Эффект Конкорда (вспоминая Михаила Шолохова)

В череде потерь ставлю пробел.

Стоп машина! Колеса времени стоп!

Осень, зима — смерть по темени

Уберите время на время!

В небе летит самолет!

Секунды множат годы, вычеркивая жизни.

Как ты там? Держись!

Не роняй себя пеплом под ноги…

С. Сурганова. «Рейс 612»

I

Командно-диспетчерский пункт: «Эйр Франс сорок пять девяносто, взлетно-посадочная полоса двадцать шесть правая, ветер ноль девяносто узлов, взлет разрешаю».

Второй пилот: «Сорок пять девяносто, взлет с двадцать шесть правая» (звук переключателя).

<происходит разбег>

Командно-диспетчерский пункт: «Конкорд ноль… сорок пять девяносто, у вас воспламенение… шлейф пламени позади вас».

Бортинженер: «Отказ двигателя, отказ второго двигателя» (два звука переключателя, срабатывает пожарная сигнализация).

Голос в эфире: «Сильно горит» (гонг).

Бортинженер: «Отключить второй двигатель».

Командир воздушного судна: «Возгорание двигателя» (звук переключателя, перестает звучать сигнализация).

Второй пилот: «Внимание, индикатор скорости, индикатор скорости, индикатор скорости» (звук переключателя, гонг).

Командно-диспетчерский пункт: «Возгорание сильное и я не уверен, что это двигатель» (звук переключателя).

Командир воздушного судна: «Убрать шасси».

Командно-диспетчерский пункт: «Сорок пять девяносто, за вами сильный шлейф пламени».

Командно-диспетчерский пункт: «Учитывая ваше положение, вы имеете приоритет на посадку».

Бортинженер: «Шасси».

Второй пилот: «Нет» (звук двух переключателей).

Командир воздушного судна: «Шасси… убираются».

Второй пилот: «Понял» (пожарная сигнализация, гонг, три сигнала переключателей).

Второй пилот: «Я пытаюсь…»

Бортинженер: «Я нажимаю».

Командир воздушного судна: «…вы выключили второй двигатель» (окончание звука сигнализации задымления).

Бортинженер: «Я выключил его».

Второй пилот: «Шасси не убрано» (звук пожарной сигнализации).

Командир пожарного отряда: «Вышка де Голля, командир пожарного отряда».

Командно-диспетчерский пункт: «Командир пожарного отряда, ээ… тут Конкорд, я не знаю их намерений, поэтому займите позицию у южного дублера» (звук переключателя).

Командир пожарного отряда: «Вышка де Голля, командир пожарного отряда запрашивает доступ на полосу двадцать шесть правая».

Второй пилот: «Ле Бурже, Ле Бурже, Ле Бурже».

Командир воздушного судна: «Слишком поздно…»

Командно-диспетчерский пункт: «Командир пожарной службы, даю поправку, Конкорд возвращается на полосу ноль-девять в противоположном направлении».

Командир воздушного судна: «Нет времени, нет…»

II

Меня зовут Александр Ламберт. Мне сорок два года. Я пилот Air France.

Впрочем, все это условно.

У нас в компании бытует такая шутка. На презентации проекта по разработке нового авиалайнера докладчик говорит: «Предположим, что наши затраты составят икс долларов». На что акционер компании возражает: «Нет, это слишком много! Пусть будет игрек долларов».

Так и со мной. Пусть меня зовут Александр Ламберт. Но ничего не изменится, если я скажу, что меня зовут Николь Леруа. Или Сергей Белов. И живу я в Нижнем Новгороде в России.

Все условно.

С другой стороны я не знаю, кто вы. Но я твердо уверен, что у вас была бабушка. Вероятно, она давно умерла. Возможно, вы ее совсем не помните. Но она точна была.

У меня же ее не было никогда.

Естественно, что и меня сейчас нет. Все условно. Но пусть меня зовут Александр Ламберт.

Когда бросают игральную кость и выпадает, скажем, шесть точек, то оставшиеся пять граней остаются скрыты. Это не значит, что они отсутствуют — они просто не выпали.

Так и со мной. Я просто не выпал. И нас гораздо больше, чем вы можете представить.

Раз вы согласились на такую условность, то я позволю себе еще одну вольность — я расскажу вам об этой своей бабушке, которой у меня не было. Для удобства буду называть ее просто бабушка. Или Наталия. Поверьте, она не пустая фантазия, как я сам. Моя бабушка, которой у меня никогда не было, вполне реальный персонаж, к сожалению незаслуженно всеми забытый.

Стояла золотая осень. Конец октября. Моя бабушка находилась недалеко от Санкт-Петербурга, в бывшем имении графа Левашова. Двадцать пятого числа она должна была выехать в Румынию.

Левашово тянется от станции Финляндской железной дороги по большому прямому шоссе к роскошной усадьбе с прекрасным парком. По обеим сторонам шоссе, вдоль него, среди густой рощи из берез и сосен на приличном расстоянии друг от друга расположились дачи с обширными садами. (Я догадываюсь, что вам интересней было бы слушать не о бабушке, а о более молодой особе. Спешу вас обрадовать — моей бабушке в ту пору исполнилось только двадцать два года. Ей и сейчас двадцать два.) Итак, она находилась под Санкт-Петербургом, точнее под Петроградом — так после вступления России в Первую мировую войну, на волне антигерманских настроений, в августе 1914 года стала называться российская столица.

Наталия еще летом сбрила свои чудесные длинные вьющиеся волосы и носила на шевронах мертвую голову Адама — нашивку на рукаве в виде черепа с двумя крест-накрест лежащими костями, как символ смерти и бесстрашия перед ее лицом. «Победа или смерть. Страшна не смерть, страшны позор и бесчестье...»

Тысяча молодых женщин-добровольцев находилась в тот момент в Левашово, ожидая переброски на Румынский фронт для поднятия морального духа воинов-мужчин.

Батальон под командованием штабс-капитана А.В. Лоскова, где служила бабушка, состоял из четырех рот, пулеметной команды, команды конных разведчиков, саперов, связистов, нестроевой части и обоза, и подчинялся непосредственно штабу Петроградского военного округа. Ядро батальона составили уцелевшие после июньских боев 1917 года ударницы Женского батальона смерти.

Военные формирования, состоящие исключительно из женщин, создавались Временным правительством с пропагандистской целью — поднять патриотический настрой в армии и устыдить собственным примером солдат-мужчин, отказывающихся воевать против немцев. Бабушка участвовала в боях, в которых женский батальон наступал в порядках обычной регулярной части. В пехотной цепи женщин и мужчин офицеры строили через одного. При этом женщинам-бойцам на фронте помимо всего приходилось с оружием в руках оборонять свой отдельный лагерь от назойливых солдат соседних частей, а также постоянно вступать в перепалки с теми, кто был настроен дезертировать. Однажды атака окончилась после того, как была захвачена германская траншея, в которой немцы оставили ящики со шнапсом, и пехота просто напилась. Женщины уничтожали алкоголь, но скоро почти весь полк был мертвецки пьян.

В ночь на 24 октября начальник штаба Петроградского военного округа Яков Герасимович Багратуни вызвал в срочном порядке женский батальон в Петроград. «Военная. Срочная. Главнокомандующий приказал немедленно прибыть в Петроград в штаб округа для поднятия духа солдат участием в параде. Генерал Багратуни».

Утром отслужили молебен с возглашением многолетия «Богохранимой Державе Российской и Благоверному Временному Правительству ея». Российский епископат перестал на богослужениях поминать царскую власть сразу после отречения Николая II.

В июне 1917 года Наталия впервые приняла присягу на верность службы, обещая перед Богом и своею совестью быть верным и неизменно преданным Российскому Государству, обязуясь повиноваться Временному Правительству. На принятии присяги был молодой священник, у которого спрашивали, как быть тому, кто уже присягал царю и не отрекся «верно и нелицимерно служить и во все повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови» Государю Императору. Священник заверил об освобождении их всех от действия прежней присяги на верность династии Романовых, в связи с отречением от престола Николая и в связи с отречением его брата Михаила.

Возможно, священник действительно считал, что отказ Великого Князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти до окончательного решения Учредительного собрания служит безвозвратным уходом с российской политической сцены всех Романовых. Таково было разъяснение Святейшего Правительствующего Синода Русской православной церкви. Впрочем, Святейший Синод, признав в свое время Николая в священнодействии коронования помазанником Божиим, не рискнул упразднить силу таинства царского миропомазания. При этом, несмотря на фактическое отсутствие отречения от престола Дома Романовых, Синод распорядился вместо поминовения «царствовавшему дому» возносить моление «Благоверному Временному Правительству».

Синод даже опередил постановление самопровозглашенного Временного правительства об отмене «Царских дней» — государственно-церковных праздников, объединявших собой дни рождения императора, его супруги и наследника, дни восшествия на престол и коронования.

Царская власть оказалась преданной церковно-молитвенному забвению, стала поминаться в прошедшем времени. Потом говорили, что «Россия вступила на свой крестный путь в день, когда перестала открыто молиться за Царя». Государственный переворот в феврале-марте 1917 года был оценен Синодом и объявлен всероссийской пастве как «свершившаяся воля Божия». Россия вступила на путь новой государственной жизни. Раз всякая власть от Бога, то и эта революция попадала под богословское оправдание. Потом, правда, как известно, в России последовала еще одна революция — октябрьская… Воистину «натиск на Царскую Россию вели не только пиджаки и мундиры, но и смиренные рясы».

От Николая отвернулись все: политики, высший генералитет, духовенство… «Кругом измена, и трусость, и обман». «Тяжело, больно и тоскливо»…

Впрочем, моя бабушка была далека от понимания тех политических интриг. Она, как и все девушки ее батальона, хотела просто поскорее попасть на фронт. Женщины-добровольцы трезво оценивали свои возможности и понимали, что как воины не смогут победить врага. Но они верили, что должны показать пример солдатам-дезертирам, как нужно спасать Россию.

Я долго думал, что же было не так в этом их искреннем порыве… Ошибка, видимо, заключалась не в том, что эти девушки делали что-то неправильно, а в том, что неверным было предположение, что русский солдат покинул окопы оттого, что испугался. Русский солдат не был трусом, он просто утратил веру, он потерял всех своих богов и не нашел новых, достойных того, чтобы в них поверить.

Когда мы разрабатывали пассажирский сверхзвуковой самолет Конкорд, то инвесторы быстро поняли, что проект нерентабелен. Но миллиарды уже вложенных средств психологически не позволяли акционерам взять и бросить начатое. Они угодили в финансовую яму, подсознательно зная о неудаче, но боясь бросить то, во что вложили мечту, деньги и нервы. Полет от Парижа до Нью-Йорка всего за три часа!

Конкорд, конечно, был не первым примером стоического продолжения заведомо бесполезного дела. Эффект или синдром Конкорда — занимательная штука, присутствовавшая в человеческих головах издревле, но обретшая название лишь во второй половине XX века. Мы часто продолжаем совершать ошибку, потому что остановившись, тем самым признаем — то что мы делали так долго было неверным и лишним, никому не нужным. Мы прикрываем этот свой синдром Конкорда лозунгом «не могло же быть все это зря!» Половина несчастных браков и половина всех войн — это результат синдрома Конкорда…

Восьмого марта Николай в Могилеве прощаясь с армией, издал прощальный приказ войскам, в котором напоминал им, что «в продолжении двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий», и уверял, что «уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника». Бывший император считал, что «эта небывалая война должна быть доведена до полной победы».

Моя бабушка, конечно же, не слышала о синдроме Конкорда. Она просто хотела поскорее попасть на фронт. Но вместо этого их батальон 24 октября в двенадцать часов дня прибыл к Зимнему дворцу якобы для участия в параде.

Смотр проводил сам Верховный главнокомандующий Александр Федорович Керенский.

«Рыцарь революции», «гений русской свободы» выглядел устало. По-наполеоновски заложив руку за борт полувоенного френча, он поспешно осмотрел выстроившихся девушек, что-то бросил на ходу Лоскову и покинул смотр на открытом автомобиле, с прикрепленной сбоку дверцы засохшей темно-бордовой розой.

Молодой адвокат Керенский, создавший себе репутацию на политических процессах, оказался наиболее деятельным и наиболее решительным из организаторов нового режима в феврале 1917 года. Он оказался в нужном месте в нужное время — попал сразу в два противостоящих органа власти: в первый состав Временного правительства в качестве министра юстиции, и в первый состав Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в качестве заместителя председателя. Благодаря такому стечению обстоятельств, а также психозу толпы, он в тридцать шесть лет, не обладая особыми заслугами и качествами, вознесся на вершину государственной власти новой России, получив диктаторские права выше царских. «Ты жжешь сердца глаголом вещим, восторгом пламенным своим, и перед будущим зловещим твой гордый дух неукротим…» Но долго усидеть на двух стульях никому не удавалось. На политическую сцену окончательно и бесповоротно выходили большевики. Власть стремительно ускользала из рук Керенского. В решающий момент защищать его правительство, расположившееся в Зимнем дворце, кроме роты юнкеров из школы прапорщиков и группы ненадежных казаков было некому. Поэтому Лоскову приказали оставить женский батальон для защиты Временного правительства. Сам Керенский убыл за подкреплениями в штаб Северного фронта в Псков.

Лосков, понимая несуразность выступления женского батальона против почти всего Петроградского гарнизона, посчитал случившееся авантюрой. Атмосфера в городе уже была накалена до предела. По улицам ходили патрули рабочей милиции. Проезжали броневики. Не желая рисковать женщинами, которые так толком и не получили никакого боевого опыта, он на свой страх и риск вывел батальон из города, мотивируя тем, что вверенная ему часть предназначена для борьбы исключительно с внешним врагом. Тогда штаб округа запросил у него хотя бы одну роту, якобы, для доставки бензина с завода Нобеля. В итоге около Зимнего дворца оказалась Вторая рота в составе более ста человек.

Вместо доставки бензина два взвода этой роты бросили помогать юнкерам в разводке Николаевского моста, но Военно-Революционный комитет уже послал туда отряды своей гвардии. С Васильевского острова хлынули красногвардейские и солдатские отряды. Юнкера и женщины, не вступая в бой, бежали к Зимнему…

«…Во дворе бесцельно бродили казаки. Юнкера разместились в вестибюле дворца, втащили туда пулеметы. Ударницы женского батальона столпились возле.

Слонявшиеся казаки подходили к ним, грязно подшучивали. Одну шлепнули по спине:

— Тебе бы, тетка, детей родить, а ты на мущинском деле.

— Рожай сам! — огрызнулась та…

Казаки гоготали, веселели, глядя на женщин. Но к полудню веселое настроение исчезло…

К вечеру посыпалась изморось. Казаки заволновались:

— Что же это за порядки: завели — и держут на базу без продовольствия?!

Перед сумерками ударницы, скопившиеся возле ворот, рассыпались густой цепью; лежа под брусьями, начали постреливать куда-то через площадь. Казаки участия в стрельбе не принимали, курили, нудились. Один из казаков собрал сотню возле стены и, опасливо поглядывая на окна дворца, заговорил:

— Вот что, станишники! Нам тут делать нечего. Надо уходить, а то без вины пострадаем. Зачнут дворец обстреливать, а мы тут при чем? Офицеров — и след простыл… что ж мы, аль проклятые, что должны тут погибать? Айда домой, нечего тут стены обтирать! А Временное правительство… да на кой оно нам ляд приснилось! Как вы, станишники?

— Выйди с базу, а красногвардейцы и зачнут из пулеметов полоскать.

— Головы посымают!

— Наше дело телячье — поел да в закут.

— Кому как, а наш взвод уходит!

— И мы пойдем!

— К большакам людей направить — пущай они нас не трогают, а мы их не тронем.

Подошли казаки других сотен. Советовались недолго. Три казака, от каждой сотни по одному, вышли из ворот, а через час вернулись в сопровождении трех матросов. Матросы, перепрыгнув через брусья, наваленные у ворот, шагали по двору с деланно развязным видом: подошли к казакам, поздоровались. Один из них, молодой черноусый красавец, в распахнутом бушлате и сдвинутой на затылок шапке, протиснулся в серединку казачьей толпы:

— Товарищи казаки! Мы, представители революционного Балтийского флота, пришли затем, чтобы предложить вам покинуть Зимний дворец. Вам нечего защищать чужое вам буржуазное правительство. Пусть его защищают буржуазные сынки, юнкера. Ни один солдат не встал на защиту Временного правительства, и ваши братья — казаки Первого и Четвертого полков — присоединились к нам. Кто желает идти с нами — отходи влево!

— Погоди, браток! — вперед выступил бравый урядник первой сотни. — Пойтить — мы с нашим удовольствием… а как нас красногвардейцы на распыл пустят?

— Товарищи! Именем Петроградского Военно-революционного комитета мы обещаем вам полную безопасность. Никто вас не тронет.

Казаки мялись в нерешительности, женщины-ударницы подходили, слушали, поглядывали на казаков и вновь шли к воротам.

— Эй вы, бабы! Пойдемте с нами? — крикнул бородатый казачина.

Ответа не дождался.

— Разбирай винтовки — и ходу! — решительно сказал один из них.

Казаки дружно расхватали винтовки, построились.

— Пулеметы брать, что ли? — спросил черноусого матроса казак-пулеметчик.

— Берите. Кадетам их не оставлять.

Четвертая сотня шла последней. У ворот, где густо столпился весь женский батальон, — заминка. Здоровенный казак, взобравшись на брусья, убеждающе и значительно трясет ногтястым черным пальцем:

— Вы, стрелки, слухайте сюда! Вот мы зараз уходим, а вы, по своей бабьей глупости, остаетесь. Ну, так вот, чтоб без дуростев! Ежели в спину зачнете нам стрелять — вернемся и перерубим всех на мелкое крошево. Толково гутарю? Ну, то-то. Прощевайте покуда…»

Возле Зимнего стало тихо и пустынно.

— Знаете, а я хоть и давала дважды присягу, а тоже не хочу гибнуть здесь, — сказала наконец одна из девушек. — Многие из нас пришли служить с благословением родителей, но большая часть — с их проклятием. Мы все были готовы умереть за революцию. Но мы были очень несчастны. Нас везде не понимали. Мы ожидали, что нас будут чествовать, как героев, а нас засыпали грязными шутками. Нас оскорбляли на улицах. Ночью мужчины стучались в наши бараки и выкрикивали непристойности. Большая часть из нас так и не добралась до фронта. Я не хочу, чтобы солдаты считали меня врагом революции, я лучше присягну потом новому правительству. Ведь так можно?

Никто не ответил ей.

Каждый решал за себя.

Меньше всего моя бабушка думала тогда обо мне. Она просто сделала свой выбор.

Наталия не узнала, что генералы М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов в ноябре 1917 года отправились в Новочеркасск образовывать Добровольческую Белую армию. Разгорелась Гражданская война, унесшая жизни еще нескольких миллионов человек… Спустя полгода бывший командующий войсками Петроградского военного округа Лавр Георгиевич Корнилов, руководивший в марте 1917 года арестом царской семьи, был убит большевиками при штурме Екатеринодара. Чуть позже в Екатеринбурге были расстреляны все члены царской семьи. Бывший начальник штаба Верховного главнокомандующего Михаил Васильевич Алексеев, сделавший весьма многое для поспешного отречения Николая II от престола, погиб в том же году от болезней, на посту Верховного руководителя Белой армии. «Странный конец. Генералы уснули лицом вниз. Ночная влага — бесстрастный судья, тех, кто встал на карниз». Вождь большевиков В.И. Ленин, еще в январе 1917 года пессимистично считавший, что его поколению не суждено будет увидеть революцию, пережил их на целых пять с лишним лет…

А еще спустя полвека состоялся первый полет англо-французского сверхзвукового пассажирского самолета Конкорд, который я, вероятно, смог бы поднимать в воздух… «Ветер — хороший попутчик, если ты с ним заодно, но это теперь не важно, все это было давно».

Много что случилось. И еще больше — чего не случилось. «Шаг в пропасть — причина обвала. Эхо хранит боль. Слепой проводник укажет место, если ты знаешь пароль».

А тогда, у Зимнего дворца моя бабушка просто сделала свой выбор.

«Фонарщик Вселенной потушит сегодня несколько звезд. В сущности, это так мало! Прошу вас, не надо слез».