RETROSPECTARE VII

28 июня 777 года

Мерино Лик, покупатель

Сольфик Хун, Империя Рэй

«Я окончательно превратился в сельского жителя! — подумал Мерино, ведя на поводу нагруженную седельными сумками лошадь. — Большое количество людей меня пугает».

Словно чувствуя потребность своего лидера побыть одному, товарищи Мерино держались в отдалении. Да и обильная людская река, неудержимо струящаяся по узким улицам города, стремилась огибать этого угрюмца. Идет человек медленно, голову опустил, — выходит, не все хорошо у человека. А еще у человека палаш в седельном чехле и короткий меч в ножнах у пояса. С таким связываться — себе дороже!

Сегодня утром их небольшой отряд, заплатив воротный сбор, проехал Зимние ворота в наружной крепостной стене столицы герцогства. Бельк, Горота, баронет да Гора и он сам. Отец Бенедикта вызвал его вместе с воспитателями: пришло, дескать, время паренька к делу приставлять. И приставил. Прошло всего несколько часов, а Бенедикт да Гора — уже помощник начальника городской стражи города, а Мерино с друзьями — свободные люди безо всяких обязательств и с изрядным богатством за пазухой в виде векселей «Кредитного банка Фрейвелинга». Верная служба оплачена сторицей — отчего же на душе так паршиво?

«Просто часть жизни закончена, — сам себе ответил Мерино. — А что делать в следующей части, я еще не решил. Потому что не понял, чего хочу».

Встреча с бароном Сантьяго да Гора вышла как-то рвано и комкано. Старый вояка сдал еще больше, выглядел уставшим до крайней степени, но был искренне рад видеть как сына, так и его наставников. График у него был плотным, все-таки кансильер безопасности герцогства очень занятой человек. Но в отведенную на встречу половину часа он коротко поведал о своих планах на каждого из присутствующих, по въевшейся привычке вписывая эти планы в общий контекст постимперского пространства. С Бенито все было понятно еще до встречи: сын пойдет по стопам отца — без вариантов, да и Мерино с его небольшой командой предлагалось заняться тем же, что и в Тайной страже, только в масштабах поменьше — в рамках Фрейвелинга.

Предложение не было неожиданным: что они еще, в конце концов, умели? Но дознаватели дружно отказались. Снова искать крамолу, бороться с заговорами и получать в результате пустой пшик сырого пороха дворянских интриг? Нет уж, хватило Гильдии воров, чтобы понять: существующий порядок вещей неизменен и пересмотру не подлежит.

Да Гора не стал настаивать и уговаривать, он все прекрасно понимал. Да, ему нужны были люди с таким опытом, как у его верной троицы, но неволить он не будет. Вот вам от меня векселя за верную службу, тут хватит каждому новую жизнь начать, а теперь вас ждет маркиз Фрейланг.

Зачем ждет — непонятно. Старый барон объяснять не стал.

Они следили за новостями, которые периодически приносили почтовые голуби барона, и знали, кто такой маркиз Йан Фрейланг. Фактически правитель Фрейвелинга, вот кто! Фигура неожиданная и загадочная. Глава боковой ветви древнего имперского рода, небогатый дворянин безо всякого влияния, он появился после битвы при Игусе и уже спустя полгода правил жестко, необычно, но в целом справедливо, а главное — эффективно.

Если по порядку, то все выглядело примерно так. Империя за эти годы едва не скатилась в гражданскую войну и смуту почище Войны провинций. Заговор, раскрытие которого привело друзей в поместье Капо, так и не подавили до конца — Император Патрик предпочел не слушать своих верных соратников, но поверил аргументам противников. И продолжал свои реформы, считая, что укрепляет страну, но на деле лишь разобщая ее. Последней точкой стал его указ об увеличении общеимперского налога до тридцати процентов с дохода провинции. Да, деньги, поступавшие по данной статье, не лежали в казне и не шли на личное обогащение Императора, а тратились до последнего медяка на укрепление границ, строительство флота и помощь бедным или пострадавшим провинциям. Но распоряжался этими деньгами Император, и дворян это сильно злило.

В 775 году в Февер Фесте сбор высшего дворянства на очередном Магистерии потребовал, чтобы Патрик сложил с себя императорский венец. Крайне удивленный таким поворотом (он до конца считал, что все вокруг разделяют его мечту о сильном централизованном государстве) Патрик выполнил требования дворян и, передав власть своей старшей дочери, семилетней Ариэль (а скорее, Канцлеру Империи и дедушке новой императрицы ландграфу Арендаля Аорону Фурко), отбыл в родной Фрейвелинг. Но не доехал.

По пути кортеж — уже не императора, а герцога — был остановлен имперскими гвардейцами (хотя потом выяснилось, что это были карфенакские солдаты). Патрик был арестован и увезен в неизвестном направлении. Как позже выяснилось — в один из карфенакских монастырей, где к моменту приезда спасательной партии, отправленной бароном да Гора, наличествовала только могила отрекшегося императора, по словам монахов, умершего от какой-то болезни. Подобному объяснению никто из людей да Горане поверил, монастырь был сожжен вместе с монахами, но Патрика, понятное дело, это не вернуло.

Взбунтовавшееся от таких вестей фрейское дворянство собрало свой сход, на котором решило отделяться от Империи. В столице весть о бунте в западной провинции понимания не встретила, и во Фрейвелинг была отправлена карательная экспедиция. Фрейское дворянство с ополчением, во главе опять же с да Гора как с самым доверенным лицом герцога, вышло защищать свою землю. И практически все легло под превосходящими силами противника, обессмертив крохотную деревушку на границе провинции под названием Игус. Сам барон выжил чудом, получив несколько новых ранений в коллекцию и преподнеся свою баронскую цепь и меч в знак капитуляции победителям.

Провинция после такого сильного военного поражения могла бы скатиться в междоусобицу — для дворян вообще свойственно при любом поводе выяснять, кто тут теперь главный. Но тут из безвестности появился маркиз Йан Фрейланг, героически проявивший себя во время битвы, да к тому же еще и дальний родственник Патрика. Не имея своих детей, он взял опеку над младшей дочерью Патрика (которой было всего три года), объявив, что передаст ей власть после ее совершеннолетия. К тому же он заявил всей Империи, что Фрейвелинг склоняет голову и признает поражение, чем вывел древнюю фамилию из внутренней политической борьбы внутри Империи и сплотил вокруг себя немногочисленное после поражения провинциальное дворянство.

С еще одной проблемой Фрейвелинга, а именно с гибелью большинства наследников дворянских родов и последующим угасанием оных, Фрейланг справился также быстро и нетривиально — взял в жены девушку из купеческой семьи, а племянницу выдав за муж за богатого кораблевладельца. Кроме личного примера и психологического эффекта, он продемонстрировал, как не самый богатый род Фрейлангов может значительно усилить свои доходы и влияние. Уже через два года род Фрейлангов стал едва ли не монополистом по морским перевозкам. И медленно, как сползающий с вершины горы снежный язык лавины, и так же неотвратимо дворянство начало родниться с купечеством, принимая в свои древние вены свежую и дерзкую кровь, порождая во Фрейвелинге совершенно новый класс — сентариев[1].

Вот этот человек и ждал троих отставных дознавателей имперской Тайной стражи. Боясь даже предположить, что понадобилось от них самому могущественному человеку провинции, товарищи отправились к нему. И спустя несколько минут стали еще богаче, чем были до этого.

— Я не знаю, как вознаградить людей, проявивших такую верность во времена, когда она совершенно обесценилась, — сказал средних лет человек, которому бы больше подошли кольчуга и двуручный топор в руках, чем богато украшенный вышивкой камзол и письменные принадлежности. Но даже одетый по столичной моде, маркиз Фрейланг больше напоминал морского разбойника, сходящего с корабля к обреченному на смерть поселению. Обветренное гладко выбритое лицо и полные холодной океанской воды глаза смотрели на друзей, не отражая ни капли эмоций. Но голос был искренним. — Я предложу деньги, но прошу понять, что не откупаюсь от вас. Просто деньги — это все, что я могу вам дать. И свою благодарность, которая не потускнеет от времени. Когда вам понадобится, каждый из вас может прийти ко мне с просьбой. Могу обещать, что по меньшей мере я ее выслушаю.

Он положил на стол три пергаментных свитка — векселя банка.

— Но, ваша светлость! — осмелился раскрыть рот Мерино. — Барон да Гора уже вознаградил нас за службу, и вознаградил весьма щедро.

Маркиз резко кивнул.

— И вы хотите понять, чего ради вам дают еще денег? Понимаю ваше недоумение. Рассматривайте это как аванс.

Он поднял руку, останавливая готового заговорить Мерино.

— Я знаю, что вы ответили на предложения барона да Гора. И в моих планах не значится уговаривать трех строптивых гончих вернуться на службу. Но вы должны понимать: история Великого герцогства Фрейвелинг только начинается. И еще никто не знает, какой выйдет эта история. Но я почему-то уверен, что в ней еще не раз мелькнут ваши имена. Как и в каком качестве — не имею ни малейшего представления. Надеюсь, в качестве верных подданных герцогской короны.

Маркиз на несколько секунд замолчал, как бы раздумывая, продолжать пояснения или остановиться на том, что уже сказал. В конце концов, что непонятного? «Мы благодарны вам и уважаем ваше решение, но продолжаем считать вас своими солдатами!» Понятно, что настолько прямо сказать маркиз не мог.

Наконец, закончив буравить троицу глазами, Фрейланг прервал аудиенцию.

— А теперь, господа, я прошу меня извинить. Еще очень много дел.

И вот три бывших дознавателя, три свободных и очень богатых человека шли по улицам Сольфик Хуна и пытались придумать, что же им теперь делать. Город после деревенской идиллии поместья Капо и правда оглушал. Конечно, были здесь и тихие кварталы, но друзья шли по центральной части города, а здесь толпы хватало.

Мерино обратил внимание, что в этом сезоне состоятельные дамы, выглядывающие из-за занавесок портшезов, щеголяли сложными прическами, уходящими вверх, оставляя открытыми шею и плечи. В волосы вплетали цветы, ювелирные украшения, а мастеровитые парикмахеры придавали волосам очертания парусных кораблей, крепостных стен и даже животных. Одна матрона, чьи многочисленные подбородки свисали на грудь, будто перекаты горной речки, и вовсе имела на голове конструкцию, в которой угадывалась осадная мортира на колесном лафете. Простые же горожанки подобными вычурностями не увлекались, практично заплетая волосы в косы и большей частью пряча их под платками, чепчиками и шляпками. Фасоны женского платья остались практически неизменными, а вот расцветки яркостью и разнообразием (видимо, благодаря дешевым красителям из колоний в Димауте) не просто радовали глаз, а скорее раздражали его. Снующие взад-вперед торговцы, неустанно расхваливающие свои товары (пирожки, каленые орехи, сладкую воду) и услуги (обмен монет, комнаты для ночлега, подковку лошадей и ремонт телег), окончательно давали понять путнику, что покоя он в столице герцогства Фрейвелинг не найдет. Зато найдет все остальное.

— Может, сядем где да выпьем? — Горота догнал Мерино и зашагал рядом с ним. — Или мы до вечера улицы шагами мерить будем?

Мерино оглянулся на Белька.

— Да, я за. Нужно где-то посидеть и все обдумать, — откликнулся тот. — Только местечко бы потише.

Еще какое-то время друзья плутали по городу, целенаправленно и последовательно уходя с основных улиц, пока наконец не пришли к стоящему в тупичке проулка, прямо у моста через крохотную речушку, трактиру. Постройка была старая, по каменным стенам двухэтажного дома вился плющ, а ольха, растущая рядом, закрывая часть крыши, свисала нижними ветвями к самой воде. Все это вместе, да еще царящая здесь тишина, навевало такое умиротворение, что друзья не сговариваясь направились к входу. Толкнув дверь и войдя в прохладный полумрак помещения, они обнаружили, что посетителей в заведении нет. Мерино откашлялся, привлекая внимание, и на звук в зал вышел тучный человек, вероятно, хозяин.

— Мы с друзьями хотели бы перекусить и поговорить.

— Печь холодная, придется обождать, — откликнулся трактирщик. Судя по полному отсутствию в его голосе заинтересованности и помятому лицу, до прихода гостей он спал на кухне — С час где-то.

— Обождем, — кивнул Мерино. — Подай пока вина да воды сладкой.

Хозяин кивнул и, шаркая ногами, скрылся в полумраке за стойкой, где, видимо, был вход в кухню.

Друзья прошли к одному из столов, по привычке выбирая место так, чтобы можно было контролировать вход в трактир и выход из кухни, побросали вещи и сели.

— Хорошее место, — заметил Бельк. — Тихое.

— У хозяина дела, видать, плохо идут, — включился в разговор Горота. — Печь холодная, оттого что гостей не ждал, или гости оттого не идут, что печь холодная?

Мерино с Горотой посмеялись, даже Бельк ухмыльнулся. Дождались, пока хозяин поставит на стол вино и воду, примет заказ на еду, и начали обсуждение.

— Кто чего хочет дальше делать? — первым, по сложившемуся в их группе порядку, спросил Мерино.

— Я хотел домой податься, — сказал Горота. — В Арендаль. Там тепло, а денег мне теперь на всю жизнь хватит. Куплю домик в городе, женюсь да детишек наделаю.

— И деньги быстро кончатся, — ухмыльнулся Бельк. Горота ответил ему улыбкой.

— Может, и так, да только ничего иного я придумать не могу. Отвык, видать, думать-то. Всегда начальство определяло, куда мне ехать да чего делать, а как не стало его, так и растерялся. Вот только домик с бабой в голову лезут.

— А без домика — баба? — снова кольнул шуткой Бельк.

— И баба без домика тоже! — хохотнул Горота. — Ты вот сам-то чего хочешь?

— Мы с Дэнизом при Мерино останемся. Что бы он ни решил. Если только не в речке топиться.

— А меня спросить? — деланно возмутился Мерино.

— А чего спрашивать? — удивился северянин. — Ты же не против.

Мерино почесал лоб и, подумав, выдал:

— В общем-то, да… Я не против. Только есть одна маленькая неувязочка. Я, видишь в чем дело, представления не имею, чем заняться.

На некоторое время друзья замолчали, словно каждый рылся в своей памяти и скрытых в повседневности желаниях, выуживая ответ на непростой вопрос. Домик, жена, детишки — это все, конечно, очень привлекательно, но давайте смотреть правде в глаза. На сколько каждого из них хватит в такой спокойной жизни? Каков шанс, что без привычного риска потерять все в обмен на победу в столкновении с сильным противником, без путешествий по миру из края в край, без колких шуток друзей на привале под последнюю краюху черствого хлеба, каков шанс, что они не взвоют от тоски? Небольшой, если честно… Спокойная и размеренная жизнь без соли опасности пресна и ценится только тогда, когда такой жизни у тебя нет.

— А может, вам к кондотте какой примкнуть? — нарушил молчание Гарота. Сам он, видимо, твердо решил плыть в Арендаль. Друзья глянули на него так, что он сразу понял бредовость своего предложения и поник.

— В принципе, — чуть погодя и как бы резюмируя все подуманное каждым из них, молвил Мерино, — денег у нас двоих хватит даже на то, чтобы купить свой корабль и заняться морской торговлей. Дело прибыльное и нескучное, рисковое. А на берегу жизнь спокойная, размеренная. И так хорошо, и эдак. Да только вот…

— Торговцы из нас, как из дерьма пуля, — закончил Бельк привычной присказкой.

— Ага. Именно.

В таком вот перебирании вариантов прошло довольно много времени. Друзья придумывали один вариант за другим, рассматривали их со всех сторон, затем отбрасывали — не то. За разговором не заметили, как пролетел час и трактирщик принес ужин.

— Это что такое? — прорычал Мерино, выплевывая жесткий, как край щита ополченца, кусок мяса. Он был неприхотлив в еде — но в полевых условиях. При имеющейся возможности старался питаться нормальной пищей, желательно — вкусной. Более того, он сам умел и любил готовить. И таверну, которая стояла отнюдь не в трущобах, относил именно к нормальным условиям. Однако еда в ней больше подходила для кормежки солдат во время длинного похода, где в полевой кухне уже кончились нормальные продукты да и готовить приходится на ходу. — Это жаркое? Хозяин! Сюда, демонам тебя драть!

Трактирщик появился нехотя и явно не был напуган ревом своего посетителя. То ли сам по себе был храбрый малый, то ли привык к такой реакции на свою стряпню.

— Ты что нам подал, сукин ты сын? — напустился на него Мерино. — Я заказывал у тебя жаркое, а у этого блюда с ним никакого сходства! Это что же надо с мясом делать, чтобы оно превратилось в подметку для солдатского башмака? Я не буду это есть! И платить не буду!

Ничуть не смутившись, трактирщик кивнул.

— Воля ваша, синьор. Можете не есть и не платить. А только другой еды вы здесь не получите. Готовить я толком не умею, а повару платить — денег нет.

И с этими словами толстяк развернулся, намереваясь вернуться ко сну. Друзья переглянулись, в глазах у всех было одно выражение, которое Мерино и озвучил:

— Так какого ляда ты трактиром занимаешься?

Трактирщик обернулся:

— А выбора нет. Сестры это трактир. Она как померла да мне его оставила, так я им и занимаюсь. Хотел продать, да покупателей нет. Кому нужен трактир вдали от основных улиц? Бросать, что ли?

После этих слов он все же ушел на кухню.

— Странный какой-то! — проговорил Горота, проводив глазами удаляющегося трактирщика. — Как можно заниматься делом, в котором ничего не понимаешь и не любишь его?

— Да половина страны этим занимается! — махнул рукой Мерино. — Тоже мне невидаль.

Он замолчал, задумчиво глядя на стойку, за которой скрывалась кухня.

— Мерино, ты чего? — спросил обеспокоенно Горота, когда в тишине прошла уже пара минут. — О чем задумался?

— Да этот толстячок меня тут надоумил. А что если таверну эту купить?

Друзья изумленно уставились на него.

— И превратить в остерию! — продолжил он. — Шустрый, помнишь? Как Джул хотел! Бельк, подумай! Свое место в мире, гости, которые рады видеть тебя, а ты рад видеть их.

— И готовить ты умеешь, — резюмировал Бельк. — Хорошая идея.

— Хозяин! — практически в один голос позвали они трактирщика, которому неожиданно повезло.

[1] Сентарий — буквально «забывший родство». Впервые этот термин, обозначавший купца, вошедшего в дворянский род и сменившего фамилию, прозвучал именно здесь, в Сольфик Хуне, когда глава известного и богатого торгового дома Киаро Альпонзио, вошел в семью баронов да Никол, женившись на единственной дочери старого барона, потерявшего при Игусе двух своих сыновей.