RETROSPECTARE IV

21 октября 771 года от п. п.

Праведник, дознаватель 1 ранга

Тракт Февер Фесте — Вейр

Чувствовать на губах пепел поражения, когда уже готовился выпить вина за победу, — неприятно. Раньше этот оборот — «пепел поражения», — который частенько мелькал в приключенческих бульварных романах и в речи салонных вояк, Мерино считал вычурным и неестественным. И вот поди ж ты! Во рту сухо, как с перепоя или когда очень долго и много говоришь, и в душе так же — выжженная солнцем пустыня, по поверхности которой ветер несет пепел и запах гари. Нет ни гнева, ни ярости, ни обиды. Только усталость. Смертельная усталость человека, который не понимает, как цепь всех этих событий, такая ясная, выверенная и просчитанная на десять раз, привела к такому неожиданному финалу. Дознаватель первого ранга Тайной стражи (да, да, барон да Гора выписал-таки ему повышение прямо перед отъездом из Февер Фесте), распутавший заговор против Императора, едет под чужим именем в домашнее поместье своего шефа, чтобы стать воспитателем его сына.

Пепел поражения. Скрипит на зубах.

Из столицы они выехали втроем: сам Мерино, в подорожной грамоте значившийся теперь как Федерико Козино; неунывающий и, видимо, так и не понявший, что произошло, дознаватель третьего ранга Горото, по прозвищу Шустрый; и новичок в его отряде, хотя уже и прошедший боевое крещение Гильдией воров, Джул. Остальные члены отряда Праведника нанялись в охрану торгового судна, уходящего в Димаут, где перезимуют и вернутся в Империю только весной следующего года. Все, кроме Белька. Тот сказал, что догонит Мерино по дороге, дела у него какие-то незавершенные в Февер Фесте остались. Что за дела, он, разумеется, не сообщил, а Мерино не особенно и интересовался. За Белька он не волновался.

Каждый человек в его отряде умел убивать, но только Бельк был убийцей. Немногословный, невысокий, незапоминающийся человек среднего роста и с лицом туповатого работника с фермы, он мог зайти один в дом с десятком противников, имея при себе парочку ножей, а через пять минут выйти и коротко сообщить о том, что противников в доме больше нет. За это Белька в отряде уважали и боялись. Боялись все же больше, поскольку было совершенно непонятно, что движет этим человеком. Но он был верен лично Мерино, даже не верен, а предан, как волк в стае предан вожаку, и ему было этого достаточно. И Мерино этого было достаточно. И он никогда не спрашивал, что согнало Белька с островов морского народа и заставило стать дознавателем в Тайной имперской страже.

Тусклое осеннее солнце уже клонилось к закату, и пора было уже подумать о ночлеге. К счастью, местность между столицей и Вейром была вполне обжита, а Мерино ее изъездил уже достаточно, чтобы знать о стоящей в получасе езды корчме «Ретивый жеребец», которую сам хозяин с каким-то непонятным упрямством называл остерией. Кормили там совсем недурно, комнаты для ночлега были чистыми и стоили недорого, да и хозяин остерии был мужчиной разговорчивым, так что вечер обещал быть вполне приятным. За минусом отвратительного настроения, конечно.

Оставшееся до остерии время Мерино провел, покачиваясь в седле и споря с существующим только в его воображении бароном Сантьяго да Гора, — ведь позволяющий с собой спорить дознавателю какого угодно ранга шеф Тайной стражи мог существовать только в воображении. Мерино приводил аргументы, неоспоримо доказывающие необходимость брать верхушку заговора именно сейчас, по горячим следам, и тащить их всех, виноватых и невиновных, в допросный подвал, — там-то у них языки развяжутся! Но барон с необычной даже для воображаемого оппонента терпеливостью объяснял недалекому дознавателю, к чему может привести такая поспешность. Он говорил про интересы высшего дворянства, про кланы и партии, которые сложились при дворе Императора Патрика, о самом Патрике, который в последнее время стал вести себя куда менее предсказуемо, чем раньше.

«Ну, положим, сунем мы всю карфенакскую знать под замок — и чего мы этим добьемся? — вопрошал невидимый для остальных спутников Мерино барон да Гора. — Ведь, по крайней мере на словах, именно карфенакцы являются одной из самых надежных опор трона! Именно они сдерживают алчность Оутембрийской Лиги вольных городов. А представим на минутку, что мы разрываем союз со святошами, казним каждого второго — и с кем мы остаемся против лавочников? С Товизироном, герцог которого спать не ложится, если кого-нибудь не обманет? С Арендалем и его придворными ведьмами?»

«А зачем нам кто-то для союза против лавочников? — удивлялся Мерино. — После бунта шестьдесят девятого[1] у них ни армии, ни стен. Армия Императора может парадным маршем пройти по всем их городам, если они только осмелятся голову поднять!»

«Конечно, тут ты прав! — Барон усмехался покровительственно, как при разговоре с ребенком. — Но из кого, позволь спросить, состоит армия Императора?»

«Бриллиантовая гвардия, фрейские войска и войска Императорского домена! — без малейшей паузы отвечал Мерино. Он прекрасно знал диспозицию сил и средств на случай вооруженного мятежа какого-нибудь владетеля. — И все расквартированы под столицей!»

«То есть около десяти тысяч конных и пеших воинов?» — продолжал улыбаться да Гора.

«Ну да! Этих войск вполне достаточно для подавления мятежа лавочников!»

«Для этого — безусловно! Но сколько выставит Карфенак? Арендаль? Товизирон? Табран, наконец? И самое главное — против кого?»

«Ну не против же Императора…» — с сомнением тянет Мерино.

«Отчего же? — Барон лезет в седельную сумку и, достав оттуда кусок вяленого мяса, отрывает от него кусок зубами. От этого его следующая фраза выходит не очень внятной. — Ведь Император бросает в подвал своих вернейших союзников, так чего ждать его недоброжелателям?»

Мерино замолкает, понимая неоспоримость аргументов барона. И, принимая его правоту, с отвращением произносит:

«Политика!»

«Политика…» — эхом откликается призрак барона и неспешно истаивает в воздухе.

— Мери… тьфу ты! Федерико! — воскликнул Шустрый и указал на вырастающую из-за поворота корчму. — Тут заночуем иль дальше двинем?

— Тут, — откликнулся Праведник. — Следующая корчма далеко, до темноты не доберемся.

Владелец остерии, которого Мерино не видел уже больше года, остался таким же разговорчивым живчиком, что и был. Он лично проследил, чтобы за лошадьми «дорогих гостей» присмотрел мальчишка на конюшне, и тут же, чуть ли не под руки, потащил их в главный зал, сообщая о настойке на цедре лимона, что «уже заждалась», и о погоде, которая того и гляди испортится. Корчма, простите, остерия была практически пуста, если не считать троих изрядно хмельных кондотьеров, сидевших в самом углу зала и не проявивших никакого внимания к новым постояльцам.

Новых гостей хозяин усадил поблизости от барной стойки, как бы подчеркивая их важность для себя и своего заведения. Невысокого роста, с круглым и по-женски мягким лицом, он был так искренен в своем проявлении внимания, что Мерино немного оттаял. Окончательно же его душевное равновесие восстановилось после стопки замороженной до тягучего состояния настойки (пить нужно залпом!), которую хозяин подал путникам, пока он «быстренько соберет чего-нить перекусить».

Ледяной и безумно сладкий напиток приятной волной прокатился по гортани, ухнул в желудок и там расцвел ярким пламенем походного костра. Из головы моментально вылетело все, что мешало смотреть на мир чистыми и свободными глазами ребенка, даже цвета будто сделались ярче.

— Уфх! — восхищенно выдохнул Джул, опрокинувший в себя чарку вслед за Мерино. — Это что за нектар!?

— Я думаю назвать его лимончеллой, — сообщил хозяин, возвращаясь к их столу с заиндевевшей бутылкой этой самой лимончеллы и подносом с едой: хлебом, сыром, зеленью. — Удивительная настойка вышла, не правда ли, господа? А всего-то — очищенный пшеничный самогон, лимонная цедра и старый мед.

Господа шумно уведомили его, что настойка вышла просто великолепной, и в подтверждение своих слов приняли еще по одной порции, уже не заглатывая залпом, а цедя ее маленькими глоточками. Хозяин же, видя такой интерес к его продукту, и сам опрокинул в себя стопку, правда, предварительно глянув на кухню и сообщив, что его драгоценная супруга считает, что он дегустирует свою новую настойку слишком уж часто. Нос трактирщика и правда имел отчетливый малиновый цвет.

За разговорами о новостях из столицы и поданным спустя некоторое время жаренным на углях мясом со специями путники вместе с хозяином заведения приговорили бутыль до дна. Правда, с появлением горячего явилась и супружница трактирщика, грозно на него глянула, и тот моментально покинул гостей, отговорившись какими-то срочными делами, о которых он, «дырявая голова», совсем забыл.

Слегка опьяневшие от сытного ужина и чудо-настойки путники откинулись на спинки лавок, предались пустой болтовне.

— Когда придет время уходить из гончих, — сообщил, обращаясь к потолку осоловевший Джул, — я бы тоже хотел встретить старость так: трактир, настойки и добрая женщина.

— Это она-то добрая? — тихонько хохотнул Мерино и на всякий случай глянул в сторону кухни. — Да она же мужика в латных рукавицах за причинное место держит!

— Ну а как иначе, Праведник, — отмахнулся от замечания старшего товарища Джул. — Ты представь: своя таверна или вот, как у него, остерия, куча собственной настойки и свободного времени. Без доброй женщины можно очень быстро спиться.

Мужчины согласно покивали этому философскому наблюдению. Дескать, да, с нами только так, иначе быть беде.

И никто, кроме Праведника, не заметил, как напряглись спины сидящих в зале кондотьеров, после того как Джул произнес его прозвище. Мерино в первую минуту даже не придал этому особого значения, так, отметил необычность, не особенно вдумываясь. Но когда один из троицы по каким-то своим надобностям покинул товарищей и вышел на улицу, насторожился уже всерьез.

— Не думаю, что трактир способен приносить нормальный доход, — поддерживая беседу, заметил Мерино. — Если для души этим заниматься — да.

— Ну почему? — Джул, видимо, всерьез увлекся темой. — Себестоимость не слишком высокая, налоги раз в год и довольно небольшие. По продуктам можно с окрестными деревнями договориться, сущие гроши!

— И остаток жизни простоять у плиты! — ввернул презрительно Горота.

— Ну можно же повара нанять! Если грамотно все продумать — будет и свободное время, и денежки. Не богатство, конечно, но на жизнь будет хватать!

— Это смотря у кого какие запросы! Кому-то хватит, как вот ты описал, а кому-то и нет. — Мерино махнул рукой, невзначай указав на кондотьеров в углу. Потом положил на стол кулак и накрыл его ладонью другой руки, что на языке жестов дознавателей значило «засада». Затем с зевком прижал ладони к глазам, как если бы протирал их, и резко бросил ладони вниз: «валим и бежим».

— Надо до ветра сходить. — Он закончил пантомиму и встал из-за стола. Горота моментально поднялся следом, Джул, чуть замешкавшись, — тоже.

— Хорошая мысля! — подыграл молодой дознаватель совершенно пьяным и усталым голосом. — Отлить — и баиньки! Зад мой хоть отдохнет от седла!

Проходя мимо столика с наемниками, Джул пошатнулся и с пьяным смехом повалился прямо на их столик. Вопль солдат удачи и пьяные извинения дознавателя прозвучали практически одновременно.

— Какого хрена ты творишь!

— Прошу… ик… меня простить, господа!

Ответить кондотьеры не успели — Горота и Мерино синхронно опустили на их затылки короткие дубинки. Два тела без звука рухнули на пол.

— Третий за подмогой пошел, — Мерино перешел на шёпот. На шум из кухни выглянул хозяин заведения. Мерино продемонстрировал ему золотой ори, который затем положил на стол кондотьеров, и прижал палец к губам. Трактирщик понятливо кивнул и скрылся на кухне. Мозг Мерино лихорадочно просчитывал варианты дальнейших действий.

Первый — вскочить на коней и бежать. Второй — устроить засаду на тех, кто охотился на них. Первый никаких особых проблем не предполагает, но имеет ряд минусов. Преследователи никуда не денутся, а дорога одна. Да и претило дознавателю бежать от неизвестных, привык уже, что бегают от него. Второй вариант в случае удачной реализации снимал все минусы первого, но был непрост в исполнении. Мерино не знал количества противников, их местонахождения и, главное, их возможностей.

Он коротко изложил свои соображения.

— Шансов немного, — шепнул Джул. — Надо уходить.

Горота только поддержал его кивком. Мерино не стал спорить, лишь с сожалением, но согласно кивнул. Шансов устроить засаду тем, кто устроил засаду им, и правда было мало.

— Тогда седлаем лошадок и выводим их за двор.

У них почти получилось. Тенями выскользнули из остерии, оставив на полу два бесчувственных тела наемников, незаметно вошли в конюшню. Уже вывели за двор лошадей, уже вскочили в седла, как из темноты раздался голос.

— Далеко собрались, синьор Лик?

У говорившего был низкий голос и отчетливый карфенакский акцент, глотавший букву «р». Вопрос «кто?» отпал моментально. Кавальер ди Одетарэ, его «коллега». Видимо, не простил обиды, полученной в столичном трактире. Хотя, может, и не было никакой обиды, просто приказ получил от начальства — устранить его отряд. Странно, что его люди просто не перестреляли их в темноте. Почему заговорил? Нет, тут явно обида и желание поквитаться.

— Спускайтесь на землю и постарайтесь делать все медленно, — продолжил голос. — Тут у меня арбалетчики, и они готовы стрелять. А я бы предпочел сначала поговорить. Есть к вам вопросы, синьор Лик.

Мерино не успел даже чертыхнуться, как Джул неуловимым движением кинул что-то в сторону говорившего и, пригнувшись к холке коня, проорал:

— Ходу!

Инстинкты сработали быстрее сознания, Мерино вонзил каблуки в бока своей лошади, посылая ее в галоп с места, а сам пригнулся к шее животного, делая из себя неудобную мишень. По левую руку, там, откуда исходил голос карфенакца, расцвел огненный цветок, высветив пятерых человек, стоящих широким полукольцом, а затем раздался грохот.

«Алхимическая бомба! Купил-таки!» — Мелькнул образ: накануне выезда они стоят в алхимической лавке в Февер Фесте и торговец называет сумму за пороховую бомбу, которая каким-то чудом может взрываться без фитиля. У них лезут глаза на лоб, но в глазах горит мальчишеская жажда обладания такой волшебной вещью.

А затем все мысли вылетели из головы, выдуло ветром. В почти полной темноте (слава новолунию и тучам!) они несутся, полностью отпустив вожжи, давая лошадям самим выбирать дорогу. Недолго, меньше минуты, ровно столько, сколько нужно, чтобы уйти из дальности полета арбалетного болта. Затем Мерино останавливает лошадь. Рядом с ним на дыбы встает животное Горота с прилипшим к спине маленьким наездником, а вот коня Джула, как и его самого, не видно.

— Три болта в спину!.. Не жилец… — выдыхает Горота.

— Драть!.. — бросает Мерино. Ориентируется по сторонам и быстро принимает решение. Жесткое и неприятное. Но единственное правильное при раскладе «двое против пяти».

— Уходим! Драть! Уходим!

И эхо ругательств от Горота, который тоже все понимает.

И снова каблуки в бока бедной лошадке. Потом будем жалеть. Сейчас — выжить.

[1] В 769 году города Оутембрийской Лиги подняли мятеж, который был жестоко подавлен. После мятежа указом Императора всем городам Лиги было запрещено иметь крепостные стены и содержать вооруженные силы, кроме городской стражи.