей-то отчаявшийся голос.

Двери едва не слетели с петель. Казалось, будто бы вся деревня, перепуганная до смерти, повалила через проход. Запыхавшиеся, с выпученными глазами, жители вбегали под крышу дома. Матери несли на руках ревущих младенцев, мужья кричали наперебой, зовя к себе своих жен и детей. В дверь влетела побледневшая Майя. Увидев на столе Йолима, она тут же отвернулась. Остальные будто бы и не замечали изуродованного подмастерья. Кузнец Сорен, всё ещё не пришедший в себя, стоял, повесив руки вдоль туловища, и смотрел в одну точку.

— Что происходит? — спросил не на шутку разгневанный Алистер. — Что за паника?!

Ответом ему была лишь очередная череда криков и плача.

— В деревню пришел человек, — сказал стоящий рядом Сорен. Его взгляд не отрывался от стены. — Пришел человек в капюшоне. Высоченный такой. Пришел, когда мы все ещё на дворе были. Шигор спросил его, значит, кто таков будет, и почему лицо прячет? А он возьми, да кинь старику под ноги мешок какой-то. Небольшой такой.

Несколько мужчин перевернули стол и перегородили входную дверь. Другие подтащили к входу стулья и бочки, пылящиеся в углу. Третьи старались перегородить окна.

— Небольшой был мешок, — повторил Сорен. — Ну, Шигор и подошел к мешку, да заглянул внутрь. А потом как отскочит. Он и сказать-то ничего не успел. Звук такой противный раздался, будто что-то порвалось. Того, в плаще, в миг и след простыл. А Шигор на земле лежит, только без головы.

Биготия прекратила скармливать Йолиму пучки трав и уставилась на Сорена.

— Боги карают нас, — уверенно сказала она. — За грехи, за непочтительность! За распутство и праздность! За непослушание!

Сказав это, она влепила Надье звонкую пощечину, да так, что та упала на пол.

— Это твоё наказание, Надин! Твоё, и моей своевольной матери! Это вы навлекли на нас Божий гнев!

Она занесла руку для нового удара, но Сорен перехватил её за запястье. Помогши поднять Надье на ноги, он взял её за плечи и посмотрел ей в глаза:

— Ты сказала, что этот… Что он напал на вас по дороге. Убил коня и подбросил телегу. Это был он? Кто он такой? Отвечай мне!

— Я…я…я не знаю, правда, — Надья съежилась под взглядом старого кузнеца.

— Это он сделал с моим сыном? Он изувечил его, превратив в живой труп?!

Надья молчала. Она вспомнила слова всадника, тогда, на ярмарке, о выловленном изо рва теле. Помолчав немного, она посмотрела на старого кузнеца и сказала:

— Думаю, да.

Сорен отпустил её плечи и пошел к выходу, начав разбирать сооруженную у дверей баррикаду, но другие мужчины с криками тут же оттащили его.

— Я должен идти! — кричал кузнец. — Он убил моего сына! Убил сына!

Раздался звон битого стекла. Одно из выходящих во двор больших окон разлетелось вдребезги вместе с рамой. Стол, служащий перегородкой, отлетел на несколько футов. Обезглавленное тело старосты Шигора не пролезло в окно, но, перегнувшись через подоконник, повисло вниз отсутствующей головой. Кровь из раны капала на бревенчатый пол. Спустя мгновенье, следом, в комнату влетела сама голова. Ударившись о пол, она прокатилась по нему, сделав пару кругов, и замерла, уставившись в потолок безжизненными глазами.

Все замерли. Младенцы, чувствуя общий ужас, продолжали реветь. Кое-кто из взрослых тихо поскуливал. Иные молились. Майю, согнувшуюся в три погибели, непрестанно рвало.

Надья стояла, смотря на лежащую голову, вокруг которой образовалось свободное пространство.

Как и в прошлый раз, Алистер первым пришел в себя. Кинувшись к своим сумкам, он быстро выудил оттуда несколько разноцветных камней и раздавил их, сжав в кулаке. Прозрачная, отдающая бирюзовым цветом жидкость потекла по его рукам. Растерев её по ладоням, он выставил руки вперёд, сжав их в замок.

— Тихо всем, — скомандовал он.

Тишину нарушал лишь плач детей и прерывистый скулеж пары женщин. Жители деревни вслушивались в тишину за дверьми, стараясь уловить каждый шорох, каждый порыв ветра.

Сначала они услышали лишь шаги. Кто-то в тяжелых сапогах прогуливался вокруг дома, изредка водя чем-то по стенам, создавая ужасный скрип.

— Если двери откроются, — прошептал Алистер. — Все падайте на пол и закрывайте глаза.

Но двери не открылись. Сначала они услышали стук копыт. Несколько лошадей, никак не меньше двух, пронеслись по деревне. Конский топот заглушил страшный, нечеловеческий визг. Раздались крики людских голосов, но за чудовищным воплем невозможно было разобрать слов. А затем наступила тишина, прерываемая лишь тихим ржанием лошадей.

Снаружи послышались шаги. Все в доме замерли. Надья так сильно сжала кулаки, что ногти больно впились в ладони. Алистер, казалось, превратился в каменное изваяние.

У разбитого окна, через подоконник которого свисало тело убитого старосты, возникла фигура. На ней не было ни плаща, ни капюшона. В руке она держала высоко поднятый факел, в свете которого можно было разглядеть молодого мужчину. Заглянув внутрь, пришелец испугано оглядел собравшихся под кровом селян. Его взгляд задержался на стоящем в неестественной позе Алистере.

— Всё в порядке, — добродушно сказал юноша. — Мы прогнали его, правда, вам нечего бояться.

Надья раньше не слышала таких голосов. Юноша говорил мелодично, в каждом звуке его голоса слышалась вежливость и доброта.

Внезапно, пришелец увидел лежащего на столе Йолима.

— О Боги, — вздохнул он, и исчез. Тут же кто-то попытался отпереть дверь.

— Мы не причиним вам вреда, — сказал юноша из-за двери. — Даю слово.

Надья подумала, что юношу стоит впустить. Словно прочтя её мысли, Алистер опустил руки. Постояв ещё немного, он велел разобрать баррикаду.

Пока одни разбирали стулья, столы и бочки, другие пытались найти что-то, чем можно было бы обороняться, на тот случай, если гость окажется лжецом. Кто-то хватал стулья, кто-то осколки разбитого оконного стекла. Несколько женщин вооружились деревянными кружками.

Дверь отворилась, и пришелец вошел внутрь. Он был подтянут и строен, и роста в нём было не менее шести футов. Собранные в хвост золотистые волосы блестели в свете факелов, а в голубых глазах плясало отражение пламени свечей. На поясе его висела кривая сабля, слегка прикрытая чёрным, потёртым камзолом. На вид ему было не больше двадцати. Он беспокойно оглядывал жителей деревни, переводя взгляд от одного к другому.

Повернувшись к открытой двери, он обратился к кому-то на улице:

— Наставник! Всё в порядке! Здесь только люди!

Послышался звук тяжелых шагов, чавкающих по грязи, и в дверной проем вошел ещё один человек. Грива каштановых волос с проседью свисала ему до плеч. Чёрные глаза презрительно рассматривали собравшихся. Вкладывая в ножны свой серый, неприметный клинок, он ехидно улыбнулся в косматую бороду:

— Люди? Я вижу лишь сборище трусливых кур.