Глава 7. Дорога в львиную пасть.

С отъезда их маленького отряда из деревни минуло уже пару часов. Время перевалило за полдень и солнце, воцарившись на небе, периодически проглядывало сквозь верхушки растущих вдоль дороги деревьев.

Надья смотрела по сторонам и думала о том, что раньше не замечала, как же красивы её родные места. Удастся ли ей вернуться сюда, или то, что ждёт её впереди, не оставило ей никаких шансов на возвращение?

Четверо всадников ехали в полном молчании. Их лошади, казалось, вышагивающие в такт друг другу, махали хвостами и изредка фыркали. Куда они едут, Надья не знала, и боялась спросить. Ей думалось, что место их назначения знает один лишь Коред, но она ни за что не осмелилась бы обратиться к нему с вопросом.

Первым в их колонне, на своём пегом мерине, ехал Хёрб. Уверенно держась в седле, он не сводил глаз с дороги, лишь изредка поглядывая по сторонам, словно высматривая, не прячется ли кто за стволами деревьев.

Следом за ним вышагивала белая кобылица Алистера. Надья видела, что чаровник явно чем-то обеспокоен. Он постоянно вертел головой, высматривал в небе птиц, и тревожным взглядом провожал каждого ворона, что пролетал мимо, каркая на тянущихся по дороге всадников. Надья ехала вслед за ним, поглаживая гриву своей рыжей кобылки. Кольиан, деревенский конюх, никак не хотел её отдавать.

— Я вам свою рыжую не отдам, — негодовал Кольиан. — Одного коня вы уже потеряли, когда отправились на торги. И теперь хотите забрать ещё одну лошадь?

Алистер пытался уговорить старого упрямца:

— Ты же знаешь — нам нужно покинуть деревню. Или ты хочешь, чтобы то, что убило Шигора и пасынка кузнеца наведалось сюда снова?

Его слова немного поубавили пыл старого лошадника, но убедить того не смогли:

— Коли так нужно ехать, так пусть один из этих пришлых возьмёт девку себе в седло! У бородатого грубияна не конь — чудовище! Такой способен нести на себе броню и латника в полном боевом облачении, что уж говорить о жилистом старике и малой девице?

Они так бы и спорили, если бы в разговор не вмешался Коред, которому, думала Надья, до смерти надоели споры чаровника и коневода. Черноглазый не стал уговаривать старого лошадника:

— Ты отдашь нам эту лошадь, или я отрежу тебе руки. Без них в седле сидеть невозможно, а значит, лошади будут тебе без надобности. Хотя, кажется, их можно обучить слушаться голоса и свиста, так что для верности, я вырежу тебе и язык.

После такого Кольиан перестал спорить и сам помог Надье оседлать кобылицу. Надья спросила, как её зовут, но старый лошадник, почему-то, не проронил ей ни слова, потому Надья сама назвала кобылку Бельчонком. Так звали лошадь в одной из сказок, что ей рассказывала бабушка, когда они вдвоём сидели у камина.

Сейчас Бельчонок задорно вышагивала, взрывая копытами землю. Иногда она порывалась перейти на рысь, но тогда из-за спины слышалось зловещее ржание вороного коня черноглазого, и Бельчонок послушно замедляла ход.

Надья была уверена, что её кобылка боится Кореда и его мерина не меньше, чем их боялась сама Надья. Или же страх наездницы передаётся и её зверю. Надья, когда-то, читала о чём-то подобном.

Коред на своём вороном замыкал процессию. Иногда Надье хотелось оглянуться, чтобы посмотреть, что делает черноглазый, но ей было слишком страшно. Даже невольно брошенный взгляд он может счесть за нарушение его приказа.

Как только они миновали деревенские ворота, Коред велел им следовать друг за другом:

— Парень, — обратился он к Хёрбу. — Поедешь во главе. Ты, чародей, за ним. Девка следом. Я буду в хвосте. И предупреждаю сразу: если кто-нибудь из вас откроет рот раньше меня — я сам его зарублю. Не понадобится никаких тварей в монашеских рясах.

За всю дорогу его наказ ни разу не нарушался. Иногда Надья слышала позади звуки шуршащего пергамента, или бульканье жидкости в мехе. Черноглазый то и дело прикладывался к вину. «Он так совсем перепьется и, чего доброго, упадёт с коня. И что мы тогда будем делать?» — думала девушка. Впрочем, сказать об этом Кореду она бы всё равно не смогла — бродяга немедленно снёс бы ей голову, после чего, непременно, выпил бы ещё вина, или посмеялся.

Лесной воздух, отдающий запахом листвы и влаги, наполнился табачным привкусом. Не оборачиваясь, Надья поняла, что Коред раскурил свою трубку. Иногда ей казалось, что он только и делает, что курит, пьёт, и грозится кого-нибудь убить. Не то, чтобы её это удивляло. Она уже встречала мужчин, да и женщин, которые, выпивши, грозились оторвать друг другу головы, или перерезать глотки. Порой подобные слова и впрямь заканчивались дракой или поножовщиной, но чаще всего это был лишь обычный трёп. Что касается Кореда — Надья была уверена — свои угрозы он выполняет.

Они миновали очередной участок, в котором лесная дорога сужалась и делала небольшой поворот. Их появление потревожило снующее здесь зверьё и оно, нехотя, разбежалось. Надья заметила, что стаи воронов по-прежнему сидят на ветках, периодически каркая и провожая их взглядом.

— Стой, — скомандовал Коред. Всадники потянули своих лошадей за поводья, и те послушно остановились. Хёрб слегка развернул своего пегого конька, обращаясь к наставнику:

— Вы что-то видите?

— Ничего, что было бы хоть сколько-то важным, — ответил Коред, переводя взгляд с Алистера на Надью. Девушка, под взглядом презрительных чёрных глаза, сама потупила взор.

— Тогда зачем мы остановились? — поинтересовался Алистер. С тех пор, как Коред разбил ему лицо на деревенском дворе, чаровник стал обращаться к нему куда более сдержанно.

— Поссать, — сказал Коред, спешиваясь. — И обсудить дальнейший маршрут.

Отойдя к обочине, черноглазый развязал тесёмки штанов и бесцеремонно стал поливать растущие вдоль дороги кустарники. Надья отвернулась, чувствуя неловкость. Закончив, Коред подошел к своему коню и выудил из седельных сумок какой-то пергамент. Когда он развернул его, тот оказался картой.

— Давненько меня не было в этих местах, — сказал черноглазый, глядя на карту. — И я успел позабыть о том, что скрывают здешние земли..

— Что вы имеете в виду, мастер? — спросил Хёрб. Молодой лекарь тоже спешился и, подойдя к своему учителю, внимательно уставился на карту, что тот держал в руках.

— Изначально, — пояснил Коред. — Я планировал добраться до «Предательского двора» и провести там пару ночей, всё досконально обдумав. Тварь не сунулась бы туда, пока я с вами. Для него это было бы слишком рискованно, и он не привык нападать столь открыто. Дальше я думал выдвинуться либо на восток, в Даф Курнаир, либо пересечь Великую Змею через энгомскую переправу и двинуться на север, в сторону Дахкшера. Чем дольше бы мы двигались, тем меньше терпения оставалось бы у той мерзости, что идёт по пятам. Рано или поздно тварь совершила бы ошибку, и я бы разделался с ней. Теперь я думаю, что эта идея не так уж и хороша.

— Почему же? — задал вопрос Алистер. Чаровник внимательно смотрел на Кореда с таким выражением, будто видел его в первый раз. В чём кроется причина взгляда чаровника, Надья не поняла, но удивилась, почему Коред называет Покой Левиафана Даф Курнаиром. Это название пахло древностью, как и сам город, и лишь немногие называли Покой на его родном языке.

— Потому что я кое-чего не учёл, — Коред вырвал Надью из размышлений. — Людей. В Даф Курнаире сто двадцать тысяч жителей, а на пути в Дахкшер столько мелких поселений, трактиров, деревушек и лагерей, что можно сбиться со счету.

— Это может статься проблемой? — спросил Хёрб, наморщив лоб.

— Да, может, — покачал головой черноглазый. — Ведь эта девка — не одна такая. Пока мы будем волочиться по тракту, хорониться на постоялых дворах, скрываться в деревнях и ютиться под буреломом, тварь может найти себе занятие поинтереснее. Нет, она, конечно, продолжит преследовать нас, по пути находя для себя иные развлечения и отрезая члены иным кузнецам, но когда-нибудь и мы расслабимся. И вот тогда-то сволочь до нас доберётся.

Почесав бороду, Коред исподлобья глянул на Надью:

— Нет, — сказал он. — С этим нужно разбираться быстро. Пока мы знаем, чего ждать, и как с этим бороться.

— А мы знаем? — подал голос Алистер, не слезая со своей белой кобылы. — Лично я не имею ни малейшего понятия, с чем мы имеем дело. Знаю лишь, что оно любит калечить и нагонять ужаса.

— Ты может, и не знаешь, — ответил Коред. — А вот я вполне уверен.

Коред замолчал, уставившись куда-то в небо. Надья поняла, что он о чём-то размышляет. Внезапно, в ней вспыхнула злость. Как же ей надоело, что кто-то постоянно принимает решения за неё! Всю жизнь её мать помыкала ей, как хотела, а теперь и этот черноглазый бродяга распоряжается её жизнью, совершенно не спросив её мнения. Уже готовая прокричать всё это в лицо Кореда, она осеклась: но ведь он делает это, чтобы спасти ей жизнь. Или нет? В мотивах черноглазого она разбиралась не лучше, чем в оружейном или банковском деле. Зачем он здесь: ради её защиты, ради убийства твари, напавшей на них, или и вовсе, по другой, неизвестной Надье причине? Одно Надья поняла чётко: Коред хочет убить то, что напало на деревню, а оно охотилось за ней. И потому она нужна черноглазому живой. Но станет ли он на её защиту, Когда тварь явится по её душу? Или она лишь приманка, подобно червю, коего рыбак насаживает на крючок, в надежде завлечь рыбу? «У рыбы во рту черви гибнут» — напомнила себе Надья.

Она взглянула на Алистера. Чаровник тяжело молчал. Надья знала его недолго, но между ними сложились тёплые отношения. Достаточно ли они теплы для того, чтобы Алистер стал рисковать собственной жизнью ради неё? Ответа на этот вопрос у неё не было. Она вспомнила, как молодой ученик Кореда боролся за жизнь Йолима. Не желая отступать, пока есть хоть какая-то надежда, лекарь продолжал битву со смертью, пока не понял, что та проиграна. Но и это не гарантировало того, что за неё он будет драться столь же отчаянно. В конце концов, если Коред прикажет ему забыть о Надье, Хёрб может его послушать.

— Я изучал эту местность, — Алистер прервал образовавшуюся тишину. — На тракте мы можем найти укрытие лишь за стенами гостиниц, покуда не доберёмся до ближайшего городка, а в лесу больше нет ни лесничих лачужек, ни охотничьих стоянок, известных мне. Но…

Чаровник поморщил лоб и продолжил:

— В нескольких милях отсюда, в глухом лесу, есть старые руины. Я собирался изучить их, но тут случилось… всё это.

— Что за руины? — спросил Коред.

— Всё что я знаю, что они там есть.

Надья, поняв о каких руинах они говорят, осмелилась открыть рот:

— Я знаю об этом месте. В детстве мы с друзьями, исследуя лес, наткнулись на эти развалины и иногда играли там в прятки. Я рассказала об этом месте своей бабушке, и та поведала мне, что эти руины — то немногое, что осталось от тех, кто жил здесь до основания Покоя Левиафана.

— Пешибские постройки, — задумался черноглазый. — Значит, не все они рассыпались за прошедшее тысячелетие.

— Пешибы жили здесь задолго до того, как прибывшие морем люди заложили первый камень Покоя, — заметил Алистер. — Сейчас от них остались лишь память, да записи в свитках. Если те руины и впрямь некогда принадлежали им…

Глаза чаровника загорелись. Для учёного, вроде него, подобная находка должна была быть на вес золота.

Черноглазый, словно сделав над собой невиданное усилие, обратился к Надье:

— Расскажи мне об это месте.

Девушка слегка занервничала, ёрзая в седле. В последний раз она бывала там давно, ещё маленькой девочкой, бегающей босиком по холодным серым камням.

— Ну, — начала она. — Когда я была маленькой, мы с друзьями забирались туда, чтобы поиграть и укрыться от взрослых глаз…

Коред отвернулся, закрыв лицо одной рукой. Надье перепугалась. Чем она могла расстроить его?

Хёрб, увидев всё это, вышел вперёд и мягко, со свойственным ему тактом сказал ей:

— Наставник имел в виду, что ему не помешало бы знать о том, как выглядят эти руины? Насколько хорошо они сохранились? Если ли у них каменные стены, земляные провалы и подземные помещения?

Надья едва удержалась, чтобы не ударить по голове саму себя. Вот дура! И с чего она решила, что черноглазому будет интересно слушать о том, как они с Йолимом, Майей и Ориллом прятались за стенами и ногтями соскребали с камней разросшийся всюду зелёный мох?

— Там есть стены, — сказала она. — Не меньше трёх, хотя каждая из них тут и там развалилась. Я помню, что там были каменные ступени, ведущие к какому-то заросшему плющом входу, но мы никогда не спускались вниз. Было страшно.

— Далеко до них?

— Миль восемь, если прямо от деревни. Отсюда, наверное, все шестнадцать.

— В деревню мы возвращаться не будем, — отрезал Коред. — Поедем напрямик, через лес. Всем советую последовать моему примеру и отлить, я не собираюсь задерживаться по пути.

— И давайте не мешкать, — согласился с ним Алистер. — Если будем столбом стоять на дороге, то дождёмся лишь темноты, из которой на нас кинется сама смерть.

Спустя пять минут все они снова оказались в седле. На этот раз Коред приказал Хёрбу ехать в хвосте. Сам черноглазый тронул пятками своего вороного и первым свернул с дороги, въехав в лесную чащу.

В лесу не было ни дорог, ни тропинок, но лошадей, казалось, это нисколько не волновало. Уверенно ступая по поросшей травой и кустарниками земле, они вереницей тянулись между деревьями. Бельчонок иногда останавливалась, чтобы пожевать растущий у земли куст, но Надья быстро одёргивала её. Не хватало ещё, чтобы Коред увидел, что она медлит, потакая своей кобыле.

Перед тем, как свернуть с дороги, Надья рассказала черноглазому, в какой стороне от деревни находятся искомые ими руины. Но даже для неё, всю жизнь прожившей в этом лесу, найти их отсюда было бы непросто. Коред же, думалось Надье, об этом вовсе не беспокоился. Он уверенно вёл вперёд своего вороного, иногда меняя маршрут. Пару раз им приходилось закладывать круги из-за глубоких лесных оврагов, но черноглазый тут же находил нужное направление.

Смотря на покачивающегося в седле Кореда, Надья размышляла над давно интересующим её вопросом. Несколько раз она порывалась задать его, но боялась, что ответ будет слишком ужасным.

Собрав всю смелость в кулак, она спросила:

— Это существо, кто оно?

Недолго Коред молчал, а потом ответил, не оборачиваясь:

— Я, кажется, велел молчать. Или моя память подводит меня? Хёрб, разве я не велел не открывать рта?

— Велели, мастер, — в голосе лекаря слышалась улыбка. — Ровно до того момента, как вы сами не заговорите. Времена вашего запрета окончились у дороги.

Черноглазый покачал головой:

— Если всё сложится удачно, то ты, девка, никогда не узнаешь, что это за тварь. А если нет, что же — трупам знания без надобности. Но, коли тебе так не терпится окунуться в мир кошмаров, то говори с Хёрбом. А лучше заткнись.

Надья вопросительно обернулась на лекаря.

— К сожалению, я не многое могу рассказать, — заговорил Хёрб. — И все сведения о нашем противнике довольно разрознены. За тот год, что мы идём по его следам, мы не смогли добыть достаточно информации. Впервые мы услышали о нём в предгорьях Апогелитты, когда местные племена поведали нам о смерти, что приходит из леса. Они рассказали нам историю, похожую на ту, что произошла с вами. Я не придал этому большого значения, в каждом углу свои басни, но наставник насторожился. Прошел не один месяц, прежде чем мы наткнулись на новое упоминание об этом существе: семья лесника была изуверски убита, тела были изуродованы, а младшая дочь и вовсе пропала. С тех пор мы выслушивали каждый шепот, каждый слух, в надежде найти хоть что-то, что поможет нам выйти на нашу цель. Тогда мы уже примерно понимали, с чем имеем дело. Вернее, это понимал мастер.

— И с чем же мы имеем дело? — спросил Алистер.

— У него много имён. На юге его называют мананангалом, на севере кличут вендиго, или эмпузом. В некоторых свитках Империи Велламаха упоминаются предания о ночном людоеде, прозванном аканакой. Среди фледменийцев тоже есть поверья, относящееся к нему. Согласно их вере, это существо некогда было великим воином, посланником их богов, вошедшим в мир мёртвых. Из мира мёртвых невозможно было вернуться, но тому воину удалось сделать это. В наказание, Повелители Мёртвых прокляли его, превратив в чудовище, обречённое скитаться по нашему миру и утолять голод людской плотью.

— Это правда? — Надья была не на шутку испуганна.

— Не думаю, — покачал головой лекарь. — В нашем мире полно странностей, но поскольку именно этой занялся мой учитель, то значить это может только одно…

— Закрой рот, — оборвал его Коред, развернувшись в седле. — И в следующий раз дважды подумай, прежде чем открывать.

Лекарь послушно замолчал. Надье казалось, что в разговоре с ней он допустил какую-то вольность, что вывело черноглазого из себя.

— Что это — только одно? — спросила она.

— Ничего, — тихо ответил лекарь. — Прости, я не могу сказать большего.

— Но что же это за монстр, в итоге? — продолжала допытываться Надья. — Дух, демон?

Она замолчала, поёжившись, а затем шепнула:

— Бог?

— Бог?! — взревел Коред, резко останавливая вороного. — В этой твари нет ничего божественного! Это монстр, мерзость, паскудная скотина, треклятый гуль, зажившийся на свете. Он не заслуживает ни разговоров о нём, ни упоминаний, ни даже мыслей. Лишь холодной стали и жарящего огня.

Пытаясь подавить вспышку гнева, черноглазый приложился к своему винному меху.

— И сегодня он получит и то, и другое, — сказал он, пряча мех, и снова трогаясь с места.

Некоторое время они ехали в напряженном молчании. Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Надья обратилась к юному лекарю. Ей нравился Хёрб. В его голубых глазах лучилось добро, а его вежливая и приветливая манера речи располагали:

— Откуда вы? — спросила она. — Простите, если это слишком дерзкий вопрос.

— Ничуть, — улыбнулся лекарь. — Я родился в Дахкшере — городе, стоящем аккурат между болотами Сивери и лесами Апогелитты. Дакхшер, на одном из местных наречий, означает «риск». Историки пишут, что город прозвали так из-за того, что он стоит между двумя опасными местностями, ибо, что на топях, что в лесах, можно наткнуться на неприятности. Малая моя родина была приветливым городком, мало чем отличающимся от остальных. Были у нас и праздники, и погромы, и светлые времена, и тёмные. Были времена заурядные, а порой события были столь невероятны, что о них и вовсе никому не известно.

— А Коред? Простите, но он ваш… родственник?

— Ага, — буркнул Коред. — Я ему мать родна.

Хёрб улыбнулся, увидев замешательство Надьи:

— Нет, он мой друг и учитель. Кровными узами мы не связаны. Моим отцом был высокородный аристократ из моего города, матерью — служанка, прислуживающая в его имении. Будучи незаконнорожденным, я не мог претендовать на семейное наследие, потому меня отдали в обучение местному аптекарю.

— А как вы познакомились с господином Коредом?

Хёрб, немного помолчав, ответил:

— Он гостил у моего учителя в аптечной лавке. Так мы и познакомились.

Внезапно, Коред резко скомандовал остановиться.

— А вот и первый экспонат, — сказал черноглазый, кивнув головой в сторону.

Подав Бельчонка чуть вперёд, Надья проследила взглядом жест Кореда, и обомлела.

На дереве, привязанный к стволу, висел труп. У него не было ни рук, ни ног. Грудная клетка была вскрыта. В зияющей дыре было видно, что кто-то вырезал у мертвеца грудину и часть рёбер. Безглазая лысая голова с беззубым ртом глядела куда-то вверх.

Надью охватил приступ тошноты, и её вырвало прямо с лошади.

Коред спешился. Медленно подойдя к телу, он внимательно осмотрел его. Раздвинув руками рассечённую кожу на груди, черноглазый заглянул внутрь. Затем он запустил руку в споротое брюхо покойника, и вытащил оттуда горсть мертвенно-бледных личинок. Копошась по его ладони, они падали на влажную землю. Черноглазый выбросил их и раздавил сапогом.

— Зачем… — Надья справилась с очередным приступом рвоты, подступившим к горлу. — Зачем он повесил его здесь?

— Это представление, — сказала Алистер.

— Верно, — подтвердил Хёрб. — Он пытается напугать нас. А главное — напугать тебя, Надин.

Коред влез на своего вороного.

— Не в этом случае, — сказал он. — Этот труп для меня. Ублюдок намекает, что знает, кто я.

— С чего ты взял? — спросил Алистер, разглядывая привязанное к дереву тело.

Не удостоив чаровника взглядом, Коред ответил:

— Потому что он пуст.

Черноглазый дал ходу своему чудовищному коню, и остальным ничего не оставалось, кроме как тронуться следом.

На следующий труп они наткнулись уже через полчаса. Женщина висела вверх ногами на крепкой буковой ветке. Как и у предыдущего тела, у неё не было глаз. Стекающие из её распоротого живота потоки крови засохли и запеклись. Руками женщина словно обнимала своё вскрытое чрево. Присмотревшись, Надья заметила, что её руки держатся на животе с помощью двух вбитых в ладони гвоздей.

— А вот это уже для тебя, — сказал Коред.

Надья, как парализованная, смотрела на женщину. Кожа мертвеца побледнела. По застывшему в агонии лицу ползали полчища мух. Они забивались ей в полуоткрытый рот, выползали через пустые глазницы. Рыжевато-каштановые волосы свисали вниз, облепленные грязью, перемешанной с кровью.

— Не смотри, — велел ей черноглазый, впервые взглянув на неё без свойственного ему презрения. — А если смотришь, то постарайся не вонять страхом. Нечего кормить эту тварь.

Надья не отвечала, продолжая смотреть на женщину. Цвет её волос напоминал ей о Майе.

Коред взял Бельчонка под уздцы и тронулся с места, уводя за собой. Спустя полмили Надья, отойдя от увиденного, спросила:

— Что вы имели в виду? Не кормить эту тварь?

— Страх для него, словно мёд. Он нагоняет его. Изводит выбранную им жертву, доводя до состояния, когда от страха та перестаёт мыслить здраво. Тогда-то он и настигает её. Нет для него ничего, милее страха и человеческой боли.

Коред ненадолго задумался и продолжил:

— Когда мы забиваем барашка или закалываем свинью, мы стараемся не пугать зверя. Считается, что страх делает мясо жестким, невкусным. Для этой твари всё наоборот. Чем больше напугана его жертва, тем большее наслаждение он получит, пожирая её.

Черноглазый обернулся к Надье:

— Изгони свой страх, девочка. Не дай ему расползтись по твоим жилам, не доставляй удовольствия этой мрази. Чем меньше ты будешь бояться, тем более вероятность того, что он совершит ошибку.

— Как я могу не бояться после всего, что видела? — удивилась Надья.

— Никак. Но воля и храбрость берут верх над страхом. Заслоняют его своими тенями, превращая в тщедушное, едва ощутимое чувство, скребущееся где-то на задворках сознания. Собери волю в кулак. Наполни себя гневом, жаждой отмщения. Наполни себя уверенностью. Поверь, что ты выживешь. Если не можешь поверить в себя — верь в меня и мой меч. А лучше поспи. Нам ехать ещё пару часов.

— Я не смогу заснуть, тем более в седле, — пожаловалась Надья.

— Хёрб, — только и сказал Коред.

Молодой лекарь понял своего наставника с полуслова. Порывшись в своих седельных сумках, он выудил оттуда небольшой пузырёк из чёрного стекла и, подъехав поближе, передал его Надье.

— Выпей, — сказал он. — У меня этого добра навалом.

Надья осмотрела пузырёк. Внутри переливалась жидкость, на чёрном стекле играли искаженные отражения ветвей деревьев.

— Что это?

— Лёгкое снотворное. Проспишь час, может полтора. И тебя не будут тревожить сны.

— А если что-нибудь случится, пока я сплю? — встревожилась Надья.

Коред подал голос:

— А случись что, пока ты бодрствуешь, ты, наверное, вытащишь спрятанный в штанах меч и кинешься в бой? Нет уж. Тварь достаточно напугала тебя, развесив тут и там эти кормушки для мух. Так что пей, пока я не влил это тебе в глотку силой.

Недовольно взглянув на Кореда, Надья подумала: «Хуже уже точно не станет. Почему бы и не поспать? »

Откупорив крышку пузырька, она принюхалась, но запаха не почувствовала. Вылив его содержимое себе в рот, ей показалось, что она пьёт берёзовый сок. Не успев вернуть пузырёк Хёрбу, глаза её начали слипаться, голова повисла, а миг спустя она уже крепко спала, не видя никаких снов.